Глава 15
Операция «Фридерикус»
Наступление советских войск на Харьков все еще продолжалось. Но, как и в случае со Ржевско-Вяземской операцией, многочисленные и критические просчеты были видны, что называется, невооруженным глазом. Особенно Виктору Ракитину – студенту-историку из 2016 года, необъяснимым образом провалившемуся более чем на шестьдесят лет в прошлое.
Красная Армия имела незначительный перевес в танках, живой силе и самолетах. Но только – на первый взгляд. Все это были только количественные показатели, а как же качественные? Советская пехота набиралась из мало-грамотных крестьян, а командовали ею младшие командиры с явно недостаточными знаниями и навыками. Конечно, это отнюдь не вина «тирана Сталина», который якобы из-за своей паранойи приказал перестрелять весь командирский состав Красной Армии! Курсы младших командиров и не могли длиться долго. Вот только это все же была весна 1942 года, совсем недавно. Всего совсем недавно, полгода еще не прошло, как отбросили гитлеровцев от Москвы. Освоить обучение молодых командиров с учетом изменившихся требований в тактике ведения боя, использования технических средств, той же радиосвязи, и новых принципов управления войсками еще не успели.
Собственно, все это было знакомо «пришельцу» из 2016 года Виктору Ракитину. Когда ополченцы Донбасса вгрызались в каждый метр родной земли, контратаковали, изматывали и били в оборонительных боях бандеровских фашистов – одерживали победы. А вот как только пошли в наступление, чтобы освободить важный железнодорожный узел Дебальцево между Донецкой и Луганской Народными республиками – тут-то и возникли проблемы. Причем фактически те же самые, что и перед Красной Армией в 1942 году. С учетом технического прогресса в военном деле, естественно. Те же проблемы с управлением крупными войсковыми соединениями – танковыми и мотопехотными бригадами. Те же проблемы со связью, подвозом боеприпасов, эвакуацией раненых и оказанием медицинской помощи.
К тому же при наступлении весной 1942 года на Харьков вскрылись еще и проблемы качества боевой техники. Оказалось, что непобедимые «тридцатьчетверки» и тяжелые танки «Клим Ворошилов» являются «детищами эвакуации», когда опять же качество компенсируется количеством. Отсюда – низкая надежность узлов и агрегатов, недостаточная защита брони, поломки по небоевым и боевым причинам.
А у гитлеровцев уже появились модели танков «Панцер-IV» с длинноствольной 75-миллиметровой пушкой, которая уже пробивала броню наших «тридцатьчетверок». И противотанковая артиллерия вермахта пополнилась такими же длинноствольными орудиями. По тактике и выучке командного состава Вермахт также превосходил в 1942 году Красную Армию. Это с ужасающей ясностью продемонстрировали Ржевско-Вяземская и Керченско-Феодосийская наступательные операции, ожесточенные оборонительные бои за Севастополь.
То же самое – с самолетами. К весне 1942 года Люфтваффе все еще обладало весьма высоким боевым потенциалом, оснащенная новыми модификациями «Мессершмиттов-109Ф», пикировщиками «Юнкерс-87», скоростными «Юнкерсами-88». Но главное – немецкие пилоты были все же лучше подготовлены. А в воздушном бою качество имеет практически подавляющее превосходство над количеством… Еще не зажглись яркие звезды Покрышкина и Кожедуба, Речкалова и братьев Глинки, других прославленных советских асов.
Пока что Красная Армия наступала на Харьков. «Вперед – на Запад!» – с не эшелонированными войсками на неприкрытых флангах, растянутыми и зачастую из рук вон плохо организованными линиями снабжения, при практически полном господстве Люфтваффе в небе…
Легкий штабной самолет Fi-156 «Storch» попал в «клещи» двух краснозвездных истребителей «ЛаГГ-3». Немецкий пилот отчаянно маневрировал, уходя от пулеметно-пушечных очередей советских самолетов. Пока что немецкому «Аисту» везло, краснозвездные машины отличались не очень хорошей маневренностью, особенно – у земли, к которой старался «прильнуть» на бреющем полете обер-лейтенант Люфтваффе. Штабной майор на правом пилотском кресле трясся от страха, прижимая к заметному под серым кителем брюшку опечатанный желтый портфель с секретными документами. Небо вокруг ажурной прозрачной кабины буквально кипело от русских снарядов и трассирующих пуль. Хоть истребители «ЛаГГ-3» были и неуклюжи, но этот недостаток они с лихвой компенсировали 20-миллиметровой пушкой и парой крупнокалиберных пулеметов на каждом самолете.
Пилот витиевато ругался, время от времени вставляя даже отдельные русские слова и обороты. Черт же дернул этих штабных крыс отказаться от эскорта пары «Мессершмиттов-109»! Вроде бы как Четвертый флот этого любимчика Германа Геринга – Вольфрама фон Рихтгофена обладает полным превосходством в воздухе!.. Тем не менее русские летчики, славящиеся своей безрассудной отвагой, умудрялись изрядно попортить нервы даже известным орлам Люфтваффе. Это ветеран легиона «Кондор», награжденный Испанским крестом, узнал на собственной шкуре. Во всяком случае, он единственный спасся на парашюте, когда русский истребитель винтом обрубил хвост его «Хейнкеля-111», предварительно расстреляв весь боекомплект по экипажу!.. Именно поэтому он сейчас летал на тихоходном связном «Аисте».
Внезапно немецкий связной самолетик тряхнуло, да так, что у штабного майора лязгнули зубы, а глаза чуть не вылетели из орбит.
– Was ist passiert?
– Нас все-таки подбили, вот что случилось! – прокричал пилот сквозь тарахтенье двигателя и адский треск раздираемой обшивки крыльев.
