Глава 16
«Огненное небо». Варшавский узел

…Днем 27 июня 1941 года при выполнении боевого задания моя «Пешка» была сбита. Из экипажа уцелели я и штурман лейтенант Серегин. Так получилось, что, приземлившись, мы сразу попали в плен к немцам. Оказать сопротивление не удалось, слишком быстро все произошло. Нельзя словами описать те чувства, что охватили нас. Стыд за невыполненное задание и попадание в плен, горечь поражения и гибели товарищей. Кроме нас с Серегиным, на сборном пункте оказалось еще несколько пилотов и штурманов со сбитых самолетов.

Наше пребывание в плену было недолгим. Уже на следующий день нас освободили бойцы 132-го отдельного батальона НКВД, действовавшего на временно оккупированной территории Брестской области, в тылу немецких войск. Командовал ими тогда еще лейтенант Седов. После проверки мы были зачислены в состав этого героического подразделения оперативных частей МВД СССР.

Об истории батальона, его участии в боях Великой Отечественной войны, операциях в тылу врага рассказано в десятках советских и иностранных книг и кинофильмов. Не все эти рассказы правдивы, а иногда они просто лживы. Сейчас, когда гриф секретности с части операций снят, мне хочется рассказать правду о событиях 9—10 июля 1941 года. Когда батальоном и его временной авиационной группой была проведена одна из наиболее значимых операций начального периода войны – уничтожение Варшавского моста и железнодорожного узла.

В один из дней начала июля меня пригласил к себе командир батальона. То, что он мне тогда предложил, сначала показалось фантастичным и нереальным. Представьте себе. Наши войска под ударами немцев отступили от госграницы на многие сотни километров в глубь страны. Немецкими войсками захвачена вся Западная Белоруссия, Минск, идут бои на Смоленском направлении, а тут в лесу под Брестом вам ставят задачу на разработку операции по авиационному удару и разгрому Варшавского железнодорожного узла. В батальоне на тот момент было всего около сотни бойцов и командиров Брестского гарнизона, активно принимавших участие в обороне Брестской крепости и всего несколько дней назад вырвавшихся из крепости на оперативный простор. Тут были пограничники, разведчики, связисты, саперы, водители. Из них связанных с авиацией в отряде было всего несколько человек – четыре пилота, штурман и бортстрелок. Тем не менее командир мне поставил немыслимую задачу, в успехе которой он совершенно не сомневался.

– Надеюсь, вы понимаете всю важность данной операции? – спросил меня тогда Седов.

Понимать-то я все понимал, но уверенности в успехе данной операции у меня совершенно не было. Мне казалось, что Седов болен или просто не понимает всей сложности данной операции. Ведь у нас не было ни самолетов, ни аэродрома, ни взрывчатки, ни подготовленного технического персонала. Ничего! Об э– Поверьте, у нас все перечисленное скоро будет. Только надо подождать, – ответил командир. – Стройте свои планы исходя из того, что под вашим началом будет около десятка разнокалиберных самолетов. Как наших, так и германских типов. Но лучше всего ориентироваться на «Чайки» и «Ишачки», с немецкими бортами, возможно, будут проблемы.

На вопросы: «Где эти самолеты? В каком они состоянии? Какое вооружение имеется в наличии?» – командир мне тогда не ответил, пообещав все показать в свое время. Своими сомнениями я поделился с заместителем командира отряда Акимовым. На что получил ответ: «Вы в отряде человек новый. Всего не знаете. Так вот, если командир что-то задумал, то так и будет. Работайте над планом. Если что потребуется, мы вам поможем». Сомнения мои остались при мне, тем не менее приказ есть приказ, и я приступил к разработке плана.

Собравшись с Серегиным и остальными летчиками, вооружившись трофейной польской картой, мы засели за разработку плана. Исходя из условий, что дал мне командир. Вскоре черновой план был нами подготовлен.

