…Надутая от важности охрана провела нас по подземному коридору – вверх по лестнице, в знакомую прихожую без стульев и окон. Снова тьма кромешная, но с кошачьим зрением это не проблема. Я безмерно счастлив. Рядом нет серебра, из головы вытащили иголки, исчезло ощущение, что ты жаришься в духовке. Милена не удосужилась надеть жакет – шагает в лифчике, руки в карманах, меж клыков дымится сигарета. Я рассматриваю помещение. Без толку. Сразу три охранника – один сзади, двое по бокам. Перед железными створками стоит нукекуби, положив руку на приклад автомата. У всех боевиков – оружие с серебряными пулями. Какие тут могут быть шансы? Всем под ноги пакетик мышиного фарша не бросишь.

– Я видел легкий самолет – прямо за домом, на лужайке, – шепчу я Милене.

– И что? – раздраженно спрашивает она.

– Ну, – смущаюсь я. – Я такое в фильмах ценил. Типа герои убегают от злодеев, натыкаются на самолет, и понятно – кто-то из них обязательно умеет им управлять. Лично я не умею… вот и решил – может, ты…

Милена выдыхает мне в лицо горький табачный дым.

– Насмотрелся блокбастеров? – с ходу заводится она. – Ты бы хоть оценил мой поступок! Я столетняя девица, мать твою в клыки, – и думаешь, мне охота превращаться в пепел? Всего неделю назад 300 баксов за маникюр отдала!

Вот за это Милене отдельное спасибо. Находясь рядом с ней, легко понять: серебряная пуля в башке – сущие цветочки, ибо существуют вещи похуже.

Железные створки дверей разъезжаются в стороны, как в лифте. Охрана, нещадно тыча стволами автоматов, вталкивает нас внутрь комнаты. Свечи. Лес свечей. Куда ни глянь – они торчат, словно восковые штыки. Я вижу огромного золотого дракона. Изображение Иштар. Кирпичи с разноцветной глазурью, желтые сирруши под потолком, присевшие на мохнатые птичьи ноги. Красные ковры на глинобитном полу – со сложным, даже извращенным шумерским узором. Светло, как днем. Воздух от пламени свечей плотный, вроде масла – ужасно спертый, но нам все равно: я уж говорил, вампиры не дышат. У трона двое: носферату и молчаливый. Любуются нами, не скрывая радости, – словно деткам вынесли праздничный торт. Охранники щелкают каблуками, отдав честь, возвращаются в прихожую. Нукекуби замер у двери – с автоматом наперевес. Носферату приближается: медленно, разрезая горячий воздух тугими рывками, как пловец воду. Он него исходит чудной запах – что-то похожее на казенный формалин, в котором люди держали покойников. Серая кожа, на щеках больше нет театрального грима – отпала надобность выдавать себя за человека. Уличные видеокамеры записали странных вампиров с розовым оттенком кожи: вот вам и замаскированные люди. Самый лучший грим тот, который используют актеры, играя в пьесах МХАТа охотников за вампирами. Делает кожу розовой, при этом не блестит. Подумать только, настоящий театр абсурда – упыри, которые изображали людей, притворяющихся упырями. То есть сверху розовый грим, а потом еще и слой белого – страшилки для прессы, «люди среди нас». Зубкова права – режиссер великолепен. Казалось бы, к чему эти глупые игры с гримом? Но нет – так более красочно, загадочно, страшно. Без грима спектакль показался бы ему блеклым. Риск? А никакого риска. Потом поздно будет разбираться: люди это были или нет, паника уничтожит любую логику. Доказать махинацию с гримом невозможно, упыри охотно проглотят подправленные в фотошопе записи и снимки «людей» с уличных камер.

Рассчитано по деталям было всё: включая налет на секретную лабораторию. По словам Милены, перед атакой боевики обмотались связками живых крыс: тельца излучали тепло, и показания датчиков сбили руководство СВБ с толку.

– Ты уже знаешь, кто я? – уродливая морда рядом.

Меня мутит от запаха формалина. Конечно, он старше любого из нас. Если ты труп со стажем, то необходимы косметические процедуры – для поддержания хорошей формы.

