Глава 5
Мистер Друс смущенно сказал:
— Я чувствую, я просто вынужден упомянуть тот факт, что за шесть недель вашей работы у нас число прогулов возросло. А именно — на восемь процентов. Не то чтобы я имел претензии. Я их не имею. И Рим не сразу строился. Я просто упоминаю тот факт, о котором твердят кадровики. Уидин вообще забавный парень. Как вы находите Уидина?
— Совершенно, — сказал Дугал, — лишен кругозора. Это его роковой недостаток. В остальном вполне нормален. — Говоря это, он как бы взвалил на плечи все бремя абсолютного знания и мирового опыта.
Мистер Друс отвел взгляд, потом снова посмотрел на Дугала, потом снова отвел взгляд.
— Кругозора, — сказал мистер Друс.
— Кругозора, — сказал Дугал и превратился в исповедника, который склоняется и вкрадчиво шепчет совет сквозь решетку. — Кругозор — это первый признак нормальности.
— Нормальности, — сказал мистер Друс.
Дугал закрыл глаза, и его большой рот медленно растянулся в улыбке. Дугал дважды неторопливо кивнул, намекая, что для него в мире нет тайн.
Мистер Друс поневоле признался:
— Иной раз случается, знаете, что я сомневаюсь даже и в своей нормальности. — Потом он рассмеялся и сказал: — Можете себе представить, и это говорит вам управляющий фирмы «Мидоуз, Мид и Грайндли».
Дугал открыл глаза.
— Мистер Друс, вы не так счастливы, как следовало бы.
— Да, — сказал мистер Друс, — я не так счастлив. Миссис Друс, скажу конфиденциально...
— Разумеется, — сказал Дугал.
— Миссис Друс не является моей супругой в собственном смысле слова.
Дугал кивнул.
— Мы с миссис Друс не имеем общих интересов. Когда мы тридцать два года назад поженились, я был простым коммивояжером по сбыту вискозного шелка. Да, это были тяжелые времена. Но я не остановился на достигнутом. — Мистер Друс умоляюще посмотрел на Дугала. — Я продвигался и не остановился на достигнутом.
Дугал стыдливо поджал губы и кивнул: теперь он был судьей, который не торопился с выводами по делу о разводе.
— Нельзя продвигаться, — взмолился мистер Друс, — не имея твердости характера.
— Нельзя продвигаться, — сказал мистер Друс, — если нет моральной устойчивости. А самое страшное — это ограниченность. Вот что самое страшное.
Дугал безмолвствовал.
— Нужна широта взгляда, — запротестовал Друс — В нашей жизни иначе нельзя. — Он облокотился на стул и приложил ладонь ко лбу. Затем оперся подбородком на руку и продолжал: — Миссис Друс не обладает широтой взгляда. Она обладает узостью взгляда.
Дугал уперся локтями в подлокотники и положил подбородок на сплетенные пальцы.
— Я полагаю, что тут имеет место типичный случай несходства характеров, — сказал Дугал. — Я полагаю, — сказал он, — что у вас, мистер Друс, глубокая и чувствительная натура.
— Вы так полагаете? — спросил мистер Друс у психоаналитика.
— А чтобы разгадать чувствительную натуру, — сказал Дугал, — требуется психологическое чутье.
— Моя жена, — сказал Друс, — ...да, в нашу жизнь закралась ложь. Мы даже ни о чем не разговариваем. Мы не разговариваем уже почти пять лет. Однажды — это было в воскресенье — мы сидели за завтраком. И я непринужденно беседовал, вполне обычно, знаете, так непринужденно. И вдруг она сказала: «Кря-кря». Она сказала: «Кря-кря». Она сказала: «Кря-кря», и сделала ладонью вот так, — мистер Друс раскрыл ладонь и показал, как утка хлопает клювом.
Дугал тоже сложил пальцы в утиный клюв и показал, как крякает утка.
