Книга: Изобилие. Будущее будет лучше, чем вы думаете
Назад: Глава 15 Здравоохранение
Дальше: Часть шестая Ускорение процессов

Глава 16
Свобода

Власть народу

Свобода, предмет этой главы, – одновременно пик нашей пирамиды и тема, дойдя до которой, наша книга становится отчасти философской. В других разделах мы исследовали, как сотрудничество людей и экспоненциальные технологии совместно смогут улучшить жизнь миллиардов на нашей планете в течение нескольких грядущих десятилетий. Но в этих главах мы говорили о материальных продуктах и услугах: о пище, воде, образовании, здравоохранении и энергии. Свобода попадает в другую категорию. Это одновременно идея и доступ к идеям. Это состояние бытия, состояние сознания и образ жизни. И кроме того, это всеобъемлющее понятие со значениями, простирающимися от права для нескольких человек собраться поболтать в кофейне до права носить автоматическое оружие на улицах города, и это означает, что свобода – также ряд понятий, выходящий за пределы проблематики этой книги.
Что же находится в пределах нашей проблематики? Это экономическая свобода, права человека, политические свободы, информационная открытость, свободные потоки информации, свобода слова и повышение ценности каждой отдельной личности. На все эти категории воздействуют трансформирующие силы, которые мы обсуждаем в этой книге, все эти свободы необходимо реализовать на пути к изобилию. Мы разберем каждую из них по отдельности.
Нехватка еды и воды, невозможность приобрести лекарства от излечимых болезней, недостаток одежды, отсутствие жилища, доступного здравоохранения, образования и туалета – все это, по словам нобелевского лауреата Амартии Сена, «основные источники несвободы». Как нам стало ясно из предыдущих глав, экспоненциальные технологии уже сейчас меняют это положение вещей. Будь то уроки алгебры в Академии Хана или «Праща» Дина Кеймена, эти орудия благополучия оказывают двойной эффект, являясь также инструментами освобождения: они экономят время и деньги, улучшают качество жизни и создают благотворную обратную связь всё новых возможностей. Эта тенденция продолжится и в будущем. Каждый крошечный шаг, облегчающий доступ к чистой воде, дешевой энергии или любому другому уровню нашей пирамиды, идет на пользу этим базовым свободам, делая их непосредственным результатом прогресса. Права человека также получают пользу от продвижения экспоненциальных технологий. Кенийская платформа «Ушахиди» первоначально была создана, чтобы отслеживать вспышки насилия в стране, однако ее популярность повлекла спонтанный расцвет «активистской картографии» (activist mapping). Эта технология, представляющая собой сочетание социального активизма, гражданской журналистики и мультимедийной картографии, использует для сбора информации краудсорсинг и теперь применяется по всему миру в борьбе за гражданские права. Активистская картография защищает сексуальные меньшинства в Намибии, этнические меньшинства в Кении и потенциальных жертв армейского насилия в Колумбии. Такие сайты, как World Is Witness, документируют истории о геноциде, а проекты, подобные WikiLeaks, оповещают мир о всевозможных нарушениях прав человека.
Кроме того, WikiLeaks – это пример того, как информационные и коммуникационные технологии (ИКТ) способствуют политической свободе и большей информационной открытости. Но это не единственный пример. В 2009 год сайт «Ушахиди» был модифицирован таким образом, чтобы позволить гражданам Мексики самостоятельно контролировать выборы в стране. Тем временем нигерийский активистский проект Enough Is Enough, получивший грант в 130 тысяч долларов от телекоммуникационной компании Omidyar Network, использует Twitter, Facebook и местные социальные сети, чтобы создать внепартийный универсальный интернет-портал, который сможет помочь в регистрации избирателей, поиске информации о кандидатах и отслеживании хода выборов.
Вполне возможно, что самое большое влияние ИКТ оказывают в точке, где пересекаются информационная открытость и социально-политическая свобода. До наступления эпохи интернета какому-нибудь застенчивому гею в Пакистане приходилось очень нелегко. В наше время, хотя его жизнь все равно не назовешь простой, он по крайней мере в два клика мышью может получить совет и поддержку от нескольких миллионов человек, находящихся в подобной ситуации.
