Тулум почувствовал, как откуда-то из глубин души вновь рвется наружу рыдание и слезы подступают к глазам. Давно позабытые и даже постыдные слезы. Не он ли учил, что смерть так же естественна, как жизнь, что солнце восходит и заходит и нет нужды беспокоиться о закате, ибо восход неизбежен! Но сегодня он вдруг почувствовал, что осиротел. Тонкая ниточка, соединявшая его воспоминания с миром, где все было хорошо, где они с Ардваном бегали детьми в цветущих дворцовых садах, играя в прятки, оборвалась – и будто не было того мира…

– Святейший! – раздался рядом раздраженный молодой голос. – Тебе снова нехорошо? Не желаешь ли опереться о мою руку? Этак мы не дойдем до твоих покоев и к полудню!

Тулум отодвинулся от стены, на которую оперся, и бросил болезненный взгляд на молодого жреца в одежде северянина.

– Подожди, – сказал он. – Я пойду сам.

Неужели прошли всего день и ночь с этого мига, когда его любимый старший брат с огнем и дымом вознесся к небу, чтобы воссоединиться с вечным сиянием Исвархи! Он вспомнил, как вчера среди ночи был срочно вызван во дворец. Как вбежал в царскую опочивальню, полную рыдающих и вопящих слуг, и увидел мертвое тело брата. Оно лежало на смертном ложе, совершенно ненужное, как обноски некогда пышного одеяния, выброшенные за порог. Тулум подошел к брату, склонился над ним и заплакал – впервые за много лет. Не в состоянии сдержать накатывавших слез, он украдкой вытирал их тыльной стороной ладони, чтобы никто не увидел. Пришедшие с ним жрецы молча стояли поодаль, ожидая распоряжений. Обряд воссоединения богоданного государя с Отцом-Солнцем должен был состояться не позднее чем на рассвете следующего дня, а значит, начинать следовало как можно раньше.

– Твоя боль и скорбь – моя боль и скорбь, – раздалось с порога опочивальни.

Зять властителя Аратты, ясноликий Киран, сбросил плащ на руки сопровождавшего его воина и подошел к смертному ложу.

– Я знаю, что мои слова не вернут тебе брата, а нам государя, святейший Тулум. Могу сказать лишь одно – коварные мерзавцы накхи, совершившие это преступление, понесут справедливое наказание. И мы не остановимся, покуда не расквитаемся с ними сполна…

Верховный жрец чуть помедлил, стараясь унять слезы и восстановить дыхание. Он хотел было повернуться к пришедшему, но в последний миг решил этого не делать.

– Почему ты решил, что это были именно накхи?

– Рядом с убиенным Ардваном, да сольется воедино сияние его мудрости с сиянием Исвархи, была найдена двойная петля с узлами – удавка накхов.

Киран говорил громче обычного – должно быть, желая, чтобы его слышали все присутствующие.

– Если рядом с моей пустой миской положить твою ложку, будет ли считаться, что ты уже отобедал? – возразил Тулум.

– Кому же еще, кроме накхов, нужна была смерть нашего обожаемого государя? – воскликнул Киран. – Прости, я возвысил голос… Но боль утраты разрывает мое сердце!

Тулум все же повернулся и поглядел на собеседника. Лицо государева зятя было, по придворному обыкновению, выбелено, глаза подведены и губы накрашены кармином, будто начальник столичного воинства только что напился крови. Но зоркий глаз верховного жреца отметил в этом некую небрежность, будто лицедей опаздывал на подмостки и, торопясь, решил, что издали сойдет и так.

– Быть может, ты и прав. Но что, если, кроме накхов, здесь, во дворце, притаился еще какой-то враг? – предположил Тулум. – И, зная, что нынче мы враждуем с накхами, он подбросил сюда удавку, чтобы отвести от себя подозрения? Что, если во дворце еще остались заговорщики, причастные к мятежу Артанака? – Он также возвысил голос, чтобы его слышали все присутствующие. – И они тщательно таятся, желая истребить всех, кто имеет хотя бы самые малые права на престол? В таком случае и я, и ты в опасности! Значит, нам следует принять меры, чтобы обезопасить себя и покарать врага, кем бы он ни был!

Тулум говорил медленно, внимательно наблюдая за раскрашенным арием. Лицо того и впрямь напоминало застывшую маску, но взгляд был напряжен, точно Киран опасался, не выхватит ли святейший Тулум что-нибудь острое и не поразит ли его прямо на месте.

