Глава 4
Предсказание погоды, а точнее непогоды, оказалось точным. «Морской дракон» отстаивался в своем гроте. Войска коалиции медленно продвигались к Балаклаве. А лейтенант Семаков, захватив с собой старшего помощника, приготовился слушать рассказ Мариэлы о ее мире.
Много позже, вспоминая в подробностях рассказ, оба российских моряка, не сговариваясь, описали свои ощущения друг другу. По мнению Мешкова, это слушалось, как «вечера, когда отцов сослуживец Федор Иванович повествовал нам с братом о далеких землях, о таинственных обычаях туземцев, об обитателях морских глубин…» По мнению Семакова, рассказ напоминал читанные им книги, написанные путешественниками: «Ну, вроде как записки Головнина о Японии».
Большое впечатление на флотских произвел тот факт, что огромные водные пространства Восточного океана никем и никогда не исследовались за полной ненадобностью. Стабильность общества, которой так гордилась Маэра, оборачивалась не только светлыми сторонами. Семаков мысленно отметил, что как раз это дает Российской империи еще одну причину не слишком опасаться вторжения из этого мира. Мешков, услышав о Повелителях моря, подумал, что от них вторжение маловероятно, а вот набег… Историю Крыма он помнил превосходно. Правда, у маэрских островитян умения по части магии куда слабее, чем у континенталов, но ведь их наращивание — это вопрос времени. И оба (опять же про себя) дружно решили, что из всех тамошних государств и сообществ наименьшую опасность представляют драконье.
— …таким образом, господа, Маэре нечего искать на Земле. То, что есть у вас, мы имеем и сами. Нестабильность общества нам совершенно не нужна, а вот ей-то мы и рискуем, если вздумаем (допустим на минуту) отвоевать какой-либо из кусков земной территории. Сверх того: транспортировка людей в сколько-нибудь значимом количестве через портал представляется задачей сомнительного свойства. Вы знаете, как мы тут застряли. Осмелюсь предположить, что когда наши соотечественники решат задачу вызволения нашей группы, то вполне вероятно решение Академии и Верховного Совета Заокеании и вовсе прекратить контакты. Ну, если только не считать негатора.
Князь поднял бровь.
— Вы не ослышались, Михаил Григорьевич. Это единственное, что есть у вас и нет на Маэре. Честно сознаюсь: мы бы хотели заполучить негатора к нам — хотя бы временно. Для нашей науки он был бы изумительной находкой. Готова хоть тут же поклясться: это с десяток докторских диссертаций. И еще… я краем уха слышала от наставницы… в случае магических болезней и отравлений негатор может вылечить человека. Она заметила, что два таких случая знает.
Расспросы длились до темноты. Уже идя к себе, Мешков заметил:
— А знаешь, Клик, дело-то, глядишь, пойдет наверх, — и палец указал в небеса. — Через Корнилова или Нахимова. Сам знаешь: государь может потребовать отчета о наших делах. Нас с тобой, небось, на аудиенцию не позовут, так что подумать надо бы заранее, о чем говорить. А?
— Пока что надо бы исполнить просьбу и поговорить насчет этого унтера. А вот потом… да, ты прав, мыслить изо всех сил.
Костя с гордостью предъявил сестре (матери дома не было) добычу, получил законную похвалу и до такой степени утратил осторожность, что небрежно сказал:
— А я сегодня дракона видел.
Сестра выказала куда как небольшое внимание этому сообщению:
— Да ну? И какого он вида?
— Когти — во какие! А клыки — во! И с хвостом, и с крыльями. И говорить по-нашему может. А еще красивый: в медной чешуе.
— Как же он тебя не съел?
— Так он людей не ест. Только рыбу.
Только в этот момент мальчишка сообразил, что не выполнил приказ лейтенанта о молчании. Но он даже не успел собраться с мыслями, как старшая сестрица, не глядя на брата, молвила:
— Истинно мама говорит: выдумщик ты… А почему он в медной чешуе? Золотая покрасивше будет.
На юного фантазера снизошло вдохновение:
— Мой дракон медный — это как молодой он. Станет старше, так серебряным сделается. А совсем уж старшим — тогда золотой чешуя будет.
— А огнем дышать может?
— Ясно дело, он ведь не змей морской. Слушай, а ты сделать из ракушек дракона можешь?
На этот раз старшая сестра решила, что братец хватил через край:
— Ты что, маленький? Игрушек не хватает?
