16
Воздух в кузове фургона сделался спертым, и Алисса могла поклясться, что в нем висел какой-то отвратительный запах, который она не могла определить. Может быть, это был запах жестокости, присутствующий лишь в ее воображении.
Улыбка исчезла с угловатого лица Джентльмена.
– Тщательно обдумывайте свои ответы, – предупредил он. – Я уже знаю многое из того, что вы можете сказать мне. И если вы скажете то, что я определю как ложь или отвлекающий маневр… – Он многозначительно кивнул на своего молчаливого напарника, с плохо скрываемым нетерпением поигрывающего окровавленным макетным ножом. – Это будет большая ошибка с вашей стороны. И пожалуйста, заметьте, что я не намереваюсь спрашивать вас о местонахождении ядерной бомбы. Поэтому у вас нет причин для глупой игры в благородство.
Этот человек мог быть настоящим злом во плоти, но он был чрезвычайно умен и быстро соображал. Он говорил очень чисто, но Алисса была почти уверена, что английский язык не был для него родным. И он блестяще вел допрос. Он заставил ее осмыслить ситуацию, в которой она оказалась, и продемонстрировал свою проницательность и хитрость. Из ее собственных аргументов следовало: она должна сказать ему все, что он пожелает узнать.
Джентльмен сделал короткий жест рукой:
– Итак, Алисса, давайте попробуем еще раз. Что вы не поведали мне о роде своих занятий.
Алисса вздохнула, признавая свое поражение.
– На самом деле, я не работаю на университет, – деревянным голосом призналась она. – Я руковожу научной лабораторией «Блэк-Опа» под управлением «Пси-Оп».
Джентльмен просиял.
– Это уже намного лучше, – радостно заявил он. – Вот теперь мы кое-чего добились.
Она мрачно взглянула на него:
– Да, но не очень-то радуйтесь. Ваш босс наверняка знает, что у «Блэк-Опа» есть возможности, каких он и представить себе не может. И нас очень злит, когда кого-то из наших пытают или убивают. Это как убить полицейского. Этого не следует делать. Потому что другие копы примут это близко к сердцу. Так что, если сейчас вы меня отпуˆстите, вам за это ничего не будет. Да, этим поступком вы нас заинтересовали, однако у вас еще есть шанс прожить долгую счастливую жизнь.
В ответ на ее угрозу Джентльмен лишь безмятежно улыбнулся.
– Спасибо за предупреждение, – произнес он мягким светским тоном. – Но прошу вас, продолжайте. Что вы изучаете в этой вашей лаборатории «Блэк-Опа»?
Алисса снова прожгла его злобным взглядом, однако не решилась даже пытаться скрыть эту информацию.
– Наркогипноз. Я попросила химиков модифицировать известные нам препараты, воздействующие на психику, попытаться улучшить их. Попытаться понять, как можно контролировать человека против его воли – чтобы мы могли это предотвратить. Мы знаем, что другие страны работают над этим, поэтому нам нужно понять, возможно ли это.
– Но у вас никогда не было цели использовать эти средства самим, верно?
– Верно, – подтвердила Алисса.
Впервые Джентльмен рассмеялся во весь голос:
– Боже, кажется, вы действительно в это верите. Вы наглядно демонстрируете ту грань человеческого поведения, которую я изучал. Нашу способность к самообману.
Алисса покраснела, однако она знала, что он может быть прав. Она верила, что боˆльшая часть правительства США повинуется международным законам в отношении биологического и химического оружия, допросов и наркогипноза, однако не была столь наивной, чтобы не понимать, как силен бывает соблазн прибегнуть к запретным мерам.
– И насколько же далеко вы продвинулись? – спросил Джентльмен, и Алисса поняла, что гадает, умеет ли Дубина вообще говорить. Он явно представлял собой лишь немногим большее, чем обученный доберман.
– Я полагаю, что под словом «вы» в вопросе подразумевалась коллективная работа. Моя лаборатория – не единственная, где проводятся работы в этой области. По стране в целом насчитывается восемь различных научных команд. Мы изучаем проблему с разных сторон и сверяем результаты.
– Хорошо, так насколько далеко продвинулись вы лично и семь других лабораторий? – уточнил Джентльмен.
