Часть 2 Число Зверя
Богини давно предсказали – в огне небесам гореть.
Мира конец уже близко. Скоро наступит смерть…
Wizard. The Prophesy
Глава I Шестьсот шестьдесят шесть
(Пятница, Украина, город Припять – неподалеку от знаменитой Чернобыльской АЭС)
Чудовище имело весьма специфическую окраску – завзятые посетители дэнс-клубов, скорее всего, охарактеризовали бы ее как «кислотную». Малиновые проблески, начинавшиеся от мощного хвоста, покрытого щитками брони, к середине спины превращались в неровную кляксу, расплываясь бурыми пятнами. Жирные бока животного, заросшие лоснящейся серебристой шерстью, изобиловали ровными черными окружностями, как у ягуара. Семь голов, агрессивно щелкая зубами, покоились на извивающихся шеях болотной окраски, напоминающих амазонских змей. Из хребта высовывались огромные шипы – острия выделяли студенистую слизь, издававшую омерзительный запах застоялой гнили. Расположившись на детской площадке, между песочницей и скрипящими на ветру качелями, издающими звук ржавого ведра, монстр исследовал выщербленные балконы сразу двух панельных девятиэтажек. Черные раздвоенные языки проникали через мертвые рты разбитых окон в опустевшие квартиры, вслепую ощупывая их одинаковое содержимое – второпях брошенные, покрытые многолетней пылью детские игрушки, похожие на гробы, давно умолкшие телевизоры «Рубин» и заплесневевшую советскую мебель. Каждую голову монстра украшала сверкающая диадема: россыпь изумрудов складывалась в серию знаков на давно забытом языке. Многотонные лапы терзали землю кривыми когтями. Ударив хвостом и подняв в воздух тучу песка, зверь трубно заревел, обращая оскалившиеся головы к солнцу. С дрогнувших деревьев, шурша, осыпались листья. Из семи пастей свешивались нити клейкой слюны, трава на том месте, куда стекали ее струйки, вяла – испуская дух, она сворачивалась пожухшими стебельками.
– Обалдеть можно, – покачал головой апостол Иоанн, пожимая руку улыбающемуся Хальмгару. – Спилберг точно повесится. Я и не предполагал, что Зверь настолько точно будет соответствовать моему ви́дению. А ведь, когда я в красках расписывал пророчество, мне не то что ангелы, но даже и друзья-апостолы намекали на чрезмерную фантазию с использованием палестинских грибов. Монстр обязан быть полноценным. Представляя Антихриста, не надо забывать один факт – вселенское зло вряд ли явится в этот мир в виде хорька. Ибо хорьку уж точно не поклонятся земные народы и не скажут:
«Кто подобен зверю сему, и кто может сразиться с ним»?
Собеседники находились на самой вершине шестнадцатиэтажки, изрядно потрепанной временем и радиацией. Крышу украшал огромный ржавый герб СССР с облезшей краской, здание ничем не отличалось от прочих, одинаковых и скучных панельных домов, что были в изобилии разбросаны по утопающему в объятиях зелени мертвому городу. Иоанн воззрился на чудовище, хрустевшее толстыми одуванчиками-мутантами. Вздымающиеся от тяжелого дыхания бока огромной туши с двух сторон покрывали кровоточащие борозды: Зверь часто продирался через кордоны колючей проволоки, выходя за периметр, дабы пообедать кабанами, заполонившими окрестные леса. Восходящее солнце резало глаз, окрашивая в розовый цвет радиоактивные воды реки Припяти, породившей Зверя. В оригинале местом его появления было море, но Иоанн сравнительно легко пошел на эту незаметную редакторскую правку. Самое главное – Зверь вышел из воды.
– Чернобыль – идеальное место для презентации Зверя, – продолжал брифинг Хальмгар. – Ему здесь абсолютно никто не удивился, даже бульварные газеты. Прошла лишь мелкая заметочка в Интернет-блоге. Очень умный пиаровский ход. Подумаешь, в Чернобыле возник еще один мутант, да тут и саблезубые зайцы не редкость. Двадцать лет назад Припять считалась городком атомщиков, обслуживающих АЭС. Ясное дело, после аварии их всех эвакуировали в пожарном порядке. И сейчас нормальному человеку здесь нельзя долго находиться – заработаешь облучение. Зверь живет в опасной зоне уже сорок два месяца, «ему дана власть над всяким коленом и народом, языком и племенем». Разумеется, только в пределах Припяти, где никаких племен не наблюдается. Зато он властвует над кабанами – те под гипнозом сами идут к нему в пасть, натершись хреном и диким чесноком.
