Таланта, подобного Борису Березовскому, я не знаю. Он был одержим миссией – а таких людей не очень много. Реальной миссией – и в этом он похож на Путина – сделать Россию правильной, настолько правильной, какой он это видел. Но с точки зрения отношения к СМИ этот человек был моим абсолютным противником. И даже когда они с Владимиром Гусинским что-то делали вместе, я тщательно старался сокращать свое общение с Борисом Абрамовичем. Именно потому, что это было не очень приятно. Но при этом – я отдаю ему должное – это был очень талантливый человек, без которого некоторые события конца ХХ века не могли бы произойти. Это и избрание Ельцина в 1996 году, и Хасавюртовский мир с Чечней того же года, и избрание Путина в 2000-м. Без Березовского этого бы не было. Это надо помнить и понимать.

Я считаю, что ему, конечно, помогли умереть. Убийство Березовского было сознательным, хорошо подготовленным, хорошо оплаченным и тонко закамуфлированным. Считая, что умереть ему помогли, я некоторое время оставался в одиночестве – даже британское правительство, которое вело расследование, меня не поддерживало, а я и тогда был убежден, что вопросов по криминальному расследованию слишком много, и сейчас так считаю… Записи камер видеонаблюдения, машина, открытые ворота, которые управляются дистанционно… Очень много вопросов, на которые ответов окончательных так и не дали. Да и британский коронер вынес в итоге вердикт о том, что достоверно определить обстоятельства смерти Березовского невозможно.

О Борисе Абрамовиче Березовском я услышал за два года до того, как его увидел. Я точно помню, что речь шла о покушении на Березовского. Это был 1994 год. Очередное покушение на очередного бизнесмена – ничего особенного. Я был политическим корреспондентом, но поскольку Березовский не имел никакого отношения к парламенту или к властным структурам – или мне так тогда казалось, – то я этим вопросом не занимался. Я просто поставил галочку: еще один бизнесмен, еще один взрыв. Вроде бы выжил, радио это освещало, но в обычном режиме. А впервые столкнулся я с Березовским уже будучи директором службы информации во время президентских выборов 96-го года. Мне позвонил контролирующий акционер Владимир Гусинский и сказал: «Тут на тебя жалуется Березовский». Я спросил: «А это кто?» Я уже и забыл фамилию того бизнесмена, которого пытались взорвать в июне 94-го – на дворе был уже февраль 96-го.

Гусинский говорит: «Подъезжай». Я подъехал, и он мне сказал: «У нас есть позиция, что мы должны скорее начать помогать Борису Николаевичу Ельцину, потому что идут коммунисты. У нас такой мощной антикоммунистической силой является Борис Абрамович». К тому времени они в Давосе уже встречались и договорились поддержать Ельцина. Я ответил: «Не понимаю, о чем вы говорите, Владимир Александрович. Есть радио – оно работает». Он говорит: «Мы говорим о том, что у тебя слишком много коммунистов в эфире». Я возражаю: «А по-моему, не много – по-моему, как раз». Он настаивает: «Позвони Березовскому на всякий случай. Он почему-то обижается». Я недоумеваю: «Неизвестный мне человек. Зачем мне ему звонить?»

Оказывается, в это время готовилось «письмо тринадцати», опубликованное в апреле, которое могло привести к тому, что олигархи переориентировались бы на коммунистов. Рейтинги Зюганова со страшной силой росли, и именно в эти дни происходила попытка подписания указа о роспуске коммунистической партии и аресте ее руководства. Я позвонил Березовскому и сказал: «Борис Абрамович, это директор службы информации «Эха Москвы». У вас проблемы?» – «Нет, не проблемы, просто подъезжайте, мы поговорим». Меня попросил акционер – я подъехал.

Что меня сразу поразило – он ел (нет, не младенцев). То есть он меня позвал не на обед, и я вошел в середине обеда. Он сидел в кабинете один и один ел. И за едой стал рассказывать о коммунистической угрозе: «Мы поддерживаем Ельцина, а у вас много коммунистов в эфире. Их нужно убрать». Я слушал его замечательно выстроенную конструкцию, с тоской думая, что теряю время. В конце концов я не выдержал: «Вы знаете, Борис Абрамович, пока я отвечаю за информационную политику радиостанции, у нас будут и те и другие, и пятые, и десятые, и черт с копытами, и ангел с кочергой». Он говорит: «Вы ошибаетесь!» Я ответил: «Ну если я ошибаюсь, то меня поправят вышестоящие товарищи» и уехал. До этого апрельского письма я больше с ним не общался.

Вторая встреча произошла во время знаменитой истории с «коробкой из-под ксерокса», даже не встреча – телефонный звонок. Вечером 19 июня 1996 года Аркадий Евстафьев и Сергей Лисовский – члены предвыборного штаба Бориса Ельцина, возглавляемого Анатолием Чубайсом, – были задержаны при выносе из Дома правительства коробки из-под бумаги для ксерокса с 538 тысячами долларов США наличными. Как мне потом рассказали – в доме приемов «ЛогоВАЗа» сидели дочь Ельцина Татьяна Дьяченко (ныне Юмашева), Чубайс, Немцов, Игорь Малашенко, Альфред Кох. Березовский сказал: «Надо позвонить на «Эхо Москвы» – им верят». И мне позвонил в эфир Евгений Киселев и начал: «Ты знаешь, тут арестовали…» – и так далее. После этого эфира все стали ссылаться на нас. А потом, после выборов 96-го года, когда Березовский занял официальную должность – стал заместителем секретаря Совбеза, – я уже, естественно, с ним общался как с ньюсмейкером и корреспондентов посылал с ним в Чечню. Вот так мы и познакомились – через конфликт: он пытался воздействовать на редакционную политику «Эха Москвы» через акционера, но у него ничего не получилось.

