Глава 2
Младший Ворон вернулся в зал. Миледи все еще сидела на троне и играла со свернувшейся на коленях кошкой. Серая проказница отбивалась быстрыми лапками от руки миледи, но коготки из подушечек не выпускала.
— Ты, как я погляжу, тоже поддался чарам Кузнецовой дочки, — усмехнулась мать. — Немного же вам всем надо, чтобы голову потерять. Невинное личико, чистый взгляд, сладкий голосок, и готово.
— Миледи, вы сами просили привезти ее, — напомнил Младший.
— Просила, — согласилась миледи, прищурив глаза и глядя куда-то в пустоту. И замолчала.
Младший постоял немного, а потом спросил:
— Я могу идти? Хочу попасть в избушку на Волчьем выгоне до темноты.
— Никуда ты не поедешь, — вдруг отрезала мать. — Я запрещаю тебе покидать замок. До отъезда неделя, не хватало потом вас по горам ловить! Тебя и твоих братьев-идиотов. Найди их и скажи, что я не разрешаю улетать из гнезда. И ты тоже останешься дома.
— Они не обрадуются, — заметил Младший.
— А мне наплевать на них обоих.
Миледи поднялась с трона, ставя точку в разговоре. Кошка проворно скатилась на пол и улепетнула в угол.
Младший поклонился матери и отправился на поиски старших братьев. Хотя разница в возрасте между ними была совсем небольшой (год и два), братья не дружили. Зато за последние годы Красный и Дикий Вороны спелись между собой.
Отсутствие старших братьев, которых король десять лет назад вытребовал в столицу и приставил к службе, делало Дикого и Красного старшими мужчинами в роду, оставшимися в замке. Красный был пятым сыном, Дикий — шестым. Красный унаследовал цепкий, проницательный ум матери, силу отца и темно-рыжую шевелюру. И неизвестно от какого предка — вкрадчивую манеру общения и умение понравиться любому незнакомому человеку.
Дикий Ворон был его полной противоположностью: больше всего он любил драки и бешеную скачку по опасным горным дорогам. Обладая взрывным характером, непокорным и упрямым нравом, шестой Ворон перессорился почти со всеми обитателями замка и приобрел дурную славу у простого народа. Его не любили и боялись. Впрочем, Красного Ворона боялись не меньше — за лисье коварство и мстительность.
По долгой витой лестнице, в полутьме, Младший поднялся в Восточную башню: ее облюбовал себе Дикий Ворон, которому нравилось смотреть на восходящее солнце из небольших окон. Дикий первым встречал солнце, первым поднимался на ноги, несмотря на то что братья часто кутили едва не до рассвета. Но если Красный потом валялся в постели до полудня, то Дикий, казалось, совсем не нуждался во сне и отдыхе.
У двери Младший остановился и прислушался: Дикий что-то раздраженно говорил. Громкий, резкий голос отражался от каменных стен. В башне подслушивать их было некому, и Младший в который раз подумал, что, возможно, именно поэтому Дикий и выбрал себе такое неудобное место обитания.
Потом голос Дикого затих и раздался мягкий, вкрадчивый голос Красного Ворона. Судя по интонации, он в чем-то убеждал брата. Младший постучал и, не дожидаясь приглашения, вошел.
Дикий Ворон, в кожаной черной куртке и таких же штанах, стоял в центре комнаты, стискивая огромные кулаки. Черные спутанные волосы падали ему на лицо, из-под них бешено сверкали серые глаза. На ногах красовались высоченные сапоги для верховой езды.
Из угла послышалось ворчание, и огромный серый волкодав Дикого поднялся было на ноги, но, признав гостя, тяжело улегся обратно.
— Чего надо? — набросился Дикий на брата. — Какого демона тебя принесло сюда? Тебя звали? Спустить бы с лестницы, чтоб не подслушивал!
— Братишка, не обращай внимания, — перебил Красный Ворон, развалившийся на лавке. Тонкие губы улыбались, но серые глаза смотрели холодно. Если бы не волосы, он был бы точной копией матери. Но красота миледи странно преломилась в его чертах, истаяла. Красный Ворон был довольно привлекательным мужчиной, в то же время что-то в его лице настораживало и даже отталкивало. — Наш дорогой братец сегодня снова не с той ноги встал. Видишь, как у него дым из ноздрей идет?