Немецкий «Аист» рухнул в глубине советской обороны, в лесу, похоронив под обломками бездыханные тела пилота, штабного офицера, а заодно и желтый кожаный портфель…
– Младшего лейтенанта Ракитина срочно вызывают в Управление контрразведки фронта, – раздался в трубке аппарата секретной ВЧ-связи голос дежурного офицера.
Виктор от души выругался, а в конце добавил неизменное и уставное: «Виноват, товарищ майор!». Визит в вышестоящий штаб, тем более такого уровня, да еще и во время наступления, не сулил ничего хорошего. Вскоре пришла машина, черная «эмка». Так что навстречу судьбе младший лейтенант Ракитин отправился с относительным комфортом. Все не в кузове «полуторки» пыль фронтовых дорог глотать. И то хорошо…
В штабе фронта младший лейтенант Госбезопасности оробел от обилия звезд на петлицах, но всем было не до сантиментов. Услышанное далее вообще повергло Виктора в легкую прострацию.
– По данным нашего радиоперехвата было засечено сообщение агенту в городе Барвенково. Неподалеку от города упал немецкий связной самолет. Из расшифрованного текста перехвата значится, что у штабного офицера, майора Бруно фон Майера, имелся при себе портфель с секретными документами. Агенту немецкой разведки в Барвенково предлагается его достать и переправить к немцам за линию фронта. Весьма вероятно, что речь идет как раз о том самом командире парашютистов, которого вы, товарищ младший лейтенант, упустили при ликвидации диверсионного отряда, – старший майор Госбезопасности был Ракитину не знаком, данные излагал сухо и без излишних эмоций. – Ваша группа направляется с заданием перехватить вражеского агента, доставить его и портфель с секретными документами. На выполнение спецоперации дается ровно сутки. Еще сутки – на подготовку.
– Есть! Разрешите выполнять?
– Дополнительную информацию, ориентировки на предателей Родины, вражеских агентов и дела чрезвычайного розыска получите в Оперативном отделе контрразведки. Свободны.
Хоть ориентировки и словесные портреты Ходченко Ивана Денисовича, русского, 1911 года рождения, особо опасного вражеского агента, были переданы по линии НКВД, «перетряхивать» Барвенково было бесполезно. К тому же – еще и исключительно опасно. Виктор назубок выучил скупые строчки секретного дела чрезвычайного розыска: объект является выпускником Кенигсбергской разведшколы, четыре результативные заброски в наш тыл. Вначале – подрывником, а потом и старшим группы. Кстати, именно эта его первая специализация и определялась местом нынешней заброски – крупной железнодорожной станцией Барвенково. Особо опасен при задержании, стреляет «по-македонски», с двух рук. Мастерски владеет приемами рукопашного и ножевого боя. Физически крепок и вынослив. Отличается хладнокровием и настойчивостью в достижении поставленной задачи. Волевой, умеет подавлять психику людей и подчинять себе. Абсолютно безжалостен, решителен, не останавливается перед многочисленными жертвами. Ну, да – каким же еще быть подрывнику-диверсанту?..
Вернувшись в расположение части, он передал майору Осокину секретный пакет с приказом и коротко, не вдаваясь в подробности, изложил суть дела. Комендант все понял верно, распорядился проверить и заправить оба грузовика Оперативного отряда.
Но Виктор Ракитин поступил по-другому. Объявив общее построение своего подразделения, он рассказал об особо секретном задании. Бойцы-пограничники слушали командира внимательно.
– В общем, брать придется матерого «волчару», да к тому же – и не одного. У него наверняка здесь по селам и хуторам есть подельники. Так что мне нужны только добровольцы.
Шаг вперед сделал весь отряд. Виктор не сомневался в своих ребятах, но отобрал десять человек – две пятерки. Устраивать облаву с неизбежной стрельбой и трупами, переполошить всю округу – такое развитие событий отнюдь не входило в планы Ракитина. Лучше аккуратно и незаметно – «на мягких лапах»…
Серьезно отнесся к вооружению – помимо бесшумных револьверов-карабинов и автоматов «ППШ» взял еще и пару ручных пулеметов «ДП-27». Набрал гранат, в основном – «лимонок». Двоих пограничников вооружил самозарядными винтовками Токарева. Такое мощное и достаточно скорострельное оружие тоже лишним не будет. Пистолет «ТТ» Виктор брать не стал – лишний вес, а вот укороченный «оперативный» «Наган» уютно устроился в кобуре.
«Полуторка» осталась далеко позади, дальше – на своих двоих. Немецкий связной самолет рухнул на самой границе Харьковской и Сталинской
областей. Здесь, в относительно густых лесах и невысоких меловых горах, довольно тяжело было создать сплошную линию фронта. «С той стороны», с немецкой оккупационной зоны, постоянно проникали в наш тыл диверсионно-разведывательные отряды гитлеровцев и их пособников. Потому держаться нужно было настороже.
Наука скрытного передвижения, маскировки, если угодно – полного слияния с природой, являлась второй натурой пограничников. Так что они двигались плавно и бесшумно, скользили между деревьев и густого зеленого подлеска так, что только легкий ветерок оставался после них… Абсолютно незаметно и абсолютно тихо по лесу двигаться невозможно. Но вполне возможно маскироваться под вполне естественные и безобидные звуки, которыми наполнены зеленые дубравы, рощи, перелески, переходящие в поля, покрытые кустарником и высокой сочной травой.
– Командир, слева от нас – группа. Пятеро с оружием в маскировочных накидках. Немцы, – едва различимым шепотом доложил один из пограничников.