Заинтересовавшись фигурой нашего командира, я стал осторожно расспрашивать о нем бойцов отряда. Что меня поразило, так это полная уверенность всех, с к мне пришлось беседовать, в успехе задуманного командиром, чего бы это ни касалось. Все готовы были идти за ним до конца. Его приказания и распоряжения не обсуждались. Если были какие, вопросы, их без промедления решали. По вечерам на совещании за кружкой чая, у остова его палатки, решались любые вопросы повседневной жизни. Седов не уклонялся от острых вопросов, советовался с бойцами, как лучше сделать и воплотить в жизнь задуманное. Частыми гостями у него были егеря и снайперы отряда.

Впервые в реальность задуманного я поверил при проведении разведки аэродрома Куплин в районе Пружан. Все, что нам требовалось для удара, там было. Надо было только прийти и захватить. А сделать это было трудно. Обеспечение безопасности на аэродроме было очень высоким. У охраны на вооружении были зенитные орудия и автоматы, танки, подготовленные огневые позиции. Кроме всего прочего, тут находилась охрана лагеря для военнопленных. Гарнизон врага насчитывал порядка четырехсот солдат и офицеров. В нескольких километрах от аэродрома располагались немецкие части численностью до пяти тысяч человек. Кого-то это могло остановить, но только не нас!

Для отвлечения сил противника батальоном в течение суток было проведено несколько операций. Среди них артиллерийский обстрел штаба 4-й полевой армии вермахта и нескольких железнодорожных станций, уничтожение железнодорожного и автомобильного мостов через реку Мухавец, разгром несколько немецких охранных подразделений, уничтожение шести эшелонов противника, освобождение военнопленных из дулага № 130. Завершающим аккордом всего этого стал захват аэродрома.

Наше авиационное отделение в перечисленных операциях участия не принимало. Командир строго-настрого приказал ограничить наше участие в активной фазе. Поэтому как проходила операция по захвату аэродрома, я рассказать не могу. Наша моторизованная колонна вошла на аэродром, когда все было закончено. О мастерстве и умении личного состава батальона может говорить только один факт – у батальона не было потерь, а гарнизон врага был уничтожен полностью! Нашими трофеями стали три десятка исправных самолетов.

Среди освобожденных на аэродроме пленных оказалось много знакомых мне по службе летчиков и штурманов, сбитых при выполнении боевых заданий над территорией, занятой врагом, и захваченных в плен. Тут были летчики с разным уровнем подготовки. И те, кто имел большой летный опыт (в том числе ночных полетов), и те, кто только окончил обучение в летных училищах. После проверки Особым отделом они были привлечены к подготовке авиаудара.

В нашем распоряжении было очень мало времени, чтобы изучить и подготовить к вылету трофейную технику. Тем более что часть наиболее подготовленных пилотов пришлось сразу же отправить на захваченных транспортных бортах за линию фронта. Слишком много раненых содержалось в отвратительных условиях в концлагере. Большинству из них требовалась срочная медицинская помощь. Требовалась она и семьям наших военнослужащих, оставшихся на оккупированной территории. Рискуя своей жизнью, группе разведчиков под самым носом у врага удалось собрать тридцать семей и доставить на аэродром более семидесяти человек, в том числе сорок детей. Вместе с ними в тыл были отправлены и трофеи. Если кто из вас смотрел художественный фильм «Фронт в тылу врага», тот должен помнить момент уничтожения радиоузла врага и захвата там шифровальной машины и шифров. Этот эпизод снят на реальных фактах операции нашего батальона. Именно их мы отправили тогда нашему командованию. Оставшиеся пилоты и штурманы под руководством немецких летчиков-антифашистов быстро освоили управление трофейными самолетами. Бомбардировщик «Юнкерс-88А» по конфигурации и моторике управления был в принципе тот же «СБ-2», на которых учились и летали многие из наших летчиков. Так что особых проблем они, кроме посадки на полевой аэродром, не вызывали. Много вопросов возникло при освоении бомбардировки в пикировании. Большинство его освоить так и не смогло. Так что бомбить малоразмерную цель – мост нам пришлось по старинке – с горизонтали. Те, кто освоил бомбометание с пикирования, сели за штурвалы штурмовиков «Ю-87». Остальные летчики были распределены по более тяжелым машинам. Бывшие наши пленные техники и мотористы научились у своих немецких товарищей обслуживать новые для себя машины. Многие из тех немецких специалистов, кто был тогда с нами и помогал в изучении техники, после Победы служили в авиации ГДР.

