Глава 13
Стальные магистрали войны

– Младший лейтенант Ракитин, назначаетесь старшим суточного комендантского наряда по железнодорожной станции Барвенково.

– Товарищ майор, у меня ж дел – по горло!..

– Витя, мне действительно поставить некого. Лейтенант Хижняк вон – ранен вчера во время авианалета. Капитан Трофимов и так вторые сутки на ногах, ему еще рапорт по вчерашним дезертирам писать и конвойным документы оформлять.

– Да расстрелять этих сволочей – и вся недолга!.. – тяжело вздохнул Виктор. На войне он многие вещи привык решать весьма кардинальным способом.

– Оно-то действительно, как ты говоришь – вернее будет. Но у штаба дивизии другое мнение, – ответил военный комендант. – В общем, до семнадцати-тридцати – свободен, до особых распоряжений. Подбери двух бойцов потолковее.

– У меня все – толковые.

Все, как обычно. Вечернее построение, развод караулов и патрулей, инструктаж, отметки в журнале. Комендант выписал документы Виктору и еще двум солдатам оперативного отряда. Ракитин проверил свой «ППШ», проконтролировал, чтобы оперативники сделали то же самое. Вообще-то офицер – старший комендантского патруля, заступал с личным оружием – пистолетом «Тульский Токарев-33». Но железнодорожный узел Барвенково имел исключительно важное значение для предстоящего наступления. Отсюда и повышенные меры безопасности, и строгий пропускной режим.

Хотя Виктор понимал, что в толчее и суматохе прифронтовой железнодорожной станции от тяжелого и массивного пистолета-пулемета толку – если только врукопашную. Гораздо эффективнее здесь был бы пистолет, тот же безотказный «Токарев». Но и это оружие, являясь всего лишь инструментом, не было лишено недостатков. Первый из них – невозможность стрелять самовзводом, перед стрельбой нужно было либо передернуть затвор и дослать патрон в патронник, либо взвести курок уже при досланном предварительно патроне. Ну а второй недостаток – пока достанешь его из кобуры…

Поэтому в карман армейского галифе Виктор сунул укороченный «наган», безотказный в стрельбе револьвер с тугим спуском и барабаном на семь патронов.

– Вася, у тебя пистолет есть? – обратился Ракитин к одному из солдат патруля.

– Товарищ младший лейтенант, не по уставу же…

Так-то оно так, но многие солдаты использовали трофейные немецкие, итальянские или австрийские пистолеты. «Вальтеры», «Браунинги», «Парабеллумы», «Беретты», «Астры», «Баярды»… – таких сувениров всегда хватало в армии. Равно, как немцы использовали и наши трофеи. Те же «ППШ», винтовки Мосина, пистолеты «ТТ» и «Наганы».

– Самойлов, не менжуйся – чай не красна девица на сватанье!..

– Ну, это… «Вальтер» маленький…

– Стреляешь из него хорошо? К оружию привык?..

– Да мы с ребятами сколько уж патронов сожгли!.. Особливо – после «наркомовских»… – Поняв, что сболтнул лишнего, рядовой Самойлов умолк.

– Возьми свой «Вальтер» в карман. Патрон – дослать в патронник и поставить оружие на предохранитель. «Вальтер» может бить и самовзводом. Потому первым стреляй из него, если припечет.

– Понятно, товарищ младший лейтенант.

– Ну а ты, Некрасов?..

– Не обзавелся еще трофеем, товарищ младший лейтенант. Только финка…

– Ладно, нам поножовщина ни к чему.

Часа два до того, как заступить в наряд, Виктор с двумя подчиненными провел в оперативном отделе комендатуры, перечитывая и запоминая словесные портреты и описания особых примет известных пособников врага, агентов, саботажников и диверсантов. Все они проходили по линии чрезвычайного розыска НКВД.

Ракитин удивлялся, как на основании всех этих словесных портретов оперативники опознавали, раскрывали и задерживали особо опасных немецких диверсантов! Конечно же, Виктор, провалившийся невесть как после взрыва той злополучной гранаты сквозь более чем полвека, читал в своем «прошлом-будущем» великолепную книгу Владимира Богомолова «Момент истины». По его мнению, это произведение наиболее полно и реалистично раскрывало непростые особенности службы военных контрразведчиков СМЕРШ – «Смерть шпионам».

Собственно, пока и военной контрразведки СМЕРШ еще не существовало, поскольку она была создана 19 апреля 1943 года.

Это в «прошлом-будущем» бойца спецподразделения МГБ Донецкой Народной Республики Виктора Ракитина существовали новейшие методики экспертно-криминалистической экспертизы, тесты ДНК, умные и точные приборы, электронные базы данных с миллионами цветных фотографий подозреваемых и разыскиваемых субъектов. Там можно было сделать фото на месте на мобильный телефон и отправить данные через беспроводную связь по Интернету хоть в Интерпол!