Мне никогда не удавалось ни в чем убедить Березовского. После его смерти Сергей Бунтман напомнил: он приходил ко мне в кабинет, садился, просил чистый лист бумаги и карандаш. Мы с ним говорили часа полтора, чистый лист бумаги оставался, он сверху клал карандаш, вставал и уходил…

В 2017 году вышла книга Петра Авена «Время Березовского». На мой взгляд, это книга лукавая, нечестная, и это я сказал в глаза Петру Олеговичу. Но одна из точек, где Березовский действительно был важен, – это Хасавюртовский мир. В чем состояла эта важность? Концепция Бориса Абрамовича была: не надо войны с Чечней – надо переманить, перекупить, перевербовать часть сепаратистов, чтобы они уничтожили другую, наиболее радикальную часть сепаратистов, за это мы отдадим им республику под управление, но они будут с Россией, будут держать границу. Если подумать, то сейчас Путин осуществляет в Чечне именно политику Березовского.

Книга Петра Олеговича Авена – это опасная и ядовитая книга. Она несправедлива и даже унизительна по отношению к Березовскому. Время Березовского идет. Следствие по его смерти идет. С уходом Бориса ничего не закончилось. Эта книга – не нон-фикшн и даже не фикшн, это – фэнтези. И соавторы этого фэнтези лукавят и понимают, что мы – читатели и свидетели это лукавство увидим.

Настоящее время Березовского – это три истории, которые помнит страна. Первая история – «Давосский пакт» олигархов, когда они собрались и выбрали Ельцина. Вторая – чеченская война и Хасавюртский мир. Третья – как Березовский в 1999 году бегал по 15 губернаторам и создавал партию «Единство». А ничего этого в книге Авена нет. Петр Олегович, зная правду, не спрашивает о главном. Чубайс у него в книге говорит ерунду, а он его не переспрашивает.

Если бы Борис был жив, ему эта книга бы не понравилась. Боря поднял бы трубку и спросил Петра Олеговича: «Как тебе не стыдно?» Но он не может ответить. И я не могу за него отвечать. Роль Бориса сознательно умаляется в тех событиях в России и мире, ведущую роль в которых играл именно Березовский. Подбор интервью в этой книге направлен на одно – показать, что Борис «мелкий бес». И главное не то что он – «бес», а то, что «мелкий». И он все время проигрывает и все время не прав. Чубайс прав, «ЛогоВАЗ» прав, Петр Олегович Авен прав, Валентин Борисович Юмашев прав, а вот Борис Абрамович Березовский – во всем не прав.

Для меня Борис Абрамович был совершенно неуемным фантазером. Может быть, потому, что я по сравнению с теми молодыми корреспондентами, которые от него заходились – а он умел очаровывать своей гипнотической харизмой, – был человеком уже в летах, и «отхаризматичить» меня было тяжеловато. Он все время строил, с моей точки зрения, фантастические конструкции. Правда, некоторые из них работали. Одной из таких была идея досрочного ухода Бориса Николаевича с поста президента. И создателем, главным вдохновителем этой конструкции был именно он, Борис Абрамович Березовский.

Я уже упоминал, что когда меня в мае 1999 года стали спрашивать о моем отношении к такой перспективе, я ответил: «Чтобы Борис Николаевич добровольно отказался от власти и ушел? Да это невозможно!» Зная Ельцина, с его подозрительностью, с его ядерным чемоданчиком и т. д. – это была фантазийная конструкция. Я не сомневаюсь, что Борис Абрамович приложил к ней руку. И что бы сейчас ни говорили – якобы он был там сбоку припека, – это не правда. Во-первых, я знаю, что это неправда; во-вторых, я чувствую, что это неправда. Это точно конструкция, в которой Березовский, что называется, бетон заливал и гаечным ключом работал.

Он, конечно, прекрасно понимал, как можно манипулировать окружающими через прессу, через корреспондентов, главных редакторов. Они, как люди тертые, относились к нему с подозрением, как к любому ньюсмейкеру – нормальный редактор к любому ньюсмейкеру относится с подозрением, – поэтому он, конечно, всячески их очаровывал. Ксении Басилашвили – она тогда была молоденькой девочкой и брала у него интервью в «ЛогоВАЗе» – он сказал: «Вы не волнуйтесь, я вам дам машину, и она вас отвезет в редакцию». Илья Птицын в лифте попросил его «открыть кредитную линию» на 50 долларов – он ее открыл. Переспросил только: «Пятьдесят тысяч?» – «Нет-нет! Пятьдесят долларов». Во время поездок в Чечню он заботился о корреспондентах, об их безопасности, понимая, что они – приводные ремни его влияния.