По аэродрому мы передвигались в немецкой военной форме. Погоны на ней были только у тех, кто был в отряде до захвата аэродрома. Остальные пилоты и техперсонал носили немецкую форму без погон.

Руководить операцией командир приказал мне.

Среди захваченных на аэродроме самолетов был «Дорнье-17» с исправным оборудованием для фоторазведки. На нем я совершил разведывательный полет к Варшавскому железнодорожному узлу. Полет прошел удачно, и уже через несколько часов на столе у командира лежали фотоснимки со свежими разведданными. Именно тогда и был окончательно сформирован план атаки. За его основу были взяты предложения, ранее подготовленные нашим отделением. Правда, их пришлось перерабатывать и уточнять. Так, для эвакуации экипажей сбитых самолетов в район атаки был выслан «Шторьх» и группа авианаводчиков из числа не задействованных в налете пилотов. Изменен состав истребительного прикрытия, перераспределены самолеты атакующих групп, изменена бомбовая нагрузка и состав бомб. Определены площадки для посадки и дозаправки горючим и боеприпасами возвращающихся самолетов. Да многое нашлось, что пришлось переделывать. Во всем этом активное участие принимал комбат. В проработке маршрута нам очень помогло наличие среди пленных пилотов и штурманов гражданской авиации.

За несколько часов до вылета всех пилотов, участвовавших в атаке, комбат собрал в актовом зале. За его спиной висели карта с обозначенной на ней линией фронта, фотографии целей, объектов атаки. На столе лежали заклеенные пакеты с полетными заданиями каждому экипажу, позывные и команды, место дозаправки и последующие цели. Все переговоры в воздухе должны были вестись только по-немецки. Впервые в зал было внесено Боевое знамя части. Беседа с летчиками и штурманами была до предела откровенной. Командир ничего не скрывал и не утаивал. Он рассказал, почему надо уничтожить выбранные объекты, насколько они важны немецкому командованию и как их уничтожение послужит нашей Победе над врагом. Предупредил, что в атаку пойдут только добровольцы. Отказников не было. Сразу же после вручения пакетов было организовано фотографирование и праздничный ужин. Старшиной и его командой каждому, кто уходил на задание, был вручен новый комплект советской военной формы со всеми необходимыми знаками различия. Так что в бой мы шли при полном параде.

Первыми в небо ушли самые тихоходные машины, затем бомбардировщики и истребители. Я на «Дорнье» вылетел одним из первых. На мне лежала задача обеспечить связь между группами и корректировку их действий.

Погода была на миллион. В зону бомбометания мы выходили несколькими группами со стороны Германии. Первыми на мост шли «Ме-110». За ними две волны бомбардировщиков. Сначала трофейные немецкие, за ними наши бомбардировщики и штурмовики. Выше шли несколько «МиГов», несшие на своих бортах по две бомбы ФОТАБ-50-35. Их задачей было ослепить зенитные расчеты, чем дать возможность бомбардировщикам нанести свой удар. Времени на подготовку экипажей было все-таки мало. На земле мы, конечно, все отработали, но применять трофейное оружие как следует не умели. Ослепление наводчиков давало хоть небольшой, но шанс более точно произвести бомбометание. Удар по мосту и железнодорожному узлу наносился практически одновременно.

Тяжелые истребители «Ме-110» под командой младшего лейтенанта Соловьева имели на борту по две бомбы ФАБ-500 и четыре ФАБ-50. Именно на эти самолеты делался главный упор. Этот самолет был очень удобен для точечных ударов. Таких как железнодорожный мост.

Бомбардировщики «Ю-88» несли бомбы ФАБ-250 и 500, в заднем бомбоотсеке у них находилось по десять ФАБ-50. Каждый из самолетов нес бомбовую нагрузку около двух с половиной тонн. Этими же бомбами были загружены и СБ и «Пе-2». На «Чайках» были установлены РС и бомбы ФАБ-50, «Ю-87» несли штатную бомбовую нагрузку.