– Да, – безжизненно отвечаю я. – Ты – первый вампир на Земле.

Серая кожа растягивается, сжимаясь в морщины.

– Тогда… склонись. Хозяин прощает. В конце концов, ты ничего не знал. Признай мое величие. Вступай в мою армию. Ты – мой верный солдат.

У моих губ – рука с когтистыми пальцами, на каждом – золотой перстень с сапфиром. Нет. Я не сделаю того, что они от меня хотят.

– Ты убил мою сестру… – говорю я. Звучит по-голливудски, хоть добавляй: «большая ошибка». Но по-другому и не скажешь. – Я не стану кланяться.

– Я убил?! – всерьез изумляется Навуходоносор. – Да в своем ли ты уме?

Перестаю что-либо понимать. Носферату кивает в сторону Амель-Мардука.

– Это он ее грохнул, – давится смехом царь. – Я тут вообще ни при чем.

Плюнуть не выходит: из-за серебряной двери пересохло во рту. Да и молчаливый не дал бы это сделать – без лишних слов он бьет меня в лицо. Кожа на скуле лопается – разумеется, нет крови, я же голодный, как волк. Нукекуби, по-видимому, только этого и ждал – он быстро и профессионально заламывает обе мои руки за спину. Я пытаюсь боднуть врага головой – бесполезно. Следует еще пара ударов, и Амель-Мардук теряет ко мне интерес. Без крови битва скучна: ощущение, точно лупишь резиновую куклу.

– Ты упустил свой шанс, щенок. – Я впервые слышу слова молчаливого, обращенные конкретно ко мне. – Я испытаю радость… когда твой череп превратится в труху. Абсолютно такую же – какой стала твоя сестра.

В воздухе лязгают клыки. Я чуть не схватил Амель-Мардука за подбородок, но нукекуби оттащил меня. Царевич смеется, подкидывая на ладони револьвер. Белая рукоять… цифры 1836… дуло пахнет кислым порохом.

– Это жестоко… – Глаза Милены горят яростью. – Ты сволочь, Амелин.

Тот не реагирует. Носферату поворачивает голову, качаясь, как змея.

– Ты хочешь милосердия, Милена? – шипит он. – Я только что дал ему возможность. Разве он ею воспользовался? Не надо забывать: вы – лишь уличный прах на наших ступнях. Христианский бог вылепил людей из глины, а я создал вампиров из своей крови… И у вас хватает наглости перечить? Я разорву тебя в клочья, ничтожная тварь. Знай – боги не терпят ослушания.

Ох, зря он это сказал. Милена враз сатанеет.

– Ты вовсе не бог, – выплевывает она, трясясь от бешенства. – В ваши тела вошел дух Ликаона, иначе бы ты не смог пить кровь. Он и есть – первый вампир, восставший из подземного царства для осушения вен… а вовсе не ты.

Да, хорошо бы вот это мудрое откровение осенило ее пораньше, пока в руке был заряженный «кольт»… но лучше поздно, чем никогда. Впрочем, Амель-Мардук не дремлет: Милена получает рукоятью в лицо. Кожа на месте удара белеет, а не синеет, вмявшись внутрь, опять-таки – нет крови. Пальцы в специальных кожаных «наперстках» заталкивают кусочки серебра в гнезда круглого барабана. Одна пуля, вторая, третья. Щелк-щелк! Взводится курок.

Носферату кивает ему, подходя ближе. Психология закончилась, а зрелище казней древние всегда любили. Он хочет хорошенько насладиться моментом.

…Ликаон. Урок греческой мифологии в гимназии с учительницей Марфой Кузинец – дородной и грудастой девушкой лет эдак под сто тридцать. Одета в черное строгое платье, на пухлой левой груди – брошка с черепом и скрещенными костями. Отчетливо вижу себя… вихрастый смышленый ботаник, во рту – тоненькие молочные клыки. Марфа умеет интересно рассказывать, погружая весь класс во мрак античных времен: завывающим, как зимний ветер, голосом повествует о царстве бога Аида, реке мертвых Стиксе, путешествии Одиссея в мистический загробный мир.