– Работаем тихо. Приготовить бесшумные револьверы-карабины. Огонь – по готовности, потом работаем ножами. – Виктор и сам хотел было взять оружие собственной конструкции, но переборол искушение. Задача командира – руководить боем, а не сосредотачиваться на одной-единственной цели.
Снайперы целились через диоптрические прицелы в приближающихся немцев. В небольшой, но довольно мощный бинокль Виктор различал лица вражеских разведчиков-диверсантов и детали их амуниции. «Фрицы» были одеты в пятнистые маскировочные куртки, на шлемах колыхались пучки травы. У двоих лица были закрыты тонкой маскировочной «вуалью» грязно-болотного цвета, у других – покрыты серо-зеленой краской. Ракитин оценил преимущества тонкой сетки на лице: через нее прекрасно видно, а лицо затенено. К тому же никакая мошка не сядет на кожу и не будет раздражать, когда сидишь в засаде.
Несколько пограничников оставили автоматы «ППШ» и, зажав в зубах клинки, извиваясь, словно змеи, скрылись в густом подлеске. Им предстояло добить противника.
Слева и справа раздались приглушенные хлопки – снайперы-пограничники ударили из бесшумных револьверов-карабинов. Два выстрела – два трупа. Через мгновение рухнул еще один враг. Немецкие «диверсы» так и не поняли, что произошло.
Но оставшиеся в живых среагировали быстро, рассыпались, прячась за кустами и стволами деревьев. Но ответного огня из пистолетов-пулеметов не открыли, старались до последнего не «шуметь». Виктор оценил – вот это выучка!
В следующее мгновение воины с зелеными петлицами доказали, что тоже не лыком шиты! Стремительный бросок, пограничник перехватывает и выкручивает руку врага с кинжалом, наносит молниеносные секущие удары по рукам противника, колющий выпад в бедро отвлекает, а подрез сухожилий под коленом вызывает жуткую боль и обездвиживает. И вот уже исполосованный острейшим лезвием финки враг валится без сил. Пограничник выбивает из ослабевшей руки противника кинжал с гравировкой на широком обоюдоостром лезвии: «Meine Ehre heißt Treue!» «Моя честь – моя верность!» – девиз войск СС, безжалостных и беспощадных убийц.
Второй диверсант выхватил «Наган» с массивным глушителем «БРАМИТ» на стволе.
Удивительно, но немцы – эта «нация инженеров» – до июня 1941 года не имели собственных разработок глушителей. А потому приняли на вооружение трофейные русские комплексы бесшумной стрельбы «БРАМИТ» под названием «Schalldampfer-254®». Собственные же разработки бесшумного оружия немцы начали внедрять только с 1943 года. Да и то это были все те же копии советских глушителей звука выстрела, но только произведенные на фирме «Шнайдер-Опель». Они применялись с немецкими автоматами «MP-43», но и в этом случае до массового производства дело не дошло.
Мы привыкли думать о немцах, как о нации инженерных гениев, но эта «высшая раса», по словам Адольфа Гитлера, охотно использовала трофеи тех, кого считала «недочеловеками». Трофейные русские глушители и пистолеты-пулеметы Шпагина, чехословацкие танки и самоходки на их основе, даже польские танкетки! Фактически Вермахт являлся «армией-побирушкой», охотно используя любую технику и вооружение тех народов, которые стремился покорить! В принципе, для армии нормально использовать захваченное у противника вооружение, технологические разработки, промышленное производство. Ради чего, собственно, захватнические войны и ведутся. Вот только Третий Рейх в отношении Советского Союза и всей Восточной Европы вел войну истребительную, провозгласив всех славян, особенно русских, «недочеловеками», людьми «второго сорта». Получается, что русские, которых «истинные арийцы» считали «второсортными», сумели породить более эффективную и «продвинутую» технократическую цивилизацию?! Неумолимые факты, как говорится, налицо.
Ствол «Нагана», увенчанный толстой трубкой глушителя, смотрел прямо в грудь советскому пограничнику. Но тренированного воина не так-то просто убить. Солдат с зелеными петлицами кувыркнулся вперед, подныривая под руку противника.
Раздался глухой хлопок выстрела, но пуля «Нагана» немецкого диверсанта лишь оцарапала руку русского пограничника. А вот он полоснул ножом по голени немецкого диверсанта над краем короткого голенища сапога. Уйдя ему за спину, пограничник перехватил шею противника удушающим приемом и приставил лезвие финки к щеке. Одно движение – и острие пронзит глазное яблоко, а следом – и мозг.
– Halt! Hände hoch!
В этот момент подоспевший пограничник, хорошенько размахнувшись, саданул немецкого диверсанта прикладом «ППШ» в живот. Тот сложился от страшной боли, лезвие финки, приставленное к щеке, прочертило глубокую кровавую борозду на лице.
– Трое «холодные», трое живы, – доложил один из пограничников.
– Допросить и – в расход, – приказал Ракитин.
Как стало известно со слов пленных, немецкая диверсионная группа рыскала по нашим тылам, собирала сведения по дислокации наших войск и транспортных колонн снабжения, устроила несколько засад на грузовики на дорогах, сожгла полевой склад горючего. Данные они передавали по компактной рации, которая осталась неповрежденной. Такая любовь немцев к технике была на руку младшему лейтенанту Ракитину.
– Документы, карты, найденные у «фрицев», и рацию берем с собой. Оружие и боеприпасы оставляем в тайнике. Вернемся за ними на обратном пути, если будет время, – Ракитин отметил место на карте. – Что с пленными?
– В болоте, – коротко ответил один из пограничников, вытирая окровавленное лезвие финки о траву.
