Глава 28

Треск ломающихся веток, шелест оборванных листьев, глухой стук падающих камней и комьев земли и стремительное падение тела, с шумом летящего в темное чрево оврага, на камни внизу…

Я попыталась отрешиться от этого, но мои чувства как будто лишь обострялись. В воздухе пахло сырой землей, поломанным папоротником, кровью. Влажный ветерок оставил скользкую полоску на моей коже. Листья шептали, дождевые капли шлепались на мясистые листья, в далеке в ручье шуршала листва.

Я плыла, легкая, как листок.

Потом что-то заставило меня поднять глаза. На краю оврага под нависающим деревом стояла в тени молодая женщина в белом платье. И, хотя я не видела ее лица со своего места на стволе дерева, – необыкновенно красивая. За последние месяцы я так часто о ней думала, что, пожалуй, знала ее. Нас разделяли время и тьма, но на мгновение мне показалось, что и она меня знает. Подняв руку в прощальном жесте, она повернулась и растворилась среди деревьев.

Я провела рукой по лицу, стирая с него влагу – то ли кровь, то ли слезы.

Отдышавшись, проверила руки и ноги. Все конечности, кроме левой руки, более или менее действовали. Я коснулась плеча, и мир перевернулся. Когда он снова встал на место, я собрала остатки сил и – думая только о дочери – начала карабкаться вверх.

Покинув поляну, я пошла по извилистой тропе, ведущей к хижине поселенцев. Снова зарядил дождь, по лику луны проносились черные тучи. Ночь казалась вечной, но после моего ухода от Луэллы вряд ли прошло больше часа.

На мне остались только лифчик и джинсы. Разорвав футболку на полосы, я забинтовала рану на плече. Револьвер Сэмюэла, который я подняла на уступе над оврагом, я заткнула сзади за пояс джинсов. Оставался один патрон, и я молилась, чтобы мне не пришлось его использовать.

Любой шум: треск ветки, жуткие крики птиц-бичей, потревоженных в своих гнездах, – заставлял меня резко обернуться, изучить взглядом прячущиеся в тени деревья, которые отделяли меня теперь от поляны. Я гадала: упал Клив или мне это только пригрезилось? Может, он скрывается в грозовой тьме, идет за мной?..

Его слова не давали мне покоя. «У тебя еще есть время».

Пока я тащила свое избитое тело вверх по склону холма, страх вытрепал все нервы. Я не забыла о выстреле, раздавшемся ранее в ночной тиши. Опять я переживала, что все это время Бронвен, смертельно раненная, лежала на полу хижины и жизнь вытекала из нее, просачиваясь в трещины пола. От этой картины у меня разрывалось сердце, мутился разум, впрыскивая в кровь химическую смесь страха и адреналина.

Я почти дошла до поляны и побежала по траве к хижине. Ворвавшись внутрь, обыскала пыльное, погруженное во мрак помещение. Сердце у меня упало. В комнате было слишком тихо, слишком спокойно. Узкая кровать с продавленным матрасом, пустые полки, стол со стульями под окном… Ясно было, что здесь никто не появлялся с того дня, как я поднялась сюда по склону холма вместе с Дэнни. Выйдя на улицу, я окинула взглядом поляну. Она была пуста. С деревьев струилась вода, воздух был наэлектризован после грозы, но я не увидела ни следа пребывания здесь Бронвен.

По другую сторону разбитого у веранды садика я заметила земляной холмик. Подошла к нему. Трава была срезана, остро пахло свежей землей, а по сторонам холмика все еще бежали струйки воды.

Здесь что-то закопали.

Снова я подумала о винтовочном выстреле, который мы слышали, поставившем в ночи одиночный, жесткий акцент. А потом мне представилось, как Бронвен едет на велосипеде по темной дороге, обмотка руля впивается в хрупкие ладошки, волосы развеваются за спиной.

Упав на колени, я принялась разгребать влажную землю. Руки перепачкались, колени вязли в пропитанной водой земле. Я не могла унять панические сдавленные рыдания. Пальцы наткнулись на какое-то тело.

Податливое. Мягкое. Еще теплое.

Окинув взглядом неподвижное тельце, я поняла, что, наверное, сплю и не могу проснуться, привести в порядок мысли и понять, что же я вижу.

Шерсть.

Я глотнула воздуха, наполняя легкие, пытаясь разогнать туман в голове. Панические всхлипывания стихли, прекратились. Прилив жаркого, почти болезненного облегчения. Через некоторое время осколки мира собрались вокруг меня, начали складываться воедино.

