Глава 26
Он лежал на соломе, на боку, поджав ноги, странно скрючившись и закрыв глаза. Узкая полоска света едва позволяла разглядеть, узнать…
Меня впихнули в камеру и заперли дверь.
Заскрежетал засов.
Эрнан приоткрыл глаза. Он смотрел на меня и, кажется, не мог понять, кто перед ним. Всматривался. И лишь потом вздрогнул, всем телом подался назад.
– Тиль… нет!
Я подошла, опустилась рядом с ним на колени. Он попытался отодвинуться к самой стене. Но это было не просто. У него связаны руки, крепко, сзади, скручены почти до локтей. У него вся рубашка в крови… Ранен? Это ведь его кровь? Похоже на то. Я только не могла понять где… все пропиталось.
Солома влажная и красная под ним.
Боги…
У меня только одна попытка.
– Уходи, Тиль! – едва слышно хрипит он. – Уходи! Слышишь!
Мне хочется плакать, но плакать нельзя.
Это как в поединке, если запаникуешь – умрешь. Я должна справиться.
– Я не могу уйти, – говорю осторожно. – Они схватили и меня тоже. Если ты не поможешь мне, то мы оба умрем.
Он стонет. Пытается подняться, хотя бы сесть, но не выходит. Сил нет.
– Нет, лежи. Не двигайся. Я могу помочь тебе, а потом ты поможешь мне. Хорошо?
Лихорадочный блеск в его глазах и еще – ужас.
– Нет! – просит он. – Не надо, Тиль. Не трогай меня! Нет! Не делай этого.
Он боится за меня.
Это опасно, я и сама прекрасно знаю, Ингрун подробно рассказала мне. Но если этого не сделать сейчас…
Мне нужна его помощь. Или хотя бы согласие. Или даже пусть просто не мешает мне.
У меня есть нож, спрятан под платьем, никто не подумал обыскивать меня… да и много ли толку от ножа в камере приговоренному к смерти?
Я могу разрезать веревки и освободить ему руки.
Но я не буду. Не сейчас. Иначе справиться с ним будет еще сложнее.
– Ты ранен?
Он отодвигается, забивается в угол подальше от меня.
Словно напуганное животное.
– Нет-нет-нет! – Паника в его голосе.
Мне плохо и страшно. Я не знаю, что делать, что ему сказать. Он уже плохо осознает происходящее. Еще немного, и…
Я протягиваю руку, пытаюсь коснуться его плеча.
– Нарин…
И он вдруг вскакивает. И откуда только берутся силы. Подскакивает на месте. И в сторону. Он стоит посреди камеры, и от резкого движения открываются подсохшие раны, я вижу, как толчками течет кровь. Он не чувствует боли. Ничего не чувствует. Кажется, он даже плохо понимает, что руки связаны, как-то неуклюже дергает плечом. Словно животное, не человек. Лихорадочный блеск…
Хочется заорать в голос.
Только бы не было уже поздно!
– Нарин, – осторожно говорю я, осторожно, по полшага пытаюсь подойти. – Ты мне нужен! Мне нужна твоя помощь! Ты меня слышишь? Нарин? Ответь мне!
Я подхожу. Ближе, ближе.
Он пятится.
Бесполезно разговаривать. Он не слышит, не понимает меня.
И, наконец, он прижимается спиной к стене. Отступать некуда.
– Нарин? Ты меня слышишь?
Шаг, еще шаг.
Чуть отвожу руку назад. Хорошо, что у меня не связаны. Меня никто не принимает всерьез. А зря.
– Ты меня слышишь?
Прости меня!
Помоги мне, Небесная Мать!
И со всего маху я бью его по лицу. И потом снова, пока он не опомнился. Лохан научил меня драться не только с оружием, этой зимой у нас было время.
И сейчас – либо он придет в себя, либо вырубится. Мне все равно. Мне подходят оба варианта. Главное, чтобы не сопротивлялся. Цинично, жестоко, но на все остальное нет времени.