До указанного места падения немецкого штабного самолета оставалась всего пара километров. Лес остался позади, сменившись неухоженными полями. В окрестностях было несколько хуторов и деревень, но не все жители жаждали оказать гостеприимство разведывательно-диверсионной группе НКВД.
Пограничники осторожно шли по редколесью, вглядываясь в каждый подозрительный куст. Кроме засады здесь легко можно было напороться и на немецкие мины, поставленные еще зимой, во время отступления гитлеровцев. Несколько противопехотных «Шпринг-мин» «S-34» пограничники уже успели обезвредить. Пригодились навыки по минно-взрывному делу. Да и любой опытный фронтовик прежде всего учится – потому что знания являются залогом выживания. Думаете, почему герой Твардовского – Василий Теркин – на все руки мастер?
Младший лейтенант Ракитин усиленно размышлял, не забывая, впрочем, внимательно оглядывать окрестности, о том, как бы получше провернуть эту непростую операцию. В своих умозаключениях Виктор пытался поставить себя на место противника.
Как бы действовал он? А как станет действовать Иван Ходченко – неведомый агент из Барвенково, которого они упустили при ликвидации отряда парашютистов?..
Отправляться одному в такую даль весьма рискованно. Вполне вероятно, что на хуторах или в селах у него здесь есть своя агентура. Харьковщина – Слободская Украина, издавна славилась зажиточным крестьянством, раньше здесь селилась богатая казацкая старшина. Немало здесь было крепких собственников, раскулаченных советской властью. Так что недовольных, несмотря на индустриализацию Харьковской области и первые «сталинские пятилетки», здесь хватало. Вполне вероятно, что этим и воспользуется вражеский агент из Барвенково. Его хозяева должны передать явки и данные на местную сеть антисоветского подполья. То, что оно будет состоять из зажиточных «куркулей», Виктор не сомневался. Это для него, человека далекого XXI века, Гражданская война, революция 1917 года и Великая Отечественная война – события равноудаленные по времени. А вот для местных жителей из 1942 года Гражданская война завершилась двадцать лет назад. Довольно малый срок, чтобы забылась лютая межклассовая ненависть и вражда.
Виктор Ракитин прекрасно понимал это: он сам в «своем времени» – в 2016 году – помнил еще Советский Союз, смотрел советские фильмы и был воспитан на тех же идеалах Великой Победы. Именно советское наследие помогало Донбассу в труде и в борьбе против новых бандеровцев – украинских националистов.
Впереди показалась небольшая захудалая деревенька. Ракитин, укрывшись на опушке небольшой рощи, внимательно осмотрел окрестности в бинокль. Полтора десятка рубленых деревянных домов. В центре один – побольше, над которым развевался выцветший красный флаг. Вероятно, здесь жил староста. Через дорогу – видимо, местный лабаз, лавка и одновременно склад. Дальше поскрипывала крыльями небольшая ветряная мельница. У большого ручья стояла, по-видимому, кузница, судя по массивной наковальне во дворе и каменной печи. На всем хозяйстве ощущался какой-то налет бедности. Было видно, что раньше это селение было весьма зажиточным, но сейчас запустело. Несколько хат было разрушено, постройки и огороды заросли травой. Деревенька была прифронтовой, и ей здорово досталось от обстрелов.
Отвлекшись от «воспоминаний о будущем», Виктор сверился с картой. Отсюда до места падения немецкого самолета было рукой подать. Ползком вернувшись со своего наблюдательного пункта, младший лейтенант снял гимнастерку и стал отпарывать зеленые петлицы.
– Пойдем в деревню, Самойлов – со мной. Автоматы оставить, петлицы срезать. Были бы они у нас общевойсковые, еще туда-сюда. А так – зеленые, сразу видно – пограничники, «лучшие друзья» диверсантов. Перебежчиков, дезертиров и прочей сволоты, – усмехнулся Ракитин. – С собой только пистолеты и ножи. Оружие на виду не держать. Если начнется заваруха какая-нибудь, прикроете наш отход огнем из леса.
– Есть, командир, – Вася Самойлов сунул в карман галифе компактный маленький «Вальтер».
Виктор дополнительно к «оперативному» укороченному «Нагану» взял еще и захваченный у немецких диверсантов. Только снял со ствола глушитель БРАМИТ. Спецсредство с головой выдало бы визитеров, а так военные – частые гости в этих краях.
– Эх, сейчас бы хоть пару банок тушенки для укрепления, так сказать, связей с местным населением, – сокрушенно вздохнул Ракитин. – Но мы же налегке…
– Товарищ младший лейтенант, а у меня есть… – отозвался один из бойцов, невысокий круглолицый и упитанный Иван Толстиков.
Надо сказать, что фамилию свою он оправдывал полностью, да и поесть любил, что нередко становилось объектом беззлобных шуток и подначек в отряде. Но рядовой Толстиков, кроме всего прочего, имел еще и орден Боевого Красного Знамени, полученный летом сорок первого под Киевом. Так что горе тому врагу, кто обманется его благообразным видом.
– Чего у тебя есть?..
– Пара банок тушенки, – смущенно ответил пограничник.
Его заявление вызвало взрыв приглушенного смеха среди «погранцов».
– Толстиков от немецких танков банками тушенки отбиваться будет!
– Ага, только пустыми – перед тем, как пойти на танк, он тушенку до дна выскребет, зато потом всех «фрицев» голыми руками передушит!..
– Ну, что ж, Ваня, объявляю тебе за тушенку благодарность, – поддержал шутку командир. Лишний раз снять напряжение юмором тоже не помешает. – Вот уж удружил – так удружил!