– Нам удалось сделать несколько важных шагов, но отнюдь не в том, чтобы контролировать людей. Я с восторгом узнала о том, что это, судя по всему, невозможно. Никогда и никем, вне зависимости от силы гипнотизера и примененных препаратов.
– Так, значит, даже с улучшенными и дополненными разновидностями известных наркотиков вы по-прежнему не можете управлять другими людьми?
– Верно.
Джентльмен снова кивнул своему безмолвному напарнику.
– Нет! – закричала Алисса, но здоровенный садист двигался настолько быстро, что она не успела заметить, как на ее руке появилась еще одна ярко-красная черта – на коротком расстоянии от первого пореза, вокруг которого кровь на блузке уже засыхала.
– Будь ты проклят! – выкрикнула Алисса через новую вспышку боли. – Я говорю правду! Ты убедил меня, что лгать в такой ситуации было бы глупо! Можешь проверить меня на долбаном детекторе лжи! Если ты не будешь верить правде, то заставишь меня придумать такую ложь, в которую ты сумеешь поверить.
Джентльмен несколько секунд обдумывал ее слова, потом пожал плечами:
– Вам еще понадобится убедить меня, однако я хочу верить в то, что сейчас вы искренне сотрудничаете с нами. И если это мое действие было ошибочным, то вреда от него почти нет. Чуть больше, чем от сильного пореза бумагой. Просто чтобы вы не отвлекались.
Лицо Джентльмена стало жестким.
– Когда я действительно буду убежден, что вы мне солгали, вы это узнаете. Тогда у вас не станет больших пальцев. Но будьте уверены, что, если такое произойдет, мы обработаем рану, чтобы вы остались в живых для дальнейшего допроса. – Он сделал изящный взмах рукой в ее сторону, точно передавая ей слово на кафедре. – Прошу вас, продолжайте. Убедите меня.
Алисса описала ему множество заблуждений, связанных с гипнозом, рассказала о том, что человеческий разум чрезвычайно сильно сопротивляется подобному контролю. Она объяснила, что от девяноста до девяноста пяти процентов населения земного шара восприимчивы к гипнозу и что в этой группе существует широкий разброс по восприимчивости. И что именно восприимчивость человека, который подвергается гипнозу, является ключевым фактором в успешности процедуры, а не опыт и не сила гипнотизера.
Гипноз во многом напоминает состояние сна – в том смысле, что логика больше не играет ведущей роли. Во сне, объясняла она, разум человека создает сновидение, но одновременно человек не может сознательно контролировать то, что он увидит дальше. Как будто в процесс вовлечены двое: один создает сон, а другой его смотрит.
То же самое применимо к гипнозу. Когда гипнотизер говорит подопытному, что его вытянутая рука становится все тяжелее и тяжелее, рука в конце концов опускается. Конечно же, подопытный контролирует свою руку. Но при этом он действительно верит, что его руку тянет вниз некая сила и что эту силу он преодолеть не может. Точно так же, как во сне: рукой подопытный управляет сам, но одновременно наблюдает за этим со стороны, как зритель. Как и в состоянии сна, гипноз возводит стену между сознанием и подсознанием.
Джентльмен был умен, он задавал уточняющие вопросы, но Алисса говорила ему правду, и только правду. Она старалась цитировать только те исследования, о которых знала все в подробностях, чтобы ей не пришлось ничего придумывать. Она считала, что наконец-то смогла убедить его в том, что играет честно. Тот факт, что Дубина больше не бил и не резал ее, был верным показателем.
– Значит, вы говорите, что гипнотический транс реален, – сказал Джентльмен. – Даже без ваших препаратов, способных ввести в подобный транс, подопытный не симулирует свои действия, правильно?
Алисса кивнула:
– Восприимчивые и готовые к опыту люди действительно впадают в подлинный транс. Это можно доказать экспериментально.
– Каким образом?