Очевидно, что больше всего этот свободный поток информации обязан распространению мобильной связи и интернета. Как уже говорилось выше, у бóльшей части человечества – даже у тех, кто живет в беднейших из развивающихся стран, – мобильная связь теперь лучше, чем у президента США 25 лет назад. И если эти люди подключены к интернету – значит, они имеют доступ к большему объему знаний, чем президент имел пятнадцать лет назад. Свободный информационный поток стал так важен для всех нас, что в 2011 году Организация Объединенных Наций причислила доступ в интернет к основополагающим правам человека.
Свобода слова и самовыражения также нашла много союзников в информационную эпоху. Председатель совета директоров GoogleЭрик Шмидт говорит:
Взгляните на это следующим образом: мы перешли от иерархической структуры передачи сообщений, когда люди получали информацию от того или иного вещателя – и эта информация обычно была укоренена в местном контексте, – к структуре, когда каждый человек сам себе организатор, вещатель, блогер и коммуникатор.
Конечно, еще существуют сложные проблемы, связанные с цензурой (для начала – так называемый «великий китайский файрвол»), но факт остается фактом: никогда прежде обычный гражданин не имел ни возможности быть услышанным, ни доступа к глобальной аудитории. И этот доступ гарантирован, как сказал недавно изданию Christian Science Monitor Бен Скотт, советник по инновациям Хиллари Клинтон в бытность ее госсекретарем США:
Интернет имеет свойство смещать центр власти от централизованных институтов к множеству лидеров, представляющих различные сообщества. Правительства, которые хотят ввести интернет-цензуру, сражаются против самой природы технологий.
Но больше всего нарастающая волна изобилия повлияет на ценность каждой отдельной личности и право последней на личностный рост и на участие во власти. Это изменение настолько важно и его последствия настолько обширны, что мы посвятим несколько следующих разделов этой главы более пристальному его изучению.

Миллион голосов

В 2004 году оксфордский студент-дипломник Джаред Коэн решил, что ему хочется в Иран. Учитывая, что отношение Ирана к США отчасти объясняется тем, что Америка поддерживает Израиль, американский еврей Коэн не думал, что у него есть шансы получить визу. Друзья не советовали ему даже пытаться. Специалисты говорили, что он только теряет время. Однако спустя четыре месяца и шестнадцать визитов в иранское посольство в Лондоне он получил разрешение отправиться в страну, которую позже описал в книге «Дети джихада: путешествия молодого американца среди молодежи Ближнего Востока» (Children of Jihad: A Young American’s Travels Among the Youth of the Middle East).
Коэн хотел в Иран, чтобы углубить свое понимание международных отношений. Он хотел взять интервью у лидеров оппозиции, представителей правительства и различных реформаторов – однако успел побеседовать лишь с вице-президентом Ирана и несколькими оппозиционерами, как к нему в отель заявились среди ночи офицеры Революционной гвардии, нашли список людей, у которых он хотел бы взять интервью, и запретили ему с ними встречаться. Однако, вместо того чтобы вернуться побежденным в Англию, Коэн решил поездить по Ирану и попробовать завести здесь друзей. В результате он подружился с множеством людей – в основном с молодежью. Две трети населения Ирана моложе тридцати лет. Коэн назвал их «настоящей оппозицией»: это мощное, не слишком религиозное молодежное движение, жадно тянущееся к западной культуре и задыхающееся в условиях правящего режима. Также он обнаружил, что расцвету движения способствуют современные технологии: этот вывод окончательно у него оформился на оживленном перекрестке в центре Шираза, где он обнаружил кучку подростков и молодежи чуть за двадцать, которые стояли, оперевшись спиной на стену, и таращились в экраны своих мобильных телефонов.
Он спросил одного мальчика, что они делают, и тот ответил, что все приходят в это место, чтобы через Bluetooth подключиться к интернету.
«Разве это не опасно? – спросил Коэн. – Вы делаете это совершенно открыто. Вы не боитесь, что вас могут поймать?»
Мальчик покачал головой. «Никто из тех, кому старше тридцати, не знает, что такое Bluetooth».
Именно в этот момент Коэн понял: цифровые технологии провели водораздел между поколениями, и это открыло окно возможностей. В странах, где о свободе слова можно было только мечтать, люди с базовыми технологическими навыками внезапно получили доступ к частной коммуникационной сети. Учитывая то, что люди моложе тридцати составляют большинство в мусульманском мире, Коэн подумал, что технологии могут помочь им сформировать идентичность, не основанную на радикальном насилии.
