Артем полюбил истории на ночь. Причем его интересует только один жанр – соцреализм. История должна быть документальной, никаких сказок. Проверено. Если начинаешь сочинять, мифологизировать, паче чаяния выдавать классику – возмущенные вопли.

Лучше всего заходят рассказы про то, как прошел папин день. Как папа утром встал, пошел в ванную, позавтракал, поиграл с Артемом, с ним то есть, поехал на работу, на работе поработал, пообедал, попил чай, вернулся обратно домой…

Часто сынок засыпает подолгу, поэтому история должна быть длинной. И тут понимаешь, насколько нетривиальная задача – пересказать свой день в подробностях, чтобы хватило минут на двадцать. Подъем, завтрак, дорога, офис, работа, обед, работа, чаепитие, дорога, дом. Все. Три минуты. День короткий, как секс. Epic failure, история некондиционная, Артем недоволен и бузит.

Поэтому в какой-то момент я понял, что нужно заранее готовиться к этой сказке на ночь для ребенка, собирать материал, как для диссертации. Я стал гиперчувствителен к миру вокруг: к его случайностям, деталям, нюансам, полутонам, запахам, многозвучью, заднему плану, граням. 10 минут дороги от метро до офиса пешком раньше давали мне 10 секунд чистого времени в истории. Теперь арифметика обратная. Из 10 минут дороги от метро до офиса, как у коровы-рекордсмена, я могу выдоить полчаса первоклассного рассказа. Потому что эти 10 минут в пути я больше не прокручиваю в голове план на день, не возбуждаю свою менеджерскую эрогенную зону многозадачности. Эти 10 минут я, как губка почти Боб, впитываю, всасываю роскошь окружающей обстановки.

Вот трактор грузит снег в КамАЗ – отлично, Артем фанатеет и от тракторов, и от КамАЗов, да и от снега тоже. Фотографируем, кладем во внутренний кармашек распахнутой души. Вон там голуби толкаются над пятном из пшена, а тут турист застыл посреди людского потока, как волнорез, задрав голову. Справа в витрине горит гирлянда, слева буксует автобус, небо серое, чахоточное, воздух морозный и безвкусный…

Я провел в этом режиме видеорегистратора несколько дней и вдруг увидел, как трафареты и силуэты, через которые я воспринимал окружающий мир, стали заполняться цветными красками. Я понял, что богатый внутренний мир – это не Гельдерлин и Мунк, а трактор, КамАЗ, снег, голуби, турист, небо и т. д., замеченные вовремя. Чтобы стать интересным ребенку, мне пришлось самому стать демоверсией ребенка.

Через неделю мне это вечернее время с его историями стало даже нужнее, чем Артему. Рассказывая о своем дне сыну, я как бы проявлял пленку и убеждался, что живу. То, на что у других уходят годы дзена, медитаций, йоги, книг, путешествий, я получил в подарок от Артема просто так за один вечер.

Сегодня перед сном я расскажу Артему, как писал этот текст в телефоне, покачиваясь в вагоне метро по дороге на работу, иногда поднимая глаза на странного дядю напротив, с его наушниками, не вставленными в уши, с музыкой, льющейся на пол…