В лунном свете лежала собака Клива. Она показалась мне большой и страшной в тот день, когда напала на меня среди чайных деревьев. Теперь же я видела, что это всего лишь джек-рассел-терьер, маленький, с коротким и толстым туловищем, безвольный и неподвижный, с заляпанной грязью белой шерстью.

Клив застрелил своего маленького товарища, возможно предчувствуя собственную гибель в овраге. А возможно, он сделал это, предупреждая меня. Вернулось чувство облегчения, но и страха тоже. Если он так поступил с верным четвероногим другом, что же он мог сделать с Бронвен?

Поднявшись на ноги, я обежала хижину снаружи, зовя Бронвен. Деревья вокруг скрывались за косыми струями дождя, дальние холмы тонули в серой дымке.

Резервуар для воды позади хижины переполнился. Вода, булькая, лилась по водоотводной трубе на перевернутую емкость на сорок четыре галлона.

«Думай. Ты должна думать», – приказала я себе.

Клив сказал, что она его страховка, что он поместил ее куда-то на «хранение». Солгал ли он, была ли она вообще в хижине? Боже, она может быть где угодно…

– Одри!..

Из-за деревьев появился человек и пошел через поляну ко мне. В своем оглушенном состоянии я ощутила немыслимый проблеск надежды. Но, конечно, это была не Бронвен. Сквозь серую завесу дождя я различала высокий рост человека, широкие плечи. Мужчина быстро приближался. Кто это? Клив? Неужели он выжил после падения в овраг?

Вытащив старый револьвер из-за пояса джинсов, я сжала его обеими руками и выкрикнула предупреждение:

– Стой! Не подходи ближе!

Он продолжал надвигаться.

Взведя курок, я прицелилась. Снова прокричала предупреждение, но мужчина не остановился, продолжал приближаться, и мое сердце, кажется, взрывалось при каждом его новом шаге.

Я снова закричала, когда его расплывающаяся тень на сумеречной поляне оказалась рядом со мной. Мой палец рефлекторно нажал на курок. Раздался оглушительный треск выстрела. Вспышка озарила широкое лицо в обрамлении буйно торчащих волос, полные губы и темные глаза, в шоке уставившиеся на меня.

Он метнулся в сторону, затем пропал из виду.

Я побежала за ним. Несясь вдоль стены хижины, я обыскивала взглядом открытое пространство, затем обратила внимание на веранду. Там никого не было. Я уже хотела развернуться, когда стальные руки схватили меня сзади. Я закинула голову, пытаясь вырваться, но тело пронзила свежая боль. Мужчина удивленно заворчал. Рывком отодвинул меня на расстояние вытянутой руки. Сжал мои пальцы, выкрутил из них револьвер и отшвырнул его подальше в грязь. Затем повернул меня лицом к себе.

Понадобилась целая вечность, чтобы у меня перестала кружиться голова. Еще одна вечность, чтобы осознать произошедшее. Вода, стекающая по его волосам, расширившиеся зеленые глаза, бледное, измученное лицо. Никогда раньше я не видела его злым. Сначала я подумала, что его злость относится ко мне. На лбу у него красовалась ссадина, струйка крови стекала по коже. Как в тумане, я поняла, что это моих рук дело.

Дэнни взял мое лицо в ладони и всмотрелся в него, затем привлек меня к себе и обнял. Я не подозревала, насколько замерзла, пока меня не окутал его жар. Жар, разрушивший чары моего ужаса. Я обняла Дэнни здоровой рукой и теснее прижалась к нему. У меня так давно этого не было, а моя потребность в утешении была такой огромной, что я льнула к нему, как маленькая девочка, чувствуя, как хрупкие стенки моей защитной оболочки наконец-то осыпались.

Мы оторвались друг от друга, но он стоял близко, касаясь кончиками пальцев моего опухшего лица, хмурясь на пропитавшуюся кровью повязку на плече, пожимая мои холодные пальцы.

– Я не могу найти Бронвен, – сказала я, стуча зубами.

«Сюда едет полиция», – показал он жестами.

– Как это?

«Луэлла дошла до Хоба. Они позвонили в полицию, потом мне».

– Возможно, мы уже опоздали.

«Нет, – сделал он резкий жест. – Мы ее найдем».

Дэнни взял меня за руку и повел к хижине. Я вспомнила, как мы были здесь в последний раз, наш неудачный поцелуй на каменистом плато, а затем как он показывал мне резервуар, устроенный в земле еще первыми поселенцами, где они с Тони…

– О боже, только не это.

Я побежала, шлепая по грязи, за дом, Дэнни следовал за мной. Подземный резервуар едва виднелся сквозь дождь. Его низкие деревянные стенки почернели от воды, и капли дождя плясали на круглой крышке, делая его похожим на полузатопленный деревянный бассейн на заднем дворе.

