Книга: Печать луны
Назад: Глава восемнадцатая Третий труп (22 февраля, среда, после полудня)
Дальше: Глава двадцатая Голова на полу (22 февраля, среда, день)

Глава девятнадцатая
Сенсация
(22 февраля, среда, время обеда)

Развалившись на золотом троне, государь читал письма верноподданных: согласно официальному протоколу на это им ежедневно выделялось 27 минут. Письма приходили мешками, но государь просматривал только те, которые граф Шкуро приносил в резной коралловой шкатулочке: викторианский стиль, скопированный у британской королевы. Послания были однотипны: в одних подданные желали ему здоровья и сообщали, как безумно любят царя-батюшку (их писали в основном женщины), в других присутствовали материальные просьбы – подарить машину, дать миллион золотых, предоставить отдельную квартиру, пожаловать личное дворянство. «Меркантильный народ, – раздражительно размышлял государь, глядя на очередные каракули с просьбой улучшить жилищные условия. – Чего ни делай – им, собакам, все мало. Сантехника у них сломалась – нет чтоб ключ разводной взять, сидят и пишут во всякие дворцовые инстанции. Наказал меня Бог народом. Сидел бы в Дрездене курфюрстом – небось и горя бы не знал. Немцы исполнительный народ. Скажешь пиво варить – так варят пиво».
Император наклонился и потер ногу – мускулы натужно болели, будто их растягивали с помощью инквизиторских клещей. Проклятая верховая езда. И какой идиот придумал, что монархи обязательно должны гарцевать на лошадях, в том числе и на военных парадах? Убил бы, ей-богу. На этой гребаной лошади десять минут проедешься – потом по инерции еще полчаса трясешься, на троне сидеть не можешь. А охота? На хрена она сдалась, эта охота? Сорок человек с сотней собак бегают за единственной лисицей или двумя рябчиками – и даже не думают, как глупо это выглядит со стороны. В общем-то, российские императоры всегда охотились на медведей, Сашенька Освободитель на него и вовсе с одной рогатиной хаживал – но сейчас с медведями лучше не связываться. Эвон десять лет назад премьер-министр убил из ружья медведицу, так его потом «зеленые» чуть самого не пристрелили. Но попробуй только откажись от охоты – в Европе не так поймут. Раз царь, значит, по этикету должен охотиться. Положено, и все тут.
Лично ему по барабану, что Петроград, что Москва – милые сердцу старые улочки Дрездена лучше их всех, вместе взятых, но столицу в Дрездене никак не устроишь. К шестидесятым годам, к моменту первой волны медового бума, все слои населения перемешались, и иногда на званом балу встречались забавные экземпляры: папа сибирский крестьянин, а мама – саксонская курфюрстина. Правда, при малейшей оказии любой мастеровой норовил вылезти в дворяне. Россия такая страна – понты дороже денег. Иной купчишко вчера оптом семечки с Кубани в Москву возил, а сегодня – раз, и барон, герб на джип «Чероки» с огненными драконами налепит и катается, счастливый донельзя.
Дочитав последнее письмо (купеческая вдова из Екатеринодара предлагала к выборам напечатать плакаты, где императору пожимает руку Иисус Христос, одетый в бейсболку с эмблемой партии «Царь-батюшка»), государь отложил шкатулку и вернулся к мыслям – о стиле поведения в связи с серией громких убийств в Москве. Разумеется, можно выйти на протокольное интервью, и когда тебе зададут вопрос, что случилось с этими знаменитостями, ответить с нежной улыбкой: «Их зарезали». Но лучше такого не делать – в империи живет сложный народ, тонкий юмор не всегда понимает. Mein Gott, и что же это за маньяк такой неуловимый? Оставляет трупы в самых видных местах, а поймать его никак не получается – хотя расследованием заняты лучшие умы полиции и жандармов. Как аристократы, посадские, купцы и мастеровые должны относиться к власти, неспособной защитить их от неведомого ночного монстра? Брожение умов – опасная вещь. И как покинуть трон в столь критический момент? Самому страшно.