Упрек был зряшным: их Костя не имел вовсе.
— Так не себе же. Этих крабов с куском рыбы я сменял на человечка ракушечного у моряка. Может, он и за дракона что-то такое даст.
— Да я и не знаю, какой он из себя, дракон этот, — ответила девушка, но подумала, что младший, возможно, и сможет провернуть такую сделку.
— Ништо! Я покажу, — и мальчишка с энтузиазмом принялся отмерять пальцами, — шея, значит, вот какая; туловище поболее, хвост еще — да, и по спине гребень — и четыре лапки тут вот, и крылышки…
— Ну, попробую…
Те, кто давал задание агентам разведки союзников, подумали, что в шторм малый корабль будет отстаиваться в порту. Надобно заметить: искали тщательно. Может быть, турецкая разведка не отличалась высокими умениями и дисциплиной, но сребролюбие вполне заменяло эти качества, а награда за сведения выглядела вполне внушительной.
Первый успех был достигнут за считанные часы: сразу три независимых источника выдали название: «Морской дракон». Но на этом удача исчерпалась.
Все осторожные вопросы о местонахождении этого корабля давали близкие ответы:
— Да уж месяц его видно тут не было.
— С Петрова дня не появлялся.
— Как же, был: когда белый шиповник начал отцветать.
Между тем достоверно было известно: не базируясь нигде, этот вполне оправдывающий свое название кораблик ухитрялся действовать, нанося болезненные удары.
Очередной ход спецслужб противника оказался очевиден: агентам пообещали вознаграждение даже за обнаружение «Морского дракона» вблизи берега. Результат был нулевым. Ядовитый «Дракон» оставлял крайне болезненные раны и… как будто растворялся в тускло-серых волнах осеннего Черного моря.
Именно этот вопрос и обсуждал лейтенант Ватсон с капитаном Скоттом. Первый жаловался на коварство русского, одновременно излагая методы, каковыми разведка англичан и французов и турок пыталась противостоять этому коварству. Второй слушал, одновременно анализируя.
Наконец, Ватсон выговорился — точнее, закончил излагать факты, поскольку эмоции выплеснулись не до конца. Реакция капитана Скотта была парадоксальной:
— Джон, старина, вы уподобляетесь джентльмену, который, потеряв кошелек, ищет его под фонарем. Понять можно: если кошелек и вправду лежит там, то джентльмен его обязательно найдет. А если кошелек выронили в другом месте? И вот вам мой совет: искать надо не там, где вы наверняка найдете этого русского, а там, где вы его можете найти.
Несомненно, между британским и русским народами имеется глубочайшее духовное родство, ибо лейтенант Ватсон, будучи чистокровным англичанином, подумал то же самое, что и любой русский на его месте: «Без бутылки не разобраться». Эта мысль тут же была обращена в действие. Мало того, означенный офицер Королевского флота строго следовал русской же пословице: «Пьян да умен — два угодья в нем». Язык у этого сотрудника флотской разведки соответствовал состоянию «сильно набравшись», а вот мозги оставались трезвыми, как весенняя розочка.
— О! Место, куда… ик!.. линейный корабль не пройдет, а этот может. Подальше от Се… ва… спотоля. С берега чтоб невз-з-зять… и м-м-много м-м-м-елией! Ик! И… с пркрытем… бреговых… бат…трей.
Мысли получили перерыв, хотя и недлинный: ровно такой, чтобы попробовать убедить джин вылезти из бутылки. Попытка успехом не увенчалась ввиду опустошенности вместилища.
— Кирн…бурн… ск!
Слово прозвучало. И Джон Ватсон его не только запомнил, но и произнес вслух, когда через сутки докладывал о результатах поиска «Морского дракона». Блистательную догадку о месте базирования этого неуловимого он ничтоже сумняшеся приписал себе.
Разумеется, высокие чины похвалили скромного труженика на ниве оценки и анализа разведданных. И разрешили идти. Дальнейший план действий, конечно, был вне компетенции младшего офицера.
Удивительное дело: и английский, и французский адмиралы единодушно высказались против попыток немедленно атаковать русский корабль у Кинбурнской крепости. Во-первых, надо было еще убедиться, что он там находится. Во-вторых, на это дело, по общему мнению, надо было направлять всю эскадру, а ведь задачу поддержки экспедиционного корпуса с нее никто не снимал. Для принятия решения и того было достаточно, однако имелось и третье соображение: адмирал Гамелен ожидал подхода бронированных кораблей. По его мнению, только их участие обеспечивало приемлемый уровень потерь.