Выйдя на дорогу, оба пограничника зашагали в сторону деревни. За плечами худые вещмешки, у Виктора в кобуре «Наган» и планшетка через плечо. У Васи Самойлова в кармане лежал маленький «Вальтер» с досланным в ствол патроном. Ракитин решил представиться тыловиком, а для пущей верности даже прихрамывал.
На околице их встретили четверо неразговорчивых хмурых мужиков. В живот Ракитину уперся классический «кулацкий» обрез, сработанный из винтовки Мосина. Ствол и приклад были спилены, но на ближней дистанции такое оружие обладало смертоносной убойной силой. У остальных мужиков в руках Виктор увидел трофейные австрийские винтовки Манлихера, наверное, еще со времен Гражданской войны.
Одеты они были, по военному времени, вполне сносно. Кто в фуфайке, а кто и в старом, засаленном пиджаке. Широкие брюки или галифе заправлены в трофейные немецкие сапоги. У одного на ногах – самодельные брезентовые башмаки на неудобной деревянной подошве. На головах местных – кепки или картузы, низко надвинутые на глаза. Лица у всех продубленные, бородатые, глаза настороженно поблескивают. А заскорузлые пальцы с обломанными ногтями нервно подрагивают на спусковых крючках.
– Кто такие? – Вопрос был задан крайне недружелюбным тоном.
– Свои мы, свои. Из интендантской роты, тыловики, значит, – завел разговор Виктор. – У нас лошадь подкову потеряла, а провиант к фронту, значит, подвозить треба. А тут я смотрю, есть кузница. Подкуете нам лошаденку, а мы вам за это харчей подкинем.
– Эй, служивые, а харчи-то у вас, небось, все посчитанные, под роспись… – резонно заметил один из мужиков.
– Ну, ты, паря, дал! – вполне искренне рассмеялся Виктор. – Да чтобы у интендантской службы пара банок тушенки в загашнике не завалялась!.. В общем, так – вы нам лошадь подкуете – мы вам армейских харчей отвалим…
– Где, говоришь, ваша часть стоит?.. – прищурился тот, кто с обрезом. Военная жизнь не располагает к сантиментам и учит не верить на слово случайным людям.
– В Новохатках, это километра три отсюда.
– Я знаю, где Новохатки. Но там, кажись, была кузница?..
– Ага, была, пока ее «лаптежники» на прошлой неделе по бревнышку не разнесли. У нас там еще несколько домов развалили, несколько местных погибло.
– А вы не дезертиры часом?.. Не парашютисты? А то недавно тут самолет гробанулся… Документы имеются?
В словах поселянина был резон, в военное лихолетье нужно держать ухо востро, мало ли кто по лесам шатается: дезертиры, полицаи, вражеская разведка… Виктор протянул удостоверение, но не свое, а еще одно, липовое, на имя лейтенанта Красной Армии, а не Госбезопасности НКВД.
– Ладно, пошли к деревенскому старосте.
Староста, как и предполагал Ракитин, проживал в большом доме в центре деревни. Туда мужики и повели двоих красноармейцев. По дороге они разминулись с еще одним мужиком, Виктор скользнул по нему взглядом и отвернулся. Это был обычный то ли сумасшедший, то ли контуженный. Он шел по дороге, опираясь на суковатую палку, припадая на ногу, и что-то бормотал себе под нос. На старой застиранной гимнастерке поблескивала медаль «За отвагу». Широкие штаны подвязаны крученой веревкой. Картуз сидел набекрень. Ракитин за войну повидал таких немало. Жил человек, служил – и вдруг… То ли шальной осколок, то ли контузия, и все: медленное и мучительное угасание разума. И крепкий физически человек превращается в жалкого инвалида.
– Кто это?..
– Да так, приблудился тут один пару дней назад. Контуженный, вроде бы как старосте нашему – дальняя родня. Много сейчас таких, увечных… – печально ответил мужик из конвоя, тот самый, с «кулацким обрезом».
Они сидели в избе у деревенского старосты и пили чай с брусникой. Виктор улыбнулся, вспомнив, как совсем недавно благообразный старичок увидел красноармейцев под конвоем и накричал на их конвоиров:
– Что ж вы творите, ироды окаянные! А ну марш по домам – хозяйством заниматься! Аники-воины нашлись, повоевать им вздумалось… – но документы Ракитина все же глянул. – Проходите в хату, отобедаем, чем бог послал, да потолкуем. Чайку там, а може, что покрепче?..
– Ой, нет, только чаек!.. Командир у нас, даром что тыловик – насчет выпивки суровый. Вчера он двоих солдат застал за эти делом – на «губе» сидят, под арестом, – сымпровизировал Ракитин.
Беседа удалась, особенно после того, как Виктор выставил на стол пару банок армейской тушенки и пачку галет, мысленно помянув добрым словом запасливого рядового Толстикова.
– Так что, Михаил Валерианович, по рукам? Мы вам продуктов подвезем, а вы нам – лошаденку подкуете.
– Согласный я. Отчего ж не помочь родной Красной Армии… Тем паче – за харч хороший, – рассудительно заметил деревенский староста. – По нонешним временам живем мы бедно. Вот раньше бывало, еще до войны… Сейчас – мужики, которые помоложе да посправней – в армии. Бабы да ребятишки – в эвакуации. Нас-то тут, почитай, совсем немного осталось. А жить-то как-то надо, хозяйство, огороды, скотина какая-никакая… Кузня опять же… Власть – она в Сосновке, там и телефон, и участковый милиционер, и этот… как его… истребительный отряд. Недавно, кстати, они к нам наведывались.
– Чего это вдруг?
