ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ

Мы двинулись дальше, и каббалист, обещавший нам сегодня встречу с Вечным Жидом, не мог сдержать своего нетерпенья. Наконец мы увидели на отдаленной вершине человека, шагающего с необычайной поспешностью, не обращая никакого внимания на тропинки.

– Вон он! – воскликнул Уседа. – Ах, лентяй! Бездельник! Целую неделю тащился сюда из Африки.

Через минуту Вечный Жид был в нескольких десятках шагов от нас. И уже на этом расстоянии каббалист изо всех сил крикнул ему:

– Ну что?.. Имею я еще право на дочерей Соломона?

– Никакого, – ответил Вечный Жид. – Ты не только утратил все права на них, но и всю власть, какую имел над духами выше двадцать второй степени. Надеюсь, что скоро потеряешь и ту, которую коварно захватил надо мной.

Каббалист призадумался было, потом сказал:

– Тем лучше. Я последую примеру сестры. Поговорим об этом подробней когда-нибудь в другой раз; а теперь, сеньор путешественник, приказываю тебе идти между мулами вот этого молодого человека и его товарища, о котором будет когда-нибудь с гордостью вспоминать история геометрии. Расскажи им историю своего существования, но предупреждаю: правдиво и ясно.

Сперва Вечный Жид не соглашался, но каббалист молвил ему несколько невнятных слов, и бедный бродяга начал так.

Род мой принадлежит к числу тех, которые служили первосвященнику Онии и, с разрешения Птолемея Филометора, построили храм в Нижнем Египте. Деда моего звали Езекия. Когда знаменитая Клеопатра вышла замуж за своего брата Птолемея Диониса, Езекия поступил к ней на службу в качестве придворного ювелира; кроме того, ему была поручена покупка дорогих тканей и нарядов, а впоследствии – и проведение празднеств. Одним словом, могу вас уверить, что дед мой имел большой вес при александрийском дворе. Говорю это не ради хвастовства, – на что мне это нужно? Вот уж семнадцать веков – нет, даже больше, – как я его лишился: ведь он умер в сорок первый год правления Августа. Я был тогда очень молод и почти его не помню, но некто Деллий часто рассказывал мне об этих событиях.

Тут Веласкес перебил Вечного Жида вопросом, не тот ли это Деллий, музыкант Клеопатры, которого часто упоминают Флавий и Плутарх.

Вечный Жид дал утвердительный ответ и продолжал.

– Птолемей, которому сестра не приносила детей, решил, что она бесплодна, и через три года после женитьбы разлучился с ней. Клеопатра уехала в один из портовых городов на Красном море. Дед мой разделил с ней изгнание; тогда-то он и приобрел для своей повелительницы те две знаменитые жемчужины, одну из которых она растворила и выпила на пиру, устроенном Антонием.

Между тем все части римского государства охватила гражданская война. Помпеи искал укрытия у Птолемея Диониса, а тот приказал отрубить ему голову. Это предательство, имевшее целью завоевать расположение Цезаря, произвело обратное действие. Цезарь пожелал вернуть корону Клеопатре. Жители Александрии встали на защиту своего царя с воодушевлением, которому в истории мы видим мало примеров; но после того, как из-за несчастной случайности этот монарх утонул, ничто больше не мешало удовлетворению властолюбия Клеопатры. Царица почувствовала, что обязана Цезарю бесконечной благодарностью. Перед тем как покинуть Египет, Цезарь велел Клеопатре выйти замуж за юного Птолемея, который был одновременно и братом ее и деверем, как младший брат ее первого мужа, Птолемея Диониса. Этому государю было в то время всего одиннадцать лет. Клеопатра была беременна, и ребенка назвали Цезарионом, чтоб устранить всякие сомненья насчет его происхожденья.

