10. Логово
Я посмотрел на фасад из-под капюшона, с которого стекала вода:
Магазин Кен & Гриль
Бакалея, бензин & дизельное топливо,
напитки, видеозаписи
С 1904 г.
С наступлением ночи магазин «Кен & Гриль» превращался в наше логово. Это здание похоже на декорацию к вестерну: дощатый фасад, огромная рисованная вывеска над входом. Он почти настолько же глубокий, насколько и просторный. Позади – двухэтажный жилой корпус с задним двором, с одной стороны закрытым живой изгородью, а с другой – высокими деревьями, которые начинаются прямо от дома.
В тот вечер я потащился туда, так как Чарли прислал мне эсэмэску со словами о том, что мне очень важно туда прийти. Потащился – это точно сказано. Тем не менее я одновременно чувствовал себя тяжелым, подавленным и невесомым, бесплотным, как привидение.
Дождь хлестал по двум рядам окон с маленькими стеклышками по обе стороны двери, находящейся в углублении. Я постучал в окно, и мой друг отодвинул защелку. Здесь была система сигнализации, но родители Чарли включали ее лишь с июля по сентябрь, когда прибывали туристы, а городская молодежь вечерами напивалась, устраивала драки и вытворяла всякие глупости.
Внутри плавал привычный аромат, сложный и богатый: овощи, зерна, фрукты, вощеное дерево, кондитерские изделия, пыль… Все это смешивалось с призраком запаха кофе, который Венди, здешняя продавщица, заваривала в глубине коридора справа, за холодильными камерами. Кассовый аппарат слева. Сквозь оконные стекла проникал уличный свет и освещал начало полок, которые вырисовывались четырьмя параллельными дорожками от входа до самых недр.
Кайла и Джонни уже сидели в тени, в задней части магазина, за одним из трех столов, где родители Чарли подавали завтраки и бургеры шесть дней в неделю. Ни слова, ни движения. Единственное освещение шло от витрин с пивом и газированными напитками за их спинами.
Даже в полумраке я видел, насколько друзья подавлены. Мелькнул красноватый огонек сигареты. В другое время Чарли разорался бы, но сейчас и слова не сказал. Мелкие запреты утратили свое значение перед самым серьезным из всех преступлений: убийством. Я рухнул на стул во власти изнеможения, которое объяснялось сильнейшей телесной усталостью. Джонни толкнул свое пиво ко мне; я отпил глоток, потом другой, а затем вернул ему.
– Генри, приятель, мне так грустно, – проговорил он. – Так грустно… Черт, до сих пор не верится…
Его горло сжал спазм, а голос напоминал скрип старого водопроводного крана, который не поворачивали бог знает сколько лет. Несмотря на полумрак, я мог видеть, до какой степени он переживает. Чарли дрожал как лист и не переставал машинально теребить одну из белых завязок своего капюшона, накинутого на голову, чтобы, вероятно, скрыть слезы.
– Мы с тобой, Генри. Это просто… просто ужасно, – сказала в свою очередь Кайла, понизив голос, словно кто-то мог нас услышать, хотя в этом чертовом магазине не было никого, кроме нас.
Родители Чарли уже давно ушли в свой дом, где они жили и куда невозможно было добраться из лавки, разве что поднявшись на два лестничных пролета и пройдя по длинному коридору, в который выходили мужской и женский туалеты и кухни. Она с трудом ворочала языком, и я догадался, что ребята хорошо выпили, а может, приняли кое-что еще.
– Не могу поверить, что она мертва, – продолжила Кайла. – Просто в голове не укладывается. Такое впечатление, что завтра она снова будет здесь, на парковке у парома… – Она издала печальный нервный смешок. – Черт, не могу поверить, что она могла умереть. Ну что за дерьмо!.. – Кайла расплакалась, время от времени вытирая нос.
– Больше всего на свете я бы хотел, чтобы она сейчас была с нами, – добавил Джонни надломленным голосом.
Кайла придвинулась к нему и сжала его пальцы. Жест нежности. Меня пронзила отчаянная мысль: эти двое будут и дальше любить друг друга и по-прежнему встречаться.