Молчание длилось, пожалуй, чуть дольше, чем было необходимо. Но ответ царского зятя прозвучал спокойно и уверенно:

– Твои слова неизменно полны мудрости. Я не подумал о том. Что ж, если это и впрямь возможно, прошу тебя, возложи себе на плечи хлопоты, связанные с церемонией Воссоединения, ибо это главное и самое срочное из дел. Я же позабочусь об остальном. Увы, на сегодня лишь мы с тобой остались ближними к покойному государю. Однако, ежели ты умолишь Исварху позаботиться о его детях, я сделаю все, что в человеческих силах, дабы защитить престол от любых врагов…

Убедившись, что святейший не намеревается ему возражать, Киран воодушевленно продолжил:

– И вот еще – чтобы единство наше было незыблемо, я прошу, чтобы сей человек, – он хлопнул в ладоши, и в опочивальню из соседней залы вошел жрец в рыжеватом одеянии, какое обычно носили служители в храмах севера, – всегда был рядом с тобой. Он сможет в любой час отыскать меня и передать твои слова. Он примет на себя все хлопоты, оставив тебе лишь служение господу Исвархе и занятие высокими науками во славу нашей державы. И поверь, святейший Тулум, я не пожалею ни жизни для защиты трона, ни золота для величия твоего храма!

Киран закончил говорить и почтительно склонил голову – то ли для того, чтобы показать свое преклонение перед мудростью верховного жреца, толи для того, чтобы спрятать глаза. Тулуму показалось, что второе. Он прислушался – из-за стены доносились приглушенные голоса и тихое бряцание оружия. Должно быть, царский зять прибыл сюда не один.

«И вероятно, если я ему откажу, – подумал Тулум, – если напомню, что, в отсутствие сыновей у Ардвана, именно я должен взойти на престол, – очень может быть, что я умру от непереносимой скорби прямо сейчас, над телом старшего брата… А сопровождавшие меня жрецы – вполне может быть, что потом окажется, что со мной сюда приходили такие же северяне, как этот. Жрецы, которые не знают толком ни одной молитвы и только распускают слухи о своем необыкновенном Светоче Исвархи… Да уж – и брат, и я недооценили этого красавчика. К счастью, и он меня недооценивает, вероятно полагая, что он может просто откупиться, оставить мне занятия наукой и храм и забраться на престол, получив мое благословение… Что ж, пусть и дальше так считает. А сейчас надо выбираться из этой западни…»

– Благодарю тебя за заботу.

Тулум смахнул последние слезы и поднялся на ноги.

– Я незамедлительно займусь церемонией. Вы, – повернулся он к своим жрецам, – перенесите тело в храмовую усыпальницу и начинайте готовить царскую краду. И огласите по городу, что до первых лучей солнца, когда мы зажжем погребальный костер, всякий может прийти и проститься с государем. – Он поглядел на приставленного к нему соглядатая. – Ступай за мной, юноша. Мы возвращаемся в храм. И да будешь ты угоден Исвархе!

Молодой жрец в блекло-рыжем рубище исподтишка презрительно смотрел на Тулума и недовольно кривился, вынужденно смиряя шаг. Положим, обряд Воссоединения верховный жрец кое-как провел, но потом силы как будто совсем оставили его. Вот он – бредет в свои покои, ссутулившись, шаркая ногами, будто и не видя ничего впереди себя, временами даже опираясь о стену. Поистине Южный храм одряхлел и выродился, если им до сих пор правит такой немощный старец! Ну ничего, скоро это изменится…

– Братец Ардван, зачем ты нас покинул? – тяжело вздохнув, пробормотал святейший Тулум, в очередной раз останавливаясь передохнуть. – Как же все это не вовремя… – Он повернул голову к северянину. – Я не ропщу на мудрость Исвархи. Я лишь силюсь постичь его волю. А ты – желаешь ли ты постичь его волю?

Молодой жрец озадаченно поглядел на верховного жреца. Уж не начал ли тот выживать из ума?

– Да, я знаю, что ты хочешь, – не дождавшись ответа, со вздохом произнес Тулум, и добавил: – Нынче же будет тебе откровение. Так бывает, мальчик, поверь мне…

Они повернули в полутемный коридор.

– Сюда мало кто приходит, – продолжал согбенный горем брат государя. – Здесь я разбираю древние свитки, провожу опыты, здесь постигаю значение звезд, открывающих мне судьбы людей…

Молодой жрец едва скрывал насмешливое превосходство над этой живой развалиной. Но ему было велено оставаться рядом, смотреть и слушать, чтобы потом, когда наступит час, занять его место.

– Постой тут. Мне нужно кое-что взять.

Верховый жрец прошаркал вперед к двери, возле которой, угрожающе оскалив пасти, стояли литые бронзовые псы.

– Они знают меня. – Тулум положил левую руку на ухо безмолвного стража, как показалось его спутнику, погладив изваяние, как живую собаку. – И потому всегда пропускают без спроса. А ты подожди тут.

Он с кряхтением отворил тяжелую дверь и скрылся за ней.

Молодой жрец остался стоять, слушая удаляющиеся шаркающие шаги и глядя, как догорает масло в стоящей на выступе стены светильне.