Император внезапно поймал себя на мысли, что уходить ему совсем не хочется. И на черта он вообще все это устроил? Скучно, что ли, стало от блеска тронного зала и раболепно согнутых спин придворных? Наваждение, не иначе. Какие куры, какая деревня… какие в жопу кролики? А если новому царю настолько понравится сидеть в Кремле – возьмет и не пустит его обратно… а то и вовсе заключит в Шлиссельбург, где в камере коротал свои дни несчастный кесарь Иоанн Антонович? Ну, выйдет он после отречения из Кремля с чемоданом, а куда дальше идти? На автобусную остановку? За всю историю он будет вторым добровольно отрекшимся императором: у других на шее затягивался шарф (как у Павла Первого), или они получали вилку в мозг (как Петр Третий). Однозначно придется спать вполглаза: чтобы преемник, войдя во вкус, не пожелал оставить корону себе навсегда. Блин, даже думать противно. Надо включить Главный канал. Там скажут – кроме государя, все кругом говно, а это повышает настроение.
Царь щелкнул пультом и понял, сделал это очень кстати. Ведущий, вымученно улыбаясь в камеру, долго не мог совладать с бумагами. Наконец он выудил дрожащими пальцами листок из толстой пачки.
– Мы выходим в эфир с сенсационной новостью, – промямлил ведущий. – Всего полчаса назад от нашего анонимного, но надежного источника в департаменте полиции была получена шокирующая информация. Пожалуйста, уберите от экранов маленьких детей.
«Вот те на, – удивился император. – Неужели опять генпрокурора засняли в публичном доме? Господи, сколько ни назначай – всегда одно и то же. Последнего нашли в гостиничном люксе с транссексуалом из Таиланда, орангутангом и двумя сусликами. При этом мужик еще имел наглость заявить, что к извращениям его толкнула сложная работа. Его послушать – так я вообще должен круглосуточно из орангутангов не вылезать».
– Это кажется невероятным, – мычал ведущий, глядя в бумагу. – Но медицинские тесты подтвердили – ДНК серийного убийцы, который с понедельника терроризирует московские улицы, полностью совпадает с…
Брови государя поползли вверх. Не отрывая взгляда от экрана, он пошарил рукой по зеленому малахитовому столику, где стоял стилизованный под тридцатые годы белоснежный радиотелефон с чеканным двуглавым орлом. Вслепую нащупав изогнутую трубку с антенной, он снял ее с «гнезда».
– Да, ваше величество, – донесся до него почтительный тон телефонистки.
– Сегодня первое апреля? – слабым голосом спросил император.
– Нет, ваше величество, – спокойно ответила бывалая телефонистка.
– Прекрасно, – пришел в себя царь, и его тихий баритон обрел прежнюю твердость. – Соедините меня с шефом Отдельного корпуса жандармов.

 

Антипов не удивился трели правительственного телефона. Он пропустил последние новости, поэтому не догадывался о причине звонка. Однако в последнее время по этому номеру с хорошими новостями не звонили. Перекрестившись, он протянул руку к трубке, обреченно вздыхая.

 

Вспышка № 2: Штурм (29 августа, 467 лет назад).
У самого носа Матиуша, едва не задев багровую бугристую кожу, свистнула тонкая стрела – воткнувшись в деревянную ставню, она дрогнула, упруго качнув оперением из крыла неведомой басурманской птицы. Не успел он очухаться, как от наконечника стрелы, разливаясь мелкими ручейками, побежало пламя. Матиуш с запоздалым воем отшатнулся, хлопая ладонями по голове: его волосы вспыхнули словно сухая солома. Подбежавший Иштван, размахнувшись, хлопнул мешком – два раза по ставне и столько же раз по голове Матиуша, сбивая пламя.
– Мало тебе, дурак. Чего стоишь у окна и зеваешь? – выругался Иштван. – Ждешь, пока нехристи придут? Закрывай пасть, пора золото искать.