Именно такой исход дискуссии предположил капитан Скотт — и не ошибся, хотя его самого тоже не пригласили. Конечно же, английскому капитану до крайности не хотелось выдвигать предложения, заведомо неприемлемые для начальства. И он решил предоставить это своему другу Ватсону.
На осторожный запрос относительно унтер-офицера Синякова Нахимов отреагировал ожидаемо:
— Откомандировать сего унтера в распоряжение иностранцев не могу-с!
Лейтенант Семаков попробовал защищаться:
— Так ведь, Павел Степанович, речь пока что и не идет о командировании. Они просят для начала только разрешить обследование по части энергетических свойств, а это отнимет, скажем так, по два-три часа в день. Вот по окончании войны — другое дело, но ведь унтер Синяков тогда и в отставку выйти может.
— До окончания войны дожить надобно! Что у вас еще?
— Вот какой рассказ мы с лейтенантом Мешковым слышали от Мариэлы Захаровны…
Живой ум адмирала сразу вычленил главное в последовавшем пересказе, но все же Нахимов спросил мнение младшего в чине:
— А вы сами, Владимир Николаевич, что думаете на сей предмет?
Анализировать Семаков умел неплохо, к тому же для раздумий у него было больше времени. Но выводы даже на быстрый взгляд смотрелись стратегически важными.
Лейтенант глубоко вздохнул и начал:
— Осмелюсь доложить, первый вывод видится таким: при том, что некоторое опасение у наших иномирских гостей мы вызываем, вторжение в свой мир, они полагают крайне маловероятным. Второй вывод: нас всеми силами старались убедить, что вторжение с их стороны еще менее возможно, но не потому, что не способны они на такое, а скорее по причинам денежным. Связь между мирами обходится очень дорого по любым меркам. И третий вывод…
Тут Семаков сделал небольшую паузу.
— …при всех наших хороших отношениях мы им безразличны; точнее говоря, они в нас не нуждаются. Торговлю организовать можно, и обойдется малый их портал не так уж дорого, но нет товаров, кои были бы очень уж потребны той или другой стороне. Исключаю, конечно, предметы военного назначения. Далее: даже не знаю, сумеем ли мы организовать обучение наших людей умению управлять энергетическими потоками. Госпожа Мариэла ясно дала понять: учиться возможно лишь у них. Я ничем не поручусь, что те на это согласятся. А решение о таком обучении… его, полагаю, только государю принимать.
— К его императорскому величеству я не вхож, — индифферентно заметил Нахимов.
Последовало молчание. Адмирал сначала хмурился, но потом лицо его прояснилось:
— Решение мое таково: продолжить разговор позже. Тем временем мы должны отстоять Севастополь всеми возможными силами-с. Что насчет готовности корабля сообщить имеете?
Костя шагал по пыльной дороге. В сумке лежал ракушечный дракон, а в душе пребывала надежда на выгодный обмен.
У входа в пещеру малец не посчитал за труд тщательно оглядеться, но никого вблизи не было. Дракон оказался у себя.
— Здравствуйте вам, — солидно поздоровался юный торговец сувенирами.
— И тебе доброго дня, — отозвался хозяин пещеры.
— Меняться не хотите ли?
— А что есть?
— Вот.
Реакцию медночешуйчатого зверя на товар для мены не мог бы предвидеть даже искушенный взрослый. Ну разве что это был бы человек, долго проживший среди крылатых и научившийся их понимать — но таковых среди землян не нашлось.
Дракон хохотал. Долго, от души. А так как смех драконов вполне понятен человеку, то Костя присоединился к веселью.
Наконец, Таррот успокоился.
— Кажется, я знаю, на что это можно сменять. Одолжи мне свою сумку.
У мальчишки хватило ума не спрашивать, зачем она могла бы понадобиться.
А чешуйчатый повесил сумку на шею, вышел из пещеры и погрузился в холодное море. Он знал, что на обрывистой скале имеются целые рассадники мидий. Вода была мутной, но дракон чувствовал потоки жизни, этого было достаточно. За одно погружение он набирал, по прикидкам, не менее трети объема тары. Через семь минут емкость наполнилась.
Увидев раздутые бока сумкотары, гость преисполнился не только уважения, но и стремления как можно скорее завершить обмен — пока партнер не передумал. И он торопливо выпалил:
— Меняю!