А весной 1942 года – только словесные портреты да мутные, блеклые и некачественные фотокарточки из розыскных дел. Так и приходилось работать – «давать результаты».

Правда, у Виктора, прямо скажем, избалованного в своем «прошлом-будущем» обилием визуальной продукции – кино, видео, фото, – сложилась очень хорошая память на лица и образы. Это здорово помогало сейчас по роду весьма специфической службы по охране тыла действующей армии. Вот он и заучивал скупые строки оперативно-розыскных дел: «Рост – выше среднего, плотного телосложения с развитой мускулатурой, волосы – русые, лоб – широкий, глаза – голубые, лицо – овальное. Броских примет не имеет. Особо опасен при задержании, отличный стрелок, владеет приемами рукопашного боя. Будет сопротивляться до последнего… Он же… Он же… Возможны иные имена и фамилии…»

Это – портрет врага – изменника Родины. Диверсанта и предателя, настоящего волка-нелегала. А маскируется такой под советского человека, героя-фронтовика с безупречной биографией, рабоче-крестьянским происхождением и партбилетом в нагрудном кармане гимнастерки. Поди вычисли такого…

Впрочем, у комендантского патруля и других, более прозаических забот хватает. Бывает, что и драку разнять, и хватившего лишку солдата на «губу» упечь, и потребовать форму одежды привести в порядок. На гауптвахту разные попадают, и за абсолютно разные нарушения. Это только в кино воюют «чудо-богатыри», а в реальной жизни – обычные мужики, да и женщины тоже.

Багровый шар солнца неторопливо уходил за горизонт. Но люди в военной форме не обращали внимания на усталое светило – железнодорожная станция, пожалуй, к вечеру еще больше оживлялась.

С востока, из глубины необъятной страны, все прибывали и прибывали воинские эшелоны с техникой и людскими резервами. Укутанные в брезент, ехали на грузовых платформах секретные «катюши» и неотразимые «тридцатьчетверки», Виктор угадывал под чехлами и массивные тяжелые танки «Клим Ворошилов», броню которого не пробивали ни танковые, ни полевые и противотанковые пушки гитлеровцев. За исключением разве что 88-миллиметровых зениток. Но все же «тридцатьчетверок» было сравнительно немного – в основном использовались более легкие машины – танки «БТ-7» и «Т-60».

В вагонах-теплушках ехали солдаты очередного пополнения. Все были веселы, на перроне царила приподнятая, почти праздничная атмосфера. Советские люди выстояли первой – самой страшной – военной зимой, решительным контрнаступлением отшвырнули прочь гитлеровских захватчиков от Москвы. Сражался героический Севастополь, выстоял Ростов-на-Дону. Да и сейчас, весной 1942 года, готовилось масштабное наступление на Харьков – важнейший и один из крупных городов Советской Украины. Не было сомнений, что враг будет разбит!

Только Виктор Ракитин знал, что война продлится еще долгих три года, унесет бесчисленное количество жизней, сломает судьбы десяткам и сотням миллионов людей…

Как знал он и то, что через более чем шестьдесят лет после Великой Победы начнется угасание национальной памяти на одной шестой части суши, которая превратится в итоге в одну восьмую часть. А новые фашисты в Приднестровье, Нагорном Карабахе, на Украине, в Прибалтике и в братской Сербии развяжут новые войны под старыми нацистскими лозунгами о якобы «национальной исключительности».

Солдатская братия пела песни на все лады, кто-то уже отплясывал под гармошку в кругу однополчан. У водяных колонок скапливались очереди с ведрами. Тут же некоторые из служивых петляли по путям и под вагонами, стараясь за время стоянки отовариться харчами и куревом. Прямо на перроне было развернуто несколько полевых кухонь, возле которых толпились с пустыми котелками солдаты.

На соседних путях стояли воинский эшелон и медицинский эвакопоезд. Солдаты перешучивались с медсестричками, сватались, некоторые даже выкрикивали номера полевой почты, куда можно отправить заветный треугольник фронтового письма.

С другого пути как раз уходил, пыхтя дымом и паром, воинский эшелон, солдаты из раскрытых дверей теплушек махали руками остающимся, что-то выкрикивали, но за гудками паровоза было не разобрать.

– Эй, «комендачи»! – Виктор обернулся на крик.

На перроне с растерянным видом стояли двое солдат с автоматами и тощими вещмешками за плечами. У одного из них в руках был большой чайник.

– Чего вам, служивые?

– Выручайте, братья-славяне! Поезд-то наш – тю-тю… Мы вот за водой с другом Петькой выскочили, а тут как раз и эшелон тронулся.