Эти идеи нашли понимание в Госдепартаменте США. Когда Коэну было двадцать четыре года, тогдашний госсекретарь Кондолиза Райс пригласила его на работу, и он стал самым молодым членом ее отдела политического планирования. Спустя несколько лет Коэн все еще работал в этом отделе, когда в Госдепартамент начали поступать странные доклады о массовых протестах против FARC. FARC, или Революционные вооруженные силы Колумбии – это основанная сорок лет назад марксистско-ленинская повстанческая группа, которая давно уже обеспечивала свое существование терроризмом, торговлей оружием и наркотиками, а также похищениями с целью получения выкупа. Члены этой группы взрывали мосты и самолеты, устраивали массовые перестрелки в городах. В 1999–2007 годах FARC контролировала 40 % территории Колумбии. Захват заложников стал настолько массовым явлением, что к началу 2008 года FARC удерживала семьсот человек, включая кандидата в президенты страны Ингрид Бетанкур, похищенную еще во время президентской кампании 2002 года. Но совершенно внезапно 5 февраля 2008 года в городах по всему миру на улицы вышли двенадцать миллионов человек – и все они протестовали против повстанцев и требовали освободить заложников.
В Госдепе никто не понял, что происходит. Протестующие появились спонтанно, и, казалось, у них не было лидера. Однако было такое ощущение, что это мероприятие каким-то образом координируется через интернет. Коэна как самого молодого сотрудника и человека, который, как предполагалось, разбирается в технологиях, попросили проанализировать ситуацию. Пытаясь выяснить, что происходит, он обнаружил, что ответственность за происходящее, по всей вероятности, несет колумбийский компьютерный инженер по имени Оскар Моралес. «И я просто позвонил этому парню, – вспоминает Коэн, – и сказал: „Привет! Как дела! Не мог бы рассказать, как ты это сделал?“»
Так что же сделал Моралес, чтобы вывести миллионы людей на улицы в стране, где в течение десятилетий всякий, кто выступал против FARC, оказывался либо заложником, либо покойником? Он создал группу в Facebook и назвал ее «Миллион голосов против FARC». На странице группы он написал большими буквами четыре простых призыва: «БОЛЬШЕ НИКАКИХ ПОХИЩЕНИЙ, НИКАКОЙ ЛЖИ, НИКАКИХ СМЕРТЕЙ, НИКАКОЙ FARC».
«В тот момент мне было все равно – пусть бы ко мне присоединилось всего пять человек, – сказал Моралес. – Всё, что я хотел, – это встать во весь рост и создать прецедент: мы, молодые люди, больше не намерены терпеть террор и похищения».
Моралес закончил возиться со страницей около трех утра 4 января 2008 года и завалился спать. Когда он спустя двенадцать часов снова зашел на Facebook, в группе было уже 1500 участников. Еще через день их стало четыре тысячи. На третий день – восемь. Затем рост пошел по экспоненте. В конце первой недели группа насчитывала 100 тысяч участников. Примерно в это же время Моралес и его друзья решили, что настало время выбраться за пределы виртуального мира в реальный.
Всего месяц спустя с помощью 400 тысяч добровольцев «Миллион голосов» мобилизовал около 12 миллионов людей в двухстах городах сорока стран, причем на улицы одной только Боготы вышло полтора миллиона. Эти протесты освещались настолько широко, что новости проникли глубоко на территорию FARC, куда они обычно не доходили. «Когда боевики FARC услышали, сколько народу против них выступает, – говорит Коэн, – они осознали, что в войне наступил перелом. В результате началась огромная волна демилитаризации».
Коэн был заворожен этой историей. Он полетел в Колумбию, чтобы встретиться с Моралесом. Больше всего его удивила структура организации:
Все, что я видел, было похоже на неправительственную гуманитарную организацию, но это не была НГО – это был интернет. Вместо работников здесь были подписчики, вместо оплачиваемых сотрудников – волонтеры. Однако же этот парень и его друзья на Facebook поспособствовали крушению FARC!
