Уснувший за компьютером Каледин был поднят через час звонком из департамента полиции. «Опять убийство?» – сонно спросил он абонента на другом конце провода и получил утвердительный ответ. К счастью, вести машину в состоянии зомби не пришлось – за ним заехал фотограф Терентий Лемешев. Едва прикасаясь к обтянутому кожей рулю, Лемешев несся на скорости в 150 км/час – снег летел из-под колес, машину заносило на поворотах, она жалобно бренчала всеми деталями одновременно. В салоне неприятно пахло бензином – имперский автопром медленно умирал и все последние годы выпускал настоящую рухлядь. В сороковые годы генерал Корнилов позавидовал проекту каудильо Гитлера, поставившего на конвейер «народный автомобиль для каждого австрийца» – то бишь Volkswagen, и тоже учредил пару патриотических автопроектов: «Православная карета» (сокращенно «Пракар») и «Донской казак» (соответственно «Донказ»). Как всегда в империи, получилось с точностью до наоборот. Машины стали стоить бешеных денег, качества были хренового, а в самой экономичной версии «Донказа» людям приличного роста приходилось сидеть зажав коленями уши. Терентия руководство премировало последней моделью «Пракара» на сорокалетний юбилей, в честь двадцати лет беспорочной службы в полиции. Тут хочешь не хочешь, а будешь ездить.

Оба приятеля не были склонны к разговору: фотограф закономерно злился, что его подняли из постели среди ночи (а в восемь утра вставать на работу), Каледин ужасно хотел спать и язык у него попросту не ворочался. Набрав еще раз номер Алисы и вымолвив в автоответчик пару ласковых, он небрежно сунул телефон в карман – езда укачивала, и через минуту Каледин провалился в сон. Впрочем, по прошествии четверти часа он проснулся, страшно вращая глазами. К счастью, Лемешев смотрел на дорогу и не видел странного выражения лица коллеги. Каледин отчаянно замотал головой, отгоняя видение рогатого чудовища посреди черного пламени. Начальству о своем открытии он пока рассказывать подождет – нужно срочно обсудить все с Алисой. Хотя легко сказать – срочно. Когда же эта дура наконец соизволит включить свой мобильный? Ревнивое воображение услужливо нарисовало Каледину экс-жену в прозрачном коротком платье, с полуобнаженной грудью, танцующую страстное танго с красавцем, напоминающем пирожное – явно английским баронетом. Алиса влюбленно заглядывала разлучнику в похотливые глаза, а тот интимно шептал ей на ушко, как бы невзначай касаясь его горячим языком. Федор почувствовал такую злость, что окончательно проснулся. Он стал было звонить Алисе снова, но автомобиль уже подъехал к коттеджу на Трехрублевском шоссе. Из-за забора виднеслась копия баварского замка «Нойшванштайн» – игрушечный беленький домик с голубой крышей и причудливыми сказочными башенками. В последнее время подобный псевдорыцарский стиль был очень популярен среди новых поселенцев Трехрублевки – особенно в среде богатых купцов, получивших личное дворянство.

Каледин сразу узнал особняк писательницы, авторши дамских гламурных романов Смелковой, в том числе бестселлера «Как выйти замуж за купца первой гильдии». Зевнув, он без всяких эмоций представил, что ему сейчас придется увидеть. Странно лишь, почему убийца не вытащил труп на улицу в центре города, а разложил «натюрморт», так сказать, по месту визита. Испугался патрулей кавалергардов на Тверской? Сменил тактику? Ладно, не столь важно. Как сообщили Каледину во время ночного звонка, тревогу подал охранник звезды: его усыпили хлороформом, приложив тряпку сзади – ночного визитера в лицо он не видел. Очнувшись и поняв, что связан, охранник, невзирая на повязку на глазах, сумел нажать подбородком на кнопку вызова полиции. Прискакавший казачий разъезд обнаружил в комнатке отдыха второго усыпленного охранника (когда его разбудили, он долго не мог понять, в чем дело), а наверху такую красочную картину, что оба казака наперегонки побежали к унитазу. При дальнейшей проверке оказалось: все камеры видеонаблюдения по периметру коттеджа Смелковой заботливо отключены, а записи, сделанные ими тщательно стерты.

Зайдя в спальню, Каледин сразу понял, что все его ожидания относительно обыденности зрелища не оправдались. Вот уж сюрприз так сюрприз. Прочие полицейские, если судить по их виду, ощущали то же самое. В углу покачивался стандартно белый как мел подпоручик Саша Волин, закрывая себе рот рукой, на среднем пальце которой блестел перстень. Антипов и Муравьев пребывали в нервном возбуждении, но вовсе не из-за очередного трупа – обещанная государем Камчатка дохнула им в лицо запахом медвежьей кухлянки и вяленой рыбы. И только невозмутимый Лемешев, попыхивая сигаретой, прошел на середину комнаты. Найдя нужный для съемки ракурс, он полыхнул яркой вспышкой – один раз, затем другой.