Наши пилоты превзошли сами себя. Все летчики и штурманы выполнили свои задачи! Самолеты точно и в срок вышли к целям. Бомбы с «Ме-110» и «Ю-88» накрыли цель. Несколько бомб попали в фермы и среднюю опору, вызвав обрушение моста и двигавшегося по нему грузового состава. Остальные накрыли позиции зенитных батарей. Оставшийся груз бомб бомбардировщики вывалили на железнодорожную станцию. Одновременно с ними по железнодорожному узлу, позициям зенитчиков ударили «Чайки» и «Лаптежники». Внес свой скромный вклад в разгром станции и наш экипаж. Сбросив с высоты на голову врага бомбы ФАБ-250 и 500. Бомбардировщикам первой волны удалось уйти практически безнаказанно. Они вернулись на аэродром в Пружанах без потерь. Где их сразу стали готовить к следующему вылету.

Второй волне бомбардировщиков повезло меньше. На подходе к цели немецким зенитчикам удалось подбить три наших «СБ-2». Экипажи сбитых самолетов совершили огненные тараны, направив свои машины на мост и позиции зенитных батарей. Последующими взрывами мост и зенитки были полностью уничтожены.

Оставшиеся «Пешки» и «СБ» продолжили свой путь и нанесли бомбовый удар по складам, мастерским, пакгаузам, путям и эшелонам. Море огня возникло там, где упали бомбы. Экипажи истребителей «Мессершмит-110», сбросив бомбы, пресекая любое сопротивление немцев, устроили охоту за паровозами, эшелонами, зенитными батареями. Тем не менее враг не сдавался. Он активно защищал станцию. Зенитчикам удалось сбить несколько «Чаек». Сержант Егоров на своей машине совершил огненный таран, направив самолет в эшелон с горючим. Прощальным салютом Герою был взрыв эшелона с боеприпасами. Еще двум пилотам «Чаек» и одного «Лаптежника» удалось дотянуть до места эвакуации. Откуда раненых летчиков разведчики вывезли на дежурных «Шторьхах». Поврежденные в бою самолеты были сожжены.

Одна из «Пешек», получив в бою повреждение, упала в районе Тересполя. О судьбе экипажа до сих пор ничего не известно. По захваченным немецким документам установить судьбу летчиков не удалось.

Немецкие истребители над Варшавой появились, когда уже все было кончено. Станция им представилась «огненным морем». Там рвались снаряды, горели вагоны с топливом и техникой. Огромное количество немецких солдат и офицеров погибло в том пламени. Железнодорожные пути пришли в негодность. Часть станционных построек – пакгаузы, депо, мастерские были повреждены так, что до конца войны их не восстановили. Территория железнодорожной станции была усеяна сотнями мелких бомб, мешавших восстановительным работам. Минимум на неделю железнодорожный узел был выведен из строя. А это тысячи тонн грузов, не полученных наступающим вермахтом.

На базу мы прибыли в начале одиннадцатого ночи. На аэродроме царило праздничное настроение и деловая суета. Все летчики были в приподнятом настроении. Гибель и ранение боевых друзей не смогли погасить радость победы, что охватила всех. Для многих из нас это был первый бой, и, несмотря на усталость, пилоты готовы были выполнить новое задание. Техники и механики к полуночи подготовили все самолеты к новому вылету.

Обсудив с командиром обстановку, приняли решение о нанесении нового удара. Цели были известны: мосты, железнодорожные станции, аэродромы в районе Бреста, Кобрина и Барановичей, стоянки войск противника и склады в районе Минской трассы в нескольких десятках километров от Пружан и Березы – Картузной. Бомбовозы снова поднялись в небо. Авиаразведчики и здесь постарались, подсветив объекты бомбами ФОТАБ.

Плечо полета было маленьким, и до рассвета мы успели сделать еще несколько вылетов. Наша «темная сила» вымоталась, снаряжая и заправляя самолеты. Бомб и ракет для врага мы не жалели. Но не все было так хорошо, как хотелось. Мы понесли новые потери. В налете на мосты у Бреста были сбиты «Пешка» и два «СБ». Со штурмовки железнодорожной станции у Березы не вернулись «Лаптежник» и «Чайка». Эвакуировать пилотов не удалось. Всего с начала операции мы потеряли тринадцать самолетов.