Они были так похожи: изящные черты лица, большие прозрачные глаза, часто затуманенные травкой, кислотой или экстази. Дешевые шмотки, босые ноги в песке, внешнее безразличие ко всему, скрывавшее, однако, глубокие психологические травмы. Своими Кайла Макманус была обязана отчиму, на десять лет моложе ее матери, который два года назад вышел из тюрьмы и стал ее сраным первым. Надравшись, он мог быть жестоким и до жути приставучим, если вы понимаете, о чем я. Об этом мне как-то раз сказал Джонни. Он всегда заявлял, что мечтает набить морду этому сукину сыну, чертову извращенцу. Но я знал, что он боится этого типа, который восемь лет отсидел в «Вэлла-Вэлла» за то, что выбил глаз канадскому байкеру бильярдным кием и помочился ему на другой глаз. Все произошло прямо на улице в одном из городков штата Вашингтон. В «Вэлла-Вэлла» этот ублюдок добился высокого положения, сделался поджарым и мускулистым, покрыл все тело татуировками, как Де Ниро в «Мысе страха».
Отец Джонни же изначально был плотником, а во время строительного кризиса ему пришлось устроиться на нефтеперерабатывающий завод в Анакортесе. Он трудился на заводе «Тезоро» в тот день в 2010 году, когда случился взрыв. Итог: пятеро погибших и двое раненых – в критическом состоянии, с обширными ожогами третьей степени. Отец Джонни оказался среди них. С тех пор он целыми днями сидел в кресле с капельницей в руке и отказывался принимать посетителей. У него больше не было носа, а его лицо напоминало лоскутное одеяло или детский рисунок. У них там в Анакортесе есть поговорка: «Мы не печем печеньки, мы кипятим нефть». За несколько месяцев до взрыва заводу «Тезоро» присудили штраф в 85 700 долларов за семнадцать «грубых нарушений безопасности». Вскоре приговор был таинственным образом заменен только на три нарушения и 12 250 долларов.
До этого несчастного случая отец Джонни был приветливым соседом и добрым отцом. Из больницы он вышел совсем другим человеком. Стал агрессивным и с тех пор, как обосновался в кресле производства фирмы «Эймс», целыми днями проклинал сына и называл его никчемным неудачником. Но, несмотря ни на что, Джонни продолжал о нем заботиться. Потому что заняться этим было больше некому: мать начала новую жизнь с одним болтуном, продавцом автомобилей из Сидро-Вули.
– Ты же видел ее на пляже… Как она выглядела? – еле выдавил Чарли.
О, дерьмо, Чарли! Примерно секунду я неподвижно сидел, положив локти на стол. Как она выглядела?
– Скверно, – наконец ответил я. – Очень скверно.
– Что с ней произошло? – спросила Кайла. – Ходит целая куча слухов.
Я посмотрел на нее невидящим взглядом. Облизал губы. Совершенно не хотелось об этом говорить.
– Она утонула… Запуталась в рыболовной сети… Не знаю точно, что произошло. Они тоже ничего не знают.
– Утонула? – повторил Чарли. – Думаешь, в тот вечер она упала с парома?
– Они делают вид, будто верят, что Наоми, возможно, сама спрыгнула… Добровольно…
Повисла тишина.
– Что значит «сама»? – повысил голос Чарли.
– На самом деле они считают, что это убийство. Они в этом почти уверены. И вполне вероятно, что вскрытие это подтвердит, – добавил я замогильным голосом.
УБИЙСТВО
Стоило прозвучать этому слову, как тишина стала почти осязаемой. Ее нарушало лишь тихое гудение холодильников и шум дождя. Убийство. Никому из нас не случалось проникнуть в сущность этого явления. Это было слово из фантастики, слово из телесериалов и детективов. Это было как сама смерть: она остается абстрактным понятием, пока не умирает кто-нибудь из ваших близких или пока не умираете вы сами.
Такое просто не могло произойти на нашем острове, как нам казалось. Однако это не просто случилось, но и ударило по самому близкому нам человеку.
Джонни вынул из кармана толстовки таблетку и положил на язык, запив ее глотком пива.
– Я же говорил тебе, что не хочу этого здесь, – сказал Чарли.
– Наоми сегодня умерла. Убита каким-то психом. Поэтому пошли вы все, – ответил тот.