– Неужели его фотки не выкладывали в Интернете? – удивился Иоанн.
– Выкладывали, – не стал отрицать Хальмгар. – Опять-таки на паре блогов. Но им никто не поверил: подумали, опять подстава, коллаж. Люди сейчас вообще не верят электронным СМИ, это считается модным. На баннеры кликают, только если там реклама: «Собчак потеряла трусы в Кремле». С моей точки зрения, в обычном советском городе среди разрушающихся панельных домов монстр смотрится немного глупо и даже не вполне угрожающе. Креативная группа у Ноя думала и над другим вариантом – может, дать ему из Москвы-реки вылезти? Туда всякий отстой сливают, уже и слепые рыбы-мутанты косяками плавают. Но Господь наложил вето: сказал, слишком много шума будет в контексте «Апокалипсис-лайт».
Иоанн поднес к глазам армейский бинокль, выворачивая винтики «приближения»: поймав в кадр головы зверя, он, шевеля губами, прочитал изумрудные надписи на диадемах. Буквы сложились в слова, причем т а к и е, которые не увидишь даже на заборе возле ремонтного училища. Покрытые девичьим пушком щеки Иоанна залились краской – он счел неуместным цитировать ангелу прочитанное. Патриархальная обстановка тем не менее треснула – одна из голов зверя проглотила старый чайник, выставленный на балконе девятиэтажки, и благополучно им подавилась.
– Блядь, – со стоном разгрыз чайник Зверь, мотая сразу всеми головами. – Ну что за фигня, в рот мне ноги? Несусветное говно. Да и вообще все тут – говно. Пожрать бедному животному толком нечего. Ангелы – это суки с крыльями и дикими понтами. Иерусалим – гнусный, грязный городишко, набитый приставучими торговцами сувениров. Вот твари… ненавижу всех!
От неожиданности Иоанн опустил бинокль, широко открыв рот.
– «На рогах у него были десять диадем, а на головах его имена богохульные, – пощелкивая крыльями, с подчеркнуто сладострастным удовольствием цитировал «Апокалипсис» ангел Хальмгар. – И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя его, и жилище его, и живущих на небе».
Зверь продолжал изощренно материться, не жалея сочных выражений по адресу Небес, – опытные грузчики любого морского порта скончались бы на месте от черной зависти. Иоанн ощутил сильную потребность зажать уши: отдельные фразы в своем построении достигали двенадцати этажей. Закончив восхитительно витиеватую тираду, чудовище, переминаясь на мохнатых лапах, вернулось к одуванчикам. Площадку с песочницей окружали большие кучи помета: сверху радостно роились жирные мухи.
– Грандиозно, – поднял брови Иоанн. – Действительно, при условии, что «он подобен барсу, а ноги у него как у медведя», плюс семь голов и десять рогов, в Чернобыле ему самое место. Настоящая жертва радиации. Но как быть с поклонением? Ведь я же сам видел: «И поклонились зверю все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни». Однако тут что-то не наблюдаются толпы фанатов и вообще какое-либо оживление.
– Ну почему? – возразил Хальмгар, обмахиваясь крылом. – Например, неподалеку проживает полусумасшедшая старушка: она считает Зверя своим теленком, мутировавшим после Чернобыльской аварии, и носит ему попить молочка. Чем не поклонение? Опять же Зверь – всего лишь корпоративный символ. Тот человек, который совершает массовые убийства, пожирает людскую плоть, подвергает пленных пыткам, по факту уже поклоняется ему, пусть даже самого Зверя в глаза не видел. Поэтому-то людоедов в Африке и обсыпало язвами. Ну и, кроме того, в Припять возят туристов.
– Неужели? – искренне поразился апостол. – А им-то что тут делать?
– С жиру бесятся, – неполиткорректно ответил ангел. – Даже Борис Стругацкий, когда узнал про подобные туры, – и тот в полный аут впал. Адреналина, говорит, им в жизни мало. Ну, получается, что так. Русский человек, он же каков? Похвастаться перед соседом, что съездил в Египет или Турцию в олл-инклюзив, давно некомильфо. А вот развести пальцы веером по типу: «Я на днях пивка возле чернобыльского саркофага с френдами попил – нормальненько так» – это ж не каждый сможет. Ну вот, туристы приезжают и думают при виде Зверя: это такой робот, напичканный электроникой, оставшийся со съемок блокбастера вроде «Парка юрского периода». В Припяти часто проводятся съемки – художественные и документальные, например, для компьютерной игры S.T.A.L.K.E.R. Туристы разных национальностей кормят Зверя хот-догами и кукурузой. При желании кормление тоже можно расценить как принесение жертв. Когда Зверь отверзает уста для хулы, они страшно радуются. Считают, это аудиозапись.