— Кря-кря, — сказал Дугал. — Вот так?
Мистер Друс уронил руку на стол.
— Да, вот так, и она сказала: «От тебя только это и слышно: кря-кря».
— Кря, — сказал Дугал, изображая ладонью утиный клюв, — кря.
— И она, моя жена, сказала это мне, — сказал мистер Друс. — Она сказала: «От тебя, кроме кряканья, ничего не услышишь». Да, и с этого дня я рта не раскрыл в ее присутствии. Я не могу, Дугал, это уже чистая психология, я просто не могу — ничего, что я называю вас Дугалом?
— Да что вы, Винсент, — сказал Дугал. — О, как я вас понимаю. Как же вы общаетесь с миссис Друс?
— Пишу записки, — сказал мистер Друс. — Ну, можно ли это назвать браком? — Наклонившись, мистер Друс выдвинул нижний ящик стола и достал оттуда книгу в ярко-желтой суперобложке. Она называлась «Психология супружеских отношений». Друс полистал и отложил книгу. — Это не для меня, — сказал он. — Любопытные истории, но мой случай не охвачен. Я было думал, не пойти ли мне к психиатру, но потом рассудил: почему это я должен идти? Пусть она идет к психиатру.
— Подарите ей букет цветов, — сказал Дугал, разглядывая свою руку и кокетливо скрючив мизинец. — Заключите ее в объятия, — сказал он, превратившись в сотрудницу дамского журнала, — и начните все сначала. Зачастую нужен лишь один маленький шаг навстречу...
— Дугал, я не смогу. Не знаю почему, но я не смогу. — Мистер Друс положил руку на желудок. — Что-то останавливает меня.
— Вы должны расстаться, — сказал Дугал, — хотя бы на время.
Мистер Друс быстро убрал руку с желудка.
— Нет, — сказал он, — о нет, я не могу покинуть ее. Я должен остаться с нею во имя счастья прежних дней.
Зазвонил телефон.
— Я занят, — резко сказал он в трубку.
Он швырнул трубку и, подняв глаза, обнаружил перед самым носом указательный палец Дугала. Тощий и мрачный Дугал превратился в следователя.
— У миссис Друс, — сказал Дугал, — есть деньги.
— Имеется известное количество акций страховых компаний, держателями которых, — сказал мистер Друс, не сводя взгляда с пальца Дугала, — мы являемся совместно с миссис Друс.
Дугал слегка погрозил указующим перстом.
— Она не позволит вам уйти от нее, — сказал он, — из-за этих денег.
Мистер Друс явно испугался.
— У нее есть также, — сказал Дугал, — компрометирующие вас сведения.
— Не понимаю, о чем вы говорите?
— Мои глаза видят сквозь землю. В моих жилах струится кровь горца. — Дугал опустил вытянутую руку. — Можете считать, что я вам всячески симпатизирую, Винсент, — сказал он.
Мистер Друс уткнулся головой в стол и заплакал.
Дугал уселся и закурил сигарету из пачки мистера Друса. Он вздохнул, и плечи его еще больше перекосились. Он откинулся на спинку стула, как выдохшийся медиум после спиритического сеанса.
— Малость всплакнуть, — сказал Дугал, — это всегда полезно. Лет сто назад все парни плакали почем зря.
Вошла Мерл Кавердейл с бумагами на подпись. Увидев, что происходит, она остановилась и щелкнула каблуками.
— Благодарю вас, мисс Кавердейл, — сказал Дугал и протянул руку за бумагами.
Тем временем мистер Друс выпрямился и стал сморкаться.
— У вас случайно нет расчески? — спросил Дугал, пожимая под бумагами руку Мерл.
Она сказала:
— Ужас что у нас творится.
— По какому вы делу, мисс Кавердейл? — спросил мистер Друс, из всех сил стараясь не всхлипывать.
