Призвав себя к порядку, как усталый сержант рядового на плацу, Мейтланд слез с багажника. Невзирая на боль в бедре, он крепко оперся о машину и замахал костылем, пытаясь вернуть уехавшего водителя, но потом отрезвел и с отвращением посмотрел на больную ногу и драную одежду, злясь на себя, что из-за детской истерики упустил такой случай. Похоже, авария вышибла с креплений не только двигатель в машине, но и мозги.

Мейтланд оперся правой подмышкой на костыль. Он понял, что не готов выполнять что-либо кроме простейших физических действий. Грязная и увечная фигура, чье искаженное отражение мерцало в крышке багажника, точно соответствовала его положению на острове. Он оказался заключен среди этих бетонных дорог без каких-либо практических навыков и средств к существованию.

Да и психологических, собственно говоря, мало, подумалось Мейтланду. Нынче в мозгу нужно носить полный спасательный набор плюс аварийный курс по выживанию на случай всевозможных бедствий, реальных и воображаемых.

– Гаечный ключ, монтировка, пассатижи… – Мейтланд методично перебирал инструменты. Он вслух разговаривал с собой, словно запугивая неумелого новичка, и обращал свое раздражение на самого себя.

Распихав инструменты по карманам пиджака, он оперся на костыль и направился к виадуку, не обращая внимания на движущиеся по автостраде машины. Было начало десятого, и движение после утреннего часа пик чуть ослабло. Теплые солнечные лучи уже удалили с мокрой травы желтоватую мглу, которая висела над островом накануне, размывая окружавшие его стены.

Тащась мимо, Мейтланд вспомнил, что этим утром Кэтрин получает у японского дистрибьютора новую машину. Элен Ферфакс сегодня занята в своей педиатрической клинике при Гайской больнице – по иронии судьбы ни та, ни другая ему не позвонят, считая, что Мейтланд провел ночь у другой. Собственно говоря, на работе тоже никто особенно не встревожится его отсутствием, решив, что он, по всей видимости, заболел или уехал по какому-то неотложному делу. Мейтланд приучил сотрудников не задавать вопросов о его отлучках. Несколько раз он летал в Соединенные Штаты, преднамеренно никому на работе не сообщая об этом до возвращения. Даже если бы он отсутствовал целую неделю, секретарша не обеспокоилась бы, чтобы позвонить Кэтрин или Элен.

С мучениями он тащился по неровной земле к проволочной ограде. В траве вырисовывались очертания фундамента – остатки одноквартирного дома эпохи правления Эдуарда. Мейтланд миновал вход в бомбоубежище времен Второй мировой войны. Вход был наполовину засыпан землей и гравием, привезенными, чтобы насыпать откосы.

Добравшись до ограды в глубине тени от виадука, Мейтланд совсем выбился из сил. Он прислонил свой костыль к проволочной сетке и, усевшись на черную землю, достал из карманов гаечный ключ, монтировку и пассатижи. Тяжелые железные инструменты оттягивали плечи и колотили по ушибленной груди и животу.

Под виадуком трава не росла. Сырая земля потемнела от отработанного масла, сочащегося со столбов за оградой. Стоярдовая проволочная сетка удерживала кучи хлама. Груды автомобильных покрышек, сломанной офисной мебели и мешков с затвердевшим цементом, строительные формы, мотки ржавой проволоки и выброшенных частей двигателя громоздились так высоко, что Мейтланд засомневался, сможет ли пробраться сквозь эти джунгли, даже если преодолеет изгородь.

По-прежнему сидя, он повернул голову к сетке. Высоко над ним, почти касаясь ясного апрельского неба, маячил бетонный пролет виадука, и его широкое полотно слабо гудело под проходящими машинами. Взяв пассатижи обеими руками, Мейтланд набросился на металлические ячейки, проверяя на прочность стальные связи. В сумеречном свете он заметил, что пассатижи оставили на стали лишь слабую отметину. Мейтланд поежился на холодном ветерке. Передвигая гаечный ключ и монтировку по земле, он переполз к стальному столбу в 10 футах поодаль. Здесь соседняя секция сетки была прикреплена к столбу сплошной стальной закраиной, привинченной к задней пластине законтренными гайками.