Дед мой, тогда двадцатипятилетний, решил жениться. Это, быть может, было немного поздно для еврея, но он испытывал непреодолимое отвращение к женитьбе на женщине родом из Александрии, – даже не потому, что иерусалимские евреи считали нас отступниками, а потому, что, по нашему убеждению, на земле должно быть только одно святилище. По мнению наших сторонников, наш египетский храм, основанный Онией, как в свое время самаритянский, послужит поводом для отступничества, которого евреи боялись как неотвратимой угрозы общей гибели. Эти благочестивые соображения, а также скука, сопряженная со всеми придворными должностями, привели к тому, что мой дед решил отправиться в Святой город и жениться там. А в это самое время в Александрию приехал со своей семьей один иерусалимский еврей по имени Гиллель. Деду понравилась его дочь Мелея, и свадьбу сыграли с неслыханной роскошью: Клеопатра с юным супругом почтили ее своим присутствием.

Через несколько дней после этого царица послала за моим дедом и сказала ему:

– Я только что узнала, друг мой, что Цезарь назначен пожизненным диктатором. Судьба вознесла этого властелина, покорителя мира, на высоту, на которую не возносила еще никого. С ним не выдерживают сравнения ни Бел, ни Сезострис, ни Кир, ни даже Александр. Я горжусь, что он отец моего маленького Цезариона. Ребенку скоро исполнится четыре года, и я хочу, чтобы Цезарь увидал и обнял его. Через два месяца еду в Рим. Ты понимаешь, что въезд мой должен быть достоин царицы Египта. Последний из моих невольников должен быть в золоченых одеждах, вся моя утварь должна быть вылита из благородного металла и осыпана драгоценными камнями. Для меня ты закажешь платье из легчайших индийских тканей, – никаких других украшений, кроме жемчуга, не надо. Возьми все мои драгоценности, все золото, какое есть в моих дворцах; кроме того, мой казнохранитель выдаст тебе сто тысяч талантов золотом. Это цена двух провинций, которые я продала царю арабов; вернувшись из Рима, я отберу их обратно. А теперь ступай и помни: чтоб через два месяца все было готово.

Клеопатре было тогда двадцать пять лет. Пятнадцатилетний брат ее, с которым она четыре года перед тем вступила в брак, любил ее с неистовой страстью. Узнав, что она уезжает, он предался неописуемому отчаянью, а когда, простившись с царицей, он смотрел вслед удаляющемуся кораблю, то им овладела такая печаль, что испугались за его жизнь.

Через три недели Клеопатра прибыла в порт Остию. Там ее ждали уже роскошные ладьи, отбуксировавшие ее вверх по Тибру, и она, можно сказать, с триумфом вступила в тот город, куда другие цари входили, следуя за колесницами римских военачальников. Цезарь, превосходя всех на свете изяществом обращения, так же как великодушием, принял Клеопатру с непередаваемой любезностью, но не так нежно, как царица надеялась. Со своей стороны, Клеопатра, понуждаемая больше гордостью, чем привязанностью, не обратила особого внимания на эту холодность и решила как можно лучше узнать Рим.

Одаренная редкой проницательностью, она скоро узнала, какие опасности грозят диктатору. Она говорила ему о своих предчувствиях, но герой был не способен дать доступ к своему сердцу чувству страха. Видя, что Цезарь не придает цены ее предостережениям, она решила извлечь из них как можно большую выгоду для самой себя. Она была уверена, что Цезарь падет жертвой какого-нибудь заговора, и тогда римский мир распадется на две партии.

Одна партия – друзей свободы – имела явным руководителем старого Цицерона, велеречивого умствователя, воображавшего, что он делает великое дело, обращаясь к людям с громкими речами, и мечтавшего о спокойной жизни в своей тускульской вилле, не собираясь, однако, отказываться от влияния, связанного с положением вождя партии. Эти люди стремились к некоей великой цели, но не знали, как взяться за дело, так как не имели никакого жизненного опыта.

Другая партия – друзей Цезаря, – состоящая из храбрых воинов, беспечно пользующихся радостями бытия, удовлетворяла свои страсти, играя на страстях своих сограждан.

Клеопатра недолго колебалась в выборе. Она расставила сети женского обольщения для Антония и пренебрегла Цицероном, который никогда не мог ей этого простить, что ясно видно из его тогдашних писем к другу – Аттику.