— У мистера Друса побаливает голова, — сказал Дугал, выходя из кабинета вслед за нею.
— Да расскажите же, что случилось, — сказала Мерл.
Дугал посмотрел на часы.
— Простите, не могу задерживаться. Мне сейчас предстоит важная встреча, тесно связанная с исследованиями персонала.
Дугал сидел в солнечной приемной, глядя на тюльпаны в глиняных горшках.
— Мистер Дуглас Дугал?
Дугал не поправил ее. Наоборот, он сказал:
— Совершенно верно.
— Пройдите, пожалуйста.
Он проследовал за ней в кабинет мистера Уиллиса, директора-распорядителя фирмы «Дровер и Уиллис, пекхэмские фабриканты текстиля».
— Добрый день, мистер Дугал, — сказал человек из-за стола, — присаживайтесь.
Услышав голос мистера Уиллиса, Дугал на ходу перестроился, ибо он понял, что мистер Уиллис — шотландец.
Мистер Уиллис держал перед собой заявление Дугала.
— Кончали в Эдинбурге? — спросил мистер Уиллис.
— Да, мистер Уиллис.
На фоне кирпичного личика мистера Уиллиса ярко выделились голубые глаза. Они вглядывались и вглядывались в Дугала.
— Дуглас Дугал, — прочел человек за столом в заявлении Дугала и спросил с кривой улыбочкой: — Состоите в каком-нибудь родстве с Ферджи Дугалом, игроком в гольф?
— Нет, — сказал Дугал. — К сожалению, не состою.
Уголки губ мистера Уиллиса опустились в улыбке.
— Почему вы решили пойти на производство, мистер Дугал?
— Думаю, что здесь хорошие заработки, — сказал Дугал.
Мистер Уиллис снова улыбнулся.
— Это правильный ответ. Когда предыдущему кандидату был задан тот же вопрос, он ответил: «Индустрия должна идти рука об руку с культурой». Он ответил неверно. Скажите мне, мистер Дугал, почему вы решили поступить именно к нам?
— Мне нужна была работа, и на глаза попалось ваше объявление, — сказал Дугал. — Я также обратил внимание, что вам требуются инструкторы по автоматике и ткачи высокой квалификации; кроме того, чесальщики для работы на станках двухигольчатой горизонтальной системы, чесальщики и инструкторы для работы на плоскозамочных станках. Я сделал отсюда вывод, что вы расширяете производственную базу.
— Вы что-нибудь знаете о текстильном производстве?
— Я знаком с постановкой дела на фабрике фирмы «Мидоуз, Мид и Грайндли».
— «Мидоуз, Мид» далеко отстает от нас.
— Да. Именно этот вывод я и сделал.
— Теперь я скажу вам, чего мы ждем, чего мы требуем...
Дугал сидел выпрямившись и вмешался, лишь когда мистер Уиллис закончил:
— Рабочий день с девяти до семнадцати тридцати.
— Мне нужно будет отлучаться для исследований.
— Исследований?
— В области производственных отношений. Исследование психологических факторов, обуславливающих прогулы и так далее, согласно изложенному вами...
— Курс производственной психологии вы сможете пройти вечерами. И разумеется, вы получите допуск на фабрику.
— Изыскания, которые я имею в виду, — сказал Дугал, — будут отнимать у меня первую половину дня в течение минимум двух месяцев. Двух месяцев, пожалуй, хватит. Нужно будет обследовать окружающую среду. Домашние условия. Пекхэм, несомненно, имеет свой специфический моральный облик.
Голубые глаза мистера Уиллиса фиксировали каждое слово. Дугал выдержал этот взгляд и продолжал говорить с той размеренностью, какая подобает серьезному, кривобокому и потому особенно усидчивому выпускнику Эдинбургского университета.
— Я поговорю с Дэвисом. Он у нас заведует кадрами. Мы с ним обсудим кандидатуры и, возможно, вызовем вас еще, мистер Дугал. Если мы остановимся на вас, не беспокойтесь, никто вашим изысканиям препятствовать не будет.