В ответ дракон нанес еще один удар. Он улыбнулся.
Дети почему-то острее взрослых чувствуют эмоции. Костя уловил доброжелательность и улыбнулся в ответ.
— А еще у тебя такие есть? — неожиданно спросил крылатый.
— Сестра может сделать.
— Тогда неси, но смотри только: не попадись чужим, если сюда подойдут. А то ведь и мою пещеру могут найти.
— Уж не сумлевайтесь, господин Таррот.
Предстоящая операция на Балаклавском рейде наводила нехорошие предчувствия на командира «Морского дракона». Во-первых, он предвидел, что часть гранат (и скорее всего большую часть) придется отдать в распоряжение сухопутной батареи. Во-вторых, сама атака основывалась на предположении, что луна будет скрыта облаками.
Как бы то ни было, сигнальщика послали по лесенке наверх. По возвращении тот добросовестно доложил: никого, дескать, не видать и луны тоже. И Семаков решился.
— Ну, господа офицеры, с богом! Боцман, расставить матросов с шестами — оттолкнуться от обрыва в случае чего. Но чтоб никакого шума, никакого огня!
— Не извольте беспокоиться, ваше благородие, не в первый раз.
— Даю «Гладкую воду». Пошел, родимый!
Корабль вышел из грота совершенно бесшумно. Лейтенант Мешков мимоходом подумал, что гребной ял мог бы скрипом уключин выдать себя, а вот это чудо иноземной мысли — нет.
— Иван Андреевич, становитесь к штурвалу. Курс на зюйд, скорость по лагу пятнадцать, через четверть часа поворот на ост. Кроев, не занятым на вахте разрешаю отдыхать. Но курить — ни-ни!
Еще через полчаса «Морской дракон» взял курс на Балаклавскую бухту. Командир лично стал к штурвалу, а второй помощник поминутно сверялся с лагом, компасом и показателем возмущений в водяных потоках.
— Есть сигналы, Владимир Николаевич, — последовал доклад. — До берегов пока что далеко, а вот волны, разбивающиеся о корпус кораблей — те шумят. Попробую определить количество…
Командир потянул на себя рычаги. Скорость упала до несерьезных одиннадцати узлов. Через пять минут Шёберг доложил:
— Стоят, похоже, в линию; за четыре ручаюсь, но по карте для полного перекрытия должно быть еще два.
Командир с беспокойством поглядывал в небо. Облачность еще держалась, но восточный ветер ее уверенно разгонял.
— У нас двадцать минут на атаку, потом луна осветит — и пиши пропало.
Начарт уже был на палубе. Комендоры поспешили к своим местам. Подносчики распределились по трюму, подгоняемые шепотом Кроева (пользоваться дудкой ему запретили).
Комендор Максимушкин был явно обеспокоен. Он пытался вглядываться в отдаленные огоньки, хмурился, беспокойно озирался на начальство и, наконец, решился:
— Ваше благородие, дозвольте обратиться.
— Разрешаю, братец, только говори вполголоса, не то услышат.
— Видно очень уж плохо; самоприцел возьмет, а провести стволом вдоль корпуса навряд сумею.
— Что ж ты предлагаешь?
— Бить в одну точку, стволом не двигая. Авось да проломит палубу, тогда корпус верным делом повредит. Удалось ведь такое раньше! Неровен час, когда вести вдоль палубы, то гранаты зря взорвем. А то ведь господин боцман говаривали, что гранаты у нас опять же вроде как есть, да поберечь бы надо.
— Дельно говоришь, братец. Время еще есть, сходи за Патрушевым.
— Рад стараться!
Комендор кормового гранатомета резво подбежал по вызову. Князь Мешков вкратце объяснил ему боевую задачу, а закончил предупреждением:
— Я сам не знаю, кого будем атаковать. Если сразу двоих, тогда твой правый. А если одного — тебе не палить, Максимушкин должен и сам справиться. Все ясно?
— Так точно!
В рубке тоже шли переговоры:
— Иван Андреевич, прикиньте дистанцию между центральными двумя.
— Точность будет невысокой, Владимир Николаевич, в такой-то тьме.
Семаков задумался на секунду, потом явно принял решение и чуть-чуть довернул штурвал.
— В таком случае атакуем того, на которого я нацелился. Луна еще не вышла, времени должно хватить.