– Вы, братья-славяне, документы предъявите, – ответил младший лейтенант Ракитин.

Рядовой Некрасов за спиной Виктора невольно поправил ремень пистолета-пулемета Шпагина.

– А, ну да… – Солдаты протянули красноармейские книжки, комсомольские билеты. – Продовольственные и вещевые аттестаты показывать надо?

– Давайте, – кивнул Виктор.

«Заодно потренируюсь в проверке документов», – подумал младший лейтенант. Так, красноармейская книжка – серия, номер… Симонов Николай Гаврилович, 1908 года рождения. Зачислен в подразделение – приказ номер… Все соответствует, фотокарточка какая-то мутная, ну да ладно, времена такие. Штамп, подпись командира части, чернила – все в соответствии. Виктор сразу же заглянул в продовольственный и вещевой аттестат. Выдано… подпись командира части – соответствует предыдущей. Поставлен на котловое довольствие – дата соответствует. Проверил документы у его друга, тут тоже все было в порядке.

– Так что, говорите, от поезда отстали?..

– Да, но мы ж не дезертиры какие!.. А то «припаяют» потом… И вообще, мы ж – за Родину! Добровольцы, а тут такой конфуз…

– Эх, «добровольцы» – вашу Машу через коромысло!.. Ну, ладно, пойдемте, кулемы, к начальнику вокзала. Посадим вас на проходящий эшелон по месту назначения.

– Ой, спасибо вам, товарищ младший лейтенант!..

– Ты не благодари, не благодари – потеря бдительности в боевой обстановке тоже является дисциплинарным проступком.

– Да мы ж – кровью!.. Не щадя жизни!

– Идите уже, растудыть вас…

Походив по перрону, солдаты комендантского патруля уже начали позевывать. Да и сам Виктор уже с трудом сдерживался. Да и есть хотелось – с самого обеда ни маковой росинки во рту.

– Так, товарищи солдаты, приказываю отбыть в расположение столовой. Там для патрулей чего-нибудь да и осталось.

– Есть, товарищ младший лейтенант! – сразу повеселели бойцы.

– Да, и покурите, а то в патруле – запрещено.

Дежурный по кухне налил в тарелки густые щи с мясом, а на второе – макароны по-флотски с прожаренной с лучком свиной тушенкой. К чаю дежурный поставил перед комендантским патрулем тарелку с нарезанным ломтями белым хлебом и американским пиленым сахаром.

Ушлый ефрейтор понимал, что с «комендачами» лучше дружить. К тому же младшего лейтенанта Ракитина после истории с ликвидацией диверсионной группы знали и уважали в Барвенковском гарнизоне. Комендант ставил его в пример другим офицерам. К тому же «солдатское радио» разнесло молву и об оборотистости командира оперативной группы Госбезопасности. Одна история с «полуторками» чего стоила…

Потому и выставил ефрейтор, по нынешним меркам, деликатес – целых полбуханки белого, душистого хлеба! По нормам снабжения его получали только раненые в госпиталях и летчики, да и то не все, а только выполняющие боевые вылеты.

Хлеб действительно был русской национальной святыней – самым зримым воплощением Родины. В суровые годы войны из чего только не пекли хлеб… В окруженном гитлеровскими нелюдями Ленинграде кусочек хлеба олицетворял саму жизнь. В июне – июле 1942 года поэтесса Ольга Берггольц в «Ленинградской поэме» написала:

…Шестнадцать тысяч матерей пайки получат на заре – сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам…О, мы познали в декабре – не зря «священным даром» назван обычный хлеб, и тяжкий грех – хотя бы крошку бросить наземь: таким людским страданьем он, такой большой любовью братской для нас отныне освящен, наш хлеб насущный, ленинградский…

Виктор Ракитин тоже вспомнил из своего «прошлого-будущего», как в апреле – июне 2014 года бандеровские фашисты под желто-синими знаменами с трезубцем и свастикой пытались задушить блокадой свободолюбивый Донецк. Помнил он выбитые взрывной волной стекла магазинов, посеченные осколками стены, пустые прилавки… Тогда дончане делились всем: едой, медикаментами, даже питьевой водой, которая в знойном начале лета тоже стала дефицитом. Украинские танки и артиллерия намеренно били по насосным станциям, электроподстанциям, трансформаторам, газовым магистралям. Хотели, бандеровские сволочи, обрушить критическую, жизненно-важную инфраструктуру столицы края шахтеров и металлургов. Народное ополчение тогда выстояло, а потом пошли по «донецкой дороге жизни» мимо старого кургана Саур-Могила «белые грузовики» МЧС России с гуманитарными грузами. Благодарные дончане вознесли один из белых «Камазов» на постамент неподалеку от города Иловайск – как память о неоценимой помощи братьев-славян…