– Да самолет тут недавно германский упал, будь он неладен! Вот, приехали вместе с милицией, думали, парашютисты какие объявятся…
– И что, не объявились парашютисты?..
– Да мы в тот лес и не ходим, дрова и то в другой стороне берем – на ближнем хуторе. Там «фрицы» мин понаставили, вот и понимай, как знаешь. Береженого – Бог бережет… А за харчи – спасибо! Мы тут сами, вот и приходится кумекать.
Виктор не перебивал старика, потягивал терпкий, с кислинкой, душистый отвар и внимательно слушал. Да, по всему видать, туго приходилось местным. Деревенька-то прифронтовая.
– Ну, вы – молодцы, как ни тяжело приходится, а убогого все ж приютили, – кивнул Виктор.
Старик, разливая кипяток, неосторожно плеснул себе на руку.
– Вот, господи, прости!.. Незадача-то какая… – Деревенский староста принялся тряпкой вытирать стол. – А людям помогать надо. Тяжело сейчас всем, понимание нужно иметь. Тем более – контуженый, тяжко ему.
В сознании Виктора сработал сторожок. Что такое, он ведь так, без задней мысли сказал. И тем не менее…
– А давно у вас этот контуженый объявился?
– Да недавно… – не стал уточнять старик.
Вроде бы как не соврал деревенский староста, но конвоир с обрезом сказал четко – «пару дней, как приблудился». И еще… Переведя разговор на другие темы, Виктор посидел еще в гостях минут пятнадцать.
– Ну, хозяин, мы договорились? Если не сегодня к вечеру, но завтра утром – наверняка, приведем мы кобылку подковать. А я уж командира нашего упрошу, чтобы паек выдал. Он у нас только на выпивку суровый, а так – хороший мужик.
– Прощевайте, служивые, завтра свидимся.
Виктор вместе с Василием Самойловым прошли по деревне. У околицы дежурил тот самый, угрюмый мужик с «кулацким» обрезом. Ракитин жестом подозвал его поближе:
– Скажи, а почему ты решил, что этот ваш контуженый родственником приходится вашему деревенскому старосте?
– Дык, он как объявился, сразу же к нему и пошел.
– Но нас-то вы тоже под конвоем к старосте отвели, – возразил Виктор.
– Не, он с ним как-то по-родственному общался.
– По-родственному, говоришь… Ладно, прощевай, завтра кобылку приведем подковать.
Виктор вместе с бойцом-пограничником прошли до опушки рощи. Оказавшись под сенью деревьев, младший лейтенант резко свернул с дороги и, пригибаясь, осторожно и скрытно снова вышел к деревне. Словно заяц, который петляет следы перед тем, как отдохнуть на бе-зопасной лежке. Василий Самойлов, не задавая лишних вопросов, следовал за командиром. Когда они замаскировались в кустарнике, вопросительно посмотрел:
– Тебе не показалось странным поведение деревенского старосты?.. Когда я заговорил об этом самом контуженом, он ненароком пролил кипяток, – шепотом заговорил Виктор. – Да и потом, тот мужик, с обрезом, ясно сказал: «пару дней, как приблудился». Старик же ответил – «недавно». Вроде бы и не соврал… Но почему он со старостой держался «по-родственному»?..
– Может, дезертир?.. – высказал предположение Самойлов.
– С чего бы это дезертир носил на груди медаль «За отвагу»? – возразил Ракитин.
– Резонно, – оценил пограничник. – Что делать будем, командир?
– Брать его надо – на горячем! Он наверняка примчался сюда за портфелем со сбитого немецкого самолета, как и мы. Но я тоже – баран! Дубина стоеросовая! – выругался Виктор. – Как же он меня провел-то, а – ведь и ориентировка нами получена, и словесный портрет, и физиономия его на фотокарточке…
– Он – профессионал.
– Он – да, профессионал. А мы – кулемы!
– Командир, а, может, к нашим?..
– Не успеем. Появление двух военных – нас то есть, по логике вещей, его спугнет – заставит действовать быстрее. Но самое скверное то, что он связан со старостой, а это значит, у них тут агентурная сеть. Минимум еще один-два пособника имеются среди местных. И вычислить мы их не сможем… Остается одно – брать этого липового «контуженого».
Двое продирались через лес, неподалеку виднелась просека, проложенная упавшим самолетом. Да вот он и сам уткнулся носом в землю, повиснув на деревьях изломанными крыльями. Негромко переговариваясь, двое уверенно шли в сторону «Шторьха». Впереди – тот самый, «контуженый», он же – Ходченко Иван Денисович, особо опасный агент Абвера, который уже неоднократно забрасывался в тыл Красной Армии для диверсий. Теперь он отнюдь не казался сирым и убогим! Мягкая уверенная походка хищника, плавные, выверенные движения, настороженный взгляд. Действительно, матерый «волчара»!
С ним топал мужик с хутора со старой австрийской винтовкой Манлихера за плечами. Этот казался попроще.
– Слышь, Иван, а ты точно знаешь, что портфель там, в самолете?
– Точно.
– А «фрицы» за него много дадут?..
– Не беспокойся, хватит даже на то, чтобы в Рейх съездить, да еще и с какой-нибудь фройляйн закрутить…
– А я вот пивко ихнее попробовать хочу – баварское!..
– Ша, рот закрой. Мы на задании. Лучше гляди в оба.
Виктор вместе с напарником атаковали молниеносно. «В рукопашной схватке побеждает тот, у кого патронов больше» – такова неумолимая логика реального смертельного поединка. Если есть преимущество – необходимо им воспользоваться. Ракитин стрелял с двух рук, в каждой – по «Нагану».