При этом личные симпатии или антипатии у Березовского не проявлялись. Он не воспринимал прессу и общение с прессой как нечто личное. Я, во всяком случае, этого не замечал. Например, когда в 99-м году принадлежавшее ему ОРТ вело атаку на «Эхо Москвы» и размазывало нас по всему экрану – я позвал его в эфир. Естественно, у меня был его мобильный, я был с ним на «вы», а он со мной на «ты». (Я так и не смог перейти с ним на «ты»; может быть, называл так только пару раз, когда был у него дома.) Я попросил: «Вы бы пришли к нам на эфир». Он ответил: «А зачем мне это надо? Зачем я буду вам рейтинг поднимать?» Это при том, что наши отношения были вполне человеческими. Но я на него за такое не обижался.

А вот корреспонденты, бывало, обижались: ну как же – дружили. «Боря» – зовем – он не приходит, трубку не берет. А я им объяснял: «Ребята, это нормально для ньюсмейкера. Любой ньюсмейкер приходит, когда ему выгодно, а когда не выгодно – не приходит. Он понимает, какие вопросы вы зададите». – «А для чего же он тогда звонил?» – «А для того, чтобы свою точку зрения сделать публичной».

Березовский был абсолютно жестким воплощенным технократом. Он рассматривал, как я понимаю, медиа и людей, работающих в медиа, только как инструмент. И оценивал их эффективность. В «Игре престолов» есть моя любимая фраза, которую произносит Тайвин Ланнистер: «Под каждую задачу ищи инструмент. Под каждый имеющийся инструмент ищи задачу». Это очень цинично, очень хладнокровно, но мудро и точно. И очень, мне кажется, подходит к практике Березовского.

Так, Владислав Листьев, как мне кажется, был его единственной надеждой остановить казнокрадство на ОРТ. Именно он, Борис Березовский – сейчас это известно, и есть документы, – именно он назначал Листьева на должность генерального директора ОРТ, на которой Влад не успел толком проработать…

Борис Абрамович был одним из трех людей, которые не только хотели, но и реально могли закрыть «Эхо Москвы» – Березовский, Лесин, Кох. Двоих из них уж нет на свете, третий – в эмиграции, а «Эхо» все еще работает.

Удивительно, но тогда на стороне Коха был Борис Ефимович Немцов, который на полном серьезе объяснял мне, что Кох нас спасает. Более того, Кох предложил ему забрать наш пакет акций! А Немцов повелся. Я ему говорил: «Боря, ты теленок, тебя ведут!» Переговоры по поводу «Эха» происходили на квартире у Бориса. Помню, мы сидели, а в соседней комнате лежала и рыдала его дочь Жанна, у которой в тот момент случилась самая несчастная любовь в жизни. Там и Кох сидел, и часть моей компании. И вот представьте, идут переговоры, стоит гвалт, крик. Мы с Немцовым орем друг на друга, потому что он друг и на него можно орать. Вдруг он останавливается и говорит: «Слушай, ты же школьный учитель, там у Жанны несчастная любовь, надо ее утешить». И я пошел, гладил ее по голове, я все это помню! Бориса нельзя было не любить, и я его любил, несмотря на то, что он под влиянием Коха делал. Я был честен с ним и сказал: «Я тебе, Боря, «Эхо» не отдам».

Альфред Рейнгольдович Кох у нас теперь выступает в качестве пламенного борца за свободу, я как-то от комментариев по его поводу воздерживаюсь, сильно воздерживаюсь. Но все-таки не вредно помнить, что именно Кох забрал НТВ и передал его Путину. Это он сделал из НТВ то, что сейчас оно из себя представляет. А потом обиделся, что ему не отдали бо́льшую часть.

У Березовского была миссия. Когда он начинал говорить про нее, то хотелось заткнуть уши, потому что было трудно поверить, что человек говорит так высокопарно – и так убежденно. У него был такой стиль. Он действительно считал, что его место – не на заброшенном кладбище под Лондоном, а как минимум в Кремлевской стене или в Мавзолее.

Жизнь Бориса Абрамовича Березовского можно разделить на три этапа. Первый – до его прихода в государственную власть; второй – его значительное влияние с 1995 по 2000 год; третий – эмиграция. Это были разные этапы, разные Березовские.

Я знаю тех, кому Березовский помогал, – они ему до сих пор благодарны. Он помогал деньгами, помогал врачами. При всем том, что в известные времена он, скорее всего, вступил бы в орден иезуитов или, во всяком случае, поддерживал бы их (цель оправдывает средства – эта фраза очень хорошо отражает стиль Березовского), в нем было много человеческого. Когда умер наш корреспондент Илья Птицын – ему было всего двадцать три года, – который с ним ездил в Чечню, с которым они были хорошо знакомы, он уже в качестве замсекретаря Совета безопасности пришел на отпевание. Я ему говорю: «Если вы хотите выступить – идите». Он ответил: «Нет, я просто постою…» Он постоял в стороне, помолчал, и, когда уезжал, я сказал ему: «Вы знаете, мы вам когда-нибудь это зачтем»…

Образ серого кардинала и крестного отца Борис Абрамович создавал себе сам, вполне целенаправленно. Он же и рассказывал сам об этом, вполне цинично рассказывал. Есть два Бориса Абрамовича – один реальный, другой мифологический персонаж, типа Мефистофеля. Безусловно, в истории останется мифологический Березовский. Этот персонаж был в юмористической программе «Куклы» на НТВ. Он очень любил это смотреть и всегда считал бесплатной рекламой.