В начале четвертого на аэродроме Куплин собрались все оставшиеся у нас борта. Некоторые из них требовали ремонта. Немецкие антифашисты и наши механики смогли восстановить часть машин. Существенным подарком стал ввод в строй еще одного «Ю-88», двух «Утят» и «Р-5». После завтрака, в начале пятого, увозя пленных генералов, эвакуируемых антифашистов, все годные самолеты поднялись в небо. Наша «Армада» под прикрытием трех «МиГов», двух «Ме-110» и двух «Ме-109» направилась на восток, навстречу солнцу…

…За уничтожение Варшавского железнодорожного узла, нанесение ударов по тылам противника все летчики, штурманы, разведчики, авиатехники и механики, принимавшие участие в подготовке и проведении данной операции, были удостоены государственных наград. Экипажам самолетов, совершивших огненные тараны, были присвоены звания Героев Советского Союза (посмертно). Они были навеки зачислены в списки нашей авиагруппы.

Всего звания Героя Советского Союза было удостоено девять человек. В том числе и я…

«Вечер и ночь на 10 июля выдались веселые. Командир всех загонял. И до этого нашу жизнь тихой не назовешь, а тут вообще его словно с винтов сорвало. Сержанты все в мыле ходят, выполняя его указания. Более или менее повезло только летчикам. Те все в небе парят. Да механикам, что в самолетах копаются», – жуя бутерброд с сухой колбасой и наблюдая суету подготовки к вылету, думал красноармеец Никитин. Жалел он только об одном. О том, что его записи не удалось передать с особистом. Командир отослал с поручением и к вылету самолетов не успел обернуться. Но он точно знал, что наградные листы командир своему другу передал. А на него там аж три представления есть, так что, когда выйдем к своим, ждать их будут заслуженные в боях награды. Надо только за командира держаться, а он точно выведет. Скучать и расстраиваться не имело смысла. Не получилось отправить сейчас бумаги, будет еще оказия. Глядишь, сами скоро за линией фронта окажемся. Командир предлагал в качестве охранника вместе с пленными лететь. Да боязно. Лучше с командиром по земле ножками, а то самолет вдруг упадет или, не дай бог, немцы собьют. Не, лучше по земле. Целее буду. Место в самолете заняли раненые из лагеря. Вечером, когда самолеты улетели бомбить переправы, колонны во главе с Дороховым и Петрищевым часть «лагерников» в лес увезла. Машин и транспортеров захватили много. Вот всех в кузовах и расположили, от чужих взглядов под тентами спрятали. Те, кто хоть немного немецкий понимал, за руль и в кабину сели.

Около сотни «лагерников» на аэродроме до ночи оставались. Часть с нами пойдут, а у остальных своя задача. Около полуночи они с аэродрома уехали. Для них три грузовика выделили, а еще пулеметы станковые, три миномета, одно немецкое противотанковое орудие и боеприпасов гору дали. Какую задачу поставил группе командир, знает только младший сержант Могилевич. Он в ней старший. Там у него его однополчане собраны. Говорят, что Сашка раньше в военном училище учился, а потом в тюрьме пришлось посидеть. Оговорили. Перед самой войной следственные органы разобрались, что к чему, и освободили. Направили служить в роту охраны здешней авиабазы. Только прибыл, а тут война, бомбардировки. Отступить на восток не удалось. Немецкие танки прорвались. Парни остались отход остальных прикрывать да в плен и угодили. Тут в лагере содержались. Командир с ним о чем-то долго говорил, потом дал команду собирать группу и лично ходил провожать парней до въездных ворот. Оставшиеся вон у полугусеничных транспортеров, что раньше немецкие зенитки таскали, собрались. Там их вместе с девушками из санчасти осталось немногим более пятидесяти человек. Девушек девять осталось, все, кто немецким языком владеет. Они с нашей колонной пойдут. Остальных женщин в тыл отправили. А эти остались. Симпатичные девчонки, хоть и угрюмые. Оно и понятно, в плену побывать – не сахара наесться. Измывались над ними немцы как хотели. Пытали. Владимир Николаевич как узнал, что там творилось, приказал немецкого майора, всех офицеров лагерной охраны и часть летчиков расстрелять. К стенке и нескольких женщин поставили. Было за что. На сторону врага перешли. Немцам стучали. Тут в лагере несколько боевых парней хотели восстание поднять. Старший из них раненый в лазарете лежал. Вот парни с ним через медичек связь и поддерживали, а они все охране сообщали. Пятерых парней потом охранники крепко избили, а старшего расстреляли. Еще одного калекой сделали – глаз выбили и ребра поломали. Особист как об этом узнал, сразу к командиру пошел. Суд собрали и постановили: всю эту шушеру к стенке. Так же и два десятка мужиков осудили. Бывшие пленные сначала роптать стали, да командир их построил, все разъяснил и бумаги немецкие показал. Тут братва сама с предателями расправиться хотела, но командир не дал. Назначил расстрельную команду, и они привели приговор в исполнение.