Чарли принял удар. Я видел, как приподнялись его плечи, и хотя в полумраке черты лица было сложно различить, догадался, что он плачет. Безмолвно. Это длилось почти минуту.
– Прости, – сокрушенно пробормотал Джонни. – Чарли, мне правда очень жаль. Какой фигней я занимаюсь!
Чарли кивнул, словно говоря: «Ладно, проехали».
После того как я выплакал все слезы у себя в комнате, глаза у меня были сухие, а веки распухли. Я наблюдал за друзьями со странной отрешенностью, которая, может, и была последствием стресса.
– Они спросили тебя, когда ты видел ее в последний раз? – спросил кто-то придушенным голосом.
– Ну да.
Я рассказал им про допрос в кабинете шерифа. Про нападки Платта, про их отвратительный спектакль, про намеки на содержание моих эсэмэсок и особенно про удручающую видеозапись с парома.
Последнее будто встало между нами.
– Думаешь, тебя подозревают? – спросила Кайла изменившимся голосом.
– Думаю, я подозреваемый номер один.
– Ты сказал нам, что вы с ней поспорили, – продолжила она, – но не сказал, что все зашло так далеко…
– И что? К чему это ты клонишь, Кайла?
Молчание сделалось тягостным.
– Паршиво это, – заметил Чарли.
Никто не стал спорить.
– Теперь, когда они думают, что виновный у них в руках, они не станут копать дальше, а вцепятся в тебя, – мрачно закончил он.
Эта перспектива наполнила меня ужасом.
– И что с этим делать? – спросил Джонни.
– Я вижу лишь один выход. Если мы хотим помочь Генри и отомстить за Наоми…
Все смотрели на него, ожидая продолжения.
– Нам нужно найти виновного.
– Что? – спросила Кайла. – Ты что, прикалываешься?
– Думаешь, в такой момент у меня есть желание прикалываться?
– И как мы, по-твоему, это сделаем?
– Вот уж понятия не имею. Но способ наверняка есть… Во всяком случае, попробовать стоит.
– Чарли, этим занимается патрульная служба штата Вашингтон и службы шерифа. Наверняка они сделают все возможное. А ты хочешь, чтобы мы вчетвером их переплюнули? Мечтаешь поиграть в следователей?
– Надо попробовать, – упрямо повторил мой друг. – По крайней мере, постараться обнаружить какие-нибудь детали, которые могли бы помочь полиции.
– Эй, с чего бы нам их обнаружить? Мы же не в «Скуби-Ду», черт подери!
Раздражение Кайлы поднялось до опасной отметки. Она была способна на приступы гнева, внезапные, как летняя гроза. Джонни мог это подтвердить. Однажды Кайла застала его на вечеринке флиртующим с другой девушкой. Сначала она была подавлена, а затем в самый неожиданный момент бросилась на него и проломила череп бутылкой «Будвайзера» на глазах у охваченной ужасом соперницы. В результате Джонни наложили четыре шва. К моменту нашего знакомства он был всегда начеку.
– Ну как сказать, – пожал плечами Чарли. – Потому что Генри – последний, кто видел Наоми… э… живой, – продолжил он, для наглядности поочередно загибая пальцы. – Потому что вчера вечером все действительно произошло на борту парома. В тот момент наша компания находилась там, чего нельзя сказать о полицейских. Потому что мы вдвоем прочесали весь паром в поисках Наоми. Даже если сейчас мы не можем чего-то вспомнить, все равно мы видели что-то, что может оказаться важным.
В полумраке я попытался встретиться взглядом с Кайлой, но та избегала меня.
– Я согласен с Чарли, – сказал я. – Мы должны хотя бы попробовать… Надо сделать это ради Наоми. Она была нашим другом, верно? – Я сделал паузу. – Вы же не забыли крещение?
– Нет, конечно, – сухо возразила Кайла, задетая за живое.
– Мне подобная, моя сестра, – торжественно произнес я, и слезы снова подступили к глазам.
– Мне подобная, моя сестра, – мгновение спустя повторил Чарли.
– Мне подобная, моя сестра, – тихо откликнулся Джонни.
– А, дерьмо. Согласна, согласна, черт побери, – сдалась Кайла. – Что делать-то будем?