Но и «контуженый» звериным чутьем в последний момент почуял опасность, видно, неплохо его готовили. У него в руке оказался пистолет «ТТ», из которого Иван Ходченко и повел стрельбу навскидку.
Сухо захлопали выстрелы, взвизгнули пули, посыпались срезанные ими листья и мелкие ветки. Взрывная перестрелка накоротке велась интуитивно, навскидку. Времени тщательно взять цель на мушку не было. После первых трех выстрелов из револьверов Ракитин прижался к стволу дерева. За время стычки его противник успел уполовинить обойму «Тульского Токарева». В обоих «Наганах» младшего лейтенанта было по семь патронов, у противника – восемь в магазине пистолета. Ситуация складывалась патовая: у Ракитина сейчас патронов больше, но, расстреляв их, «Наганы» быстро не перезарядишь. А его враг, растратив боекомплект, может выбросить опустевший магазин и заменить его свежим. Сколько их у Ходченко – два-три?.. Наверняка!
Ракитин уловил движение краем глаза и перекатился в сторону. Тут же под сухой треск пистолетных выстрелов в стволе дерева появились отметины, пули с визгом раскрошили кору. Виктор выстрелил в движении еще трижды. В ответ выпускник Кенигсбергской разведшколы абвера швырнул в него опустевший магазин и одним движением вогнал в рукоятку пистолета новый. Действовал он четко и быстро, как учили. Отчетливо лязгнула затворная задержка, досылая патрон в ствол.
Но и выпускник Курсов усовершенствования офицерского состава Госбезопасности был достойным противником. Вбитые в подсознание рефлексы и навыки пистолетного боя проявились сейчас отчетливо и ясно, спасая жизнь, помогая выстоять и победить опасного и умного противника. Снова ярость свинца и пламени рвалась из темноты и тесноты спиральных нарезов во вспышках сгоревшего пороха.
В это время Василий Самойлов «взял в оборот» второго агента. Мужик неожиданно ловко обращался с «манлихером», но все же на короткой дистанции пистолет гораздо эффективнее. Самойлов успел всадить по одной пуле в руку и ногу деревенского мужика. А потом скрутил ему руки за спиной ремнем от собственной винтовки.
Ракитин твердо решил в этот раз во что бы то ни стало не дать врагу перезарядить оружие. Он делал стремительные рывки, нырял, перекатывался по земле, стрелял в ответ. Пуля выпускника Кенигсбергской разведшколы оцарапала ему плечо, другая прошла так близко, что всколыхнула коротко стриженные волосы на виске. Но за эти яростные, сжатые секунды пистолетного поединка и Виктор умудрился продырявить ответным выстрелом ногу Ходченко. Внезапно противник перестал стрелять – все восемь патронов в пистолете «ТТ» были израсходованы.
Младший лейтенант Госбезопасности держал противника на мушке. Вернее – на мушках «Наганов» в обеих руках, и в барабанах еще оставались патроны.
– Все, комиссар, сдаюсь… – Иван Ходченко поднял руки, в правой был зажат «Тульский Токарев». Затвор пистолета встал в крайнее заднее положение, показывая, что все патроны израсходованы. Из ствола все еще вился сизый пороховой дымок.
– Бросай оружие, – прохрипел Виктор, едкая пороховая гарь раздирала пересохшее от выплеска адреналина горло.
– Сдаюсь, твоя взяла… – Ходченко протянул вперед руку, намереваясь бросить пистолет.
Левая ладонь как бы невзначай оказалась над оружием, блеснул латунью зажатый между пальцами патрон. Он упал точно в патронник, а вслед лязгнула затворная задержка, досылая его в ствол «Тульского Токарева».
Два выстрела слились в один. Упав на колено, Ракитин успел нажать спусковой крючок, и верный «Наган» не подвел. Пуля разнесла предателю и диверсанту коленную чашечку. Рваная рана с ошметками мяса и обломками костей была ужасной, но не смертельной. Теперь фашистский прихвостень будет молить доброго советского хирурга об ампутации, иначе придется долго и мучительно сдыхать от заражения крови и гангрены.
Виктор, разумеется, ждал подвоха, хорошо помня строчки из розыскного дела Ивана Ходченко «особо опасен при задержании». Но все же он ожидал горсть земли в лицо или бросок финки. Но провернуть такой фокус с патроном! Это ж какие нервы и выдержку надо иметь, чтобы продемонстрировать противнику опустошенный пистолет, а потом незаметно забросить в ствол и дослать один-единственный патрон?!
Ракитин встал над поверженным врагом и сделал контрольный выстрел – в плечо. Убивать ценного вражеского агента младший лейтенант Госбезопасности не имел права. Кстати, Виктора еще в его «прошлом-будущем», в XXI веке, удивляли эпизоды из фильмов, где герои постоянно убивали своих врагов – вольно или невольно. Ну, вот, угрожает тебе маньяк, так прострели ему колено! Болевой шок будет – мало не покажется! Но при этом и грех на душу брать не надо. Так же и в случае с немецкими разведчиками-диверсантами. Револьвер «Наган» к тому же еще и удобен тем, что в умелых руках превращается в весьма точный инструмент. Благодаря калибру 7,62 миллиметра пули револьвера обладают весьма «избирательным» действием: можно ранить, вызвать болевой шок, а можно и убить. Смотря, куда целиться.
Виктор перевязал пленного, перетянул жгутом его изувеченную ногу. Затем тщательно обыскал. На лацкане поношенного пиджака с обратной стороны пальцы нащупали небольшой твердый предмет. Младший лейтенант Госбезопасности аккуратно извлек стеклянную ампулу с ядом. Надо же, о таких он только в книгах читал да в фильмах смотрел! А тут убедился собственными глазами. Кроме ампулы с ядом, у предателя обнаружились еще два полных магазина к пистолету «ТТ», финка и электрический фонарик.