Целью оказался пятнадцатипушечный шлюп «Миранда». Разумеется, он нес ходовые огни. Разумеется, экипаж был готов к отражению атаки. Разумеется, фейерверкеры стояли наготове у ящиков с фальшфейерами. Но всего этого не хватило. Точнее, не хватило каких-то пяти минут — именно через это время луна все же проглянула сквозь редеющие облака.
— Максимушкин, после первой не торопись. Вторую по моей команде. Ясно?
— Так точно, ваш-бродь!
На палубе послышался голос командира из рубки:
— Михаил Григорьевич, на пальбу у тебя будет минута, потом отворачиваю, очень уж мы близко.
— Понял, Владимир Николаевич, одна минута.
Про себя Мешков решил, что с момента начала поворота пройдет еще не меньше минуты, прежде, чем «Морской дракон» ляжет курсом на зюйд (а цель выйдет из сектора обстрела носового гранатомета). Впрочем…
— Патрушев!
— Я!
— Будь готов. В случае чего ты добавишь огонька.
— Завсегда готов! — Ответ не соответствовал уставу, но по существу был верен.
— Пали, носовой!
Возможно, эта команда даже донеслась до атакованного корабля, но тому было поздно что-то предпринимать.
Над морем полыхнул яростным пламенем огненный шар. Мешков успел подумать, что взрыв произошел даже выше топа мачты. Мигнув раза три, начарт понял, что сигнальный огонек погас.
— Максимушкин, еще пару!
При второй вспышке стало видно: мачты уже нет, да и надстройки снесло.
Еще не успел грянуть третий взрыв, как в дело вступил соседний шлюп «Хорнет». Он был оборудован дорогущей новинкой: прожектором, каковой сняли с флагмана вместе с двумя обученными матросами. Луч был направлен «куда-то в сторону моря», но прожектористы принялись деятельно разворачивать прибор в поисках противника. И тут ударил по ушам третий взрыв, поставивший точку в судьбе «Миранды».
— Даю поворот на шестнадцать румбов! Всем держаться! Включаю forçage!
«Морской дракон» еще не завершил поворот, когда на стороне союзников сыграло природное средство обнаружения: луна.
— That's her, over there! — заорал глазастый уоррент-офицер на «Хорнете». Ошибиться он не мог. Тут же прожектор с «Хорнета» попробовал захватить противника лучом; это не получилось, но и луны оказалось достаточно.
Артиллеристы тоже заметили удирающий корабль, освещенный луной с левого борта. Орудия уже были заряжены, но на их наведение требовалось не меньше минуты. Уже потом английский начарт подумал, что даже при открытии огня при максимальном сближении попадание ядрами крайне маловероятно — все же дистанция составляла около мили. А к моменту, когда английские орудия изготовились к стрельбе, русский успел сбежать на две мили, не меньше.
Взвились, сияя, фальшфейеры. Крупные корабли, спасенные ценой потопления «Миранды», приготовились к отражению атаки, которой не последовало.
Единственным капитаном, не испытывавшим беспокойства в течение остатка ночи, был Фрэнсис Скотт. Он сопоставил полнолуние, уходящую облачность и манеру атаковать, присущую русскому командиру, и сделал из всего этого вывод: повторной атаки не будет, можно спокойно поспать вплоть до побудки.
С точки зрения офицеров коалиции проворный кораблик ухитрился каким-то чудом уйти. С точки зрения Семакова «Морской дракон» просто обязан был уйти с минимальными потерями.
Старший помощник очень вежливо и очень тихо высказал мнение командиру:
— Владимир Николаевич, команде нужен бы отдых.
Семаков погруженный в раздумья, ответил тоже вполголоса, не сразу и невпопад:
— И не только отдых. Сдается, потребны сведения, которых нет… — тут же поднял голову и уже во весь голос скомандовал, — Иван Андреевич, проложите курс в порт.
Первый и второй помощники преувеличенно старательно занимались своими делами. Поглядев на них, Семаков решил, что недостаточно объяснил суть маневра:
— Господа, не уверен, что нашим славным войскам удастся удержать неприятеля от продвижения к южным окраинам Севастополя. А раз так, то понадобятся сухопутные гранатометы. Они уже заказаны, и того более скажу: вот-вот их перешлют. Но не исключаю, что к… месту их передачи придется пробиваться с боем.
Новости от флотского командования не обрадовали. Лейтенант Семаков правильно оценил положение: русские войска отступали. Главнокомандующий Меньшиков рассчитывал удержаться под Инкерманом — и не устоял.