И он падает на пол. Судорожно хватает ртом воздух.
– Нарин?
Слезы все же катятся по моим щекам.
Я снова опускаюсь на колени рядом с ним.
У него открыты глаза.
– Ты слышишь меня? – говорю я.
Я и сама себя с трудом слышу.
Но он кивает.
– Сейчас мне очень нужна твоя помощь, – быстро говорю я. – Ты мне нужен. Живой, здоровый и в здравом уме. Нужен! Понял?! Я сейчас постараюсь помочь тебе, а потом ты постараешься помочь мне. Иначе нам не выбраться. Только так. Если ничего не сделать, завтра утром нас с тобой казнят. И меня тоже. Ты понимаешь? Если ты сейчас не позволишь мне тебе помочь, то завтра меня убьют. Мне одной не справиться. Сейчас ты закроешь глаза и будешь лежать тихо-тихо. Потому что любое твое движение может помешать, и тогда мы оба с тобой умрем. Ты понимаешь меня? Нарин, ты понимаешь?
– Да. – Даже в темноте я вижу, как он смотрит на меня. – Хорошо, Тиль.
И я делаю глубокий вдох.
Все.
Сейчас.
Только бы никто не вошел, иначе… Нет, о таком нельзя думать.
– Закрой глаза, – говорю я. – Верь мне.
И он послушно закрывает.
Тогда я ложусь на пол рядом с ним. Обнимаю. Нет, надо не так, надо кожей к коже. Хотя бы ладонями. Я поднимаю его рубашку, там все мокрое и липкое от крови. У меня дрожат руки. Но ничего. Лучше к спине. Ладонями к спине. Обнять, прижать ладони, самой покрепче прижаться к нему и не выпускать.
Он вздрагивает. Дышит так прерывисто и тяжело. Ему очень больно и плохо.
– Сейчас ты умрешь, – тихо говорю я ему на ухо. – Но совсем ненадолго. Я должна развязать узелок. Только так я смогу вытащить тебя по-настоящему. Не бойся. Будет немного больно, но ты постарайся не двигаться сейчас.
– Хорошо, – так же тихо говорит он. – Давай.
И я закрываю глаза.
Никаких узелков, – сказала Ингрун. Душа должна быть свободна. Только так возможна полноценная жизнь. Душа должна вернуться и прирасти сама.
Но для этого придется нырнуть на дно огненной бездны.
Русалки не способны на такое, огонь не их стихия.
Узелок.
Легко сказать, но найти и понять, что делать – совсем не легко. Не ошибиться. Ингрун рассказала мне, но… Лишь бы не сделать хуже. Развязать узелок – значит убить его.
Боги… Даже некого попросить о помощи. Небесная Мать не поможет в таких делах. А просить Темного…
Закрыть глаза, почувствовать себя с ним единым целым. Позволить себе провалиться.
Со мной уже было такое. Провалиться…
Это почти невозможно.
Нужно самой немного умереть, уйти…
И тогда я увижу…
С первой попытки я пугаюсь и выныриваю назад.
Так, успокоиться. Нельзя так делать. Если уж решилась, то идти до конца. Иначе это смерть для нас обоих.
Успокоиться.
Я прижимаюсь к нему и всем телом чувствую его дыхание.
Мне плохо от того, что я собираюсь сделать. Но иначе не выйдет.
Я не знаю других путей.
Второй раз легче.
Сначала кружится голова. Слабость, почти до тошноты, но это нужно преодолеть. Уйти… Я могу.
Самой исчезнуть…
Почти так же, как выпрыгнуть в окно башни. Но теперь все зависит только от меня.
Оторваться.
И я вижу его словно совсем другим зрением. С закрытыми глазами. Вижу свет. И тонкую ниточку… Я пытаюсь нащупать… Вот!
Я почти не верю, что все это реальность. Да и не надо. Надо просто делать.
