36

После окончания Колледжа в августе 1991 года мне пришлось разбираться с проблемой, которая возникла за тот год, пока я учился. Давид Бартов, глава «Натива», и Цви Маген, исполнявший мои обязанности, решили, что «Натив» прекращает выдавать туристические визы, как это было принято с момента установления дипломатических отношений между Израилем и Советским Союзом в 50-х годах. Выдача туристических виз имела большое значение для работы «Натива», поскольку большинство туристов были евреями, а контакт с евреями – важнейшая часть работы организации. Поиски максимально широких контактов с евреями были основой нашей деятельности и позволяли нам получать верное представление о ситуации: государственной политике и положении евреев, а также возможность пытаться влиять на них, на их мысли и стремления, на имеющуюся в их распоряжении информацию. В этой совершенно излишней уступке я видел тяжелый удар, нанесенный по оперативным возможностям организации и сбору информации, однако все уже было сделано, ошибку уже нельзя было исправить. Дополнительная проблема, созданная Бартовом и Магеном, была результатом решения о том, что евреи, прибывающие в Израиль как туристы и желающие изменить статус на репатрианта, будут это делать в Еврейском Агентстве. Я категорически протестовал против этого и не готов был идти на компромиссы. Я тут же вступил в переговоры с Министерством внутренних дел, где также были недовольны новым порядком, и вскоре мне удалось отменить это решение и вернуть все обратно. Таким образом, организация, которая выдает визы на въезд в Израиль на территории Советского Союза, также будет определять право на репатриацию в Израиле. Не было никакой логики в том, чтобы делить эти функции между «Нативом» и Еврейским Агентством.

Эти и другие решения, не столь важные, были результатом неуверенности и недопонимания смысла нашей деятельности, которые получили распространение в «Нативе» и которые я не разделял. Я помню одного из сотрудников «Натива», бывшего активиста в Вильнюсе. Я принял его на работу после того, как он несколько лет прослужил офицером в армии. Для него «Натив» был не просто очередным местом службы. В 1988 году он должен был получить статус постоянного работника в «Нативе». Он познакомился с Бартовом еще в шестидесятых годах в Советском Союзе. Как-то этот сотрудник встретил Бартова в коридоре и между делом сказал, что ждет получения статуса постоянного сотрудника. К своему огромному удивлению, в ответ он услышал, мол, для чего тебе это нужно, все равно через год-два «Натив» закроют, там нечего делать. В те годы действительно в отделе планирования бюджета при Министерстве финансов высказывалось предложение закрыть «Натив». Это мотивировалось тем, что раз нет выезда евреев из Советского Союза в Израиль, то организация не нужна. Хотя в годы, когда массы евреев хлынули в Израиль, Министерство финансов тоже предлагало закрыть «Натив», теперь уже под предлогом, что репатриантов и так много, даже слишком, они и без того приедут. Иными словами, постоянно существовало желание закрыть «Натив», а поводы для этого подгонялись под обстоятельства. Что было бы с выездом евреев СССР в Израиль, если бы чиновники из Министерства финансов, не дай бог, преуспели бы в достижении желаемого ими еще в 1988 году?

У меня было четкое представление, что должен делать «Натив» и как он должен функционировать в новой советской действительности. Я не видел никакой пользы для евреев и Израиля в том, чтобы шаг за шагом отказываться от деятельности организации. В тот период под давлением Еврейского Агентства Бартов пришел с ним к соглашению, что отделения «Натива» в Румынии и Венгрии переходят в ведение «Сохнута» и «Натив» прекратит свою деятельность в этих странах. Я не был согласен с этим решением и в особенности с передачей основанных нами перевалочных пунктов «Сохнуту». В любом случае передача отделений Еврейскому Агентству должна была осуществляться поэтапно и в течение нескольких лет, однако Бартов уже успел пойти на уступки и даже договорился о передаче функций с главой правительства. Посланники «Натива» в Будапеште и Бухаресте, хоть это им и не нравилось, перешли в подчинение Еврейского Агентства. Они рассказывали нам об огромном бюджете, оказавшемся вдруг в их распоряжении. Речь не шла о деньгах для личного использования, а для производственных расходов.

К 1992 году уже без перевалочных пунктов в Будапеште и Бухаресте деятельность «Натива» была сосредоточена исключительно на постсоветском пространстве. Оправдывая сделанный шаг, Бартов сказал, что таким образом он надеялся, что в обмен на уступку, сделанную в Восточной Европе, Еврейское Агентство оставит нас в покое в бывшем СССР. Диниц попросил Бартова «одолжить» меня Агентству, чтобы я координировал их деятельность среди советских евреев. Хотя Бартов и спросил меня, согласен ли я, однако тут же сообщил, что, не дожидаясь моего ответа, отказал ему. В это время мы начали ощущать, что Еврейское Агентство пытается проводить независимую политику в бывшем СССР, игнорируя отсутствие соответствующих полномочий, организационных возможностей, знаний и понимания, чтобы действовать на этой территории. Этот шаг был по сути неправомерным, поскольку Еврейское Агентство не имело права на самостоятельную деятельность в каких-либо странах, и уж тем более в СССР, без предварительного согласования с израильскими государственными структурами. По крайней мере, так было до прихода Диница.

В период перед путчем, который произошел летом 1991 года, ситуация в Советском Союзе стала очень напряженной и опасной. «Натив» был единственной организацией, которая предупредила тех, кого следовало, о том, что консервативные круги могут попытаться при поддержке армии и служб безопасности захватить власть. Еврейскому Агентству удалось летом организовать несколько детских лагерей в Прибалтике. Когда начался путч, у «Натива» была информация из прессы о передвижении советских танковых и десантных подразделений в этом регионе. Я моментально позвонил главе правительства Шамиру и получил у него добро на принятое «Нативом» решение о полной остановке или сокращении деятельности Израиля на местах в случае ухудшения ситуации и возникновения такой необходимости. Я обратился в Еврейское Агентство и попросил закрыть детские лагеря в указанной зоне из-за опасности начала там военных действий. Нам и евреям не хватало только того, чтобы на фоне гражданской войны, которая готова разразиться в любой момент, и активизации националистических и, конечно же, антисемитских сил лагеря еврейских детей и подростков вместе с израильскими инструкторами остались на территории, где могут начаться военные действия. Агентство отвергло мою просьбу, а Диниц с большой помпой заявил: «Мы не бросим евреев и не сдадимся» – и напомнил о наследии Ханы Сенеш. Упоминание Ханы Сенеш при таких обстоятельствах, при которых была продемонстрирована безответственность, подвергающая опасности еврейских детей, в моих глазах выглядело оскорблением и пренебрежением ее памяти.