Тяжело вздохнув, Виктор глянул на красноармейцев. Те по-военному быстро подчистили тарелки и проглотили полагавшиеся к ужину кисло-сладкие желтые горошины витаминов. Куски белого хлеба рассовали по карманам, аккуратно смахнув крошки со стола в ладонь, доев даже их. Виктор знал, что держать хлеб в карманах – не по уставу, и в другой раз сам бы отругал подчиненных. Но ведь и белый хлеб солдату не каждый день достается…

Ночью на разгрузку подали эшелон секретных реактивных минометов «катюша». В непосредственной близости выставили густую цепь бойцов – все с автоматами. Жесткий приказ – огонь на поражение по любому, кто только осмелится приблизиться!

Реактивные установки были зачехлены, под брезент напихано сено, чтобы изменить силуэты машин. На перрон дополнительно пригнали несколько «полуторок» со счетверенными зенитными установками пулеметов «максим». Виктор прекрасно знал, что «счетверенки» в случае крайней необходимости прекрасно «работали» и по пехоте!..

На марше колонну реактивных «катюш» охраняло несколько бронеавтомобилей «БА-10». Весом более пяти тонн, эта машина имела солидное вооружение в виде 45-миллиметровой пушки во вращающейся башне и двух пулеметов. Против танков, конечно, машина была слабовата, а вот из пехоты «БА-10» мог вполне «наделать винегрет».

– Вот это да – секретность! – заметил Василий Самойлов, привычным жестом поправляя ремень автомата «ППШ».

– Рядовой Самойлов, держи рот на замке. Болтун – находка для шпиона! В курсе?..

– Виноват, товарищ младший лейтенант.

– То-то же…

Комендантские патрули обеспечивали охрану дальних подступов к зоне выгрузки военной техники, патрулировали прилегающие к железнодорожной станции улицы. Непосредственной охраной занимались специальные подразделения.

Разгрузка эшелонов с тяжелой техникой продолжалась ночь напролет. После «катюш» пригнали железнодорожный состав с тяжелыми танками. Могучие «КВ-1» осторожно сползали по аппарелям и уходили в близлежащий лес. Мощные танки, практически неуязвимые для гитлеровских пушек, являлись основной ударной силой предстоящего наступления.

– Ну, этим громадинам и охрана-то не нужна! – прокомментировал боец патруля.

– Рядовой Самойлов, твою налево! Прекратить тары-бары-разговорчики. После караула сдам я тебя, Самойлов, на «гауптическую вахту»…

– Ну, хоть там отосплюсь, а то – цельную ночь на ногах.

Рев танковых дизелей еще не утих за поворотом дороги. А под разгрузку подходил очередной состав. Трудяга-паровоз, пыхтя, пригнал сцепку платформ с гаубицами. Их буксировали тяжелые гусеничные тягачи «Ворошиловец», которые по мощи и по габаритам не уступали танкам.

«Круговорот военной техники в природе» прекратился только перед рассветом. Стих могучий рокот двигателей и железный лязг танковых траков, и снова стали слышны соловьи. Меркли утренние звезды, небо серело, уже скоро должны были появиться первые лучи солнца. На траве выпала прохладная роса.

Младший лейтенант Ракитин дал возможность своим бойцам немного подремать, да и сам «придавил» минут на сорок. Впереди был еще целый суматошный день – до «восемнадцати – о-о», как говорят солдаты.

К шести утра, освежившись ледяной колодезной водой из ведра, комендантский патруль, снова, как «с иголочки», был готов нести службу. Понемногу перрон и совсем уж небольшая привокзальная площадь начали наполняться людьми.

На привокзальный рынок – «толкучку» – пришли первые продавцы, а скоро подтянутся и покупатели. К перрону подошел первый утренний эшелон с пополнением для фронта. Раздались окрики старшин и отрывистые команды офицеров. Солдаты выстраивались поротно, проверяли скатки шинелей, надетые через плечо, поправляли заплечные вещмешки, амуницию, винтовки и автоматы. Бронебойщики по двое несли длинные противотанковые ружья. Пулеметчики катили тяжелые «максимы», несли «Дегтяревы-пехотные». Их «вторые номера» были нагружены брезентовыми сумками с «тарелками» – запасными дисками к пулеметам.

– Равняйсь! Смирно! Шагом марш! – Очередная пехотная колонна уходила на передний край – навстречу фронтовой судьбе.

В прозрачном утреннем небе барражировали тупоносые юркие «ишачки». Краснозвездные истребители охраняли железнодорожную станцию и прилегающие к ней склады от авианалетов Люфтваффе. Чуть дальше в парке притаились 37-миллиметровые автоматические пушки под маскировочными сетями. Их длинные тонкие стволы украшали зеленые ветки. Зенитки дополняли противовоздушную оборону.