Фабричные ворота как раз открылись, когда Дугал сошел с крыльца конторы в тень и тишину проулков Нан-роуд. Кой-кого из девушек встречали мужья и ухажеры с автомобилями. Другие отъезжали на мотороллерах. Остальные шли к станции пешком.
— Дугал, привет, — позвала одна из них. — Ты что здесь делаешь? — Это была Элен, которая уже неделю работала у Дровера и Уиллиса. — Что ты здесь делаешь, Дугал?
— Хочу поступить на работу, — сказал он. — И похоже, что уже поступил.
— Тоже уходишь с «Мидоуз, Мид»?
— Нет, — сказал он. — О нет, ни за что на свете.
— Что ты затеял, Дугал?
— Пойдем выпьем, — сказал он, — и учти, что по эту сторону парка меня зовут Дуглас. Дугал Дуглас на «Мидоуз, Мид» и Дуглас Дугал у Уиллиса, заметь себе это. Чистая формальность — для страховой карточки и тому подобное.
— Я лучше буду тебя звать Дуг, и дело с концом.
Дикси сидела за своим столиком в машинописном бюро. Не поднимая глаз от стенограммы и не отрывая пальцев от клавиатуры, она ответила соседке:
— Он какой-то весь перекошенный из-за своего плеча. Не понимаю, как это девушка может с ним гулять.
Конни Уидин, дочь заведующего отделом кадров, сказала под стук своей машинки:
— Папа говорит, что он придурок. А по-моему, в нем что-то есть. Определенно.
— Конечно, еще бы не было. Нахальство в нем есть, вот и все. Мой младший братец его терпеть не может. Мамаша его любит. Папаша к нему относится так себе. Хамфри его любит. А я с ним несогласна. Девчонки с фабрики любят его, ты ж понимаешь. А я его терпеть не могу со всеми его дурацкими штучками. — Она допечатала последнее слово и вынула листы из машинки. Аккуратно присоединила их к стопочке бумаг на подносе, вставила в машинку конверт, напечатала адрес, потом вставила чистые листы, перевернула страничку своих стенографических записей и застучала снова. — Папаша против него ничего не имеет, а Лесли его прямо не выносит. Я тебе скажу, кто его еще терпеть не может.
— Кто?
— Тревор Ломас. Вот Тревор его терпеть не может.
— А я терпеть не могу Тревора, если на то пошло, — сказала Конни. — Вот уж кто определенно некультурный. Гуляет с девчонкой из салона мод Силии, ее Бьюти зовут. Ничего себе Бьюти-фьюти!
— Он хорошо танцует. А что он терпеть не может Дугала Дугласа, так я вам скажу, ребятишки, у него есть на то свои веские причины, — сказала Дикси.
— Папа говорит, что он придурок. Он вроде бы должен помогать папе, чтоб на фабрике все было по-тихому. Но папа говорит, что обошлось бы и без его выдумок, хоть он и кончал разные там заведения. Но что поделаешь, раз он приятный человек. В нем есть что-то особенное.
— Он гуляет с фабричными. Он гуляет с Элен Кент, которая была у нас контролером качества. Он и с ее милостью тоже гуляет.
— Ну да?
— Ага. Он бы лучше поостерегся мистера Друса, если решил приударить за ее милостью.
— Тише, ее милость на нас смотрит.
Мисс Мерл Кавердейл подала голос из своего начальственного места на другом конце комнаты: «Вам что-нибудь неясно, Дикси?»
— Нет.
— Если вам что-нибудь неясно, подойдите и спросите. Вам что-нибудь неясно, Конни?
— Нет.
— Если вам что-нибудь неясно, подойдите сюда и спросите: я вам объясню.