– Приводить подопытных к гипнотизеру по одному. Некоторым говорить по секрету, что они не должны позволить загипнотизировать себя – но должны имитировать гипнотический транс. Во всех случаях, после того как гипноз наложен, гипнотизер говорит, что должен на десять минут уйти из комнаты. Используйте скрытые камеры для того, чтобы пронаблюдать, что будет с каждым из подопытных, если он будет считать, что остался в одиночестве. Те, кому заранее сказали сымитировать гипнотический транс, сразу же после ухода гипнотизера перестают притворяться. Они начинают двигаться, садятся, проверяют сообщения на своих мобильниках и так далее. Те же, кто действительно впал в транс, в нем и остаются и выходят из него постепенно. – Она помолчала, чтобы дать ему самому сделать правильные выводы. – Если бы они тоже притворялись, они реагировали бы точно так же, как истинные притворщики.
Джентльмен задумчиво кивнул.
– Замысловатый эксперимент, – произнес он и потер подбородок. – А что насчет инициирующих слов? Гипнотических триггеров? Они реальны? Вы можете заставить кого-то начать петь, если он услышит определенное слово, например?
– Да, постгипнотическое внушение может работать. Но вы не можете посредством гипноза заставить людей делать что-то помимо их воли или вопреки их чувству стыда. Они должны быть абсолютно согласны на это. Гипноз не может преодолеть сознательное сопротивление.
– И вы говорите, что гипноз, подкрепленный препаратами, так же бесполезен, как и без них?
– Прежде всего, он не бесполезен. Даже без наших улучшенных препаратов и приемов. Он может дать определенные блага тем, кто может и хочет подвергнуться гипнозу. Например, тем, кто хочет бросить курить. Гипноз мог бы использоваться для таких целей чаще, однако с ним уже установились сильные негативные ассоциации. Многие члены медицинского сообщества не воспринимают его всерьез, считают шарлатанством. – Алисса помолчала. – И мы внесли улучшения. Огромные. С помощью лекарств мы можем сделать подверженным гипнозу любого. И в очень сильной степени, вне зависимости от изначальной восприимчивости, которая, как я уже говорила, широко варьируется.
Алисса начала объяснять, что в основном прогресс ее работы заключался в применении наркогипноза для усиления эффекта плацебо. Если разум верит в то, что таблетка уменьшит боль или ослабит воспаление, то даже если эта таблетка просто фальшивка – сахарный шарик, – исход будет таким же, как если бы она была действенной.
Сила эффекта плацебо была потрясающей и все еще не до конца понятной; она показала, что разум наделен скрытыми возможностями. И этот эффект не ограничивался таблетками. Пациенты с остеоартритом, перенесшие операцию по артроскопии, во время которой их суставы выворачивали и удаляли хрящ, чувствовали заметное улучшение состояния. Но столь же заметное улучшение наступало и у пациентов, перенесших не саму операцию, а только ее симуляцию.
При изучении пациентов, перенесших операции в полости рта, половине проводились ультразвуковые процедуры, снимающие боль и воспаление, в то время как вторая половина лишь думала, что эти процедуры им провели. И настоящие, и сымитированные процедуры уменьшали боль, даже опухоль после них заметно спадала.
Сила подсознания была огромной. И необъяснимой.
А эффект плацебо нарастал. Фармацевтическая промышленность стала жертвой собственного успеха. Чем больше якобы волшебных таблеток эта промышленность разрабатывала, тем больше люди верили в силу этих таблеток. Так что когда проводились испытания новых лекарств, и настоящие средства выставляли против плацебо – сахарных шариков – эффект плацебо оказался невероятным. Чем сильнее люди верили в то, что поддельные таблетки действительно их излечат, тем с большей долей вероятности происходило излечение.
При испытаниях лекарств процент улучшений состояния среди пациентов, которым давали поддельные таблетки, зачастую во много раз превышал наблюдавшийся в зафиксированном временноˆм промежутке процесс выздоровления среди общего числа пациентов. Лекарственные средства не получали одобрения комиссии – не потому, что не оказывали мощного исцеляющего воздействия, а потому, что подсознание тех, кто получал поддельные таблетки, неожиданно оказалось способным дать столь же сильное улучшение состояния.
И эти свидетельства появлялись в ошеломляющем количестве. Через некоторое время эффект плацебо был признан научным и медицинским сообществом. Чем больше разум верит в то, что нечто является истиной, тем с боˆльшими шансами он сумеет превратить это в истину.
