ГЛАВА VI Белгородский уезд. Имение Баташовых. Июнь – июль 1914 г

1

Денис, сын Афанасия – управляющего имением Генерального штаба полковника Баташова, рос не по годам рослым, крепким, любознательным и настойчивым парнем и потому окончил первый курс Белгородского уездного училища с похвальной грамотой. Глянув на гербовую благодарственную бумагу, отец, ласково потрепав сына по голове, задумчиво произнес:

– Помощник мне надобен грамотный, не управляюсь я один с хозяйством-то.

– Я готов помочь, чем смогу, – предложил Денис.

– Мне не временный работник нужен, а постоянный, – строго сказал Афанасий.

– Но, батя, ведь ты же видишь, что выпала мне стезя учиться. Дается мне учение-то. Интересно читать ученые книги, которые дают мне учителя. Да и пользы от дальнейшей учебы будет больше…

– Ладно, там видно будет, – сказал неопределенно отец и больше ни о чем не заговаривал с сыном за всю дальнюю дорогу.

У крыльца Кульневых встретил дворецкий, названный еще отцом барина Евгения Евграфовича в честь бога Аполлона Аполлинарием. С причудами был барин, называя своих крепостных именами главных греческих богов. Выйдя из армии в отставку, он, уподобясь великому Зевсу, управлял своим имением с помощью громов и молний. Эту его манеру в обращении с дворовыми людьми перенял и Афанасий, прислуживавший «громовержцу» в юности.

– Я тут маненько за хозяйством в ваше отсутствие присматривал, – поклонился в пояс дворецкий.

– Небось мужиков-бездельников привечал, вместо того чтобы работы работать. Только и знают, дармоеды, как поменьше потрудиться, да побольше поспать. Да еще к тому же норовят объесть барина-то. Никакой от тебя помощи, – заключил управляющий. Заметив, что явно обиженный Аполлинарий вот-вот рухнет ему в ноги, прося прощения, Афанасий милостливо произнес:

– Ладно уж, прощаю твою нерадивость. Занимайся домом, а хозяйством я сам распоряжусь.

– Вишь, помощничек у меня подрастает. Похвальную грамотку от инспектора народных училищ получил, – с гордостью добавил он, глядя на явно засмущавшегося сына.

– Я хочу поручить твоей заботе контору, – сказал отец, когда они остались одни. – Будешь вести список рабочих да отмечать их рабочие дни, иногда выполнять поручения на почте. Сможешь?

– Да как не смочь! Знамо дело. Я по поручению самого попечителя заполнял классный журнал! Ничего, справился. Однажды он похвалил меня даже.

Потекли длинные, ничем не примечательные дни. Свободного времени у Дениски было много, и он временами скучал по училищной вольнице. Чтобы не терять время даром, ночи напролет запоем читал книги из хозяйской библиотеки. Читал все, что попадалось под руку. О далеких путешествиях, о великих открытиях и, конечно же, о божественной, овеянной сладострастной тайной любви. После встречи с прекрасным, сказочным миром литературы ему особенно трудно было привыкать к обыденной, зачастую жестокой действительности. Особенно тяжелые впечатления производили на него частенько происходящие в конторе сцены. Отец его был человек не злой, но вспыльчивый, гневливый и часто выходил из себя иногда из-за пустяков или из-за неудачного ответа работника. Тогда он, как истинный громовержец, гремел на весь дом, и всё притихало. Денис мало понимал причины его вспышек. Иногда ему казалось, что рано или поздно и он может попасть под его горячую руку за какой-нибудь пустяк. А этого бы он уже перенести не смог. Хотя еще год назад он мужественно, без звука переносил все отцовские «ременные» наставления. Но если бы тот поднял на него руку сейчас, то еще неизвестно, чем бы все это кончилось. Парень не знал, что бы он в этом случае сделал, но прекрасно понимал, что и морально, и физически он готов дать отцу достойный отпор. Афанасий, в свою очередь, явно чувствуя, что сын его уже не тот мальчишка для битья, на котором можно было сорвать плохое настроение или очередную неудачу, уже не покрикивал на него, как бывало раньше, и тем более не поднимал на него руку.

Однажды отец поручил Денису ответственное, как он сказал, задание – привести в порядок густо заросший травой и осокой сад.