— Хватит! — в бешенстве обернулся к нему Дикий. — Я не желаю ехать в столицу! Не желаю смотреть на нашего короля, чтобы его тролли задрали! Не желаю нюхать дворцовую вонь!
— Сколько эмоций, — фыркнул Красный. — Уймись. Давай-ка послушаем, что принес наш младший братишка.
— Миледи запретила нам покидать замок до отъезда в Тамврот, — сухо сообщил Младший.
Глаза Дикого вспыхнули бешенством. Он заревел и со всей силы пнул скамью, которая отлетела и с грохотом врезалась в стену. Со стола слетела тарелка с обглоданными костями. Они раскатились по полу, и одну тут же стянул оживившийся волкодав.
— Ты слышал?! — в ярости обернулся Дикий к брату. — Эта ведьма боится, что мы сбежим!
— Ну, насчет тебя у нее есть основания для опасений, — склонил голову к плечу Красный. — А вот почему она запретила развлекаться нашему младшему братику… Своему милому любимчику…
— Рад был видеть, — сказал Младший и вышел, едва сдерживаясь, чтобы не грохнуть дверью.
Он имел шестерых братьев и мать, но всегда чувствовал себя круглым сиротой. Да, мать не выказывала к нему такой явной неприязни, как к другим сыновьям, но все равно держалась холодно и отчужденно.
Седьмому брату, как младшему, доставалось меньше почета и уважения от слуг и соседей, от вассалов и крестьян. Младший Ворон рос одиноким, замкнутым и скрытным. Он любил пропадать в горах на охоте или просто изучать труднодоступные ущелья и высокие кручи.
Младший знал горы вокруг замка как свои пять пальцев на много миль окрест: все потайные тропинки, плоскогорья, перевалы и пропасти. Иногда младший сын лорда Ворона сам себе казался парящей над скалами птицей — той, чьи черные глаза зорко караулят малейшее движение внизу. Так черный крылатый силуэт почти неподвижно висит в лазури небес настолько долго, что кажется такой же неотъемлемой частью пейзажа, как солнце и снежные вершины. А потом вдруг камнем ныряет вниз.
Синие глаза Младшего лорда были такими же зоркими, как у пернатых хищников. Он приучил себя смотреть на солнце не щурясь и попадать в цель из лука за семьсот с половиной ярдов. Его охотничий лук отличался от обычных горских: был в два раза тяжелее и мощнее.
В отличие от своих братьев, Младший также умел владеть мечом и щитом. Жители гор мечи не любили: боевые топоры, палицы и луки гораздо удобней в горных лесах. Мечи считались оружием равнин, и к ним здесь относились с легким презрением.
Но Младший Ворон никогда не шел за стадом, как говаривала его кормилица. Он стащил из оружейной старинный меч, принадлежавший еще отцу Аодха, раздобыл учебник фехтования и упражнялся на безлюдных полянках до посинения. Фехтуя тяжеленным мечом, Младший воображал себя победителем драконов, великим рыцарем, чья слава облетела весь мир. В действительности он был ужасно застенчивым, до такой степени, что предпочитал почти всегда отмалчиваться, и долгое время братья его вообще держали за дурачка. И ошибались.
День прошел в хлопотах: миледи Воронов собиралась в столицу, а потому все силы замка были направлены на это грандиозное событие.
На закате мать приняла сыновей в парадном зале. Сидя на своем престоле, миледи отдавала указания и наставления каждому.
— Я запрещаю тебе выказывать недовольство и ввязываться в ссоры, — говорила миледи Дикому сыну.
— Понял, — буркнул тот, пряча глаза.
— Я не потерплю от тебя капризов, — добавила мать, глядя на него холодными глазами. — Никаких криков, язвительных замечаний и грубостей. Веди себя так, как положено высокородному. Ты слишком много возился с чернью и окончательно отбился от рук. Здесь это не имело никакого значения, но в столице ты будешь олицетворять собой наш род.
— Помимо меня есть еще шестеро, удостоенных подобной высокой чести, — съязвил Дикий.
— Закрой рот, — с расстановкой произнесла мать, — иначе я тебя накажу. Я ясно выражаюсь?
— Да, миледи, — сразу покорился Дикий, почтительно склонив голову. Он слишком хорошо знал мать и понимал, когда та гневается всерьез.