Солнце припекало, и младший лейтенант Ракитин разрешил своим бойцам освежиться кружечкой прохладного кваса из бочки. Шипучая прохлада была сейчас как раз кстати.

Пройдя по перрону, комендантский патруль проверил документы у нескольких солдат и офицеров, Виктор делал замечания по форме одежды.

– Товарищ командир, гляньте, каков щеголь! – заметил рядовой Некрасов.

На перроне среди служивого люда действительно выделялся смуглый старлей с черными, аккуратно подстриженными усиками. Форма – «с иголочки», сидела на нем как влитая. Начищенные сапоги и козырек фуражки пускали солнечных зайчиков. На груди красовались ордена Красной Звезды и Боевого Красного Знамени, фуражка с голубым околышем, такого же цвета петлицы и эмблема – «курица» на рукаве – говорили о принадлежности к ВВС. Он аккуратно поставил рядом объемистый вещмешок.

Младший лейтенант Ракитин подошел к нему, приложил ладонь к козырьку фуражки, представился и попросил документ для проверки.

Старший лейтенант Хечян, как значилось в офицерском удостоверении, глядел на комендантский патруль с откровенной неприязнью. «Ну, да ладно – мы люди не гордые», – подумал Виктор.

Между тем старший лейтенант Хечян Ашот Каренович внушал уважение – дюжина сбитых «фрицев», два ордена, желтая нашивка за ранение. К тому же – командир эскадрильи.

– Что, товарищ старший лейтенант: «Первым делом, первым делом – самолеты, ну а девушки, а девушки – потом!» – продекламировал Ракитин слова известной песни.

– Не понимаю вас, товарищ младший лейтенант, песенки какие-то поете… – холодно заметил летчик.

«Вот я осел! Ведь фильм «Небесный тихоход», откуда эта песня, вышел на экраны только в 1945 году… Это же для меня – «попаданца» долбаного, что сорок второй год, что сорок пятый!» – мысленно обругал себя Виктор.

– Извините… А что в вещмешке?..

– Личные вещи, – как-то сразу насторожился старлей.

Это не укрылось от внимания Ракитина. Все же он успел повоевать и знал, что в контрразведке, да и вообще – на фронте мелочей не бывает. А настораживают как раз такие вот, малозначительные на первый взгляд, детали.

– Предъявите, пожалуйста, вещмешок для досмотра.

– По какому праву, товарищ младший лейтенант? А если я не желаю, чтобы вы рылись в моих личных вещах?! – Летчик намеренно подчеркнул разницу в звании.

– Извините, но в данный момент я являюсь старшим комендантского патруля при исполнении. Поэтому – имею право. Если не желаете показать вещи здесь, то придется вызывать машину и ехать в комендатуру.

Рядовой Василий Самойлов предусмотрительно отступил на шаг, передвинув автомат на ремне под руку.

– Ладно, черт с вами, времени нет. Смотрите! – Присев на корточки, летчик развязал наплечные ремни и распустил тесьму, стягивающую горловину вещмешка.

Пара чистого белья, носки, две банки тушенки, пачка галет, шоколад из летного пайка. «Мыльно-рыльные» принадлежности… А вот и неуставное – аккуратно завернутый в чистое вафельное полотенце флакон французских духов и небольшое зеркальце в серебряной оправе.

– Елки зеленые, что ж это вы мне голову морочите, товарищ старший лейтенант? – Виктор вздохнул и укоризненно посмотрел на летчика, едва сдерживая смех. – Никаких претензий более не имею, возьмите, пожалуйста, ваши документы.

– Подарки невесте везу, она у нас в полку – военфельдшер. Очень переживала, когда меня зацепило. Духи настоящие, французские. Я их в госпитале на трофейный портсигар с позолотой сменял, когда по ранению лежал. – Летчик рассмеялся, поняв, что щекотливая ситуация разрешилась нормально, что «комендач» – не такой уж и зверь лютый.

В принципе, у солдат и офицеров довольно много чего было «неуставного» в вещмешках, чего не хотелось бы показывать комендантскому патрулю. Трофейный «Парабеллум» или «Вальтер» с красивой гравировкой, кинжал с дорогими инкрустациями, тот же флакон духов, дорогой портсигар или трофейные швейцарские часы.

Заулыбались и солдаты патруля, острая конфликтная ситуация, которая могла закончиться неизвестно чем, сошла на нет.

Именно в этот момент Виктор затылком почувствовал чей-то колкий и внимательный взгляд. Волоски на загривке буквально встали дыбом, сигнализируя об опасности. То самое «звериное» чутье, которое тренировали на Курсах контрразведки, внезапно проснулось.