Узелок. Так крепко. Я пытаюсь нащупать, пытаюсь справиться.
Слышу, или скорее чувствую, как Нарин стонет сквозь зубы. Ингрун сказала, что это так, словно тебя разрывает изнутри. Но нужно, чтобы он тоже не попытался вырваться из моих рук. Нужно его согласие. И мужество.
Я уже почти…
А потом мы вместе с ним полетим в бездну колодца.
В пламя.
Часть его души уже там. Нужно собрать все. Все осколки. Каждая смерть отрывает все больше, он скорее там, чем здесь. Его душа похожа на потрепанный парус. Нырнуть. Нужно пройти это и, оттолкнувшись от самого дна – вернуться. Вместе. Я должна вынырнуть и вытащить его.
Огонь обжигает.
Я держу его за руку. Это так странно. Моя душа держит за руку его душу. Крепко-крепко. И мы горим.
Самое главное – не испугаться и не рвануться назад. Выдержать. Заставить себя выдержать и не рвануться назад раньше времени, сгореть до конца.
Это почти невозможно.
Невозможно!
У меня нет сил.
Паника. Но паниковать нельзя. Еще немного…
Огонь!
И я почти растворяюсь в этом огне. От меня остается лишь пепел.
* * *
– Тиль…
Я почти не ощущаю своего тела. Такая легкость. В голове звенит.
Я парю где-то в небе, среди облаков. Я еще и там, и здесь.
– Тиль!
Он хочет, чтобы я открыла глаза.
Но здесь в облаках так хорошо… мягко… спокойно… Блаженная прохлада вместо огненной бездны. Так хорошо! Хочется остаться. Я страшно устала…
Я ведь сделала это!
Я думала, что умру, что уже поздно… это конец…
Но я достала до самого дна! Я видела, как его душа там наполняется светом, растет. Из тонкого, едва различимого призрака превращается почти в человека, переливающегося огнем изнутри. Обретает силу.
Теперь наверх!
И я отталкиваюсь со всей силы и лечу вверх, все так же крепко держа его.
– Тиль! Очнись, Тиль.
Что-то касается моего лица.
– Тиль, ну, давай же!
Нужно усилие, чтобы вернуться из облаков. К нему.
Здесь так хорошо.
А там страшно.
Но Нарин зовет меня. Я нужна ему.
И я открываю глаза.
– Тиль!
Он смеется. Это такой нервный смех облегчения, когда уже все позади.
Он прижимается лбом к моему лбу, щекой к моей щеке, носом… он целует меня.
И я, наконец, возвращаюсь.
– Нарин… – шепчу я.
Он улыбается – широко и счастливо.
И все равно, что мы в тюрьме, что связаны руки и что надежды почти никакой.
Но я сделала это!
Все получится.
– Как ты? – спрашивает он.
– Хорошо, – я улыбаюсь в ответ.
И только сейчас вспоминаю. Пытаюсь сесть. Тело слушается плохо, все затекло, и приходится разминать суставы, словно я лежу тут целую вечность.
– Сейчас, – говорю я. – У меня есть нож, я освобожу тебя.
Он поворачивается на живот, потом на бок, спиной ко мне, чтобы было удобнее.
Я достаю и режу. Веревки крепкие, поддаются с трудом, да и намотано так, что видно – его боялись.
Наконец, у меня выходит.
Он встает сначала на колени, поводит плечами, встряхивает руки. Пальцы словно задеревенели, тоже не слушаются.
– Спасибо тебе, – говорит он.
Я помогаю ему растереть запястья и пальцы ладонями, разогнать кровь. Он сжимает и разжимает руку в кулак.
Кажется, все.
Садится рядом и, наконец, обнимает меня. Крепко и нежно, и так хорошо, прямо до слез. Я всхлипываю. Потом и вовсе реву. Слезы ручьями катятся по щекам.
– Тихо, тихо, все хорошо, – шепчет он, гладит меня по волосам.
И мне очень хочется ему верить.