От ставни тянулись извилистые струйки дыма. Стряхнув пепел с обожженного лба, Матиуш беспрекословно подчинился приказу. Иштван лучше знает, спорить с ним – ни к чему. Всякий раз, когда ночью они влезали в дома купцов, рыночных менял, лекарей, чутье не обманывало опытного вора – он безошибочно знал, в каких закромах хозяева прячут деньги: ему ворожил сам черт. Они уходили с добычей, даже не потревожив чуткий сон хозяев – так продолжалось уже десять лет. Однако сейчас было не до богатого улова – взять бы хоть что-то, лишь бы не уйти с пустыми руками. Времени в обрез: сегодня проклятые нехристи, как и предупреждал сидящий на базарной площади слепой предсказатель старец Эмилиан, проломили-таки крепостную стену. Бои идут на главных улицах – наместник короля призвал всех жителей защищать родной город. Охрана покинула главные здания столицы, стремясь сдержать вражеский прорыв – ну а им с Иштваном только того и надо. С нехристями все одно не справишься. Видали они их войско со стен города ночью. Костров чертовы басурмане запалили столько – все до горизонта в звездочках огней, всюду ржание лошадей да крики страшных зверей – берблудов. Бежать пора, но как назло – в карманах мышь поселилась, да и та с голодухи сдохла.
К королевской казне они с Иштваном сразу не пошли. Туда сотни мародеров сбежались – поножовщина началась. Люди сказывали, целая толпа, человек двести, кованые двери ломает. Да и есть ли там пожива? Наместник тоже не дурак, золото и камушки с собой прихватил – наверняка остались одни объедки. Помыслил Иштван и решил двинуть с Матиушем в приземистое здание с просевшим от старости фундаментом, что неподалеку от дворца в переулочках затерялось. Сюда уж точно даже в горячке грабить никто не прибежит. Аристократы еще раньше свое имущество подчистую на тот берег вывезли, в домах – шаром покати. А вот королевский архив – другое дело. Денег там, может, и нет, но что-нибудь ценное наверняка найдется. Однако, похоже, на этот раз знаменитое чутье подвело Иштвана в самый неподходящий момент…
– Есть что? – с надеждой спросил Иштван, глядя, как Матиуш разбивает очередной ящик, откуда кучей сыплются свитки с красными печатями.
– Нет, – с отчаянной горестью прохрипел тот, разворачивая первый же свиток. – Тут какие-то налоги… это никому не продашь…
Мрачный как туча Иштван трясся в бессильной злобе – не находя слов для выражения своих чувств, он с размаха ударил кулаком по обгоревшей ставне. Матерь Божья, да лучше бы они влезли в первую попавшуюся конюшню и увели оттуда завалящего мерина: на нем хоть можно подальше ускакать. Теперь придется на своих двоих бежать до самой Вены, пока и туда не добрались озверевшие отряды нехристей. А в тряпице за пазухой – лишь два паршивых поддельных талера, которые на зуб распознает в любой корчме последний дурак трактирщик.
Басурманские огненные стрелы продолжали сыпаться на город нескончаемым дождем. Поднялось зарево от загоревшихся соломенных крыш, ржали лошади, запертые в пылающих конюшнях. Медлить было больше нельзя: Иштван принялся остервенело крушить все вокруг, переворачивая столы, каблуком безжалостно разбивая ящички и сундуки с изображением короны. Но все было напрасно, пока…
Очередной невзрачный сундучок разлетелся вдребезги – на пол бесформенной грудой вывалились плоские таблички из отполированного серого камня: на поверхности были выбиты странные закорючки с рисунками. Хищно схватив добычу в руки, Иштван поднес один из камней к глазам: его лицо осветилось довольной улыбкой.
– Что это такое? – без интереса спросил Матиуш, тяжело дыша – его ноги были уже по колено в бумажных свитках.