В это время появился Дугал и прошелся вприпрыжку по всей конторе без перегородок; он подскакивал и резвился так, будто под ногами у него не зеленый пластик, а райская лужайка.
— Доброе утро, девочки.
— Подумаешь, какое начальство явилось, — сказала Дикси.
Конни выдвинула ящичек, где у нее хранилось зеркальце, посмотрелась в него и поправила волосы.
Дугал присел возле Мерл Кавердейл.
— Лично вас, — сказала она, протягивая ему листок бумаги, — спрашивала по телефону какая-то леди. Будьте так добры позвонить по этому номеру.
Он взглянул на бумажку, сунул ее в карман и сказал:
— Да, это от моих нанимателей.
Мерл издала грудной смешок особого свойства.
— Нанимателей — как прекрасно вы их называете. И много их у вас?
— Пока два, — сказал Дугал. — Глядишь, будет и три. Мистер Уидин у себя?
— Да, и он интересовался вами.
Дугал вскочил и пошел к мистеру Уидину: тот сидел в одном из стеклянных кабинетов, примыкавших к машинописному бюро.
— Мистер Дуглас, — сказал мистер Уидин, — я хочу задать вам один вопрос личного свойства. Что именно вы имеете в виду под кругозором?
— Под кругозором?
— Вот-вот, под кругозором; это меня очень интересует.
— В каком, простите, смысле — в буквальном ли, то есть в оптическом, или в фигуральном, в смысле расширения общей способности к восприятию?
— Друс выражает претензию, что, мол, нашему отделу не хватает кругозора. Я подумал, что вполне может быть, вы с ним имели одну из ваших затяжных бесед?
— Мистер Уидин, — сказал Дугал, — не надо так дрожать. Расслабьте мышцы. — Из его кармана появилась квадратная серебряная бонбоньерочка с двумя отделениями. Дугал открыл обе крышечки. В одном отделении было несколько белых таблеточек. Другое было заполнено желтенькими. Дугал предложил бонбоньерку мистеру Уидину. — Примите две белые таблеточки — и вы успокоитесь, примите одну желтенькую — и вас охватит приятное возбуждение.
— Я не нуждаюсь в ваших пилюлях. Я только хочу знать...
— Желтенькие настроят вас на сексуальный лад. Беленькие успокоят ваши чувства и направят их в нужное русло. Но, конечно, одними таблетками вы не обойдетесь.
— Вы хотите сесть на мое место? Вы этого добиваетесь?
— Нет, — сказал Дугал.
— Потому что если вы этого хотите, то сделайте одолжение. Мне надоело служить в такой фирме, где начальство только и слушает, что бредни разных молодых вертунов. У меня уже была история с Мерл Кавердейл. Она нашептывала Друсу, будто я не умею налаживать отношения. Она нашептывала Друсу, будто моя девчонка Конни докладывает мне обо всем, что делается в бюро. Она...
— Мисс Кавердейл — девушка чувствительная. Вроде окапи, знаете. Пишется О-К-А-П-И. Помесь всех зверей. Очень редкое, очень нервное животное. Вы должны с этим считаться.
— А теперь явились вы и намекаете Друсу, что нам тут не хватает кругозора. А Друс вызывает меня, и я по его лицу вижу, что ему опять что-то взбрело в голову. Кругозор ему, видите ли, понадобился. Посоветуйтесь-ка, говорит, о том, о сем с нашим специалистом-гуманитарником. Я говорю: да он хоть бы раз на работу пришел, этот ваш специалист-гуманитарник. Чепуха, говорит, Уидин, мы с мистером Дугласом имели ряд долгих собеседований. Смотрите лучше, говорит, какие у него манеры, как он чудесно общается с работницами. Как же, говорю, общается — все больше по ночам в парке. И вам, говорит он, Уидин, не стыдно опускаться до таких намеков. Прикажете, говорю, считать совпадением, что с тех пор, как к нам поступил мистер Дуглас, кривая прогулов возросла на восемь процентов и продолжает расти? Сначала все и должно, говорит, идти хуже и хуже, а уж потом само собой лучше сделается. Вот был бы у вас, Уидин, говорит он, хоть какой-нибудь кругозор, так вы бы себе это уяснили. Изучайте, говорит, Дугласа, наблюдайте его методы.