Для Коэна, да и всего Госдепартамента, это был в какой-то степени переломный момент: «Впервые мы осознали важность социальных платформ вроде Facebook и влияния, которое они могут иметь на молодежь». Именно в это время Коэн решил, что технологии должны стать фундаментальной частью внешней политики США. В администрации Обамы он обнаружил активных союзников. Госсекретарь Клинтон сделала стратегическое использование технологий, которые она назвала «искусством управления государством XXI века», одним из важнейших своих приоритетов:
Мы обнаруживаем себя в таком моменте человеческой истории, когда у нас есть возможность создать совершенно новые, инновационные формы дипломатии. И использовать эти формы, чтобы помочь каждому отдельному человеку в его развитии.
Коэна все больше заботила расширяющаяся пропасть между развивающимися странами и их локальными проблемами – и людьми, которые создавали высокотехнологичные инструменты XXI века. Как представитель Госдепартамента, он начал приглашать представителей высокотехнологичных компаний в официальные поездки в страны Ближнего Востока, прежде всего в Ирак. Среди таких приглашенных был и основатель Twitter Джек Дорси. Спустя полгода после его поездки, когда улицы Тегерана заполнились протестующими против фальсификаций на иранских выборах, а правительство перекрыло все традиционные способы коммуникации, Коэн позвонил Дорси и попросил его отложить профилактику сайта Twitter, которая была назначена на этот день. Остальное, как говорится, история.
Twitter, конечно же, вскоре стал единственным каналом связи иранцев с внешним миром, и, хотя Twitter-революция не свергла иранское правительство, она – в комбинации с усилиями Моралеса и другими активистскими кампаниями, разворачивающимися в интернете, – вымостила дорогу к тому, что вскоре получило название Арабской весны (позже мы еще поговорим об этом подробнее). Коэн вспоминает:
Это не было придумано специально. Технологию Bluetooth изобрели для того, чтобы вы могли разговаривать по телефону за рулем. Никто из создателей этой технологии не предполагал, что этот способ передачи информации будет использован для того, чтобы бороться с репрессивным режимом. Но смысл основных событий последних нескольких лет предельно ясен: современные информационные и коммуникационные технологии – это лучшие инструменты для улучшения положения каждого отдельного человека из всех, что мы когда-либо видели.

Биты, а не бомбы

В 2009 году, когда Эрик Шмидт все еще был генеральным директором Google (до того как он стал председателем совета директоров), он по просьбе Госдепартамента отправился с Коэном в Ирак. Во время этой поездки Шмидт и Коэн подружились. Они много разговаривали о реконструкции Ирака и о том, как технологии должны были бы уже давно сыграть роль в этом процессе. Во времена диктатуры Саддама Хусейна в Ираке не было структуры мобильной связи. США потратили более 800 миллиардов долларов на смену режима, но, как говорит Шмидт, «вместо этого нам следовало проложить оптиковолоконный кабель и построить беспроводную инфраструктуру, чтобы улучшить положение иракских граждан».
Эта идея привела Шмидта и Коэна к интересному выводу: технологии, по крайней мере в их современном виде, похоже, имеют тенденцию к наделению властью каждой отдельной личности. Шмидт объяснил это подробнее:
Каждый отдельный человек начинает сам решать, что ему делать, – в противоположность традиционным общественным системам. Но это имеет целый ряд последствий. Технология усиливает позиции не только хороших парней, но и плохих. Каждый человек может стать святым – но каждый может стать и террористом.
И это не пустые слова. Интернет оказался прекрасным инструментом вербовки для таких организаций, как «Хамас», «Хезболла» и «Аль-Каида». В 2011 году террористы, плывшие из пакистанского Карачи в индийский Мумбаи, использовали для навигации и определения своих целей GPS-устройства, спутниковые телефоны коммуникации и карты Google. В Кении провоцирующие текстовые сообщения использовались для организации вспышек этнического насилия после нарушений на выборах 2007 года – в той же самой Кении, где был создан уже упоминавшийся выше проект «Ушахиди». Шмидт считает, что подобные проекты – важная сила противодействия:
Мы находимся в большей безопасности, когда позиции большинства жителей сильны. Люди с технологиями в руках могут говорить вам, что происходит, они могут делать фотографии.
В ноябре 2010 года, спустя несколько месяцев после того, как Коэн покинул Госдепартамент и пришел в Google на пост директора научного центра Google Ideas, они вместе со Шмидтом написали для журнала Foreign Affairs статью «Цифровое разрушение» (The Digital Disruption) – прогноз того, каким образом ИКТ повлияют на международные отношения в течение ближайших десяти лет или около того. За основу для прогноза авторы взяли два показателя – политическую систему той или иной страны в данный момент и уровень ее ИКТ.
