Больше я Воэна не видел. Через десять дней он погиб на эстакаде, когда пытался врезаться на моей машине в лимузин киноактрисы, за которой так долго гонялся. Запертое в машине, пробившей ограждение эстакады, его тело было так обезображено ударом об аэропортовский автобус, что полицейские поначалу решили, что водитель – я. Они звонили Кэтрин в то время, как я ехал домой из студии в Шеппертоне. Остановившись во дворе нашего дома, я увидел Кэтрин, шагающую в трансе вокруг ржавеющего «Линкольна» Воэна. Я взял ее за руку, и она посмотрела сквозь меня на темные ветви деревьев. На какое-то мгновение мне показалось, что она ожидала увидеть Воэна, приехавшего после моей смерти ее утешить.

Мы поехали к эстакаде на машине Кэтрин; по радио передавали новости о спасении киноактрисы. О Воэне мы не слышали ничего с того момента, как он взял в гараже мою машину. Я все больше убеждался, что Воэн был порождением моих фантазий и одержимости и что я в каком-то смысле подвел его.

Тем временем покинутый «Линкольн» стоял в аллее. Без Воэна автомобиль стремительно разграбили. Пока осенние листья укрывали крышу и капот, забивались через разбитые окна на пассажирские сиденья, машина осела на обода. Банда подростков разбила лобовое стекло и расколошматила фары.

Когда мы добрались до места аварии под эстакадой, у меня возникло ощущение, что я присутствую инкогнито на месте собственной гибели. Моя авария произошла неподалеку отсюда и на автомобиле точно таком же, как тот, в котором погиб Воэн. Большая пробка перегородила эстакаду, так что мы оставили машину у гаража и пошли на зов мигалок. Сияющее вечернее небо заливало светом весь пейзаж, открывая крыши авто, застрявших, словно в очереди на посадку перед путешествием в ночь. Над головой кружили авиалайнеры, словно самолеты-разведчики, посланные оценить ход массовой миграции.

Люди в машинах, крутя настройки радио, пялились в окна. Я будто узнавал их всех – гостей на последней из нескончаемой серии пикников, на которые мы собирались прошлым летом.

На месте аварии, под высокой эстакадой собралось не меньше пятисот человек – стояли на обочинах, у парапетов, привлеченные известием, что киноактриса чудом избежала смерти. Сколько из них полагали, что актриса уже умерла, заняв место в пантеоне жертв автокатастроф? На съезде с эстакады зрители жались к перилам в три ряда и глазели на полицейские машины и «Скорую помощь» на развязке с Вестерн-авеню. Над головами высилась пробитая крыша автобуса. Освещенная яркими прожекторами, моя машина лежала рядом с автобусом. Покрышки не сдулись, но в остальном машину было не узнать, словно она получила удары со всех сторон, снаружи и изнутри. Воэн несся по полотну эстакады на максимальной скорости, пытаясь взлететь в небеса.

С верхней палубы автобуса извлекли последних пассажиров, однако глаза зрителей были устремлены не на жертв аварии, а на искореженные автомобили в центре сцены. Неужели люди видели в этих машинах образец собственного будущего?.. Одинокая фигура киноактрисы стояла рядом с шофером, прижав ладонь к горлу, словно защищая себя от видения смерти, которой едва сумела избежать. Полицейские, санитары, напиравшие зеваки, прижимающие друг друга к полицейским машинам, оставляли пустое пространство вокруг актрисы.

Полицейские мигалки привлекали на место аварии все новых зрителей – они шли из жилых высоток Нортхолта, из круглосуточных супермаркетов на Вестерн-авеню, из машин, застрявших на эстакаде. Освещенное снизу прожекторами, полотно эстакады превратилось в авансцену, видную за мили над окружающими дорогами. По пустынным переулкам и пешеходным зонам, по площадям затихшего аэропорта зрители шли к огромной сцене, нарисованной логикой и красотой смерти Воэна.

Вчера мы с Кэтрин ездили на полицейскую стоянку, куда отвезли остатки моего автомобиля. Я получил ключ от ворот у дежурного – остроглазого молодого человека, которого уже видел раньше, когда он руководил эвакуацией машины Воэна с улицы у нашего дома. Наверняка он понимал, что Воэн планировал столкновение с лимузином киноактрисы, много месяцев собирая материалы: от угнанных машин до фотографий совокупляющихся парочек.

Мы с Кэтрин шли через ряды автохлама. На стоянке было темно, светили только уличные фонари, отражаясь в побитой хромированной отделке. Сидя рядом на заднем сиденье «Линкольна», мы с Кэтрин занялись любовью – по-быстрому, словно исполняя ритуал; ее влагалище выпустило, сократившись, струйку спермы; ягодицы Кэтрин, оседлавшей мою талию, крепко прижимались к моим ладоням. Я заставил ее встать надо мной на колени и собрал вытекающую сперму в ладонь.

Потом я нес сперму в ладони, пока мы шли среди машин. Свет низко расположенных фар перерезал наши колени – у дежурки остановился открытый спорткар. Две женщины за лобовым стеклом вглядывались в темноту, поворачивая машину, пока фары не высветили остатки расчлененного автомобиля, в котором погиб Воэн. Пока Кэтрин поправляла одежду, я, приоглядевшись, узнал доктора Хелен Ремингтон. За рулем сидела Габриель. Мне показалось правильным, что они приехали сюда взглянуть на то, что осталось от Воэна. Я представил, как две женщины объезжают стоянки и автострады, связанные в их памяти с одержимостью Воэна, и отмечают их нежными объятиями. Я порадовался за Хелен Ремингтон – ее извращенность возросла, она обрела счастье в шрамах и увечьях Габриель.

Когда они уехали – Хелен держала руку на плече Габриель, пока та разворачивала машину, – мы с Кэтрин двинулись вперед. Просовывая руку в разбитые лобовые стекла и пассажирские окна вокруг меня, я мазал спермой приборные панели и щитки, трогая их в самых деформированных местах. Мы остановились у моего автомобиля; остатки салона блестели от крови и слизи Воэна. Приборная панель была покрыта черным фартуком человеческих тканей, как будто кровь наносили краскопультом. Спермой из ладони я пометил разбитые приборы и органы управления, в последний раз очерчивая контуры Воэна. Отпечатки его ягодиц словно застыли среди остальных следов на искореженном сиденье. Я размазал сперму по обивке, потом нанес ее на острие рулевой колонки, окровавленное копье приборной доски.

Мы с Кэтрин отступили на шаг, разглядывая слабо светящиеся в темноте капельки, первое созвездие нового зодиака в нашем сознании. А затем продолжили бродить среди разбитых машин; я положил руку Кэтрин себе на пояс, прижав ее пальцы к моему животу. Я уже понимал, что разрабатываю элементы собственной автокатастрофы.

А пока машины нескончаемым потоком движутся по эстакаде. Авиалайнеры поднимаются над взлетными полосами, унося остатки спермы Воэна к приборным доскам и радиаторным решеткам тысяч бьющихся автомобилей, к согнутым ногам миллиона пассажиров.