Чудовище, обшарив все балконы снизу доверху, качнулось к следующей «панельке»: почва заходила ходуном, навозные мухи с жужжанием взлетели в воздух. Длинные шеи упруго извивались, головы цепко высматривали под ногами растущие у подъезда кусты дикой малины. Вновь поднеся к глазам бинокль, Иоанн поразился неприятному сюрпризу. Над хвостом отвратительного монстра, словно намазанные фосфором, светились роковые цифры: 666. Апостол удивился, почему он не заметил их с первого взгляда.
– Ошибка, – расстроенно сказал Иоанн, поворачиваясь к Хальмгару.
– А в чем дело? – встревожился ангел.
– В следующем, – уныло продолжил Иоанн. – Я случайно забыл указать в «Апокалипсисе» важный аспект – Зверь привиделся мне вверх ногами. То есть правильное число должно быть девятьсот девяносто девять. Давайте срочно исправим.
Ангел оглянулся по сторонам. Никого не было: лишь монстр внизу невозмутимо поглощал малину. Он быстро наклонился к уху апостола.
– Господь с тобой, – горячечно прошептал Хальмгар. – Ты представляешь, ВО ЧТО нам обойдется ребрендинг этого числа? Апокалипсис в полном разгаре. Придется срочно посылать под нож прежние версии Нового Завета и в авральном порядке штамповать другие. Что мы скажем миру? «Число зверя» за две тысячи лет капитально раскручено. Тоннами печатали триллеры, снимали фильмы, священники зажигали народ проповедью. А теперь, значит, Престол выпускает опровержение: мы направляли вашу энергию не в ту сторону, ибо случайно ошиблись с цифрой, приносим свои извинения. Это сейчас между христианами куча разногласий, а после такого ляпа и православные, и католики, и лютеране, чего там, даже ливанские марониты объединятся, чтобы нас поедом съесть. Полный провал многолетнего бренда. Типа как кока-кола сменит название на коричневая химическая жидкость из непонятной фигни. Но прости, какой же идиот тогда ее купит?
Иоанн озадаченно почесал в затылке.
– Так-то оно так, – с сомнением заявил он. – Но меня смущают дальнейшие события. Ты ведь сам наверняка точно помнишь: «…и он сделает то, что всем малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их, или на чело их. И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать: кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его… сочти число зверя, ибо число это человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».
Хальмгар с нервным раздражением потер руки.
– Я не хотел тебя разочаровывать, – сказал он, понизив голос до шепота. – Но в действительности у Зверя сейчас куча проблем с исполнением твоего зловещего пророчества. Оказалось, что его начертание, или, проще говоря, п е ч а т ь, куче народу элементарно некуда ставить. И политикам, и олигархам, и попсе… представляю, как намучаются с Киркоровым, выискивая нужное место! Когда Господь озарил тебя видением на заре нашей эры, люди были существенно проще в отношении грехов. Их взглядом можно было просветить, как рентгеном, не то что нынешних. Так какое в принципе имеет значение: шестьсот шестьдесят шесть или девятьсот девяносто девять, если оно, по сути своей, бесполезно?
Иоанн заново воспользовался биноклем. Монстр, изжевав малинник, недовольно рычал, он не проявлял интереса ни к чему, кроме еды, – головы в изумрудных диадемах корчили недовольные рожи, словно объелись кислой капусты. Чудовище пребывало в перманентной депрессии, и его ужасное настроение оставалось одинаковым день ото дня. Фыркнув, Зверь исторг из смрадных пастей фиолетовое облако, сформировавшееся в приличного вида закусочную «Мак-Авто». Критически осмотрев заведение с желтой черепичной крышей, Зверь ударил хвостом по земле: с небес, подобно ракете, обрушился огромный столб огня. Пространство содрогнулось: из окон домов вылетели чудом уцелевшие остатки стекол, потолки мертвых квартир засыпали пол серой пылью давней побелки. «Мак» не то что загорелся – обуглившись в мгновение ока, он шумно развалился на части, объятый пламенем. Иоанн устыдился захлестнувшей его сердце сладкой волны греховного тщеславия. Так, наверное, чувствует себя автор популярной книги, наблюдая премьеру блокбастера, снятого по его произведению.
«И чудесами, что дано ему творить, он обольщает живущих на земле, – размышлял апостол, созерцая догорающие обломки. – И творит великие знамения, так что огонь низводит с неба на землю перед людьми».