Мощные государства, такие как Соединенные Штаты, а также европейские и азиатские гиганты, похоже, в состоянии регулировать то, что Коэн и Шмидт назвали «площадкой взаимосвязей» (interconnected estate), таким образом, чтобы она отражала национальные ценности той или иной страны. Автократические, коррумпированные или нестабильные правительства, в которых эти взаимосвязи работают лишь частично, могут оказаться волатильными. «Во многих случаях, – пишут авторы, – единственное, что останавливает оппозицию, – это нехватка инструментов организации и коммуникации, а эти инструменты могут быть дешево и в больших количествах предоставлены коммуникационными технологиями».
Именно это мы и увидели во время Арабской весны. Одной из определяющих черт революций, которые прокатились по Ближнему Востоку в начале 2011 года, было широкое использование ИКТ. В ходе протестов в столице Египта Каире, в конце концов приведших к свержению президента Хосни Мубарака, один активист точно сформулировал эту черту в Twitter: «Мы используем Facebook, чтобы запланировать протесты, Twitter – для их координации и YouTube – чтобы рассказать о них миру».
Однако это явление – обоюдоострый клинок. В Египте правительство перекрыло интернет, чтобы подавить бунт. В Судане протестующих арестовали и пытали, чтобы они выдали свои пароли от Facebook. В Сирии сообщения в поддержку правительства появлялись на страницах диссидентов, а хэштег #Syria в Twitter, под которым документировались протесты, оказался заспамлен информацией о спортивных матчах и прочей ерундой. «Несколько лет назад все заговорили о Web 2.0, а сейчас мы видим Репрессии 2.0», – сказал Washington Post Дэниел Байер, второй помощник госсекретаря по вопросам демократии, прав человека и труда. Но Репрессии 2.0 вскоре уступят место Репрессиям 3.0 – стоит только авторитарным правительствам лучше ознакомиться с технологиями, которые уже сегодня есть в их распоряжении. Евгений Морозов, редактор журнала Foreign Policy и стипендиат фонда «Новая Америка», пишет в своей книге The Net Delusion. The Dark Side of Internet Freedom:
Google уже сейчас основывает показываемую нам рекламу на истории нашего поиска в интернете и на текстах наших электронных писем. Facebook стремится к более точному таргетированию своей рекламы, учитывая, какой контент нам нравится на других сайтах и что «лайкают» и покупают онлайн наши друзья. Представьте себе систему цензуры, столь же детализированную и так же настроенную на информационные потребности пользователя, как контекстная реклама, с которой мы сталкиваемся каждый день. Единственная разница между этими двумя явлениями – в том, что одна система узнает о вас всё для того, чтобы показать вам наиболее релевантные рекламные объявления, а другая узнает о вас всё, чтобы закрыть вам доступ к релевантным страницам. Диктаторы пока еще не полностью осознали, что ориентированные на клиента механизмы, составляющие суть Web 2.0, могут быть направлены на гораздо более злонамеренные цели, чем реклама, но они быстро учатся.
Итак, хоть ИКТ и представляют собой величайший инструмент для усиления позиций отдельной личности, они, как и любой инструмент, по сути своей нейтральны. С помощью молотка можно построить мост – а можно и вышибить мозги. Технологии связи в этом смысле не слишком отличаются от других инструментов. Хотя их помощь в наделении обыкновенных людей большей властью очевидна, нет гарантий, что благодаря этим технологиям будет построен более безопасный и свободный мир. Что действительно гарантируют ИКТ – это невероятно обширную платформу для сотрудничества. Нации могут объединяться с корпорациями, которые могут объединяться с гражданами, которые могут объединяться друг с другом, – и все они могут использовать эти инструменты, чтобы способствовать повышению значения отдельной личности, равенству, демократии и правам человека. На самом деле, учитывая сложность сегодняшнего мира, эта разновидность сотрудничества кажется совершенно неизбежной. Как отметили Шмидт и Коэн, «в новой эпохе распределенной власти никто не может добиться прогресса в одиночку».
Но мы можем добиться прогресса все вместе – в конце концов, именно к этому мы и стремимся.
Назад: Глава 15 Здравоохранение
Дальше: Часть шестая Ускорение процессов