— Я тут как раз кой до чего докопался, — сказал Дугал. — Оказывается, у нас возле парка рядом расположены пять кладбищ общей площадью в одну квадратную милю. Посчитайте: Новое Кэмберуэльское, Старое Кэмберуэльское — это, правда, набито до отказа. Но есть ведь еще Нанхедское, Дептфордское и Льюишем-Грин. А знаете ли вы, что Нанхедское водохранилище вмещает девяносто один миллион литров? Между прочим, поначалу Мендельсон назвал свою «Весеннюю песню» «Кэмберуэлл-Грин». Да, мир тесен.
Мистер Уидин закрыл лицо руками и расплакался.
Дугал сказал:
— Вы больной человек, мистер Уидин, а я не выношу болезней. Это мой роковой недостаток. Но я захватил с собой расческу. Хотите, я вас немножко причешу?
— Вы ненормальный, — сказал мистер Уидин.
— На свете нет ни одного вполне нормального человека, — сказал Дугал. — Нельзя быть чересчур нормальным, а то вы невесть куда угодите.
Мистер Уидин высморкался и заорал на Дугала:
— В моем возрасте я ни за что не найду хорошего места в другой фирме. Всюду и так много охотников на место заведующего отделом кадров. Если вы меня выживете отсюда, мистер Дуглас, то мне придется понизиться в должности. А у меня на руках жена и дети. Нет никаких сил работать с Друсом. И нет никакой возможности уйти отсюда. Я иной раз просто боюсь дойти до нервного потрясения.
— Ничего страшного, потрясетесь, — сказал Дугал. — Вот если человек небоскреб, то трястись опасно. А вы всего-навсего маленькая миленькая дачка.
— У нас нет своего дома, мы снимаем квартиру, — успел вставить мистер Уидин.
— А знаете ли вы, — сказал Дугал, — что вся полиция с нашего участка раскапывает подземный ход, который начинается у них во дворе и ведет до самого Нанхеда? А не мешало бы вам иной раз поразмыслить о подземных ходах. Да знаете ли вы, что Боадицею вконец разгромили и добили в аллеях нашего парка? А она была великой и могутной воительницей. Послушайтесь-ка мистера Друса и перенимайте мои методы, мистер Уидин. Могу давать вам уроки по десять шиллингов шесть пенсов за час.
Мистер Уидин встал и размахнулся, но ударить не смог: стены кабинета были почти целиком из стекла, и он чувствовал, что на них с Дугалом смотрят со всех сторон.
В субботу утром Дугал сидел в обшитом панелями холле мисс Фрайерн и набирал номер с листка бумаги, который вручила ему накануне Мерл Кавердейл.
— Мисс Чизмен, пожалуйста, — сказал Дугал.
— Ее сейчас нет, — сказал голос из-за реки. — Что ей передать, кто звонил?
— Мистер Дугал-Дуглас, — сказал Дугал, — пишется через черточку. — Передайте мисс Чизмен, что я буду дома все утро.
Потом он позвонил Джинни.
— Хэлло, как здоровье? — сказал он.
— У меня суп на плите. Я тебе перезвоню.
Мисс Фрайерн гладила в кухне. Она сказала Дугалу:
— Хамфри собирался слазить сегодня под вечер на крышу. Там что-то скрипит. Не может быть, чтоб шифер отстал, это, наверно, в шкафу рассохлась какая-нибудь балка.
— Забавно, — сказал Дугал, — что она скрипит только по ночам. Откуда-то раздается: «Скрип-пип!» — Он подпрыгнул так, что посуда загремела в сушилке.