Березовский всячески намекал, эдак подмигивая, что он вхож туда-сюда, что он принимает решения, иногда говорил это открытым текстом. Иногда это было правдой, иногда – сильным преувеличением. Так что его зря демонизируют. Борис Абрамович был вполне понятным человеком. Конечно, он был очень талантливым. Но вокруг нас много талантливых людей. Но он специально, настойчиво, я бы сказал, настырно создавал этот образ. И это ему удалось. В историю он таким и войдет. Каким бы ни помнили его мы – те, кто с ним общался.

Сейчас мы уже вполне представляем, как тогда принимались решения, но я хотел бы отослать читателя – чтобы тот мог составить собственное впечатление о том, как именно это было, – к тому самому процессу, когда «поссорились Борис Абрамович и Роман Аркадьевич» и вели тяжбу в Лондоне. Стенограммы открыты, все можно прочесть, и эти стенограммы – это, по сути, обвинительное заключение системе принятия решений в России того периода. История этого процесса – это история России. Там очень много всего, очень много заявлений, доказательств, документов. Эти стенограммы есть на английском, значительная их часть переведена на русский – почитайте. Там есть все. И тот и другой – речь ведь шла о пяти с половиной миллиардах долларов – выложили все документы и все аргументы, которые у них были. Ничего не осталось в тайне. Все вытащил Борис Абрамович, все кинул на чашу весов в этом процессе.

И этот процесс показал, что он действительно принимал участие во многих решениях; он действительно чрезвычайно сильно влиял на то, что в России происходило. Один из примеров такого влияния – может быть, главный – это создание группы крупных предпринимателей и промышленников для поддержки Ельцина в 96-м году на Давосском форуме, в январе 96-го года. У Ельцина в том январе рейтинг был 3 %. Предлагали выдвигаться Гайдару, кому-то еще. Было понятно, что если коммунисты выиграют выборы, то страна получит «красный реванш». И вот Борис Березовский собрал в Давосе враждующих между собой олигархов. Я должен сказать, что у него было одно безусловно положительное качество, которое чрезвычайно ценно в людях, – он был фантастическим медиатором, он умел собирать вокруг себя людей, которые в обычных условиях не то что руку друг другу не пожали – ножом бы пырнули или даже из гранатомета засадили. Из гранатомета даже лучше. Но за счет харизмы Березовского, за счет его увлеченности, его веры их удалось собрать. У него был такой фан – посадить за стол людей, которые должны друг друга перерезать, как Монтекки с Капулетти или Йорки с Ланкастерами, – и посмотреть, как они будут себя вести.

Он очень гордился тем, что умеет объединять необъединяемых людей… Можно сказать, что он обладал своего рода толерантностью, если угодно, к противоположным точкам зрения. И вот он посадил за один стол людей, которые вели между собой войны – не только экономические. Там, как мы знаем, много трупов было в разных областях экономики. И вот в Давосе – он привлек туда «ненавистного» Чубайса – в Давосе эти промышленники поняли, что с приходом коммунистов им есть что терять, и они решили поддержать Ельцина, который тоже был не сахар.

Березовский был мотором, придумщиком, организатором и движителем. И вот накануне президентских выборов 96-го года – его план реализуется, а тут какое-то «Эхо Москвы» с коммунистами… И он звонит Гусинскому, чтобы тот позвонил неизвестному ему Венедиктову… Представляю, что творилось в других медиа. Так что вклад Березовского в избрание Ельцина в 96-м году как организатора этих людей – он огромный. И дело не только в деньгах – хотя и в деньгах, конечно, тоже. Избрание Ельцина решалось комбинацией денег и медиа, но был и третий фактор. Те удачные решения, которые заложило правительство Бориса Николаевича в первом сроке, были погребены под словесами коммунистов. Но они были, и их надо было из-под этих завалов вытащить. Березовский это сделал, и в этом его историческая заслуга.

Березовский жил быстро. Он вообще был очень быстр. В президентской кампании он стартовал из положения лежа. В январе у Ельцина было три процента, а у Зюганова – тридцать! И было понятно, что следующим президентом станет Геннадий Андреевич Зюганов. Я помню, как Березовский бесился и орал на Гусинского за то, что на «Эхо Москвы» приходит Зюганов. Ну да, на «Эхо» приходил Зюганов. Но приходили и Чубайс, и Лебедь. Березовский понимал, что надо построить какую-то конструкцию, вернее, привлечь людей, которые эти три процента превратят в пятьдесят. Но на это оставалось всего полгода. И он делал это, невзирая на затраты – в том числе человеческие. Он сжигал репутации. Но у него была задача. Он считал, что приход Зюганова к власти – катастрофа для России. И так же считали люди, которые его окружали.

Второй пример такого влияния – еще более неоднозначный, это «Хасавюртовский мир». Кто-то оценит его положительно, кто-то будет Березовского проклинать за него. Но это тоже его историческая роль, и это его заслуга, его детище. Он протащил и убедил Ельцина и его окружение, что должен быть генерал, который возглавит мирный процесс. И назначить на эту роль Лебедя тоже было идеей Березовского. Он мотался между теми, кто стрелял друг в друга: между чеченскими сепаратистами – назовем это так – и российскими генералами и российской властью. Это был второй круглый стол. Мало было убедить Ельцина, надо было убедить генералитет, который уже Ельцина не очень-то слушал – таких, как Лебедь; и надо было убедить сепаратистов. Приехать в Москву, сесть за этот стол…

Мне в свое время говорил об этом Ахмат-Хаджи Кадыров, который с Масхадовым и Яндарбиевым был один из лидеров сепаратистов, приезжавших сюда. К Березовскому он относился с огромным уважением, потому что считал, что тот лично помог предотвратить избиение чеченцев, геноцид, остановил войну, а эта война, в представлении Ахмата-Хаджи Кадырова, была братоубийственной войной.