— Теперь ты. — Миледи жестко посмотрела на сына. — Твой ум будет полезен. Я не виделась с твоими братьями десять лет и не могу доверять им так, как тебе. Поэтому от тебя требуется держать глаза и уши открытыми, делиться со мной своими соображениями. Больше разговаривай со старшими братьями, а потом приходи ко мне и передавай все, что они скажут. Даже то, что может показаться незначительным.
— Не думаю, что они пустятся в откровения, миледи, — пробормотал Красный. — Я их почти не помню, да и они меня тоже.
— Поначалу да, — кивнула миледи. — Но ты умеешь расположить к себе, втереться в доверие и выведать то, что у других на уме. Запомни: доверять нельзя никому, кроме меня. И даже если у тебя появится искушение поставить на другую лошадь, помни: выигрыш не всегда ко благу.
Красный смотрел на миледи, словно что-то прикидывая в уме. Власть этой женщины над ними была велика. Сыновья не просто боялись матери — они перед ней благоговели.
— Итак, через неделю мы выезжаем, — продолжила миледи. — Я бы просила вас помочь с отъездом, а не слоняться без дела по горам и лесам. Горы никуда не денутся до вашего возвращения.
Братья дружно закивали.
— Миледи… — подал голос Младший.
— Да?
— Вы не сказали, что делать мне, — напомнил он.
— Ничего, — отрезала мать. — Твое дело помалкивать, красоваться на коне да вежливо улыбаться всем, кто того стоит.
Младший кивнул. Сказанное вполне укладывалось в его представление о том, как мать определяет его место в их вороньей стае.
Неожиданно в зал зашел замковый управляющий Эрик — высокий грузный мужчина с растрепанной полуседой гривой и тщательно причесанной бородой.
— Миледи, — почтительно поклонился он хозяйке. — Там… Ну, словом… Там явился…
— Хватит мямлить, — раздраженно бросила миледи. — Что еще стряслось?
— Там пришел лесоруб, — мрачно сказал Эрик. — И желает предстать перед вами. Он приходит уже третий день подряд, и хотя я уже велел вытолкать его взашей, это не отбило у него охоты надоедать знатным людям. Стоит у ворот и бубнит, что каждый подданный имеет право предстать перед своей миледи или лордом, коли у него есть до них важное дело.
— Пусть идет сюда, — приказала миледи. — Почему вы его не пускаете, раз он так напрашивается?
— Ну, он же неотесанный совсем, — покраснел Эрик. — Какой-то мужлан с горного хутора. В шубе, от которой псиной воняет. Мы подумали, что вам, миледи, не до этого сейчас.
— Раз он хочет меня видеть, значит, ему это действительно нужно, — вспыхнула миледи. — Немедленно приведите!
Эрик поклонился и исчез. Спустя некоторое время за дверью послышались тяжелые шаги. Миледи с любопытством уставилась на двери. Сначала вошел Эрик, за ним — двое дюжих слуг, между которыми вышагивал настоящий великан. Он на голову возвышался над рослыми мужчинами. Очень молодой, совсем мальчишка, даже борода толком не выросла.
Спутанные каштановые волосы падали на широченные медвежьи плечи. Простое, но чистое лицо с огрубевшей от солнца и ветра кожей выражало упрямство. Тяжелые черты и нависающие над глазами брови странно гармонировали с по-мальчишески пухлыми губами. Одет посетитель был в волчьи шкуры, а на плече покоился тяжеленный топор на длинной рукоятке. Внешность лесоруба произвела на всех такое впечатление, что на некоторое время в парадном зале воцарилась тишина.
Даже в этом зале, повидавшем самых суровых мужчин, рослая фигура лесоруба смотрелась непривычно, и все вокруг вдруг словно съежилось и уменьшилось, потеряв торжественность и величественность.
— Мой поклон моей госпоже, — низким, но неожиданно приятным голосом сказал лесоруб, ловко опускаясь на одно колено перед престолом, на котором замерла опешившая от удивления миледи Воронов.
— Приветствую тебя, — очнулась та. — Поднимись и скажи, что привело простого работника в мой замок.
Тут лесоруб густо покраснел и так же проворно поднялся на ноги. Он был столь высок, что смотрел миледи почти прямо в глаза, хотя стоял на полу, а она восседала на престоле.