– Со старостой сам договоришься насчет работников, – сказал он в заключение, – скажи, что заплачу каждому по гривеннику в день. Я думаю, что при хорошей работе сад за два-три дня можно в полный ажур привести. Если, конечно, спуску работникам давать не будешь…

Староста направил на работы молодок. Девки, поступившие под командование Дениса, вооружившись тяпками и серпами, перебрасываясь шутками и прибаутками, без всякого понукания принялись за знакомую работу. Видя, что молодухи управляются и без его распоряжений, он сбегал за косой и начал обкашивать центральную дорожку, ведущую к дому. Дело явно спорилось. К вечерне, о которой оповестил колокол на ближайшей церквушке, большая часть сада была очищена от густых зарослей осоки и прилипчивых репейников. А на главной аллее остался лишь невысокий травяной ворс, нежно облегающий задубевшие подошвы босых ног.

– А что, приказной, не пора ли нам до хаты? Темно на двори уже, – подошла к Денису полнотелая девка, оттирая на ходу пот со лба. За ней несмело выходили из сада товарки.

– Скажи-ка, красавица, как звать-то тебя, да подруг своих назови. Мне для ведомости надобно.

– Кличут Хвеклой. Тильки кажу я тэбэ, что у нас билше по вуличному кличат. Вин Катька – курчатка, з ней Варвара – танцорка, а там Стешка – гарбуз, та Галка – хохлушка. Вит и вси мийи товарки.

– Вы неплохо поработали, – похвалил он работниц. – Теперь можно и отдохнуть.

– Неча нам отдыхать-то, в хлевах коровы недойяные, – полоснула парня насмешливым взглядом дебелая, – мы, чать, не дворовы девки.

– А когда же вы отдыхаете?

– В страдну пору неколи отдыхать. Бураки поспевают та картохи. Се год урожа на йаблука. Аграфена-Купальница прийдет, вид тогда трошки и погуляйимо!

– Аграфена-Купальница? – удивленно произнес Денис. – Что-то я о такой слыхом не слыхивал.

– У нас это заместо Ивана-Купалы. Прийиходи к берегу Оскола обривисти, девку там тоби красиву та ладну сосватаем.

пропела она приятным бархатистым голосом и искренне, зазывно рассмеялась.

– Прийиходи, приказной, уж больно гарны та голосисты у нас в деревне девки. Глядишь, и прийсмотришь себе какую. Мы и на роаботи и на гулайунки, падки! Все молоди, та гладки – шукай любую. – Она широким жестом указала на подошедших к ним краснощеких девок, которые с интересом прислушивались к разговору, то и дело бросая смущенные взгляды на рослого, ладного парня, одетого по-городскому.

– А что, и вправду, вот возьму да и приду! – подмигнул он молодкам, чем ввел их в еще больший конфуз.

– А хлопцев наших не забоишься? – игриво стрельнула взглядом в глаза молодца, разбитная бабенка.

– Волков бояться – в лес не ходить, – смело парировал Денис, пытаясь обхватить необъятную талию игривой толстушки. Та для порядка испуганно ойкнула и бегом припустила к деревне. За ней табунком испуганных пташек упорхнули остальные. Только пятки засверкали.

Через неделю, когда Денис обратился к отцу с просьбой отпустить его в деревню на празднование Ивана-Купалы, тот удивленно на него взглянул:

– Самая страда наступила, сенокос на носу, а ты на языческие игрища собрался…

– Насколько я знаю, это древний народный обычай, который перешел к нам от пращуров. В нем нет ничего противного нашей вере…

– Грамотей какой нашелся. Вот мой сказ – неча по гулянкам шастать! – твердо сказал отец. – Займись лучше «лобогрейками», с прошлой жатвы без присмотра стоят. А любая механизма требует ласки, чистоты и смазки…

– Я все ко времени сделаю, батя! Отпусти только. – В хриплом от волнения голосе сына Афанасий почувствовал незнакомый ему ранее металл.

«Возмужал сынок за этот год, ох как возмужал!» – подумал он, окинув удивленным взглядом его упрямый, широкий лоб, немигающие угольки глаз, играющие под кожей желваки и плотно сжатые губы, готовые в случае отказа выплеснуть ему в лицо горячечные, скоропалительные и обидные слова.

– Хорошо! – сдался Афанасий. – Как управишься с косилками, скажи. Я проверю!

– Спаси Христос, батя! – обрадованно воскликнул Денис, сделав невольное движение, чтобы, как это было раньше, по-детски прижаться к груди родного человека.

– Будя! Будя! Не люблю телячьих нежностей, – сделал шаг назад отец, – только смотри, чтобы тебе там деревенские не накостыляли.