И третья история о влиянии Березовского – это, конечно, сшивание СНГ, когда в 1998–1999 годах он занимал пост исполнительного секретаря Союза независимых государств. Он понимал, конечно, что СНГ – мертворожденное дитя, и все уже поставили на нем крест. Все разваливается, к чертовой матери, кризис надвигается и так далее. Он, я помню это, метался, его не было в Москве; мы не могли его поймать, чтобы сделать интервью, – он летал по столицам; он уговаривал президентов; он говорил, какой великий Ельцин, какая великая Россия – это мне рассказывали некоторые президенты. Приезжает к президенту очередной среднеазиатской республики: «Вы – великий! И Россия великая. Вот только вы двое великие! Все остальные – так, чухня…» Потом едет в следующую республику и говорит то же самое. Ему удалось убедить президентов собраться, остановить дезинтеграционный процесс. До него и после него никто этого не делал.

К сожалению, у Путина нет Березовского. Такого человека, как Березовский. Березовский создавал преференции, подтягивая таким образом различные субъекты внутри и снаружи России к союзу. Путин же в своих интеграционных процессах на постсоветском пространстве только играет мускулами. Это более короткая дистанция. Потому что когда-то кому-то это надоест.

Можно спорить, конечно – надо ли было это делать или надо было дать СНГ умереть своей смертью. Но он это сделал. И его, в общем, уважали. Конечно, сняли с поста, когда Россия сказала снять. Но его и назначили единогласно, кроме одного воздержавшегося президента. И он сохранил отношения с президентами бывших союзных республик, уже даже будучи в изгнании. И с Назарбаевым, и с Шеварднадзе, а потом с Саакашвили, и с Лукашенко – абсолютно разными президентами. Он сохранил отношения, потому что люди, обладающие властью, понимали, что в этом человеке есть моторчик. Он, конечно, много делает и ради себя, но больше него никто не делает. Вот такая история.

И эта его деятельная натура, наверное, давала ему ощущение, что он может влиять на все и вся вокруг. И он почти до конца жизни так считал, и еще считал, что сможет по-прежнему влиять на Путина. Как он говорил, «на Володю». А Путин ясно дал ему понять, что, во-первых, на себя влиять не даст, а во-вторых, что он не согласен, системно не согласен с Березовским по многим позициям. И когда Березовский решил использовать против него ОРТ, подключив к этому Сергея Доренко, Путин увидел в этом объявление войны. И в рамках путинского понимания это было предательством. Они шли вместе, а Березовский его предал, поэтому никакой пощады предателю. Это был 2000 год. Березовский увидел, что обманулся, он сам об этом говорил в разговоре с журналистом «Форбса» – «я увидел другого человека, я его не понял». А Путин увидел в нем предателя. И вот на этом они и разошлись. Как в море корабли.

Его ли рука дергала стартер «оранжевой революции»? Все, что ослабляло власть и влияние Путина после изгнания, Борис Березовский поддерживал. По-разному – морально, иногда деньгами. Он приветствовал все, что, на его взгляд, каким-то образом ослабляло власть Путина.

И не было истории внезапной его любви к Путину, внезапного его выдвижения, за которым последовало внезапное разочарование. Надо понимать, что после 98-го года, когда премьером стал Примаков, весной 99-го практически объявивший, что он будет бороться с олигархами и конкретно с Березовским; после появления некоего списка, который никто не видел, но я допускаю, что он мог быть, – после этого всего Березовский почувствовал угрозу. И не только Березовский, угрозу почувствовало все ельцинское окружение, потому что понимало, что Примаков – сторонник другого политического тренда. Говоря проще – он не наследник. Тогда за Березовским действительно стала ездить «наружка». И тут, как он сам мне рассказывал, директор ФСБ Путин пришел на день рождения его жены Лены – незваный. И когда он сказал: «Володя, ты что, сдурел, что ли? Тебя же сдаст собственная охрана. Понятно, что доложат премьеру, а Ельцин болеет. И тогда – все…» Путин ответил: «А мне все равно…»

Надо признать, что когда Владимир Владимирович считает, что что-то правильно – а он человек упрямый, – он это делает. И несмотря на то, что этот визит был рискованным лично для Путина, потому что правительство Примакова готовилось к аресту Березовского, он пришел. Это была демонстрация. И это была демонстрация Путина, понимавшего ценность Березовского. И он это демонстрировал – он же не к Лене пришел. Он пришел продемонстрировать, что они с Березовским в одной команде. Это, конечно, не совсем преданность, и уж точно не личная преданность Путина Березовскому. Он демонстрировал всему окружению, включая Бориса Николаевича Ельцина, что он лоялен команде. Команде – а не Березовскому! Когда Путин счел, что Березовский изменяет команде, он от него избавился.