Царица, нисколько не интересуясь решением загадки, тайные пружины которой она узнала, поспешно вернулась в Александрию, где юный супруг встретил ее со всем восторгом своего пылкого сердца. Жители Александрии разделили его радость. Клеопатра как будто участвовала в ликовании, вызванном ее возвращением; к ней стремились помыслы всех, но люди, близко ее знавшие, ясно видели, что политические цели были главными двигателями всех ее поступков, в которых было больше притворства, чем правды. В самом деле, как только она обезопасила себя со стороны населения Александрии, так сейчас же поспешила в Мемфис, где появилась в наряде Изиды, с коровьими рогами на голове. Египтяне были от нее без ума. Затем такими же средствами она сумела завоевать расположение нубийцев, эфиопов, ливийцев и других расположенных вокруг Египта народов.

Наконец царица вернулась в Александрию, а в это время убили Цезаря, и во всех провинциях империи вспыхнула гражданская война. С тех пор Клеопатра становилась все более мрачной, часто задумывалась, и приближенные узнали, что она вознамерилась выйти за Антония и воцариться над Римом.

Однажды утром дед мой явился к царице и показал драгоценности, только что доставленные из Индии. Она им страшно обрадовалась, похвалила моего деда за хороший вкус, его усердие при выполнении своих обязанностей и прибавила:

– Дорогой Езекия, вот бананы, привезенные из Индии теми же самыми купцами с Серендиба, от которых ты получил свои драгоценности. Будь добр, отнеси эти плоды моему юному супругу и попроси, чтоб он их сейчас же съел, если он любит меня.

Мой дед выполнил это приказанье, и молодой царь сказал ему:

– Если царица заклинает меня моей любовью к ней сейчас же съесть эти плоды, я хочу, чтобы ты был свидетелем, что я ни одного не оставил.

Но, съев три банана, он сейчас же почувствовал страшные рези, так что глаза у него полезли на лоб, он страшно закричал и упал бездыханный на пол. Мой дед понял, что его сделали орудием страшного преступления. Он вернулся домой, разодрал свои одежды, надел вретище и посыпал голову пеплом.

Через шесть недель после этого царица послала за ним и сказала ему:

– Тебе, конечно, известно, что Октавиан, Антоний и Лепид разделили между собой Римскую империю. Мой дорогой Антоний получил в удел Восток, и мне хочется выехать навстречу новому властелину – в Киликию. Для этого поручаю тебе озаботиться постройкой корабля в форме раковины и выложить его изнутри и снаружи перламутром. Верхняя палуба должна быть затянута тонкой золотой сеткой, сквозь которую можно будет видеть меня, когда я предстану в виде Венеры, окруженной грациями и амурами. Ступай и постарайся исполнить мой приказ с обычной твоей понятливостью.

Мой дед упал к ногам царицы со словами:

– Госпожа, соблаговоли принять во внимание, что я еврей, и все, что касается греческих божеств, для меня кощунство, которого я ни в коем случае не могу себе разрешить.

– Я понимаю, – возразила царица. – Тебе жаль моего юного супруга. Скорбь твоя справедлива, и я разделяю ее больше, чем сама ожидала. Вижу, Езекия, что ты не создан для придворной жизни, и освобождаю тебя от обязанностей, которые ты до сих пор нес.

Дед мой не заставил ее повторять это дважды, пошел к себе, запаковал свои пожитки и удалился на берег Мареотийского озера, где у него был маленький домик. Там он горячо занялся устройством своих дел, все время имея в виду переселиться в Иерусалим. Жил в полном уединении, не принимал никого из своих прежних знакомых при дворе, за исключением одного – музыканта Деллия, с которым его всегда связывала искренняя дружба.

Между тем Клеопатра, приказав построить точно такой корабль, как говорила, высадилась в Киликии, жители которой в самом деле приняли ее за Венеру, а Марк Антоний, находя, что они не совсем ошибаются, отплыл с ней в Египет, где их союз был отпразднован с роскошью, которая не поддается описанию.

Когда Вечный Жид дошел до этого места своего повествования, каббалист сказал ему:

– На сегодня довольно, мой друг, мы уже прибыли на ночлег. Проведешь эту ночь, шагая вокруг вон той горы, а завтра пойдешь опять с нами. А то, что я хотел тебе сказать, – скажу позже.

Вечный Жид бросил на него угрожающий взгляд и скрылся в ближайшем ущелье.