Управившись по хозяйству, Денис, смыв в ручье пот и усталость, надел алую атласную рубаху, новые брюки и мягкие сафьяновые сапожки. Подпоясавшись широким ремнем с медной, надраенной до блеска бляхой, которая в нужный момент могла стать довольно увесистым аргументом в любом, самом нетерпимом деревенском споре, он, весело посвистывая, вышел из ворот имения. До деревни петляла неширокая пыльная дорога, и, чтобы не запачкать свои вычищенные до блеска сапоги, Денис пошел напрямки, через лес. Тропинка, вытоптанная ногами мальчишек, облюбовавшими пологий, усеянный мелкой галькой и песком берег Оскола для купания, вела к броду и далее к околице села.

Немного не доходя до деревенского пляжа, Денис вдруг услышал звонкие девичьи голоса, задорно выводящие:

Он прибавил шагу, и вскоре впереди, сквозь заросли сосняка, заметил проблески огня.

Вскоре в ярком зареве костра Денис увидел необычное дерево, возвышающееся посреди поляны, сплошь разукрашенное гирляндами полевых цветов, разноцветными лоскутками и ленточками, вокруг которого водили хороводы парни и молодки. Девичий смех и визг слышались вокруг, волнуя мужские сердца, наполняя их сладострастной истомой, ожиданием чего-то сказочного, неведомо прекрасного, которое обязательно должно произойти в эту таинственную, колдовскую ночь.

– Калына-малына, где найти мне милова! – кричали девки.

– Калына-малына, кого спымаю, то и она! – отвечали парубки, и хоровод распался. Молодки припустили в лес, хлопцы за ними.

Денис только выступил из лесной тени на поляну, как на него кто-то неожиданно налетел.

– Ой! – воскликнул высокий женский голос. – Царица небесна, кто это здесь шалит?

– Я, Дениска, – ошарашенно произнес парень, не сразу поняв, что невольно стал участником праздничного действа.

– Хто енто там к тоби пристает? – неожиданно раздался ломающийся мужской басок.

– Так ось, приблудився, хто тут, – весело ответила девушка, прячась за спину своего ухажера.

– Ты пошто наших девок хапаешь? – набычившись двинулся вперед парень, но узнав при свете костра в незнакомце сына управляющего имением, нерешительно остановился.

– А я к вам с миром пришел, – нашелся Денис, – меня ваши девки на праздник пригласили.

– А-а-а, ну раз с миром, то смотри и радуйися вместе со всеми, – миролюбиво пробасил паренек, – тильки к нашим зазнобушкам не приставай.

– А що це ти за мене говориш? – неожиданно огрызнулась молодка, – а мобыть «калына-малына» мне другую судьбинушку заказала, – добавила она внимательней разглядывая незнакомца. Девушка повернулась к нему вполоборота, и Денис сразу же узнал в ней Дуняшу – дочь сельского кузнеца, которую когда-то, во время репетиций в церковном хоре, дергал за косички. С тех пор прошло лишь несколько лет. За это время она из худой, голенастой девчонки вдруг превратилась в стройную, круглолицую чаровницу, которая, стрельнув в него угольками светящихся в пламени костра колдовских глазищ, насмешливо бросила:

– Хто мене першим дотроне, того и приголублю, – и тут же исчезла под покровом непроглядной лесной темени.

Денис, краем уха уловив движение беглянки сквозь кусты и густые заросли папоротника и, не разбирая дороги, кинулся следом. Несколько минут он, словно гончая по горячему следу, несся вперед, интуитивно угадывая в темноте каждое движение Дуняши. Казалось, что вот-вот и схватит он молодуху в охапку, прижмет ее к себе насколько хватит сил, но нет, руки хватали воздух, а желанная чаровница, словно тень, вновь и вновь исчезала в колдовском лесу. И только ее звонкий, будоражащий кровь смех раздавался где-то далеко впереди.

Не раздумывая, Денис снова и снова кидался на звук ее голоса, раздирая о сучья атласную рубаху и брюки. От быстрого бега казалось, что сердце вот-вот готово было выскочить из груди, но он, не обращая ни на что внимания, одержимый единственной целью – во что бы то ни стало догнать неуловимую беглянку, летел сломя голову на ее зов. Вскоре перекликающиеся голоса парней и девчат, которые он периодически слышал то справа, то слева от себя, растворились в лесной глуши, и ощущался ему лишь заразительный смех Дуняши.