– Ну, что, Вася, порядок?..
– Так точно, командир. У вас кровь на рукаве.
– А, ерунда, царапнуло… – Ракитин зубами разорвал упаковку перевязочного пакета, быстро и умело перебинтовал рану прямо поверх рукава гимнастерки. – Стереги этих гавриков, а я наведаюсь к упавшему самолету.
– Есть.
Кабина связного «Шторьха» была залита кровью, пилот и штабной офицер погибли. Майор закостеневшими пальцами прижимал к себе тот самый желтый портфель. Виктор в буквальном смысле вырвал вражеские секреты из рук мертвеца. Также он забрал планшеты офицера и пилота, к трофеям присоединились удостоверения личности и личные письма.
– Возвращаемся к нашим. Там решим, что делать дальше.
Солнце уже давно перевалило к полудню, когда Ракитин и Самойлов добрались к замаскированной дневке Оперативного отряда. Пленные сильно замедляли движение. Тяжело раненного Ходченко тащил Вася Самойлов, мужик из деревни, сильно хромая, плелся сам. Пограничники были очень удивлены появлению командира в компании еще двух немецких диверсантов. Пленных привели в чувство, напоили. Поняв, что от Ходченко ничего сейчас добиться нельзя, Виктор решил предоставить его более опытным следователям из контрразведки. А сам хорошенько поспрошал пленного мужика из деревни.
По словам предателя, выходило, что немецкий агент Ходченко действительно был связан с деревенским старостой. Кроме него в деревне был еще один человек, работавший на немцев. Кроме того, по словам деревенского, у старика была припрятана рация. Было ясно, что диверсант и террорист Ходченко задействовал «спящую» агентуру, когда ему поручили найти портфель с секретными документами из упавшего немецкого самолета.
Младший лейтенант Ракитин немедленно отправил радиограмму в Управление контрразведки фронта. Оттуда пришло подтверждение и приказ: обеспечить сохранность документов и пленных немецких агентов. А также «добро» на захват остальных предателей. В село немедленно выдвигаются дополнительные силы.
– Дали «добро» на захват. Пять человек из первой группы – со мной. Вторая группа обеспечивает охрану пленных и документов. Встретите наших, они уже выдвигаются. Но пока прибудут, мы уже должны завершить операцию.
– Есть.
К окраинам деревеньки выдвинулись скрытно. Пулеметчик и стрелок с самозарядной винтовкой Токарева заняли удобные позиции. Ракитин и еще двое пограничников, на этот раз с автоматами, подошли к дому деревенского старосты.
– Что, привели все-таки кобылку подковать? – поинтересовался старик. – А то мы еще горн-то не нагрели… И инструменты нужно подготовить. Зараз
кузнеца кликну…
Не успел Виктор заговорить, как деревенский староста скрылся за дверью. А в следующий момент из сеней ударила автоматная очередь. Старик все понял сразу, а пограничники обманулись его вполне безобидной внешностью. Непростительная ошибка для профессионалов.
– Ложись!
Пограничники бросились на землю, укрываясь от пуль. Старичок оказался «с секретом». Просто так сдаваться советским контрразведчикам предатель не пожелал. Что ж, как писал классик эпохи коммунизма Максим Горький: «Если враг не сдается, его уничтожают»!
В ответ заработал ручной пулемет Дегтярева, «прочесав» избу. Со звоном посыпались оконные стекла. Пограничники тоже церемониться не стали и ударили из автоматов «ППШ». Под прикрытием заградительного огня Виктор ворвался в дом, держа наготове «Наган». Задетая пулей немецкого агента рука ныла, и с тяжелым пистолетом-пулеметом ему управляться было тяжело. Старик полулежал в углу, опершись о стенку, в груди зияло несколько кровавых дыр, лицо было посечено острыми осколками стекла. Он еще дышал, хрипло, булькая кровавыми пузырями. Изо рта шла розовая пена.
Виктор ползком выбрался из дома.
– Прекратить огонь! Не стрелять!
Перестрелка длилась чуть больше двух минут, но успела переполошить всю деревню. На звуки пальбы сбежалось и местное «ополчение» в количестве одиннадцати душ. Вооружены местные были обрезами, охотничьими двустволками и старыми «манлихерами». Хлам, но – стреляющий и вполне смертоносный.
– А ну, бросайте оружие! Чего приперлись?!
– Не стрелять, мы – красноармейцы, выполняем особое задание. Семен Клименко – есть среди вас такой?
– Ну, имеется… – Мужики глядели на военных с недоверием, и опускать оружие не спе-шили.
– Быстро – за ним! Вы – мобилизованы органами Госбезопасности для выполнения задания. И осторожнее, он – вражеский агент, – Виктор говорил веско, убедительно. Командир обязан уметь подчинить своей воле людей. Свои слова он подкрепил служебным удостоверением. Даже для тех, кто не умел читать, сочетание четырех букв – «НКВД» значило многое.
Вместе побежали к дому Семена Клименко. Увидев военных с автоматами, а еще раньше – услыхав выстрелы, предатель сделал единственно правильный выбор. Он поднял руки.
– Сдаюсь! Все расскажу, только не убивайте.
Вскоре подъехали две «полуторки» с бойцами. Пленных и бесценный портфель с немецкими документами отправили в штаб фронта. Виктор перевел дух. Он не сомневался, что в портфеле содержится план «Фридерикус» – о контрударе против советских войск в районе Барвенково. Оказавшись в нужное время в нужном месте, Ракитин сумел по максимуму использовать ситуацию.