В моей голове что-то взорвалось. Нет, кажется, это не серебряная пуля.

Заклинание.

Точно. Заклинание для теней из царства Аида. Я помню, как, сидя на уроке, прилежно отвечаю на заданный вопрос. Неужели ЭТО так просто?! Не может быть. Но… у меня совсем не осталось времени думать. Ствол револьвера направлен Милене в лицо. Она не боится. В кружевном лифчике, с распущенными волосами, босиком – Зубкова прекрасна. Я подаюсь вперед.

– НОАКИЛ… – вопля не вышло, только обволакивающий рот шепот.

МОЛЧАНИЕ. Чудес не бывает. Прости, Милена. Я хотел, как лучше. Палец жмет на спуск револьвера. Шшшшшшшш. Громкое шипение, словно наступили на кобру. Почему я ничего не слышу? Выстрела нет. Нукекуби громко икнул, точнее, каркнул. Палец прошел сквозь металл – как кисель. Глаза Амель-Мардука полны тумана, они стекленеют. Царевич жмет на курок снова – с тем же успехом. Рука уже не может удержать «кольт» – оружие беззвучно падает на ковер. Одежда сползает с торса, превращенного в подобие манной каши. Черный комбинезон с фосфоресцирующим белым черепом, ботинки… Тело больше не состоит из костей и мяса. Туловище – странная, непонятная субстанция, что-то мокрое, вроде густого красного облака, обильно сочащегося темной кровью.

– Неееееееет… – это снова шипение, а вовсе не крик. Тело носферату постигла аналогичная судьба: он растворяется, плоть разрывают волны багрового тумана. Навуходоносор открыл пасть, зубы сомкнулись на моем горле. Но боли нет. Мокрое прикосновение: словно шею обтерли губкой.

ЧЕСНОК МНЕ В РОТ, Я СМОГ ЭТО СДЕЛАТЬ!

Навуходоносор и Амель-Мардук – больше не вампиры. Они вообще никто. Облачные тени туманного сумрака, жалобно истекающие каплями мертвой крови. Обнявшись, словно в танце, два облака сливаются в одно – мутное и красное… я вижу громадный рот, раздираемый безмолвием крика. В глубине рта дрожит язык, сведенный в агонии. Раздается громоподобный треск, от багровой тучи отходит силовая волна – меня тупо бьет в грудь, как молотом. Нукекуби, Милена и я дружно валимся на шумерский ковер. Безмолвие сразу прекращается: оно на ходу перерастает в дикий, ужасный рев. Облако взрывается фонтаном из крови, чьи волны стремительно заполняют комнату… Десятками гаснут свечи, пространство заволакивает багровый туман… в самой страшной, подспудной его глубине начинают открываться глаза… десятки безумных глаз. Это уже что-то другое. Не Навуходоносор. Не Амель-Мардук. Совсем иное существо – голодное, преисполненное жгучей ненависти и злобы. По комнате ползет отвратительный запах – застоявшаяся и прокисшая кровь. Глаза хлопают ресницами: тень формируется в великана. Я вижу выступающие из тумана бугры мускулов… волосатые ноги… и четкие очертания волчьей морды.

…Первым приходит в себя нукекуби. Оставив оружие, бросается к трону. Не медля ни секунды, дергает за потайной рычаг на лапе дракона. В полу откидывается люк: японец прыгает туда «рыбкой», словно опытный пловец – в бассейн. Я стискиваю локоть Милены… Уже ясно – происходящее хорошо не кончится. Она едва успевает подцепить за ремень автомат. Мы кидаемся в тот же люк, кубарем скатываясь по ступенькам. Нукекуби прижался к сенсору на стене, мелко дрожа, давит светящуюся кнопку – всей ладонью, втискивая пятерню в панель. Матерь Дракулова… да это же тот самый подвал, только серебряная дверь, к счастью, расположена в соседнем лабиринте. Круглый люк со скрежетом завинчивается: плотно, как крышка консервной банки. Потолок судорожно ходит ходуном, флуоресцентные лампочки, бегущие по потолку тонкими стрелами, лопаются одна за другой, щедро осыпая нас порошком стекла. Наверху, нарастая, звучит вой – гневный, звериный, будто вместе сработали тысячи автомобильных сирен. Не будь я мертвым кровососом – сто процентов, оглох бы. Воздух пульсирует горячими волнами, атакует слепыми ударами: у меня на руках появляются круглые белые вмятины, как от пуговиц. Вой снаружи достигает режущего уши апогея:

АААААААААААААААААААААААААААА!!!