— Надо думать, что балка скрипит от холода, — сказала мисс Фрайерн.
Зазвонил телефон. Дугал бросился в холл. Однако это была не Джинни.
— Дуг, дорогой, — сказала Мария Чизмен из-за реки.
— А, это вы, Чиз.
— Но, право же, мы должны придерживаться фактов, — сказала мисс Чизмен. — Все, что у вас рассказано о моем детстве в Пекхэме, это же неправда, я выросла в Стретхэме.
— Нельзя нарушать закон о клевете в печати, — сказал Дугал. — Десяток-другой сверстников вашей стретхэмской юности еще живы. Если вы хотите правдиво описать свою жизнь, то забудьте, что вы росли в Стретхэме.
— Но, Дуг, дорогой, вот тот кусок, где я у вас рассказываю, как я выступала вместе с Гарольдом Ллойдом и Фордом Стерлингом в театре Голден Доумз в Кэмберуэлле, — это же все неправда, дорогой. Я действительно выступала в одном ревю с Фэтти Арбаклем, но это было в Саут Шилдс.
— Я-то думал, что вы хотите создать произведение искусства, — сказал Дугал, — а теперь выходит, что я ошибался? Если вы хотите просто-напросто писать напрямик все как было — пусть за вас отдувается кто постройнее. А я кривобокий.
— Ну, Дуг, дорогой, эта история с шотландцем из Гордоновского полка, по-моему, вышла как-то грубовато, вы не находите? Конечно, это все очень забавно насчет юбки, но несколько смущает...
— Ну и пишите сами свою автобиографию, — сказал Дугал.
— О, Дуг, дорогой, приходите к чаю.
— Нет, вы меня оскорбили в лучших чувствах.
— Дуг, дорогой, я в таком восторге от своей книги. Я уверена, что все выйдет изумительно. Не то чтобы мне так уж понравилась вся глава третья, но...
— Что вас не устраивает в главе третьей?
— Ну, только самая-самая ее концовка, ведь это же не обо мне.
— Я буду у вас к четырем, — сказал он, — но учтите, Чиз, что я не люблю ездить туда-сюда через реку в разгаре работы над произведением искусства. Я посвящаю этой работе все свое время.
Дугал сказал Хамфри:
— Нынче я ездил по делам на тот берег реки, а оказавшись в тех местах, зашел повидаться с моей девушкой.
— Там живет ваша девушка?
— Живет, но уже не моя. Теперь она помолвлена с другим.
— Женщины вообще аморальны, — сказал Хамфри. — Взять хоть те же профсоюзы. Они сначала голосуют так, а потом идут и поступают эдак.
— Она мне подходила, моя Джинни, — сказал Дугал, — но у нее чересчур хрупкое здоровье. Вы верите в дьявола?
— Нет.
— А хоть кто-нибудь, по-вашему, верит в дьявола?
— Ну, наверно, какие-нибудь там ирландцы.
— Пощупайте мою голову, — сказал Дугал.
— Что?
— Пощупайте вот здесь эти шишечки. — Дугал помог Хамфри найти их среди завитков волос над лбом. — Это у меня после пластической операции, — сказал Дугал.
— Что?
— Мне удалили оба рога путем пластической операции. Перед операцией мне в больнице выбрили голову. Волосы потом долго не отрастали.
Хамфри улыбнулся и снова пощупал шишечки в курчавых волосах Дугала.
— Пара наростов, — сказал он. — У меня у самого есть бугор на затылке. Пощупайте.
Дугал пощупал бугор с миной знатока.
— Значит, считать вас за дьявола? — спросил Хамфри.
— Нет, что вы, я всего-навсего злой дух, шляюсь по свету и ловлю человеков. А вы починили эти кровельные балки, которые издавали такой ужасный скрип-пип?
— Починил, — сказал Хамфри. — Дикси больше не придет.