— Я пришел служить тебе верой и правдой, — бухнул лесоруб, краснея все гуще и гуще. Видно было, что он растерян, смущен, сбит с толку и готов сквозь землю провалиться.
Миледи снова не сразу нашлась с ответом. Несколько секунд она смотрела на это чудо природы, а потом, хмыкнув, ответила:
— Ну что ж, это, конечно, похвальное желание… Но я, как ты знаешь, не испытываю нужды в слугах. И потом, что ты собираешься делать в замке?
— Ну-у… — Лесоруб окончательно потерялся. Он уставился в пол, втянул голову в плечи и выдавил: — Н-наверное, я бы мог колоть дрова для очагов…
Красный Ворон не выдержал и фыркнул, а Дикий закатил глаза. Младший вообще не понимал, почему мать не прекратит эту нелепую комедию.
— Ну вот, я же говорил, что он слабоумный! — воскликнул Эрик. — Уперся, как рогом в лужу: пустите меня к госпоже, я должен ей служить… А ничего больше мы от него так и не добились.
— Тихо, — подняла ладонь миледи, у которой вдруг странно заблестели глаза. — Как тебя зовут?
— Ройле, — все так же глядя в пол, назвался лесоруб.
Миледи так и впилась взглядом в его лицо:
— Скажи, Ройле, а почему ты решил прийти в замок, чтобы служить мне лично?
— Потому… — Ройле вдруг снова опустился на одно колено, словно отдавая себя на милость своей госпоже. Это была поза полной покорности и смирения перед судьбой. — Потому что я… Вы не прогневайтесь, но я… Оно случайно так вышло… Я ель рубил, а тут… Это… Ну, я и… Я н-не хотел его… Не рассчитал… Я не думал, что так выйдет…
Поскольку миледи терпеливо слушала это сбивчивое бормотание, остальные тоже молчали. Бедный Ройле совсем запутался, начал заикаться, но потом вдруг стиснул кулаки и выдал:
— Я убил тролля.
В третий раз парадный зал застыл в гробовой тишине. С лиц Красного и Дикого братьев схлынула краска, Эрик дернулся, как от пощечины.
— Ах ты, грязный… — начал было Дикий Ворон, медленно багровея от ярости.
— Молчать! — Звонкий голос миледи прозвучал как удар кнута. — Что ты сделал, Ройле?
— Я убил тролля, — прошептал лесоруб, опускаясь на второе колено и склоняя голову почти до пола.
— Эрик, — повернула голову к мажордому миледи, — Ройле останется в замке. И будет прислуживать лично мне. Отведи его в людскую, отмойте, переоденьте и накормите. И через три дня он поедет с нами в столицу. А сейчас убирайтесь все отсюда вон, и если кто попробует раскрыть рот…
Желающих испытывать судьбу не нашлось. Зал опустел почти мгновенно, и Эрик осторожно прикрыл двери снаружи.
Братья посмотрели вслед мажордому, за которым удалился их новый домочадец.
— Иногда я… — начал было Дикий, но тут же оборвал себя, сплюнул на пол и быстро зашагал по коридору прочь.
— Мой милый младший братик, — пропел Красный Ворон, неожиданно и сильно обхватив плечи Младшего правой рукой.
Он крепко притиснул его к себе, все еще глядя вслед лесорубу.
— Помнишь ли ты чудесные сказочки, что рассказывала нам кормилица? — вкрадчиво спросил Красный, изображая братские объятия, от которых у Младшего заскрипели ребра. Тот стиснул зубы и промолчал. — Так вот, в одном старинном поверье, что гуляет по нашей местности, говорится: ежели кто убьет тролля, то заместо него обязан служить горной ведьме до конца дней своих, — мелодично, нараспев сказал Красный, прижимая к себе Младшего щекой так, что тот невольно зашипел от боли. — Чудесная сказка, правда?
Красный вдруг чмокнул Младшего, с точным расчетом поцеловав воздух возле его щеки, но не саму щеку, а потом резко отпихнул. Тот отлетел и ударился плечом о стену. А Красный Ворон пустился догонять Дикого.
Младший потер плечо и покачал головой. Мысль о поездке в столицу уже не казалась ему настолько плохой.