Потом мы вместе смотрим, как от раны на его боку остался лишь легкий розовый шрам. Столько крови вокруг, все промокло от крови, но раны нет. Затянулась.
– Что будем делать? – спрашиваю я.
– Надо выбираться отсюда.
Он улыбается, словно это так легко.
* * *
Не бойся – сказал Эрнан.
Все получится.
Если только успеть – все получится.
У Маргед не так уж много настоящих сторонников. Она просто терпелива, она смогла появиться в нужный момент. Ошарашить. Люди видят, что король совсем не в себе, и с каждым днем все хуже. И тут появляется она. Обещает всех спасти, наградить и восстановить справедливость.
Да, Маргед знала, что делала.
Король убивает друзей, ближайших соратников – говорила она. Рух – Уларский наместник! И король наградил его, а потом убил! За что?! Скоро и с вами будет так же!
Кто-то сомневался. Кто-то боялся за свою жизнь и свое будущее. А кто-то хотел большего. Маргед обещала всем.
Арек, конечно… Арек хотел власти. Ему было мало.
Но кто-то еще остался верен.
К утру Лохан должен привести войска.
Но если к тому времени, когда он вернется, король Эрнан и королева Луцилия будут мертвы, то все эти войска бесполезны. Некого защищать. То, что мы еще живы – ничего не значит. Скорее всего, нас планировали убить на глазах у всех. Акт устрашения.
Тогда солдатам бесполезно сражаться. Не за кого. В стране останется только одна законная королева, и все должны присягнуть на верность ей.
Всего-то нужно было выиграть время. Появиться в нужный момент.
Но выход найти можно.
Только дверь заперта и мы одни.
Из оружия – лишь маленький узкий нож, но попробовать стоит.
Мы пытались привлечь внимание стражи. Надеялись, они откроют дверь, и Эрнан ударит. Он справится. А потом мы сбежим. Я знаю тайный ход к самому замку, Хаддин как-то водил меня. Подземелья манили Хаддина и пугали одновременно. В конце коридора, в нише, будет замаскированная дверь… а дальше уже просто.
Главное выбраться.
Я пыталась кричать, звать на помощь. Эрнан стучал в дверь.
К нашей двери даже подошел кто-то из стражи. Мы пытались изобразить звуки борьбы.
– Помогите! – кричала я. – Он сейчас убьет меня! Помогите!
Стражник за дверью только заржал, сказал, что пусть убивает, им потом меньше мороки. Так даже лучше.
Дверь не открыли.
Мы сидели с ним на полу, рядом, вслушиваясь в шаги в коридоре. В тишину.
Молчали.
Эрнан пытался что-то придумать, найти какие-то пути… Но что толку придумывать, если мы заперты и даже не представляем, что творится снаружи.
– А Гаран? – осторожно спросила я. – Он ведь тоже жив, да? Он в Лохленне?
Эрнан чуть вздрогнул, посмотрел на меня.
– Да, – сказал он. – В Лохленне. С Раэной. Ты видела его. Мы только втроем знали об этом. Я, Арек и Лохан. Теперь и Маргед знает тоже. Маргед с сыном мы взяли еще до штурма крепости, когда заняли город. Случайно наткнулись. Тогда еще Арек предлагал зарезать их обоих по-быстрому, чтобы потом не было проблем. Смешно, но одни обвиняют меня в том, что я слишком жесток, другие – что слишком мягок. Врагов нужно убивать сразу. Даже женщин и детей. Это позволит избежать еще больших жертв в будущем.
– Ты жалеешь, что не сделал этого?
Эрнан пожал плечами.
– Не знаю, – честно сказал он. – Чем больше я влезаю во все это, тем меньше понимаю, как правильно поступать. Правильно с точки зрения короля и с точки зрения человека – совсем по-разному. Куда проще быть простым наемником.