И с этого момента Березовский понял, что Путин человек сильный, бесстрашный, человек верный или лояльный – как хотите можно его называть. Вот тогда Борис Абрамович и занес его, наверное, в свою какую-то черную книжечку. Весна 99-го года – это то самое время, когда окружение Бориса Николаевича искало – президент действительно тяжело болел – версию его досрочной отставки и избрания, пока он опять не скатился к своим 3 %. В тогдашнем интервью «Эху Москвы» Березовский сказал: «Если Конституционный суд разрешит Ельцину третий срок, то я буду настаивать, чтобы Ельцин выдвигался сам».

Существовала некая группа, довольно близкая Борису Николаевичу – естественно, в первую очередь члены его семьи, Татьяна и бывший глава администрации Валентин Юмашев. Потом Березовский, Чубайс, Роман Абрамович. Они действительно рассуждали о том, как сохранить преемственность власти. Не просто сохранить безопасность – это тоже была цель, и не надо преуменьшать ее значимость, – но главным вопросом было, попросту говоря, как сохранить взятый Россией курс на капитализм. Им было понятно, что Примаков – это возвращение в социализм, это такая паракоммунистическая история. И они уже в ноябре 98-го года с участием Березовского, я не выделяю его роль в этой группе, выработали концепцию, «нарисовали» фигуру человека, который может выиграть выборы, относительно честные. Подробнее о том, как это выглядело, – в главе про нынешнего президента, здесь важно то, что после определенного «кастинга» из числа возможных претендентов они отобрали директора ФСБ Владимира Путина.

Я абсолютно уверен, что Березовский здесь сказал свое слово, памятуя о той истории честности, преданности Путина, когда, несмотря на то, что конъюнктура складывалась неудачно и плохо, он пришел – в общем, тоже мне, повод – пришел на день рождения жены Бориса с букетом цветов. Я думаю, что Березовский сказал свое слово. Но он, конечно, был не единственным.

Березовский говорил, что это вообще была не его идея, а идея выдвижения Путина на самом деле принадлежит Волошину. Возможно, но они явно «примеряли» людей к созданному ими образу. Кто первым назвал фамилию «Путин»? Теперь это не так уж и важно. Думаю, что Путин был в числе прочих. Смотрины шли всю первую половину 99-го года. И когда фамилия Путина возникла, Березовский ее не только поддержал, но даже спорил с Чубайсом, который говорил: «Да вы что?! Давайте Степашина. Это парень из КГБ, – говорил Чубайс, – они не могут быть лояльными, они из той жизни». А Березовский его убеждал – это подтверждает и сам Чубайс – и поддерживал кандидатуру Путина. Когда было принято решение, когда Путин был назначен уже премьер-министром, или исполняющим обязанности, – с этого момента вся эта группа стала лояльна не только Ельцину, но и соответственно Путину.

Борис Абрамович был, конечно, человеком очень циничным, но, как мне кажется, он не был «убивцем», злодеем. То есть он, конечно, ради интересов своих и своего государства мог использовать ситуацию, скажем, в Чечне; или использовать ситуацию с Политковской; или с Литвиненко – и он это делал. Но, может быть, я его плохо знал, но, честно говоря, когда мы разговаривали, у меня не возникало ощущение, что он мог, например, заказать убийство того же Литвиненко или Политковской. Что-то вроде: «убейте мне Литвиненко с помощью яда или Политковскую с помощью киллера, и мы это повесим на Вову» – нет, не верю.

Развязать войнушку – наверное, да. Как там говорил Сталин: смерть одного человека – трагедия, сотен людей – статистика? Впрочем, я все-таки не могу быть до конца уверен в этом. О Березовском говорят, что он сам развязывал войны и сам же их прекращал. Но вот мог ли он развязать, допустим, первую чеченскую войну? Да нет, конечно. В 94-м году он – бизнесмен, он еще не вхож даже к начальнику охраны Ельцина Коржакову. Он занимается своим автомобильным бизнесом. Он не мог развязать ту войну. Известно, кто ее развязал; известно, какие там были интересы; известно, какие там были, к сожалению, и экономические интересы. И часть чеченской диаспоры участвовала в развязывании этой войны. Так что, честно говоря, не вижу Березовского, целенаправленно развязывающего войну. И, кстати, когда в 90-х годах были кровавые разборки, когда предприниматели убивали друг друга – ни разу его не обвиняли в том, что он в своем бизнесе использовал киллеров. Во всяком случае, не слышал о таком.

Правда, в 99 году я в глаза обвинил Березовского во взрывах домов в Москве и Волгодонске, которые стали фактическим поводом ко второй чеченской войне. Я ему говорил тогда, при встрече, что все это случилось как-то вовремя, как-то вам все подошло. Березовский просто орал на меня, ну, точнее, шипел – на меня не очень-то поорешь: «Ты с ума сошел?! Ты что думаешь, что я на это способен, ты думаешь, что Володя на это способен?! Да, никогда в жизни! Володя – офицер, – говорил мне Борис Абрамович, – он просто в жизни никогда на это не пойдет! Ему об этом даже говорить нельзя!» Мы так грубо друг с другом разговаривали. Тогда, сразу после этих взрывов, он говорил, что его команда и Путин тут ни при чем. И даже отморозки из спецслужб на это не пошли бы, зная, как Путин к этому плохо относится. Но, конечно, когда конъюнктура изменилась, он стал говорить совершенно другие вещи. Кстати, это показательно. В каком случае он говорил правду – решайте сами.