Девчонки, о суде узнав, тоже поняли. Сердиты были на своих товарок за предательство. За старшую у них серьезная, молодая и красивая женщина, с большими серыми глазами и русыми волосами – военфельдшер Филатова Галина Григорьевна. Кремень, а не женщина. Ее немцы раненой в плен взяли на железнодорожной станции, что мы по дороге сюда разнесли. Она бойцу руку перевязывала, когда немцы туда ворвались. У нее самой кровь из простреленной ноги хлещет, а она раненого перебинтовывает. Немецкий взводный, увидев такое дело, приказал ее за человеколюбие отпустить. А она отказалась, сказала, что не может бросить ранбольных и пойдет вместе с ними. Унтер их всех сюда в лагерь и определил, а ее старшей над медперсоналом в лагере сделал. Так она к командиру с просьбой участвовать в расстреле предателей обратилась. Он разрешил. Пистолет, из которого она стреляла, командир ей оставил. Потом раненых и больных в самолеты сама грузила, и руки у нее не дрожали. Лететь в тыл отказалась, как ее ни уговаривали. Вместо себя одну из девушек отправила…

…Вкусная колбаса в генеральском пайке у немцев. Командир выделил. В генеральском портфеле с документами лежала. Тут под утро, как наши бомбардировщики к новому вылету готовились, немецкая колонна пришла. Легковушки, две танкетки и грузовик с солдатами. Они несколько генералов и на аэродром сопровождали. Охрану на аэродром не пустили, а генералов к самолетам на стоянку отвезли и там быстро повязали. Они даже сообразить не успели, что к чему. Зря мы, что ли, готовились. Ценный подарок товарищу Сталину сделали. Целого генерал-лейтенанта, нового командующего 2-й танковой группой и командующего армейским корпусом с сопровождающими лицами скрутили.

Генеральская охрана повоевать тоже не успела. С самого начала командир снайперов и егерей у въездных ворот на всякий случай расположил. Немцы, как генералы на взлетную полосу уехали, так из своих машин повылазили. Даже танкисты и водилы свои места покинули. Ноги размять, кустики окропить, сигаретным дымом отравиться. Офицеры им не препятствовали, сами из машины вышли. Вот только часовые, что вдоль колонны выставили, не разминались. Службу несли. Ну да наши долго рассусоливать не стали. Как только бомбардировщик на полосе двигатели запустил, открыли огонь. Из всех стволов, в том числе и пулеметов. А чего немцев жалеть? Так что когда мы с командиром на машине к воротам подлетели, все было кончено. Парни раненых добивали. Танкетки нам целыми достались. Только пару трупов из них выгрузили. Козлов рад им был очень. У него, оказывается, еще несколько человек подготовлены были. Грузовые машины на аэродром загнали и сожгли. Летчиков немецких, что вечером прилетели, парни в домиках гранатами закидали. Не таскать же их с собой!

Ну вот, командир с Паршиным прощается, значит, и нам скоро в дорогу, а то светло уже совсем…