Взрыв. Такой силы, что потолок прогибается вниз, как фольга, едва не расплющив нас в лепешку. Слава демонам, подвал выдержал. Видимо, для таких случаев босс «Бладлайна» его и строил – чтобы прямое попадание чесночной бомбы было нипочем. Слышно, как что-то крошится сверху, осыпаются куски песчаника. Потом – звенящее молчание. Наверху, в доме, – ни звука, мертвая тишина. Похоже, там и дома самого уже нет: наверняка взрывом все разнесло в щепки. Что ж, оно и славно – от охраны при таком раскладе остается только воспоминание. В ушах тугие пробки, немного подташнивает. Интересно, как быстро у живых мертвецов проходит контузия?

Милена встает с пола. В ее руках автомат с магазином серебряных пуль, дуло направлено на нукекуби. Сквозь вату в голове я еле слышу: клацает затвор.

– А вот теперь и посчитаемся, – скалится она. – Пожиратель суши…

Тот напуган, но отвечает улыбкой. Поправив кимоно, кланяется. Когда автомат не у тебя, а у противника, сразу возвращается японская вежливость.

– Мой босс и напарник погибли, – бесстрастно произносит нукекуби. – Значит, я больше не приспешник Хозяина. Да, я работал на ваших врагов в «Бладлайне» и этим, вероятно, заслужил строжайшее наказание. Но позволь напомнить, Милена: до недавнего времени, всего две ночи назад, ты тоже была на их стороне. Возможно, если бы меня трахнули в офисе, мою душу затронули бы струнки романтизма и жертвенности. Но поскольку этого так и не произошло… мне выпала роль ублюдка.

Милена розовеет последними остатками крови в организме.

– Как-то слабо верится, – огрызается она. – Твой подвид равнодушен к судьбам других вампирских рас, а уж европейцев – особенно. Вы считаете нас существами второго сорта, а себя – избранниками великого зла. И только за один сомнительный факт: у вас, видите ли, по ночам башка летать умеет!

Нукекуби кланяется – механически, словно ванька-встанька.

– Кэцуноана, Милена-сан. Я пошел ва-банк и прогадал: поставил не на тех. Игра окончена. Ты можешь всадить мне между глаз девять граммов серебра. А можешь отпустить восвояси. Я жду, и я в твоей власти…

Милена смотрит на меня. Я думаю. Двумя часами раньше японец собирался пустить мне пулю в голову. Если бы не Зубкова, он так бы и сделал: никаких сомнений. Держал мои руки, пока Амель-Мардук лупил меня по роже револьвером. Прикончил альпа в «20 костях» – впрочем, тот мечтал умереть. Сволочь и гад, короче. Жалеть нукекуби, наверное, глупо. Но что мне с ним делить? Я рад, что уцелел, и люблю всех. Киваю. Пусть катится.

– Аригато годзаимас, – радуется японец. – Я обещаю, ребята: непременно отблагодарю, приглашу в ресторанчик. Но сейчас прошу меня простить. На дворе кризис, массовые увольнения, а я только что лишился работы. Придется срочно подыскивать новое вселенское зло, чтобы стать его приспешником и тем самым заработать себе на кровь…

Его силуэт исчезает в глубине коридора. Зубкова опускает автомат.

– Теперь объясни мне, плиз, – строго начинает она. – Что, ангел тебя забери, это было?! Мне едва мозг не вынесло. Хорошо еще, что я мертвая! Живому существу такое зрелище не вынести: инфаркт обеспечен. Любопытно, кто такой Ноакил? Это что – особо злой вампир из Армении?

Я привлекаю ее к себе… жесткий лифчик мешает чувствовать грудь.