Наш величайший успех, – объясняла Алисса, – заключается в том, что мы смогли в значительной степени расширить и усилить эффект плацебо – который и без того был мощным. Мы смогли заставить его работать всегда. Внедрить в подсознание мысль о том, что лечение будет эффективным.
– Вот как? И это все? – спросил Джентльмен.
– Если бы вы смогли получить доступ к моему компьютеру и ко всем моим записям, то, по сути, именно это вы и нашли бы. Конечно, в более детальном описании.
– Что-нибудь еще. Что-нибудь, чего я не смог бы найти в вашем компьютере, – потребовал он и многозначительно оглянулся на Дубину. – И тщательно обдумайте свой ответ.
Алисса вздохнула.
– Да, есть кое-что еще, чего вы не нашли бы в моем компьютере. Но не потому, что оно сильнее засекречено, а потому, что это еще только предварительные разработки. Новый препарат, очень сложный по составу и синтезу, недавно полученный нашей лучшей командой химиков в Лоуренсе, в Канзасе. С ним мы получили примечательные результаты – хотя их скорее можно отнести к эффекту ноцебо. Однако они нигде не записаны, в основном потому, что у нас закончилось это вещество. Химики делают новую партию, но наша лаборатория последняя в очереди на него. Так что мы получим этот препарат только через шесть или семь недель.
– Вы сказали – эффект ноцебо. Что это значит?
– Ноцебо, по сути, противоположность плацебо. Явление, при котором воздействие подсознания оказывает негативный, а не позитивный эффект. Скажите мужчине, что ему дали сильнодействующий препарат, от которого у него пропадет эрекция – и он не сможет добиться эрекции. Скажите человеку, что от этой таблетки его стошнит – и его стошнит, пусть даже это совершенно безвредная таблетка. Опять же, тут задействована таинственная и могучая сила разума. Мы добились большого успеха, заставляя людей верить во что-то положительное. Делать что-то положительное. Но еще большего успеха мы добиваемся, заставляя их прекратить то, что они хотят прекратить. Так называемое негативное поведение. Это важно, когда мы имеем дело с такими вещами, как нервный тик и подергивания. Это рефлекторные движения, которыми управляет исключительно подсознание. Я сумела избавить нескольких подопытных от нервных тиков, которыми они страдали много лет – и сделала это за один сеанс. Они не могли контролировать этот тик сознательно, а я убрала его одним щелчком пальцев. Буквально. Постгипнотическое воздействие для таких случаев прекрасно срабатывает.
От потери крови у Алиссы начала кружиться голова, но она решила продолжать рассказа до тех пор, пока Джентльмен полностью не удовлетворится полученными сведениями.
– Я боролась за снятие грифа секретности с этой работы. Мы добились потрясающего прогресса. Если бы мы смогли передать медицинскому сообществу наши приемы по приручению эффекта плацебо, это стало бы самым мощным терапевтическим средством из всех существующих.
– Фармацевтические компании нашли бы способ его дискредитировать, – циничным тоном заметил Джентльмен. – В противном случае они потеряли бы слишком много денег.
– Да, они потеряли бы деньги, – согласилась Алисса. – Но я хочу думать, что они были бы рады тому, что люди смогут стать здоровыми, победить болезни, применив силу собственного разума для исцеления.
Джентльмен снова рассмеялся.
– Вы действительно безнадежно оптимистичны. И безнадежно наивны. Я знаю, что мой коллега будет против, однако я очень надеюсь, что мой босс позволит оставить вас в живых.
Он покачал головой, словно не в силах поверить в существование такого наивного человека, как Алисса Аронсон.
– Итак, вашей целью было найти способ промывать людям мозги, чтобы превратить их в зомби-марионеток. Но вместо этого вы нашли способ лечения, превосходящий воздействие самых дорогих лекарств. Это так глупо и так маловероятно, что почти может быть правдой.
– Это и есть правда.
Джентльмен уселся прямо на пол фургона напротив Алиссы, прислонившись спиной к сдвижной двери. Дубина продолжал бдить, стоя слева от женщины.
– Ну хорошо, – произнес Джентльмен. – Я доволен тем, что вы сказали мне правду относительно своей работы. Теперь пойдем дальше, – продолжил он, подняв брови. – Расскажите мне, откуда вы знаете Тео Гранта.