Но то что Березовский был против войны в Чечне, – это чистая правда. Он говорил это Путину в 99-м году, несмотря на рейд Басаева в Дагестан. Он считал, что басаевцев надо из Дагестана вышибить, но не заходить дальше в Чечню. Он говорил, что чеченская война – кровавая бойня. Я бы обратил внимание на такую амбивалентность его слов. При этом он оставался лояльным Путину до его избрания, он делал все, чтобы Путин был избран на пост президента, он был одним из главных творцов этого избрания.

Более того, он был одним из родоначальников партии «Единство», или «Единая Россия», это именно он – со слов пиарщиков – придумал использовать в качестве символа партии медведя. Вернее, не придумал, а выбрал из всех тех кроликов, волков, лис, чаек, ястребов, медведей, что им тогда предлагали. Березовский настоял на медведе. Ему говорили, что медведь ленивый, хищный, а он отрезал: «Медведь соответствует характеру России». Поэтому, как бы сейчас «Единая Россия» ни отмазывалась и ни отмывалась, из песни слов не выкинешь – это тоже детище Березовского. Я думаю, что другие свидетели и участники этой истории могли бы это подтвердить. Может, теперь они и не испугаются обвинений в пособничестве Березовскому, поскольку его уже нет.

Чего Березовский пытался достичь? Наверное, хотел войти в историю тем, кто обновил великую страну. Для него, для человека, который привык работать с цифрой – а он все-таки математик, занимался информационными системами, – это был, скорее, математический вопрос, вопрос верной организации системы, ее математически верного описания. Он понимал, что единственно возможная трансформация страны – это от социализма к рыночному обществу. И хотел войти если не архитектором такой трансформации, то ее инженером-конструктором. Чтобы рядом с фамилией Ельцин, Путин где-то маленькими (а может, и не такими маленькими) буквами было написана фамилия Березовский. И чтобы она там была единственной. Для него это было амбицией, кроме того, он получал фантастическое, даже физиологическое удовольствие от этого процесса. Когда чего-то у него получалось, он буквально прыгал: «Йес! Я это сделал! Какой я великий! Ай да Березовский, ай да сукин сын!» Это был такой характер, помимо всего прочего.

При всем этом он никогда не думал выдвигать свою кандидатуру в президенты. Он отвечал, кстати, на этот вопрос в интервью «Эху Москвы» в 98-м, кажется, году. Он говорил, что президент-еврей для России – он, кстати, никогда не стеснялся своего происхождения – невозможен, да это и не нужно. Это будет отталкивать людей. Он говорил это откровенно. Посмотрите архив его интервью 1997–1998 годов на нашем сайте. Он очень откровенно говорил. Некоторые называют это цинизмом. Я называю это откровенностью.

Часто спрашивают, почему богатыми в России постсоветской стали именно евреи? Ну, я думаю, что каждый видит то, что он хочет увидеть. Вот если вы посмотрите, скажем, список самых богатых людей в России по версии Forbes в 2012 году: на первом месте Алишер Усманов – как-то сомнительно в этом смысле его происхождение. А на втором месте Владимир Лисин – рядом не стояло, что называется. На 3-м месте Мордашов Алексей – тоже, впрочем, как-то не очень похоже. В первой семерке из евреев только Фридман, если проводить подсчеты типа эсэсовских, то там только Михаил Фридман.

К концу жизни – особенно, наверное, к концу жизни, – после эмиграции, в ходе судебного процесса с Абрамовичем эта энергия и неуемность Березовского начала превращаться в метания, в смятение. Он стал мятущимся человеком. И этот процесс сыграл очень большую роль – когда шел процесс, до процесса и после процесса у него происходила какая-то переоценка ценностей. И публичная, и не публичная.

В феврале 2012 года он прислал мне письмо. Называл его покаянным письмом – с просьбой опубликовать. Он каялся перед народами СССР – не России даже – он каялся в трех прегрешениях. Во-первых, в алчности. Во-вторых, в том, что он зажимал свободу слова, перекупая журналистов. И в-третьих: он каялся, что привел к власти Путина. Я ему тогда написал: «Борис Абрамович, это клоунада». И не опубликовал этого. «Эхо Москвы» – не то место, где можно заниматься клоунадой. Я понимаю, писал я, вы слово «покаяние» употребляете с иронией – а это еще было Прощеное воскресенье. Я человек не религиозный, но мне показалось, что это заденет людей. Я почувствовал там, в стиле письма, зная Бориса Абрамовича, насмешку над словом «покаяние» – что мне не понравилось. Это было растиражировано в Интернете, он мне ответил другим письмом, что не имеет ко мне претензий. Что понимает, почему я этого не делаю. Тем не менее он где-то его разместил – это было первое покаяние.