– Понятия не имею, – честно признался Иштван. – Но точно знаю двух перекупщиков, которые из рук рвут такие штуки – с разной чертовщиной на камне, как здесь. – Он ткнул пальцем в один из кусков. – Нас не то что озолотят, но дадут хорошую цену. Возможно, с помощью этого богатые господа на черной мессе вызывают дьявола, чтобы поцеловать его под хвостом… но нам-то какая разница? Если дадут еще тысячу талеров задатка, то я им и самого Сатану принесу на спине.
Матиуш не был суеверен, а потому помог Иштвану запихать дьявольские камни в прихваченный холщовый мешок. Приложив ко ртам тряпицы (их тоже предусмотрительно взял бывалый Иштван), они сбежали по лестнице – над крышей архива поднимался столб жирного черного дыма. Снаружи творился настоящий ад – со всех сторон слышался женский плач, вопли раненых, лязг сабель и ятаганов, затихающие крики «За короля!» и ревущие – «Аллаху акбар!» Площадь окутал кислый запах пороха, уши рвали треск аркебуз и грохот пушечных ядер. К счастью, нехристи еще не пробились к архиву – прижимая к груди заветный мешок, Матиаш бежал за петляющим по переулкам Иштваном – к пристани, где у них была привязана утлая лодочка. Приятели спустились вниз по мощеной улице, впереди виднелась колыхающаяся речная вода – вся в багровых отблесках от городских пожаров. Осталась всего лишь одна минута, и они…
Нехристь на дороге появился непонятно откуда, словно из воздуха. Значительно позднее, рассказывая об этом, Матиуш всерьез утверждал – басурманин вылез из трещины, разверзшейся перед ними, прямиком из самого ада. Нехристь и вправду выглядел настоящим порождением преисподней – сгорбленный, в рваных шальварах, грязной засаленной чалме, с черной бородой, одним глазом и раскрытым ртом, в глубине которого сиротливо гнездились два сгнивших желтых зуба.
– Ля иль Аллаху! – это было первое, что услышал потрясенный Матиуш. Вторым оказался звук отрубленной головы Иштвана, с хрустом ударившейся о грязные камни мостовой: словно кочан капусты, она покатилась к пристани, оставляя за собой невероятно яркий красный след. Ощерясь беззубым ртом, нехристь снова взмахнул окровавленным ятаганом – однако Матиуш с невероятной ловкостью выбросил обе руки вперед, ударив того тяжелым мешком прямо в лицо. Поскользнувшись, нехристь упал на спину, выронив ятаган, а Матиуш, вспомнив старый воровской прием, прыгнул ему двумя коленями на грудь, как молящийся монах. Слыша треск ребер, он занес над головой тяжелый мешок. Задыхаясь, вор бил недруга снова и снова, с каждым ударом выплескивая свой страх. Когда через полчаса Матиуш пришел в себя, то понял – нехристь давно замолк, а мешок с непонятными камнями промок от крови. Стараясь не смотреть на то, что осталось от лица нехристя, и на лежавшее рядом обезглавленное тело Иштвана, он бегом спустился вниз, к воде. Слава Иисусу, лодчонка была на месте.
Кинув внутрь мешок, Матиуш прыгнул в лодку сам, с трудом сохраняя равновесие. Он взялся за весла и оттолкнулся, глядя на крепостные стены – над разгромленным городом вставало зарево пожарища, облако дыма достигало слепящего солнца. Камни в мешке лежали тихо, хотя лодка качалась – даже когда сильная волна ударялась о борт, они не стукались друг о друга. Переведя дух, Матиуш задумался: что теперь делать, если Иштван мертв, а он и знать не знает имен далеких перекупщиков, интересующихся дьявольскими камнями с рисунками. Кому же он теперь продаст эту рухлядь?
Наверное, первому встречному, который захочет ее купить…
Назад: Глава восемнадцатая Третий труп (22 февраля, среда, после полудня)
Дальше: Глава двадцатая Голова на полу (22 февраля, среда, день)