Виктор скосил взгляд и приметил двоих солдат, куривших возле угла здания вокзала рядом с лавкой. Один из них как раз и вцепился колким взглядом в затылок Ракитина. Обычные такие солдаты, ничем не примечательные… Но все же Ракитин привык доверять своему «звериному чутью» – реакции подсознания, дремлющих первобытных инстинктов на опасность.

– А ну-ка, ребята, проверим вот тех… – насторожился командир патруля. – Старший лейтенант Хечян, временно поступаете в наше распоряжение. Подойдите и спросите у тех двоих солдатиков, как пройти куда-нибудь, да хоть до комендатуры. Вы тем более из госпиталя, новоприбывший. А по ходу дела сделайте им замечание по форме одежды. Гимнастерка там не застегнута, ремень болтается. Вы же знаете, как это бывает. Для щеголеватого офицера приструнить рядовых – вполне естественная реакция.

– Товарищ младший лейтенант, а мы? – спросил рядовой Некрасов.

– А мы, Некрасов, со стороны поглядим… А то увидят патруль – как раз напрягутся.

– Вы, товарищ старший лейтенант, и пригрозите им комендантским патрулем…

– Хорошо, я помогу вам. Как говорится, «услуга за услугу».

– Если что, держитесь наготове.

– Да ладно, стрелять умею.

– Вперед, ребята, автоматы держать за спиной. Вася, твой «Вальтер» в кармане?

– Так точно, командир, патрон дослан, – ответил рядовой Самойлов.

Виктор проверил укороченный оперативный «Наган» в кармане галифе. Безотказный револьвер лежал удобно, нужно было только придержать рукой выступающий курок, чтобы не зацепился за одежду. Мелочей в таком деле не бывает – секунда промедления стоит жизни.

Виктор видел, как офицер-летчик заговорил с солдатами. Спросил что-то, а потом указал одному из них на расстегнутую верхнюю пуговицу гимнастерки. А потом махнул рукой в сторону перрона, как бы подзывая патруль.

Солдаты как-то слишком поспешно выполнили приказание старшего лейтенанта. Один из них, тот, что пониже и поплотнее сбитый, как раз снова бросил по сторонам тот недобрый взгляд, который и растревожил подсознание Ракитина. Второй невольно поправил что-то в кармане, и это не укрылось от внимательного взгляда старшего патруля. Еще солдат повел плечами, поправляя лямки вещмешка за спиной.

Ракитин знал, что такие вот невольные, вазомоторные реакции и служат своеобразным маркером поведения, помогают определить общий психологический настрой человека. Эти двое определенно чего-то опасались, и эти опасения были связаны именно с упоминанием комендантского патруля.

– За мной! Всем – особое внимание, – скомандовал младший лейтенант Ракитин. – В случае чего – стрелять только по конечностям.

Быстрым шагом, раздвигая толпу перед собой, комендантский патруль направился в сторону двоих солдат и офицера-летчика. Расчет был на внезапность появления.

– Здравия желаю, старший комендантского патруля младший лейтенант Ракитин, – официально представился Виктор, четко, как полагается, отдав воинское приветствие. – Попрошу предъявить ваши документы.

– Вот, пожалуйста, – снова отдал знакомое удостоверение старший лейтенант Хечян.

– Что у вас произошло?..

– Да вот у красноармейца ворот гимнастерки был расстегнут, – пояснил офицер-летчик. – Но нарушение формы одежды устранено.

– Смотрю, у красноармейца еще и сапоги не чищены. – Виктор старательно разыгрывал из себя недалекого служаку-«комендача», которому в удовольствие задолбать «уставщиной» бедных солдатиков.

– Да мы, это… Сейчас все устраним, товарищ офицер, – попытался было сгладить ситуацию более низенький и плотный солдат.

Виктор определил в нем старшего. Второй слушался его и пока помалкивал. Кто они – обычные красноармейцы, каких на вокзале Барвенково сейчас несколько тысяч? Или же агенты-фланеры, высматривающие технику на платформах воинских эшелонов, расписание движения поездов и отмечающие передислокацию наших войск?.. Задача Ракитина – как раз и выяснить истину. Он мысленно отметил описание этих двоих. Тот, что пониже, был круглолицым, с широким лбом, прямым носом и внимательным взглядом серых глаз. У второго солдата было вытянутое скуластое лицо, когда он приоткрыл рот, слева блеснула стальная фикса.

– Попрошу ваши документы, товарищи красноармейцы, – кивнул Виктор.

Низенький и плотный солдат потянулся к нагрудному карману, но Виктор упредил его действия вопросом, точнее – требованием:

– Что у вас в вещмешках? Предъявите для досмотра.

