Я ожидал большого срока для экс-министра экономического развития Алексея Улюкаева, которому в итоге суд дал восемь лет строгого режима. И к тому были все основания. Тем, кто внимательно наблюдал не только за самим процессом, а за тем, что шло вокруг него, и за реакцией людей, скажем, принимающих решения, включая президента Российской Федерации, было очевидно, что дело не во взятке предполагаемой – и, на мой взгляд, недоказанной – в два миллиона долларов, и не в корзинке с колбасками. На мой взгляд, в этом деле существует что-то более глубокое. И, конечно, не Сечин, как пишут многие наблюдатели, посадил Улюкаева. Улюкаева посадил Путин. Это надо понимать очень хорошо. Игорь Иванович Сечин без решения президента на это бы не пошел никогда. В этой истории он выступал лишь оператором президента. Так что я немного защищу Игоря Ивановича.

Будет ли какое-то развитие этого дела, я не знаю. И кто это может знать? Нет, конечно, я думаю, будет апелляция в Мосгорсуд, но, повторяю, поскольку очевидно, что решение – впрочем, так же, как и по Навальному – принимал лично президент Путин (для меня в этом нет никакого сомнения), то и последующее развитие будет связано с последующими решениями Путина.

Те, кто внимательно следил за процессом, понимали, что взятка не доказана. Даже, предположим, что она была – она не доказана. Мы видим, что свидетелями требования взятки были два человека: это сам, собственно, Сечин и глава ВТБ Костин. Они не допрошены в суде. Почему-то. Мы видим, что заявление о попытке вымогательства взятки написал человек со слов другого человека, а не со слов того, от кого требовали эту взятку. Мы это тоже видим. Я имею в виду начальника службы безопасности «Роснефти» генерала ФСБ Феоктистова. Он не присутствовал на предполагаемом вымогании взятки, а написал заявление – и подписал его – со слов другого человека, что в УПК, в общем, не должно работать.

Я напомню самый главный элемент всего дела Улюкаева. На большой пресс-конференции Путина в 2016 году наш корреспондент Алексей Соломин задал ему главный вопрос той пресс-конференции: «Знаете ли вы версию Алексея Улюкаева о том, что произошло на самом деле?» И получил абсолютно грубый ответ Путина: «Мне это не надо. Мне достаточно оперативных данных». И вся элита это услышала. У меня потом спрашивали: «А как твой мальчик это спросил?» А что он должен был спросить? По-моему, это интересный вопрос, а ответ еще интересней.

То есть дело не во взятке вовсе. Я предположу, что с позиций президента Улюкаев совершил какое-то другое преступление – может быть, есть какие-то расшифровки разговоров или что-то еще. Это не имеет никакого отношения к истории с «Башнефтью», решение по которой было принято лично Путиным в августе, и поэтому в октябре вымогать взятку за исполнение августовского решения Путина мне кажется смешным.

Дело Улюкаева мне напоминает историю взаимоотношений Путина с Саакашвили. Почему Путин ненавидит Саакашвили? Я помню, когда Михаил Николаевич в качестве президента первый раз приехал в Москву, он говорил мне, что перед встречей с Путиным пошел в церковь и помолился о том, чтобы наладить с ним отношения. Но Саакашвили первым из глав бывших республик СССР, не считая стран Прибалтики, взял курс на абсолютный разрыв с наследием Российской империи, Советского Союза, отрыв от России. Он жестко и внятно взял курс на Запад. Путин, на мой взгляд, расценил это как измену, предательство: православный народ, двести лет – с Георгиевского трактата о переходе Грузии под протекторат России были вместе, и вот президент, который, видимо, сказал при встрече какие-то ему ласковые слова, затем взял курс на сближение с НАТО и ЕС. Кроме того, я думаю, что Саакашвили очень нелицеприятно отзывался о Путине в каких-то частных беседах. Он бывает груб и со своим кавказским темпераментом, вероятно, в личных беседах о Владимире Владимировиче говорил вещи чрезвычайно оскорбительные и неприятные. Эти слова были записаны и положены Путину на стол. И хотя это лишь мое предположение – реакция Путина по отношению к Саакашвили на протяжении вот уже почти пятнадцати лет всегда была негативная.

В ситуации с Улюкаевым, зная президента, я уверяю, что дело не в корзинке с колбасками, в которой между колбасками лежало два миллиона долларов. Это невозможно. Улюкаев, по мнению Путина, совершил что-то такое, что нельзя делать публично, потому что это дискредитирует совершенно других людей. И ему «сшили» обвинение во взятке, чтобы закатать его на восемь лет или для того, чтобы он попросил прощения, помилования.

Любой приговор, любое публичное действо имеет как часть несущую, так и часть демонстративную. Я думаю, что элита прекрасно знает, что дело не во взятке. Я думаю, что те элиты, которым, может быть, этот сигнал – дело не во взятке – направлен, смущены тем, что они не знают, в чем дело. И вот это может быть сигнал: «Ребята, я за вами смотрю. Только попробуйте вильнуть, только попробуйте спрыгнуть с корабля. Только попробуйте сделать попытку к бегству. Я вас достану. По другим обвинениям».

