53

Я не собираюсь ничего предпринимать.

Понимаю, чего хочет от меня Фиона: дерзновенного побега, совершенного, пока персонал больницы будет бестолково суетиться, отвлеченный от своих обязанностей ложной пожарной тревогой. Она мечтает увидеть, как я перепрыгиваю через перегородку, отделяющую пациентов от так называемых здоровых людей, бегу к лифту и спускаюсь на нем на свободу. Но она забыла, какая я сейчас медлительная.

Я упустила момент, когда могла спастись бегством.

Но я все-таки добираюсь до первого этажа и выхожу на улицу, пусть в сопровождении сестер, санитарок и других больных. Мы спускаемся по задней лестнице – я понятия не имела, что эвакуационный выход находится так близко к общей комнате, – и делаем это, не захватив с собой пальто и курток, хотя на дворе январь.

Думаю, недавно шел снег, но сейчас выбеленное небо роняет только редкие капли дождя. И мы дрожим в своих хлопковых пижамах, завидуя тем, на ком свитера. Ошеломленные, окоченевшие от холода, мы смотрим на автостоянку.

Фиона стоит в конце ряда, в который нас выстроили вдоль задней больничной стены – в тени и вне досягаемости для солнца. Ее никто не охраняет, а следовало бы. Спина ее ссутулена, красные волосы падают на лицо. Она в своей обычной одежде, в том самом прикиде, в котором я помню ее до побега, в нем же она щеголяет в усыпанных пеплом комнатах из сна: слишком короткая рубашка и слишком узкие джинсы. Голый живот открыт жгучему холоду. Она не шевелится, даже не дрожит.

Говорят, это всего-навсего учебная пожарная тревога, но мне-то лучше знать. Мы торчим на холоде гораздо дольше, чем длятся подобные тревоги, и ждем, пока проверят, как обстоят дела в здании больницы.

Наконец нам разрешают войти внутрь. Мы всем скопом вваливаемся в дверь и набиваемся в большой лифт – нас в нем столько, что он скорее рухнет в шахту, чем поднимется наверх.

Фиона стоит между мной и облицованной деревом стеной, и когда двери лифта закрываются, я чувствую, какая горячая у нее кожа по сравнению с моей. Я не отодвигаюсь, потому что хочу, чтобы на моем теле остался след от нее. Мне нужно доказательство, что мы обе были здесь.

Взрослое отделение тоже эвакуировали – в чрезвычайной ситуации нужно позаботиться обо всех – и некоторые из тамошних пациентов едут с нами в одном лифте. Неожиданно одна из женщин проникается ко мне большой симпатией. Она прижата к Фионе, но совершенно игнорирует ее и обращает все свое внимание на меня. У нее синие волосы, мягкие, как сахарная вата, а дырочки в мочках ушей наглядно свидетельствуют о том, что раньше в них болтались немаленькие серьги.

Она открывает рот, и, к моему удивлению, ее голос оказывается тише, чем я ожидала. Более нежным.

– Они ошибаются по нашему поводу, – горячо шепчет она мне в лицо. Тем временем переполненный лифт тащит нас вверх.

– Кто? – недоумеваю я.

– В другом месте, в другое время мы были бы шаманами, – шепчет женщина с сияющими, правдивыми глазами, столь же синими, как и ее голова. – Мы были бы богами.

Поворачиваюсь к Фионе узнать, что она думает об этих откровениях. Один мускул на ее щеке подрагивает – если она не справится с ним, то невольно улыбнется.

Сестра берет синюю женщину под руку и говорит мне:

– Не слушайте Кэти. Она знает, что все это только у нее в голове. И еще она знает, что не следует разговаривать о подобных вещах с другими людьми.

Женщина знает ужас сколько всего – об этом мне говорят ее синие глаза – но когда двери лифта открываются и она выходит из него, то забирает все свои знания с собой.

Думаю, Фиона считает это безумием.

Мы вернулись к себе на этаж, к нашим виниловым стульям, за час до обеда, которого ждем и боимся одновременно. Мой блокнот лежит там, куда я его положила, открытый на странице, на которой, как я ожидала, Фиона напишет мне сообщение, а вот карандаш куда-то запропастился.

Ее рисунок словно процарапан на бумаге ногтем. Его видно, только если повертеть блокнот туда-сюда и поймать свет под правильным углом. Она начертила глубокую зазубренную линию, почти доходящую до самого верха листка, что напоминает всполох пламени.

И тут до меня начинает доходить – куда быстрее, чем раньше, – что Фиона пытается что-то сказать мне. Она нарисовала символ огня и активировала сигнализацию.

И, сделав это, указала мне путь к спасению.

Потому что она изобразила на странице блокнота:

Огонь.

Но она еще не довела до моего сведения, зачем он ей.