Ракитин намеренно сбивал этих солдат с толку. Расчет строился на том, что обычный красноармеец с рабоче-крестьянским происхождением не будет «тормозить», «заморачиваться» лишними вопросами, а просто выполнит, что ему приказал старший по званию. А вот агент начнет медлить, попытается просчитать ситуацию. Так что их реакция станет хоть и косвенным, но достаточно важным поводом для задержания.

Скуластый солдат послушно скинул лямки вещмешка, но приподнял его не за плечевые ремни, а за тесьму, тем самым туго стянув горловину. Вещмешок лег на лавку.

– Некрасов, досмотри.

В этот момент рядовой Самойлов отступил на шаг, опустив руку к карману, в котором лежал «Вальтер». Плотный низенький боец быстро глянул на него, но Виктор перехватил этот настороженный взгляд. Ситуация накалялась.

– Тугой узел, зараза! Ну, ничего, мы его – ножичком… – В руке у Некрасова появилась финка.

В тот же момент скуластый молниеносно провел болевой захват и нажал на руку Некрасова с зажатым в ней клинком. Раздался тихий хруст, а солдат патруля заорал от дикой боли в сломанной одновременно в двух местах руке. А скуластый уже вытащил из кармана компактный «Вальтер» и выстрелил в Ракитина, прикрываясь скрючившимся от дикой боли солдатом.

Молниеносно проявившиеся боевые рефлексы врага, диверсанта, стали безусловной реакцией на опасность. В данном случае – на нож в руке солдата комендантского патруля. Гитлеровские агенты проявили себя сразу и в полную силу. Теперь они жаждали только одного – убить военнослужащих комендантского патруля и прорваться с боем. В том, что они могут уйти, враги не сомневались – их спецподготовка, боевые рефлексы, натренированные в немецкой разведшколе, были на высоте.

Виктор, заметив движение, метнулся в сторону, он упал на колено и тут же открыл огонь из «нагана». Сухо затрещали выстрелы, взвизгнули рикошетом пули. Ракитин поразил скуластого в плечо, тот выронил пистолет и побежал. Вторым выстрелом Виктор всадил пулю из револьвера в бедро противника. Тот грянулся ничком на землю.

Его низенький и плотный напарник резко боднул в лицо офицера-летчика. Старший лейтенант обмяк, получив нокаут. Прикрываясь бесчувственным телом, низенький вырвал из кобуры офицера «Тульский Токарев», успел передернуть затвор и дважды выстрелить.

Василий Самойлов, второй солдат патруля, вырвал такой же компактный «Вальтер» и выстрелил высоко над головой противника. Тот инстинктивно пригнулся и юркнул за угол здания вокзала.

– Стрелять только по конечностям! Живьем брать негодяя!

Ракитин тем временем выхватил из кобуры свой «токарев». Патрон уже был дослан в ствол, оставалось только большим пальцем взвести курок. Выстрелив пару раз в воздух, Ракитин рывком переменил позицию, спрятавшись за здоровую тумбу с объявлениями, оставшуюся недалеко от здания вокзала Барвенково еще с довоенных времен. Стремительный маневр младшего лейтенанта отрезал противнику путь к отходу через привокзальную площадь. Там он мог бы затеряться в толпе, а потом – ищи-свищи!

Диверсант (теперь уже никаких сомнений в этом не оставалось) и действительно попытался прорваться на привокзальную площадь, стреляя на ходу. В его положении это был единственный выход. «Диверс» просчитал ситуацию: один из комендантского патруля изувечен жестким болевым приемом, второй – вяжет его напарника. Офицер-летчик надежно «вырублен» и вряд ли способен оказать серьезное сопротивление, даже если придет в сознание.

Между выходом из западни и загнанной в угол фашистской крысой находился только младший лейтенант Ракитин.

Виктор видел, как прищурились глаза невысокого коренастого диверсанта. Он резко метнулся в сторону, и тут же раздался громкий хлопок – пуля попала в ту самую массивную тумбу. Ракитин с колена выстрелил по ногам диверсанта сначала из пистолета, а потом из револьвера, но не попал и кувырком перекатился под защиту чугунной урны, стоящей на перроне. Литое изделие приняло на себя две пули, которые отрикошетили от серых покатых боков.

Виктор выстрелил из «Нагана» в воздух. Бить прицельно он опасался, на перроне было много людей. Услышав выстрелы, они бросились врассыпную, многие с боевым опытом или просто побывавшие под гитлеровскими бомбежками и обстрелами, попадали на землю, прикрывая голову руками. Перестрелка разгорелась, как огонь в степи – мгновенно и яростно.

Ракитин своими выстрелами в воздух действовал на нервы вражескому агенту, заставлял его выпускать пулю за пулей, а сам считал выстрелы: семь… восемь! Все – обойма диверсанта пуста!