Нельзя же вменить человеку в вину, что он хочет бежать с корабля? Нельзя. Нельзя же поставить человеку в вину, что он в частных разговорах мог обрушиться с критикой на позицию президента по каким-то вопросам? «Так значит, предатель и лицемер? Ты мне в лицо говоришь одно и меня поддерживаешь, а в разговоре со своими близкими или по телефону с кем-то ты говоришь совсем другое?! На тебя нет надежды». Вот в чем здесь дело и вот в чем сигнал элитам, а не во взятке.

Если бы я был присяжным и Путин был бы присяжным, если бы мы сидели с ним в коллегии присяжных и я бы сказал, что Улюкаев виновен на основании тех доказательств, которые представлены в суде, Путин бы размазал меня по столу как юрист, просто бы размазал. Я это хорошо понимаю. Любой юрист размажет. И любой присяжный размажет, потому что не доказано. И это означает, что там находится какая-то другая история, о которой даже Улюкаев может не догадываться. Он сказал и забыл. Он сделал и забыл. Он не знает и не понимает. «А ты сам вспомни, что ты сделал… – мы помним такие периоды в истории нашей страны. – Ты сам расскажи, сам повинись, и тогда, может, тебе скидка выйдет». А в чем виниться-то? – вот же вопрос. И это не мои фантазии, я говорю со знанием дела.

Для Путина нет разницы между третьим и четвертым сроком. Это люди, которые наблюдают извне, могут видеть, как третий срок стал чрезвычайно консервативным, а четвертый станет реакционным и мракобесным. А для него это нормальное скольжение, для Путина. И сигналы элитам – а Путин уделяет больше внимание разного рода сигналам – это тоже содержится в этом приговоре. Но мы этого не знаем точно, мы может только предполагать. Потому что реакция Путина на пресловутой пресс-конференции всего через месяц после ареста Улюкаева была большой неожиданностью для всех…

Можно говорить, что Улюкаев жулик. Но тот процесс, который сейчас идет, те доказательства, которые представляет сторона обвинения, – они неубедительны. Может, его надо посадить, расстрелять, казнить, четвертовать – за другое. Значит, собирайте материал – доказывайте это другое. Но вот тот процесс, который был, – это все неубедительно. Приведу пример. Сечин в своих показаниях пишет, что Улюкаев ему позвонил. Это правда, но не полная. История в том, что Улюкаев «возвращал звонок», как принято говорить. То есть это отфиксировано в следствии, что приемная Сечина позвонила в приемную Улюкаева и сказала, что Игорь Иванович хочет переговорить. И Улюкаев через 20 минут ему отзвонил. Вроде бы правильно: Улюкаев позвонил Сечину. Но это же неправда. Он возвращал звонок. И таких деталей очень много. И то, в чем обвиняют Алексея Валентиновича, просто совсем не убедительно, совсем.

Другое громкое дело – дело «Седьмой студии» и Кирилла Серебренникова. Я с Серебренниковым незнаком. Я, вообще, человек некультурный, и я не видел ни одной постановки. Но его дело – фальсификаторское, сконструированное. Чтобы это понять, нужно просто читать документы. Мы знаем, что человеку вменяется, что он не поставил спектакль, который идет уже много лет. При этом он не имел права финансовой подписи. Суд – штука формальная. Человек не имел права финансовой подписи. Можно сказать: он создал группу. На чем вы это основываете? На показаниях одного человека? Это просто слова. Я могу сказать, что Владимир Владимирович тоже создал группу… балетную. Поэтому надо относиться к подобным вещам чрезвычайно осторожно и наблюдательно.

Все эти громкие процессы проделываются демонстративно и не ради экономических или юридических целей, правосудия. Адресат – либералы: смотрите, что будет. Улюкаев, Белых, Серебренников – смотрите на эти демонстративные, шумные задержания с доставкой из Петербурга в Москву (Серебренников), со спецоперацией в ресторане (Белых)… Людей из противоположного лагеря тоже сажают – но тихо. Как Квачкова. А этих – громко, и президент неоднократно говорил, что ему доставили оперативную информацию, она его убедила, и доверие к человеку утрачено.

Если вы не хотите, чтобы людей сажали по ложным обвинениям, вы должны внимательным образом услышать то, что сказал Алексей Улюкаев в своей заключительной речи. Обвинение его во взятке, с моей точки зрения – а я выслушал весь процесс, – ложное. А значит, он не должен сидеть. И абсолютно неважно, какая у него биография. Если вас будут сажать, я хочу, чтобы вас посадили по справедливому обвинению, а не по ложному. Товарищ Берия, я напомню, не был английским шпионом. Товарищ Берия был расстрелян а) несправедливо и б) незаконно. И ничего не сделаешь. Он не был английским шпионом. Это ложное обвинение. Он был посажен и расстрелян по ложному обвинению. И неважно, что это товарищ Берия.