Приладив разводной ключ, Мейтланд налег за одну из гаек, но уже слишком ослаб, чтобы надежно захватить головку, не говоря уж о том, чтобы повернуть ее. Он взглянул на высокую ограду – лет 10, да, возможно, и 10 дней назад у него хватило бы сил перелезть через нее с голыми руками.

Он швырнул гаечный ключ на землю и стал скрести сырую землю монтировкой, но темная земля, хотя и пропитанная маслом, оказалась непроницаемой, как намокшая кожа. Чтобы сделать подкоп, потребуется вынуть по крайней мере кубометр каменистого грунта, а потом еще придется проложить путь через 10-футовую груду автопокрышек, каждая из которых весит с сотню фунтов.

Воздух резал его отбитые легкие. Поежившись в отсыревшей одежде, Мейтланд засунул инструменты в карман. Когда он вышел на солнце, густая трава заколыхалась вокруг ног, словно стараясь передать ему часть своего тепла. Мейтланд неуверенно посмотрел на отдаленные откосы развязки. Он уже почти 24 часа ничего не ел, и от первых жестоких мук голода, до сих пор притупленных потрясением от аварии, закружилась голова. С усилием он сфокусировал глаза на крыше «Ягуара». Машина еле виднелась над травой, и казалось, за время его бесплодного путешествия к проволочной ограде трава выросла на несколько дюймов.

Собравшись с духом, Мейтланд двинулся через остров к южной оконечности. Через каждые 10 шагов он останавливался и костылем пробивал дорогу через густые заросли. Добравшись до невысокой стены, он взобрался по ступенькам, которые поднимались от остатков садовой дорожки. Только эти руины и остались от викторианского дома, снесенного несколько лет назад.

Поверхность острова была заметно неровной. Покрывавшая все своей мантией трава вздымалась и опускалась, как волны бурного моря. Вдоль центральной оси острова шла широкая низина, отмечая линию бывшей главной местной улицы. Заросшие травой фундаменты смутно очерчивали переулки по обе стороны от нее.

Мейтланд пересек центральную низину и поднялся на пригорок с южной стороны, направляясь к проходу между двумя кустиками бузины, боровшимися со вторгшейся крапивой. Костыль звякнул под ногами по чему-то железному, по какой-то железной табличке на упавшем надгробии. Мейтланд стоял на заброшенном церковном дворе. С одной стороны виднелась груда надгробных камней. Ряды неглубоких выемок отмечали могилы, и Мейтланд решил, что кости перенесли в склеп.

Впереди вздымался высокий откос примыкающей дороги. Движения машин в тридцати футах над головой не было видно за ограничительным барьером, но гул моторов смешивался с отдаленными звуками утреннего города.

Мейтланд потащился вдоль откоса. Земля здесь была усеяна пустыми сигаретными коробками, окурками сигар, конфетными обертками, использованными презервативами и спичечными коробками. В 50 ярдах впереди из откоса выступал бетонный кессон с дорожным знаком.

Мейтланд ускорил шаги, подскакивая на мягкой земле. Как он догадался, вдоль подножия кессона шел желоб. Узкая канавка, чисто вымытая дождем от всякого мусора, вела вокруг бетонной стены ко входу в дренажный коллектор. За его чугунной решеткой в откос уходил туннель и в сотне футов дальше выходил наружу.

Мейтланд постучал костылем по решетке. Было ясно, что взломать мощную металлическую конструкцию не удастся. Он посмотрел на прутья решетки, зачем-то оценивая, достаточно ли они широко отстоят друг от друга, чтобы можно было просунуть сквозь них руки. Потом повернулся и поковылял по мусору прочь, вороша костылем сигаретные коробки.

Тащась с опущенной головой, он ощутил прилив тупой хладнокровной злобы и про себя воззвал к невидимым автомобилям над головой:

– Остановитесь!.. Ради бога, с меня уже хватит…

Не дождавшись никакого ответа, он спокойно двинулся дальше. Вокруг больной ноги ветерок кружил конфетные обертки. Мейтланд ковылял по острову, а трава качалась и кружилась у него за спиной, перекатываясь бесконечными волнами. Ее коридоры открывались и закрывались, словно пропуская в свою зеленую обитель какое-то большое настороженное существо.