Я ухватилась за тяжелую дощатую крышку, но влажные пальцы безуспешно скользнули по треснувшему ободку. Вода выплескивалась из-под крышки уже некоторое время, судя по канавке, образовавшейся у основания резервуара. Это могло означать только то, что он полон до краев.

И Бронвен была там.

Я опоздала.

Рядом со мной Дэнни уже сдвигал тяжелую крышку и наконец сумел стащить ее с резервуара и откинуть в сторону.

Я уставилась вниз. Черная вода билась о внутреннюю стенку круглой ямы. Поднялся запах затхлой воды, и я наконец вскрикнула.

На поверхности воды виднелось запрокинутое лицо моей дочери, бледное и призрачное. Вода рябила у ее щек, молочно-белые волосы свободно колыхались вокруг головы. Казалось, она цепляется за стенку резервуара, но у нее было такое пепельно-серое лицо и она выглядела такой маленькой и неподвижной, что у меня замерло сердце. Все поплыло перед глазами, прежде чем я догадалась обратить внимание на то, дышит ли она, открыты ли у нее глаза. Она жива?..

Я прыгнула в резервуар, испытав в темноте шок от холода, наглотавшись темной воды, обхватила дочь и подтолкнула ее навстречу протянутым рукам Дэнни.

– Мам?..

Ее голос донесся из другого мира. Пронзительный и дрожащий, словно слабое призрачное эхо. Я попыталась ухватиться за него, поймать его нити, чтобы добраться по ним до Бронвен, отыскать ее в лабиринте тьмы, которая теперь окутывала меня.

Дэнни завернул Бронвен в свою рубашку, затем наклонился над резервуаром, схватил меня за руку и вытащил из воды. Я ощутила под собой твердую землю, почувствовала в своих руках дрожащее тело своей дочери.

– О мама!..

Бронвен содрогалась от рыданий, она была холодной как лед. Я прижала ее к себе, она обняла меня за шею и тоже приникла ко мне. Горячие слезы обожгли мне лицо, ее или мои – не знаю. Я только знала, что она здесь, со мной, дышит, живая, в безопасности.

– Ах, милая, прости меня, прости…

– Нет, мама. – Холодные губы шевельнулись около моей щеки, согрели теплым дыханием. – Это я должна просить прощения. Я не должна была говорить тебе те слова, не должна была убегать… – Она вдруг отстранилась, с расширившимися глазами коснулась моего виска ледяными пальцами. – Твое бедное лицо. Ох, мама, это все я виновата… Он сказал, что собирается с тобой разделаться.

Я схватила ее пальцы, попыталась согреть их своим дыханием.

– Ты не виновата, Бронни. Понимаешь? Это все никак с тобой не связано. Он был плохим человеком, больным, но его больше нет. Ты в безопасности, мы обе в безопасности.

Бронвен кивнула, погладила меня по макушке. Лицо у нее было в грязи, кое-где поцарапано, глаза как плошки, сапфировые радужки огромные, почти черные. Слезы катились по ее щекам. Капли дождя повисали на светлых ресницах.

– Я знаю, что он сделал, – прошептала она, прижимаясь губами к моему лицу. – Он сказал мне. Он убил папу, да?

Я похолодела, услышав, как буднично она говорит об этом, но дочь всегда была уравновешенной, как и Тони. Она опять заплакала, не отрывая взгляда от меня. Однажды я расскажу ей то, что узнала о Тони, и почему он почувствовал необходимость уйти из ее жизни. Но не сейчас. Это будет позже. Много позже. Вместо этого я крепко прижала ее к себе, даже не пытаясь словами остановить ее слезы, не пытаясь утешить. Пусть выплачется. Я молча обнимала дочь, пока она не успокоилась.

Наконец Бронвен вытерла глаза тыльной стороной ладони и обняла меня за плечи. Прильнув, поцеловала по-матерински в макушку – как я обычно целовала ее миллион лет назад, когда она была маленькой девочкой. Дочь изо всех сил обняла меня.

– У нас все будет хорошо, да, мама?

– Да, Брон, – пообещала я. – Все будет хорошо.

Оглянувшись через плечо, я увидела, что Дэнни с потемневшим от переживаний лицом поднял большой палец вверх, и кивнула. Я попыталась улыбнуться, но губы у меня дрожали. Слезы, собиравшиеся, кажется, целую вечность, наконец выкатились из глаз. «У нас все будет хорошо, – поняла я. – У нас все будет хорошо».

Я притянула дочь к себе и всего на один бесценный момент позволила себе поверить своим словам.