Я человек в данном случае необъективный. Я знаю Алексея Валентиновича давно. Я общался с ним довольно много в свое время. Он же действительно писатель, он пишет прозу, пишет стихи. Не без художественных изысков, но искренно. Зная Улюкаева, я могу сказать, что эту речь ему не адвокат написал. Эта речь не только произнесена, но и написана самим Улюкаевым. Мне кажется, что он сжег мосты после своей речи. Он этой речью не вымаливал прощения, не давал намеки, что, мол, ребята, давайте договоримся, а просто взял и сжег мосты.

Улюкаев сказал в последнем слове: «Я виноват в том, что сделал для страны слишком мало, шел на компромиссы, пытался выстраивать отношения, лицемерил, участвовал в общем хороводе, а когда попал в эту ситуацию, понял, с какими бедами сталкиваются и живут люди, какая несправедливость есть. Когда у тебя все хорошо, этого не замечаешь. Простите меня».

И он этой речью обидел очень многих своих товарищей, которые его поддерживали, которые продолжают служить. Вот ему можно так сказать, а им еще нельзя. Зачем же он описал работу в правительстве и, вообще, в бюрократии как лицемерие, как получение корзинок с вином и колбасами?.. А основная часть бюрократии хотела бы, чтобы дело Улюкаева быстро забыли, потому что это двойной удар: один по Сечину, другой – по Улюкаеву. Это процесс о нравах высшей бюрократии. И в последнем слове Алексей Валентинович про их нравы сказал то, чего не говорили ни адвокаты, ни прокуроры, ни судьи, – что огромная проблема лежит в области этики поведения госслужащих, которым наплевать на то, что про них думают все остальные 140 миллионов. Вот этим и ценна речь Улюкаева на суде.

И даже Алексей Навальный, который про Улюкаева все время говорил сквозь зубы, в своем блоге написал: «Прочитайте эту замечательную речь. Прочитайте и распространите». Думаю, что в данном случае мы имеем право внимательно прислушиваться к тем, кто садится в тюрьму несправедливо, независимо от их предыдущей биографии.

Взятка не доказана. Более того, генерал ФСБ Иван Ткачев подписал решение о проведении оперативно-разыскных мероприятий за несколько дней до того, как Феоктистов направил заявление о взятке. Поэтому решение об оперативно-разыскных мероприятиях не по поводу взятки. А по поводу чего тогда? Может быть, Улюкаев торговал госсекретами? Он действительно, как принято у них говорить, имел доступ к грифованным бумагам. Он имел доступ к гостайне. Путин ему очень доверял. Может быть, в ходе этого выяснилось, что он изменник Родины и они не хотят позориться? Или, может быть, он чего-то такое говорил по телефону. Или что-то такое он просил, и ему не было дадено, или он как-то нелицеприятно охарактеризовал лично президента? В общем, я предположу, что за осуждением Улюкаева стоит совсем не история с двумя миллионами долларов, где не доказано, что их вымогал и что он знал, что они в этой сумке.

Самое интересное, что в этой истории вообще нет Сечина. Хотя он единственный заявитель, переквалифицированный в свидетеля. Но у них не было очной ставки, его показания не оглашались. Сам он не явился. Тогда на основании чего Улюкаев приговорен к восьми годам строгого режима? На основании заявления человека, который не был свидетелем вымогательства? Ну это, согласитесь, забавно как минимум.

Странно, что на суд не явился не только Сечин, но и оперативный сотрудник ФСБ, который проводил всю эту операцию, был ответственен за нее – господин Калиниченко. Сначала он оказался в командировке, потом – в длительной командировке. И еще двое действующих сотрудников ФСБ, которые непосредственно занимались подготовкой сумки для Улюкаева, – они тоже не явились на процесс, они тоже были в командировке. Что-то много людей разъезжает по нашей стране и не является по повесткам. Это, согласитесь, вызывает дополнительные вопросы.

Представьте себе, что вы присяжные. Вы много читали, вы много смотрели фильмов. И вот вам это дело. И ваша задача не дать ответ, а задать вопрос. Это то, что делает «Эхо Москвы». Мы не даем ответы, мы не знаем правды. Мы не специалисты в области космоса, экономики, балета. Но мы спрашиваем: а почему так? А почему два миллиона долларов, которые инкриминируют Улюкаеву, были получены у какого-то частного лица на оперативный эксперимент? Начальник службы безопасности «Роснефти» генерал Феоктистов взял эти миллионы для следственного эксперимента (всучения денег Улюкаеву) у своего приятеля (так в протоколе показаний). Эти деньги мажутся химическим веществом, затем (после задержания Улюкаева) отправляются на склад вещественных доказательств, а затем… прокурор говорит: «Они должны вернуться по назначению». Одну секундочку, господин прокурор! Назначение – это взятка Улюкаеву. Они должны вернуться Улюкаеву? Или вы эти помазанные купюры отдадите анонимному спонсору генерала Феоктистова? А почему суд не поинтересовался, кто этот спонсор и что за друзья, которые дают генералам ФСБ два миллиона долларов наличными… в долг? Отчего суд не исследовал доказательства, что эти деньги имеют именно такую природу? Нет ответа на эти вопросы.