На всех четырех стенах спальни багровели огромные, в половину человеческого роста клинописные знаки, чем-то похожие на греческое письмо. В пространстве чувствовался сырой и сладковатый запах, знакомый ему с детства, когда в бывшем дедушкином поместье кучер на Рождество резал свинью – после этого в сарай, где они играли с братом, еще долго невозможно было зайти. Темно-красные потеки спускались от толстых стержней букв вниз тонкими струйками, кровь загустела, как виноградный сок, делая комнату похожей на рекламный плакат фильма ужасов. На тюлевых шторах алели огромные пятна – кровь из артерии брызнула именно туда: на этот раз убийца ее не экономил. Даже служебная собака жалась к дверям, жалобно скуля. На тебризском ковре лежало обнаженное тело Смелковой – труп женщины сначала был рассечен на куски, а потом сложен вместе, на манер детского конструктора «Лего». Покрытое французским ночным кремом алебастровое лицо, как и у прежних жертв, выглядело спокойным. Голова покойницы была почти отделена от туловища: женщине фирменным ударом ножа с правой стороны перерезали горло – до позвонков.

– Все внутренности исчезли, – страдальчески блея, ответил на немой вопрос в глазах Каледина шатающийся вперед-назад Волин. – Он оставил это… как ненужный… ему… футляр. Внутри пусто… только кожа… и кости…

Не сумев подавить рвотный спазм, Волин выбежал из спальни.

«Бедняжка, – подумал Каледин, проводив его взглядом. – Не мальчик, а увядшая розочка. Интересно – это все, или есть еще сюрпризы?»

– Вы не видели самого главного, Федор Аркадьич, – будто угадав его мысли, глухо произнес начальник полиции Муравьев. – Пойдемте со мной.

Они прошагали по длинному коридору, по обеим сторонам висели фотографии в рамочках – писательница получала призы в номинациях «Гламур года», «Лучшее чтиво для солярия» и «Бестселлер интеллектуалов».

У двери с витыми бронзовыми ручками толпились люди в вицмундирах, все как один заспанные и взволнованные. По взмаху перчатки Муравьева чиновники расступились – директор департамента тронул одну из ручек, пропуская Каледина в ванную комнату, облицованную парижским кафелем. Зрелище, открывшееся Федору, впечатляло настолько, что хотелось запить ощущения стаканом водки. Лакированная поверхность стильной «джакузи» сплошь была покрыта темной запекшейся коркой: тошнотворный запах свежей убоины не оставлял никаких сомнений в случившемся.

– Вы представляете себе? – тихо сказал Муравьев, поправляя очки. – После того, как это чудовище разрезало тело на куски, оно принимало ванну из крови. Сидело и обтиралось ею, как модница ланкомовским кремом. Позже, видимо, оно накинуло на себя одежду и выбралось из ванной с этим «кремом» на коже – на полу никаких следов. Хорошо бы не допустить сюда телевидение, избавив государя от натуралистичных подробностей. Бедняжка жена собрала мне зимние вещи – ждем отъезда на Камчатку: вместе изучаем рецепты, как сушить нерпу, вычисляем сезон сбора кедровых орехов. Уже четвертое убийство, а мы так и не приблизились к разгадке.

Каледин попытался, но не смог отвернуться от окровавленного джакузи.

– Оно принимало не ванну, – прошептал он, рассматривая багровую пленку. – Для него это начальная стадия нового рождения… своеобразная купель.

Муравьев, однако, не обратил на эти слова никакого внимания. К нему подбежал запыхавшийся пожилой пристав, почтительно несущий в вытянутой руке служебный рукотреп Антипова, и лихо откозырял:

– Ваше высокопревосходительство! Министр двора, граф Шкуро на линии.

Директор полиции обреченно взял телефон в руку – со стороны он напоминал утонченную барышню, по неизвестной причине вынужденную прикасаться к жабе. Чиновники держались в отдалении, поглядывая друг на друга. Им было ясно, что отставка Муравьева – дело ближайших часов.

Вернувшись обратно в спальню, Каледин застал там только скучающего Лемешева – фотографа, похоже, не удивляло вообще ничего в этом мире. Оглядываясь, он прошел к ковру, надев обязательную в таких случаях резиновую перчатку, Федор ухватил ткань за край и аккуратно приподнял.

Увидев то, что и думал увидеть, Каледин знаком подозвал Лемешева.

– Старикан, щелкни это лично для меня. Только не надо потом помещать фото в общий архив, скинь на домашний мэйл. С меня пол-литра.

Безразлично кивнув, Лемешев пару раз нажал на затвор фотокамеры. Опустив край ковра, Каледин подошел к окну, раздвинув шторы.

Он закрыл глаза. Тут же замелькали столб пламени, вырванные из груди сердца, ванна, вымазанная в запекшейся крови, и черная рогатая голова. В центре этого пульсирующего злом калейдоскопа ему привиделось лицо убийцы. Как ни старался, Каледин не мог разглядеть его черты. Но он уже знал – это лицо должно дышать свежестью молодости…