Сквозь густую крону деревьев внезапно проглянула полнотелая луна, залив млечным светом небольшую прогалину, сплошь заросшую папоротником. Еще колыхались многолистные стебли колдовской травы, указывая путь беглянки. Вскинув взгляд, Денис наконец-то увидел девушку, которая замерла, спрятавшись за развесистой березой, белолицей красавицей, возвышающейся почти на середине поляны.

– Дуня! Дуняша! – позвал он.

В ответ – тишина.

Делая вид, что осматривает в полчеловеческого роста вытянувшиеся к ночному светилу заросли папоротника, Денис все ближе и ближе подходил к заветному месту, где спряталась девушка.

– Огнецвет кабыть шукаешь? – неожиданно вышла из тени Дуняша.

– Уже нашел!

– Багатим стати хочеш? – спросила она.

– Ты мой огнецвет! Ты мой жар-цветок! – несколько выспренно, но искренне воскликнул Денис, приближаясь к ней.

– Много балакаешь ти, як я подивлюся! – охладила пыл его молодка, но, увидев, что парень в нерешительности остановился, топнула ножкой, воскликнув:

– Бери обийцяне, раз догнав!

Приблизившись к девушке вплотную, он почувствовал жар и аромат разгоряченного бегом женского тела, увидел раскрывшийся бутон алых губ. Денис, словно путник, прошедший через безводную пустыню, приник к ее губам, как к неиссякаемому источнику, ощущая свою неимоверную силу и трепет ее ладного женского тела.

– Пусти, охальник, – уперлась она кулачками в его грудь, – получил, что обийцяне, и поди прочь!

– Нежели ты меня не узнала? – отступил на шаг ошарашенный Денис.

– А що ж не дизнатися, дизналася! Дениско ти, управлящего панським маєтком, синку. Доси помятую, як ти мене за коси на церковних хорах тягав…

– Так это же так давно было, – сконфузился Денис.

Девушка звонко рассмеялась.

– Бабы кажут, что косицы с детства привораживают. Мабуть правду кажуть, не брешут, – примирительно сказала она, но, заметив, что Денис пытается ее обнять, строго добавила:

– Тильки ти особливо руки-то не розпускай!

– Нравишься ты мне, Дуняша. С тех пор еще. Ведь не зря же я тебя за косы тягал. Еще тогда хотел, чтобы ты обратила на меня внимание…

– Пийшли до вогнища, скаженный. Мабуть, зачекалися нас там.

Но прежде чем направиться к костру, откуда в глубь леса изредка долетали слова хороводных песен, девушка принялась под млечным лунным светом собирать цветы, рясно усыпавшие поляну. Через несколько минут она сплела венок и ловко накинула его на голову Дениса.

– Здается мэни, что тепер все по правилам, – задумчиво сказала она и уверенно направилась в сторону доносящихся издалека голосов.

Услышав эту песню, Дуняша заволновалась.

– Пийшли швидче. Сичас станут «калыну-малыну» топити на ричке, а потим стрибати через огнище.

Когда Денис да Дуня вышли на луг, там уже во всю шла потеха. Разобравшись по парам, парни и девчата очищались огнем. Слышался мужской смех и повизгивание девок, которые, задрав юбки, смело преодолевали пламя, тем отгоняя от себя нечистую силу.

Кто-то из мужиков пытался перепрыгнуть костер с зазнобой на руках. Редко у кого это получалось, и потому большинство парней от этой затеи скоро отказались.

– Що ж ви, хлопци, зовсим знесилили, – подперев руки в бока, задорно прокричала Фекла, молодка, пригласившая Дениса на игрища, – невже не знайдеться смиливця мене через вогонь перенесть.

– На твою стать, Хвекла, еще мужик не народился, – крикнул кто-то из парней, вызвав среди участников забавы безудержный смех.

– Ось так завжди, як робити, так Марфа – в перших, а як на руках пронести, та приголубити, так серед останних. Мало того, виявляється, за мойими статями мужик ще не родився, – беззлобно рассмеялась Фекла.

– А что, – сказал решительно Денис, – попытка не пытка!

Подхватив на руки Дуняшу, он стремглав бросился к костру и, резко оттолкнувшись ногами от земли, взмыл вверх, оставив пламя костра далеко внизу.

Все и ахнуть не успели, как смельчак со своей прекрасной ношей в руках приземлился почти у самой кромки воды, почти по щиколотки войдя в песок своими сапожками.

– Ой, – только и успела пискнуть Дуняша, крепко-накрепко прижавшись к груди своего избранника…