Счастье по природе спонтанно. Такой солнечный зайчик. Когда прибежит и насколько задержится, неизвестно. Да и на чье лицо он ляжет – непредсказуемо.

Я повез Артема на гастроли по родственникам. В концертную программу входило обязательное посещение моих родителей, его бабушки и дедушки.

Мы подъехали к их дому. Вышли из машины, но в подъезд Артем заходить отказался: перед домом раскинулась бескрайняя ширь детской площадки.

Сынок на глазах превращал мой идеальный, рассчитанный посекундно план посещения родственников в хаос, наяривая по кругу по маршруту лестница-горка-упал-лестница-горка-упал, и в какой-то момент замкнув цепь намертво.

Я сидел на лавочке во дворе рядом с площадкой и в бессильной злобе грыз ногти. Тут есть один тонкий психологический момент. Я хожу с Артемом по родственникам как с орденом на груди. Все восторги в его адрес я принимаю на свой счет: сижу тихонько в углу и от наслаждения закатываю глаза.

И вот концерт Стаса Михайлова в женском общежитии Ставрополя срывается, и кто, спрашивается, компенсирует мне очередную дозу позитива.

И тут на улице появилась моя мама. Она заметила нас в окне (а нас было трудно не заметить в окне: зацикленный Артем уже начал вырабатывать электричество) и спустилась во двор.

Мама присела рядом со мной на лавочку.

Через пять минут из подъезда вышел мой папа. Он без мамы в замкнутом пространстве дольше пяти минут находиться не может. Они вообще связаны каким-то невидимым магнитным полем: один выйдет, другой через пару минут за ним притягивается. «Чего ты за мной таскаешься?» – любимый вопрос моей мамы отцу из их арсенала нежностей.

Папа тоже уселся рядом с нами на лавочку.

Артем краем глаза оценил диспозицию, поняв, что по количеству зрителей пахнет грандиозным шоу масштаба «Крокуса», и начал скатываться с горки кубарем.

Тем временем на улицу вышла соседка из первого подъезда, мамина ровесница, тоже с маленьким внуком.

Внук подошел почему-то прямиком ко мне и сказал:

Я – человек впечатлительный. Пока я сидел и, дрожа от страха, представлял, как малыш металлическим голосом продолжит «а сейчас я вернулся с того света, чтобы забрать тебя с собой на дно!!!», его бабушка путано объясняла, что внук накануне упал на даче в канаву и его спасали всем садовым товариществом.

Артем с высоты своего положения на горке заметил, что с такой конкуренцией «Крокус» ему не собрать и находчиво метнул в утопленника ведерко. В цель не попал, но внимание привлек. Через минуту они скатывались кубарем с горки уже вдвоем, как дворовые щенки.

Соседка присела на нашу лавочку. Потом подошел дворник. И еще кто-то. И еще.

Я, моя мама, мой папа, соседка, дворник, еще кто-то и еще оживленно беседовали о каких-то очередных грандиозных пустяках. Из окна первого этажа высунулась древняя старушка и слушала нас, повернув в нашу сторону локатор всеслышащего уха. Она улыбалась.

Я тоже улыбался. И не столько тому, как Артем со своим приятелем-утопленником умудрялись кататься с горки наоборот, снизу-вверх, вопреки законам физики.

Я улыбался потому, что такого аншлага на лавочке, как в тот день, концертный зал глухого колодца нашего двора не видел очень давно.

С середины восьмидесятых. Когда дворы были полноводны. Когда соседи еще выходили на улицу пообщаться. Когда над крышами висело счастливое улыбающееся облако из разговоров, детских криков, стука домино, возгласов «Петя домо-о-о-ой!», гитары, ударов по мячу, запаха котлет.

Запах котлет – это верный признак здоровья двора.

Сначала исчезает он. Потом старушки с лавочек у подъездов. Затем сами лавочки. После детвора из песочниц. Наконец люди выходят во двор, только чтобы дойти до машины…

В наши дни во дворах еще появляются какие-то случайные люди – алкаши, молодежь, вечно ожидающие кого-то таксисты. Но это уже агония.

Старая Москва исчезла, когда обмелели ее дворы…