Ангел Апокалипсиса превратно истолковал его молчание.
– Ну, хорошо, – сказал он, поморщившись. – Если ты идешь на принцип, то давай перевернем Зверя на спину. Он, конечно, не будет тогда представлять столь устрашающего зрелища и вообще начнет напоминать черепаху, но… Чем спорить с авторами, я предпочитаю смерть от копий язычников.
Иоанн шагнул к самому краю крыши, оказавшись на уровне советского герба с облупившейся краской. Серо-зеленый бинокль повис в руке апостола: раскачиваясь из стороны в сторону, он напоминал язык поверженного дракона. Солнце взошло над мертвым городом, кладбище бетонных коробок покраснело, залившись стыдливым румянцем. Зверь рылся на кострище «Макдоналдса», отыскивая коробки с гамбургерами, и хрупал полусырую картошку-фри. Хальмгар попытался угадать, чем недоволен апостол.
– Думаешь, для завершения картины недостает оседлавшей Зверя блудницы вавилонской? – осторожно вопросил ангел. – На ее роль слишком много претенденток, да и напророчил ты довольно расплывчато: «С нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле». Поначалу сочли, что это может быть Моника Левински, но она не подошла. Ее действия в Овальном кабинете, безусловно, подпадают под штамп «блудодейство», да и Клинтона вполне можно посчитать царем, но не хватает множественного числа. Нужны цари, а не царь. По аналогичной причине отказано маркизе де Помпадур и другим любовницам французских монархов. Неожиданно всплыл вариант с фрейлиной Драгой Луневац, которая умудрилась побывать в постели сербского короля Милана Обреновича, а затем спала с его сыном Александром… но тоже слабовато. Ситуация зашла в тупик, и поэтому мы решили объявить конкурс среди блудниц – кто из них предъявит больше доказательств блудодейств с царями: числом не менее пяти штук, а лучше всего – десять. Досадная техническая неувязка, ничего страшного. Не волнуйся, я гарантирую – Апокалипсис отлично пройдет, как по маслу.
При этих словах Иоанн заметно вздрогнул и прикрыл глаза.
Он очень хотел рассказать Хальмгару о своих мыслях.
Но их содержание было уже не только его тайной…
Отступление № 5 – Кар/прошлое
Он снова видел дождь. Да-да, тот самый. Упругие, сильные, прозрачные струи, хлеставшие по серым камням мостовой без перерыва – целых два дня подряд. Узкие улицы, переполненные бурлящей водой. Белые прожилки молний, напоминающие тонких червей в разрезе черных туч. Каменные дома, содрогающиеся от раскатов грома и мокрых бродячих собак: жалких, скулящих, пытающихся спастись от грозы. Он видел себя, подставляющего лицо ливню, низвергавшемуся с неба, – вода потоком лилась по щекам, непривычно холодная, пробирающая ознобом до костей. Уже потом, через много лет, Кар услышал в разговоре выражение – «и разверзлись хляби небесные». Да, эта фраза идеально подходила под описание случившегося. День, который ему предстояло запомнить на всю жизнь. Что еще можно сказать здесь? «Я предчувствовал это уже тогда»? Наверное. Спустя считанные минуты после своего поступка он был охвачен смутной тревогой. Она длилась сутками, неделями и месяцами, не прекращаясь даже по ночам. Спроси его кто-нибудь: а в чем же, собственно, дело – он не смог бы объяснить причину этих страхов. Просыпаясь среди ночи, Кар вскакивал на своем ложе, смыкая на груди дрожащие пальцы, он долго сидел, тяжело дыша, вытирая холодный пот влажной циновкой. Шли годы, но кошмарные видения, смешанные с подсознательным страхом, не желали исчезать. Кар принял решение: не сказав командиру ни слова, он дезертировал – бежал из города под покровом темноты, чтобы никогда не возвращаться назад. Бегство не помогло. Счет бессонных ночей пошел на тысячи, и он никак не мог поверить, что это происходит именно с ним. Полностью лишенный эмоций, Кар всегда считал себя толстокожим, как носорог. На войне он действовал жестоко, предпочитая тактику «выжженной земли»: в захваченном селении сжигались дома обычно вместе с их жителями. Гуманисты в таких случаях поднимают вой, требуя пожалеть хотя бы женщин и детей. Но где же логика? Женщина обстирывает врага, кормит его и спит с ним, рожая вражеской армии новых солдат. Смерть ребенка лишает противника будущего военного гения – никому неизвестно, кем способно вырасти дитя, чья ненависть к захватчикам впиталась вместе с молоком матери. Невозможно поверить? Напрасно. Все великие полководцы не вылупились из яиц дракона, они ведь тоже были детьми – милыми, доверчивыми, зажавшими в замурзанной ручонке петушка на палочке. Оказавшись после очередной войны в далеком теплом тылу, на церемониальной должности, управляя сотней толстых, ленивых, обгоревших на солнце солдат, Кар медленно умирал от скуки. В гарнизоне его ненавидели, и это еще скромно сказано: ведь для него считалось нормальным поднять подразделение ночью, с нагретых сном циновок, и устроить десятикилометровый марш при полной выкладке. Он был скуп на похвалы для подчиненных, но щедр на затрещины.