– Стоять, вражина! Ни с места!

Но у диверсанта были иные мысли на этот счет. Швырнув пистолет в лицо командиру патруля, он бросился через железнодорожные пути. Там, за тупиком, начинались заросли, дальше – полоса отчуждения, за которой зеленела роща, в которой вполне можно было затеряться. Но все же судьба распорядилась иначе.

Перебегая рельсы, диверсант попал ногой в стрелку. Она сработала, как капкан. Сам стрелочник не заметил стремительно выскочившего из-за составов человека и уже закончил роковую для фланера-наблюдателя рутинную операцию. По запасному пути паровоз «овечка» тащил состав с пустыми теплушками. На них прибыло очередное пополнение на фронт, а теперь вагоны нужно было переставить, сформировать эшелон и отправить обратно. Тоже – вполне обычная операция, но именно она и стала карающим мечом самой судьбы.

Диверсант с ужасом смотрел, как накатывает пыхтящая черная громада паровоза, а застрявшая в стрелке нога все никак не желала высвободиться из мертвого захвата. В отчаянии вражеский агент выхватил нож и стал кромсать яловый сапог, но он сидел плотно.

Паровоз надвигался с неумолимостью судьбы. Из окна квадратной кабины высунулся машинист, он включил аварийное торможение, но инерция многотонного локомотива и всего железнодорожного состава была слишком велика для быстрой остановки.

Нечеловеческий, истошный крик смешался с пронзительным свистом сигнала паровоза. Вопящий комок боли, бывший еще несколько минут назад человеком, откатился прочь от железнодорожных путей, сжимая побелевшими пальцами обрубок ноги. Стальная реборда колеса паровоза размозжила и перерубила левую голень диверсанта пополам.

Когда Виктор подбежал к диверсанту, тот только дергался, сжимая обрубок ноги побелевшими от напряжения и шока руками.

– Твою же м-мать! – Ракитин спрятал «Тульский Токарев» в кобуру, «Наган» – в карман и расстегнул поясной ремень.

Он быстро затянул импровизированный жгут выше колена диверсанта. Потом дернул нитку на упаковке перевязочного пакета, раскрывая его. Начал туго мотать белую марлевую ленту, прикрывая кровавые лохмотья мяса, лоскуты кожи и обломки костей. У диверсанта закатились глаза, Виктор обеспокоенно ткнул два пальца ему в шею под челюсть. Пульс еле прощупывался. Еще немного, и он отправится в Вальхаллу, как истинный ариец. Этого нельзя было допустить.

Виктора обступили люди, большинство из них были в военной форме. Как всегда в таких случаях, народ громко перешептывался, глазел, но помогать не спешил. Зеваки, черт бы их побрал!.. Тут почти постоянно немецкие бомбы и снаряды за шиворот сыплются, а вот люди остаются все теми же – охочими до сплетен, слухов и подобного рода кровавых зрелищ.

– Врача сюда и носилки – быстро! – скомандовал Ракитин. – Ты! Считай себя мобилизованным комендантским патрулем. Охранять пленного, глаз с него не спускать.

– Есть, товарищ командир! – Красноармеец с винтовкой Мосина вытянулся по стойке «смирно».

Вскоре подоспел врач вместе с двумя солдатами и носилками. Бегло осмотрел раненого, сделал увечному диверсанту укол. Пострадавшего уложили на носилки, предварительно крепко стянув кисти рук веревками.

– Зачем это нужно? Он ведь не убежит, – удивился доктор.

– Он может попытаться себя убить, товарищ военврач второго ранга, – ответил Ракитин.

Все вместе они вернулись к зданию вокзала Барвенково. К тому времени он был уже оцеплен солдатами, примчавшаяся по тревоге оперативная группа комендатуры уже проверяла документы у всех без исключения людей на перроне, на привокзальной площади и в самом здании. По такому чрезвычайному поводу прибыл и сам военный комендант города.

– Докладывай, что тут у тебя стряслось, Ракитин? – озабоченно бросил майор Осокин.

– Во всем, как всегда на Руси, виноват стрелочник, – мрачно пошутил Виктор. – Взяли живьем двоих диверсантов-фланеров, Игорь Валерьянович. Один из них попал под паровоз, и ему отрезало ногу. Второй – получил от меня две пули в плечо и в ногу, как учили. Выживет, ни черта с ним не станется. Обоим оказана медицинская помощь. Тяжело ранен один из моих солдат, немецкий агент сломал ему руку болевым приемом – в двух местах.

– Ну, ни хрена себе! – присвистнул майор Осокин. – Сегодня к вечеру – рапорт мне на стол. А пока – свободен, иди отдыхать, Витя, тебя подменят, я распоряжусь…