За спиной стоял Ферри – в его руках была глубокая тарелка, на дне лежали оранжевые от индийских специй кусочки курицы, запеченные в тандуре.

– Может, пожуешь? Я понимаю, сейчас кушать необязательно, но меня не покидает чувство голода, – пожаловался он. – Наверное, это от нервов.

Кар собирался снова отказаться, но запах еды был настолько восхитителен, что он тут же передумал. Взяв сочный кусочек с тарелки, Кар положил его на кончик языка. Надо скорее успеть прожевать, пока курица не воскресла.

Вкус не удивил его отличием от запаха. Что-то вроде мха, перемешанного с болотной водой. Гниль. Могильная земля. Паутина. Чудесный коктейль. Удивительно, что рестораны Москвы еще вовсю доставляют деликатесы. Продегустировав, за такое блюдо клиенты могут и голову оторвать. Впрочем, фигня. Тысячу раз фигня. Даже эта плесень ему сейчас кажется сахарной халвой. Если белокожий не подкачает, к воскресенью они сумеют выиграть главный приз. И тогда можно расслабиться. Исчезнет все: и кошмар ночных пробуждений, и режущая сердце боль, приходящая с каждым новым утром. Бесполезно кричать в пустоту: «За что?» Никто не ответит. И ни одному психоаналитику не расскажешь о попытках самоубийства, кровавых снах и мертвых телах, безмолвными грудами устлавших его мучительный путь. Стоит на секунду прикрыть глаза, как из липкой тьмы, подобно привидению, являются тысячи одинаковых силуэтов, забрызганных каплями дождя и свежей кровью. Они ничего не говорят – лишь оборачиваются через плечо и смотрят с немым укором. Всю жизнь он не может забыть ЭТИ ГЛАЗА…

Во рту внезапно что-то зашевелилось – Кар с отвращением сплюнул на пол желтенького цыпленка. Наверное, повара счастливы, как никогда, – настоящее безотходное производство. Зарезал курицу, а через час она опять квохчет и просится на вертел. Заметив его перекошенное лицо, Ферри засмеялся.

– Перед тобой главный прикол Апокалипсиса, – визгливо хохотал бородач. – Мы с тобой, коллега, УЖЕ не живые – но ЕЩЕ и не мертвые. Да, нас мучает голод. Но не сможем не то что умереть – даже похудеть. Смешно, люди продолжают жить так, как будто ничего и не случилось. Открываю сегодня газету и вижу рекламу клиники диетологов. На черта диета живым трупам? Да и я сам тоже хорош. Никак не закрою свой собственный бизнес, а ведь уже пора собрать всех сотрудников и объявить им об увольнении. Это не концерн, а питомник кроликов, годящихся только на мясо и шкурки. Представляешь, несмотря на Апокалипсис, никто не высказал мне в лицо гадостей, не вылил горячий чай на голову, не станцевал голым на столе. Или это экономический кризис так всех перепугал, что люди боятся потерять работу даже в условиях конца света? В девять утра сидят на работе, как миленькие, в свежих рубашках с белыми воротничками и тупо носят бумаги мне на подпись. Вот скажи, кому теперь на хрен нужны их чертовы бумаги? Офисный планктон, блин. Последние мозги под кондиционером пролюбили.

Кар пнул ногой пищащий желтый комочек.

– А тебе не жалко все терять, Ферри? – спросил он. – Ты богаче любого из нас. Чего у тебя нет? Все в кармане. И «Норильский никель», и «Сибнефть». Заказываешь чай в ресторане «Пушкин» – даешь официанту десять тысяч рэ на чай. Любая баба – твоя, только свистни. В Куршевеле останавливаешься в гостинице – по минимуму целый этаж снимаешь. Скучно потом не будет?

Ферри бережно снял с языка цыпленка.

– Нет, – внятно ответил он. – У меня все есть – и нет ничего на свете хуже этого. Бедные могут к чему-то стремиться, улучшать свою жизнь. А мне что прикажешь делать? Сидишь и подыхаешь от однообразия. Даже спать ложишься – и то дышишь ненавистью: как прожить новый день? Ощущаю себя Галиной Брежневой или Зоей Чаушеску. Они тоже не знали, что пожелать: золото, деньги, виллы. Но спились от скуки. И все из-за одной паршивой стены. Неужели я это заслужил… то, что со мной сотворили?