Бесследно исчезнув из города, Кар отлично устроился в новой стране. Безработица – удел слюнтяев и маменькиных сынков. Профессионалы, умеющие не только грамотно убивать, но и учить этому других, – на вес золота даже в мирное время. Планета покорно лежала перед ним, маня своей доступностью: он изучил ее, как старый курильщик любимую трубку, заглянув в самые отдаленные трещинки. Те, кто окружал его, не переставали удивляться – насколько этому человеку неведомо чувство страха в бою. Кар воевал в Югославии, Эфиопии, в Сальвадоре и на Филиппинах, лез в самое пекло, в гущу кровавых сражений. Он не имел предпочтения, за кого именно сражаться: кто больше платит, тот и босс. Пять лет назад Кар убивал американцев в Ираке, учил боевиков-суннитов правильно закладывать самодельные бомбы на обочинах пыльных дорог провинции Анбар. Через пару лет он заключил контракт с охранной фирмой из США и поехал в Афганистан в качестве приглашенного инструктора натаскивать местный спецназ против талибских отрядов. Привыкнув к смерти, Кар давно потерял представление, насколько ценной может быть жизнь: он убивал людей без эмоций, как давят тараканов. Однажды, упиваясь дрянным виски в ночном баре Монровии, он задумался – сколько же на нем может быть крови? Он отнял много жизней – сотни или, может быть, даже тысячи… Лица мертвецов в воспаленном от алкоголя сознании сливались в ком, представлявший собой сплошной слепок кричащих ртов. Малик и Ферри часто меняли внешность по принципу голливудских звезд, Кар ограничивался сменой документов, да и то лишь в случае, если отдельные страны объявляли его в розыск. У него слишком типичное лицо: не потащит же полиция в участок всех людей, обладающих бритой головой и горбатым носом! Тогда первым делом надо Гошу Куценко арестовать. Стрижку «под ноль» Кар освоил уже в армии, когда ему не исполнилось и шестнадцати. Отец с малолетства учил его: при рукопашной схватке противник часто старается вцепиться в волосы.
Он уже начал привыкать к ужасным снам, когда однажды ночью его видения посетил человек из другого мира. Зловещим и отстраненным голосом он зачитал Кару смысл его наказания, приоткрыв завесу сжигавшей сердце тайны. Пользуясь служебным положением, ему жестоко и несоразмерно отомстили, раздавив, словно никчемную лягушку. Как выяснилось позже – не только ему. Ферри, который десять лет назад отыскал их с Маликом в Москве (благодаря своим бесчисленным деньгам и шикарным возможностям Интернета), да и сам Малик, тоже пали жертвами откровенной, бесстыдной мести. Только собравшись втроем, они осознавали, насколько ужасные страдания выпали на их долю: то, что масса неразумных людей способна принять за великое б л а г о д е я н и е. Он вспомнил, как рвал зубами вены, заливаясь кровью после кошмарного пробуждения, безумел, ломая об стену ногти, узнав, ЧТО ИМЕННО ему предстоит. Потом наступила апатия. Его охватило желание влезть под землю и лежать там, чувствуя, как в нос и уши заползают черви, только бы не возвращаться обратно, в этот треснувший надвое мир. Кар заново спросил себя – так, как уже спрашивал миллион раз, – ПОЧЕМУ ОН ТОГДА НЕ ОСТАНОВИЛСЯ? Зачем одним своим движением сделал все то, что обрекло его на бесконечный ужас? Не отвлекся, не отвернулся…
Если бы он только мог знать, что его ждет…
Кар снова погрузился в воспоминания. В мозг ворвался тропический ливень, и потоки воды, бегущие по серым камням. Он увидел себя – хмурого, небритого, в мокрой одежде, бредущего вверх по дороге. Женщину, провожающую его взглядом ненависти. Смеющихся солдат. Свою ладонь, с которой дождь уже смыл темные брызги крови.
Теперь все это должно кончиться. Он очень долго ждал этого момента.
Всю свою жизнь.