После того как он проиграл процесс Абрамовичу, он надломился. Не сломался, возможно, но надломился точно. (Кстати, все слухи о том, что он проиграл 5 миллиардов – все ложь чистой воды; проиграл он где-то порядка 40 миллионов фунтов и адвокатам должен остался где-то около 25–30 миллионов фунтов. Для него это были большие деньги, но не разорение.) Дело в том, что вся его стратегия разоблачения путинского режима, которую он выстраивал в течение 12 лет, – она в этом суде рухнула. Если бы суд присудил ему 1 фунт, но признал бы его честным, то эта стенограмма – его показания про режим Путина – стала бы историей. Березовский снова стал бы человеком, делающим историю. А так – все осталось, как было. Это было для него крушением 12-летней стратегии – вот что случилось на самом деле в августе 2012 года. А другой не было. И отсюда – депрессия…

И когда Путин после смерти Березовского рассказал, что в начале 2013 года он написал ему два покаянных письма с просьбой позволить вернуться в Россию, я в это верю. «Первое передал один из бывших партнеров Березовского по бизнесу, российский гражданин (Абрамович. – А.В.). Второе передал тоже его партнер по бизнесу, но из числа иностранных граждан», – сказал тогда президент. В январе 13-го с Борисом Абрамовичем сначала случайно, а потом снова, уже по инициативе самого Березовского встретился Владимир Жириновский. Насколько я знаю, он уговаривал Бориса вернуться в Россию, обещая заступничество и посредничество. И, может быть – это мои догадки, – у Березовского как у человека чрезвычайно творческого возникла конструкция новой стратегии – подорвать режим изнутри.

Я бы хотел обратить внимание, что власть об этом письме не упоминала вовсе в течение двух месяцев. Это означает, что оно, как это у них называется, «пошло в работу». Его же можно было взять и опубликовать через LifeNews, или «Известия» и смешать Бориса Абрамовича с грязью. Нет, власть – я имею в виду, конечно, лично Путина – не стала об этом говорить – и это означает, что она над этим думала. Путин взял тайм-аут на размышление, и поэтому мне кажется, что в день смерти Березовского самому Владимиру Владимировичу было не очень весело. Я не думаю, что он очень радовался, потому что он прошел с Березовским очень длинный путь, и, конечно, в его глазах Березовский был, безусловно, Мефистофелем. Я знаю, Путин очень часто об этом говорил. А тебя всегда меряют по величине твоих врагов. Если у тебя враг Мефистофель, то и сам ты фигура схожего масштаба. А если у тебя враг какой-то мелкий… Березовский был бесом, но не мелким бесом. Он был крупным политиком.

Березовского обычно представляют до безумия серьезным, но на самом деле он был очень живым, веселым человеком и делал все с разбойничьим присвистом и в собственное удовольствие. Можно вспомнить, например, как в 1999-м он избирался депутатом Госдумы от Карачаево-Черкесии. Здоровые мужики видят этого мелкого еврейчика, а он говорит: «Я буду вашим депутатом». Проходит полчаса, и они начинают кричать: «Любо, Борис, любо!» Как он это делал?!

Другая история. В октябре 2000 года, уже находясь в изгнании, Березовский специально остановился в отеле «Бристоль» в Париже, куда приехал Путин с официальным визитом. Я до этого года три не разговаривал с ним вообще, и тут он мне звонит, спрашивает: «Леша, Леша, ты где? А можешь сейчас прийти в ресторан отеля «Бристоль»?» Я прихожу, внизу стоит вся делегация – полсотни человек, во фраках, все готовятся идти через дорогу на прием к Жаку Шираку в Елисейский дворец. Спускается лифт, выходит Борис Абрамович Березовский в джинсах и курточке, изгнанник. Гордо фланирует и каждому говорит: «Здравствуйте». От него побежали, как пингвины бегут в мультфильме. Из-за колонн все выглядывали. Единственный несчастный Михаил Швыдкой, тогда министр культуры, который не понял, что случилось, застрял посреди зала. Боря обнял его, поцеловал. А на следующее утро он нанял девушек, и когда делегация спустилась на завтрак, за столами сидели девушки в бальных платьях. И вся делегация заказала завтрак в номера. Вот это был Березовский-изгнанник, который приехал троллить.

Я думаю, что Борис Березовский в каком-то смысле добился того, чего хотел, – он войдет в историю России. В учебники войдет избрание Ельцина; в учебники войдут Хасавюртовские соглашения; в учебники войдет избрание Путина. Это громадные, мощные пласты истории. Я понимаю, что это сделал не он один, но без него это было бы много тяжелее, а кое-что, возможно, если бы в Давосе они не собрались, без него и не произошло бы.

Со смертью Березовского ушла, конечно, не эпоха, но ушла некая ее специя, пряность, если мы вспомним привозимые в Средние века пряности из Индии. Вокруг Бориса Абрамовича было много мифов, он сам был мифотворцем, и те, кто его не знал, сейчас говорят о нем как о черте с рогами и хвостом.

Те же люди, которые с ним боролись на равных, от того, что лишились блистательного, изобретательнейшего импровизатора, наверное, испытывают чувство грусти. Березовский добавлял пряности, перцу в их жизнь, включая и Путина. Президент очень внимателен к людям и вполне понимал масштаб Бориса Абрамовича как своего противника. Лишиться даже такого мифологического противника, который не представлял уже угрозы, ему вряд ли пришлось по душе, ибо, как я уже говорил, наш вес в истории определяется весом наших врагов.

Возможно, наилучшим образом Березовского характеризует то, что по поводу его смерти даже его политические противники, с которыми я говорил, не позволили себе и толики злорадства. Достойное поведение политических противников Березовского – это ведь тоже свидетельствует о величине его фигуры. Повторю, что ваши размеры определяются размерами ваших врагов…

Спустя пять лет после гибели Бориса Березовского его могила в пригороде Лондона с простым деревянным крестом, установленным сразу после похорон, заросла травой. Семья, друзья, бывшие партнеры по бизнесу, люди, пришедшие к власти благодаря ему, – вы где?