– Ты видела глаза и волчью морду? – говорю я. – Один из них – царевич Мардук, вместилище духа Ликаона, другой – Хозяин, первый, кого дух заставил обращать людей в вампиров через смешение крови. Они несут его дыхание в себе тысячи лет, с момента смерти. Я сделал так, чтобы Ликаон покинул их души… Разорвав сердца, он скинул ненужную телесную оболочку. Вернулся в подземное обиталище мертвых из древнегреческих мифов – царство Аида. Должен признаться, я слегка разочарован. Тогда, в окружении гробов, мне казалось: ты спец по вампирской истории. А теперь я заключаю, что уроки греческих мифов прошли мимо тебя. Не та ерунда, типа «тринадцати подвигов Геракла», а черная готика. Гидра с полусотней пастей, стерегущая порог Тартара в загробном мире, циклопы, «река воплей» Кокит… в общем, стандартные семинары по истории зла, каковые, оказывается, ты умудрилась банально провафлить.

Потупив глаза, Милена заметно смущается.

– Печально, но ты прав, – пожимает она голыми плечами. – Я прогуливала. Думалось: да какое отношение древние греки имеют к вампиризму? Там же сплошные Зевс да Персей. Проводила время с пользой: мальчики приносили бродячих кошечек, я пила кровь и целовалась с кавалерами на школьной крыше. Совесть гложет: неужели за этим я пропустила самое интересное?

– Уже без разницы, – усмехаюсь я. – Расскажу подробности чуть позже. В гимназии никто не любит зубрил, а между тем их действия часто спасают мир, возблагодари Дракулу, что из тихих ботаников. Welcome to the end, как сказано у группы Blind Guardian. Представь, на поверхности нас ждет абсолютно новое общество. Без Кровяной биржи. Без блокбастеров Теодора Фонарчика. Без высших жрецов культа Дракулы. И знаешь что? Меня отчего-то не тянет по всему этому скучать. Давай не будем возвращаться в Москву. Поехали в Питер. Снимем номер в гостинице на пару деньков. А когда устанем, можно и прогуляться немножечко – город посмотреть. Эрмитаж, говорят, в черном цвете просто офигенный.

Становится тихо – слышно, как сыплется с потолка песок.

– Наверное, у меня вид такой, – вздыхает Милена, – что вместо романтики мне всегда предлагают блядство. Думаешь, ломаться буду? Я согласна. Хотя не знаю, получится ли чего-то. Характер у меня говно. Зато я умею классно трахаться, а в перерывах поддерживать разговор на интеллектуальные темы.

Я опускаю с ее плеч бретельки лифчика. Она закидывает руки мне на шею.

– Я тоже не уверен, – признаюсь я. – Как-то у нас все банально, калька с заурядного триллера. Герои познакомились, долго ругались, хотя с самого начала дураку понятно: он влюбится, как мальчишка, а за ее грубой натурой и диким хамством обнаглевшего трупа скрывается тонкая ранимая душа. О блядь… когда же наконец закончатся все эти дешевые штампы?!

Милена, опустив левую руку, расстегивает юбку.

– Жаль, удобного гроба под рукой нет, – деловито говорит она. – Все-таки я предпочитаю секс в нормальной постели. Штампы, говоришь? А хрен с ним, пусть будут штампы. Тогда веди себя, как герой в классической ситуации.

– Эээээ… то есть? – поднимаю я брови. – Все враги ведь и так уже повержены.

Полностью раздетая офицер Зубкова закатывает глаза.

– Козел… из-за тебя испортила романтику. ЦЕЛУЙ ДЕВУШКУ, ИДИОТ!

Лед наших губ соприкасается. Ее язык восхитительно холоден. Надеюсь, мы справимся быстро… и пойдем обедать. У меня кровяная ломка. Секс сексом, однако я по природе своей вампир. Пускай даже и очень робкий.

…Через десять минут понимаю, что обеда мне не видать: мы окажемся на поверхности где-то через сутки. В прошлый раз нашей любви помешал Карл – поэтому все получилось незатейливо, скомканно, а в конце и со стрельбой.

…Зато уж на этот раз нам абсолютно никто не мешал.