– Да что же он там мешкает? – процедил он наконец, барабаня пальцами по стене. – Не заснул ли старик от усталости?

Он сделал несколько шагов к двери, желая проверить, чем там занят святейший.

Что-то глухо загудело глубоко под каменным полом. Псы угрожающе взревели и повернули головы в сторону незваного гостя. Жрецу показалось, что они даже открыли глаза. Он поморщился. Детские забавы! Они способны напугать только дикаря!

Еще шаг – и две струи липкого пламени ударили ему навстречу.

Молодой жрец с истошным воплем рухнул на пол и начал кататься по нему, пытаясь сбить пламя. Через несколько мгновений крик сменился хрипом, а потом и вовсе затих.

– Ну вот и все, – проговорил Тулум, задумчиво глядя на скрюченное обгорелое тело, которое довольно ясно отражалось на полированной серебряной пластине.

Сложная система зеркал позволяла ему увидеть, что происходит за дверью, не поднимаясь из-за стола. Он сел поудобнее, нажал спрятанный под столешницей рычаг. Плита, на которой лежал жрец, тяжело повернулась, сбрасывая вниз мертвеца, и бесшумно встала на место.

– Начальника стражи ко мне, – произнес верховный жрец в металлический раструб, и спустя некоторое время за дверью послышалось:

– Дзагай, к святейшему Тулуму!

Верховный жрец повернул рычаг, и огнедышащие псы опустили морды, сообщая входящему, что путь свободен.

Тулум легким шагом вышел навстречу начальнику храмовой стражи.

– Есть ли новости от Хасты? – едва ответив на приветствие, спросил он.

– Нет, – поклонился тот. – Но один из наших людей видел его, когда накхи покидали Нижний город. Он сидел на коне за спиной у одного из воинов из свиты саарсана.

– Из свиты саарсана, – задумчиво повторил Тулум. – Занятно… В Нижнем городе много погибших?

– Да. И, как сообщают, в ближних селениях тоже. Накхи запасались продовольствием для дальнего похода, забирали все, до чего могли дотянуться. Если кто-то противился, убивали.

Лицо верховного жреца было темно, как туча, но от недавней старческой немощи не осталось и следа.

– Видел ли кто-нибудь Аюну рядом с саарсаном после его ухода из крепости?

– Нет. Ни рядом, ни вообще среди накхов ее не видели.

– Ты спрашивал?

– Я расспросил всех уцелевших свидетелей, мой господин.

– Значит, ее там и не было, – пробормотал Тулум. – Почти наверняка не было… Неужели и здесь Киран приложил руку?

– Не мне о том судить, – промолвил Дзагай. – Но едва завершился обряд Воссоединения, Киран бросился к войску, которое в большой спешке покинуло город. И хочу отметить, что колесницы были запряжены с вечера. А еще вчера начали проверять, нет ли поломок и в порядке ли сбруя. Вчера же колесничие получили запас стрел.

– Вот как? Еще ничего не началось, а Киран уже готовился к походу? Очень интересно… Что ж, мой дорогой родич нанес удар. Сейчас наша очередь. Скажи, ты выяснил, где Аоранг?

– Да, он в дворцовой темнице.

– Позаботься, чтобы его выпустили, и проводи сюда.

Дзагай чуть замешкался с ответом.

– Есть одна трудность, святейший. Ты знаешь, что вокруг стен храма по приказу Кирана стоят воины. Они пропускают только жрецов и очень внимательно смотрят на лица. А недавно к городской страже прибавились вурсы – лесовики из Бьярмы…

– Вот оно как! – усмехнулся Тулум. – Заботливый Киран продолжает печься о моей безопасности. Тогда сделаем следующее – забери в яме труп жреца, выставь его на всеобщее обозрение во внешнем дворе и скажи, что он был неугоден Исвархе и тот испепелил его. И так будет с каждым, кто не почитает величие храма.

Дзагай поклонился.

– Далее – если появятся хоть какие-то сведения об Аюне или Аюре, сообщать мне незамедлительно, днем или ночью. И пусть всякий жрец, где бы он ни был, поспешит сообщить мне, если что-то узнает об их судьбе. Надеюсь, они еще живы… Далее – немедля следует разослать гонцов во все города Аратты. Каждый старший жрец обязан исполнять только мои приказы – или же приказы того, кто предъявит мою личную печать. Как, например, Хаста.

– Будет сделано, святейший.

– И вот еще что – до часа, когда новый государь взойдет на престол, солнце закатилось над Араттой. Храм Исвархи будет закрыт.

– Приготовить храмовое подворье к осаде? – уточнил Дзагай.

– А разве мои слова могут быть истолкованы иначе? Непременно приготовить. – Тулум подумал и добавил: – Городскую стражу за стенами щедро кормить и, главное, поить. Мы не воюем, а лишь скорбим.