Кар не знал ответа на этот вопрос. Он выразил чувства, как мог, – подошел к приятелю и обнял его за плечи. У Ферри не было повода усомниться в его искренности. Они ведь больше чем друзья – родные братья по несчастью.

Телевизор выплескивал сумбурные новости. В Берлине четверть часа назад снова сменилась власть – убитые при штурме города в апреле 45-го советские солдаты захватили рейхстаг, вывесив на нем красное знамя. В Америке развернулась серия скандальных процессов – мертвецы подают в суд, требуя признать за покойниками равные права с живыми. Более того, адвокаты постановили называть истцов политкорректно – не трупами, а термином «новоживой», объясняя, что иначе это явится дискриминацией со стороны «староживых». В самом конце блиц-выпуска в эфир выпустили эксклюзивное интервью с Чубайсом – хмурый политик, с лицом цвета морской волны, вытаскивал из левого плеча четыре перочинных ножа.

– Это какой-то ужас, – жаловался Чубайс. – За последние сутки меня убивали примерно сто семнадцать раз. Я даже кофе нормально попить не успеваю. Целый день с утра до ночи принимаю народных мстителей – достало уже восставать из мертвых. Что за идиотская мода? Официально заявляю – проконсультируйтесь у священников, грешно пользоваться Апокалипсисом для сведения личных счетов. Убийством вы просто погубите свою ду…

За спиной Чубайса мелькнула тень – раздалась автоматная очередь.

По странному совпадению экран померк, окрасившись в черный цвет.

– Добро пожаловать в мир тьмы, – прокомментировал событие Ферри. – Скоро электричество исчезнет во всем мире. Мы приходим в каменный век.

Лимонная комната погрузилась в ночь, но сумрак длился недолго: ярко заискрив, лампочки вспыхнули заново – предусмотрительный хозяин всегда держал в «пентхаусе» дизельный генератор вкупе с запасом солярки.

– Да и пропади оно пропадом, – налил себе виски Кар. – Чем плохи свечи? Дают света, сколько надо, и никогда не слепят глаза. Интересно, кого еще будут убивать сегодня? Ставлю на кон сто евро – придут к Петросяну.

– К Петросяну я бы и сам зашел, – хищно усмехнулся Ферри. – Но говорят, к нему не пробьешься. Не так давно по радио передавали: на квартиру Петросяна явились Утесов и Райкин. Никто не видел, что происходило дальше. Соседи рассказывают о жалобном визге и звуках глухих ударов.

Кар снова потянул пальцы к бутылке, но остановился на полпути.

– Слушай, а куда делся Малик?

– Не знаю, – пожал плечами Ферри. – Покинул меня еще утром. Сказал – домой ему понадобилось срочно съездить. Вышел – и с концами.

– Звякни на мобилу, – резонно посоветовал Кар.

– Да не работает мобила, – с досадой ответил Ферри. – Оператор, видимо, накрылся из-за Апокалипсиса. Надо ему было свою трубу дать, у меня спутниковый… но не додумался. Послушай, что с ним может случиться? Придет, куда денется. Меня больше терзает наш белолицый товарищ. Плохо, что он не взял никого из нас с собой, типа, предпочитает охотиться один, и соратники ему только мешают. Утонченный, гламурный весь из себя – куда деваться. Хотя, понимаю – ему надо марку держать. Noblesse oblige.

Кар залпом выпил виски, в нос ударил запах разбавленного керосина, однако в желудке сразу же потеплело. Он перевел взгляд на полочку, где рядком стояли их совместные фотографии: старых друзей, прошедших огонь, воду и кое-что похуже. Обычные: те, что можно не прятать в испуге в комод, если внезапно заявятся гости. Вот они обнимаются… вот на шашлыках… а эту Малик принес недавно. Прикольная такая фотка… и Малик там снят крупным планом… улыбка, кудрявые волосы треплет ветром, на груди скрещены руки.

Он отвернулся от снимка. Однако что-то заставило его возвратить взгляд.

Догадка обрушилась в ту же секунду – внезапно, как выстрел.