– Знаешь, – сказала я, – иногда я думаю… когда-нибудь, если мы сможем выбраться отсюда… Как бы хорошо было уехать куда-нибудь далеко-далеко. Сбежать! И не думать о претендентах на трон, государственных интересах и прочем. Просто жить… Посадить оливы перед домом… капусту в огороде.
Эрнан улыбнулся, обнял меня за плечи.
Это как тогда, у фонтана… мы гуляли в городе вдвоем, и никто не знал, кто мы… Эрнан жонглировал яблоками… Так чудесно.
– Да, было бы хорошо, Тиль. Сбежать и не думать. Только не поможет. Потому что вот мы сидим тут в ожидании казни… Я даже не знаю, доживем ли мы до завтрашнего вечера или даже до утра. И о чем я думаю? О том, что у нас куча неоплаченных долгов, и надо срочно искать деньги, из-за осады сорваны переговоры с Фаннаром, Маргед наверняка вернет Восточный Улар Гилтасу, если на нее надавят. Какого демона меня должно это волновать сейчас? Кто бы сказал мне еще год назад, я бы не поверил.
Я засмеялась… хотя, на самом деле, это совсем не весело. Взъерошила ему волосы на затылке.
– Ты влип, да? – сказала я. – Эта государственная трясина затянула тебя по уши?
Он потянулся, поцеловал меня.
Мы оба, пожалуй, изменились за этот год.
– Затянула, – согласился очень серьезно. – Тебе страшно, Тиль?
Я кивнула.
Страшно.
– Мне тоже, – сказал он.
Там, где-то наверху, настал вечер, потом ночь. Сквозь крошечное окошечко под потолком можно было разглядеть звезды.
А на рассвете…
Нет, еще до рассвета мы услышали шаги.
Люди там, в коридоре. Они шли к нам. Я слышала лязг доспехов, поскрипывание дубленой кожи…
Эрнан услышал даже раньше меня. Мгновенно напрягся, вытянулся.
Их там много.
– В угол, – шепотом скомандовал Эрнан. – Вон туда, за дверь.
Я подчинилась. У меня снова все сжалось внутри. От ужаса. От ожидания.
Кольцо у меня на пальце – Эрнан заставил надеть. Я хотела отдать ему, но он не взял. «Если с тобой что-то случится, – сказал он, – я просто не смогу жить. Это потеряет смысл».
Поможет ли мне это кольцо?
В углу было темно, чтобы увидеть меня, им придется войти, выйти на середину камеры.
Эрнан притворился, что ничего не было. Отошел, лег на солому под окном, руки за спину… только в руке зажат нож. Чуть согнулся, одну ногу на пол. Со стороны кажется, что он просто лежит связанный, ему плохо, но я понимала, что из такого положения можно очень быстро вскочить на ноги.
Шаги.
Ближе…
Совсем рядом.
Сердце колотится так, что кажется – его стук громче, чем скрип замка.
Я судорожно пытаюсь молиться всем богам, сбивчиво, без разбора…
Вот сейчас…
И открывается дверь.
Первый вошедший держит факел. Мне плохо видно из-за двери, но я вижу, что он высокий, просто огромный.
– Где она? – его голос звучит глухо и требовательно.
Лохан?!
В какое-то мгновение мне хочется завизжать и броситься ему на шею. Он пришел за нами?! Нас спасут?! Какое счастье!
Но я вижу, как еще больше напрягся Эрнан. Он все так же неподвижно лежит на соломе, глядя на Лохана так, словно…
Нет…
И сердце замирает совсем.
Лохан не предатель! Этого не может быть!
– Где-то здесь, – слышу я голос Арека, слышу усмешку и едва скрываемое напряжение разом. – Стража говорила: она звала на помощь. Может быть, он уже сам убил ее? Ты же знаешь…
Свет от факела дергается, мечется по углам.
Маленькая камера заполняется людьми.
– Если она мертва, ты не получишь своего сына! – страшно говорит Лохан. – Тиль!
Я ничего не понимаю. Сына?
– Вот она! – Факел светит мне в лицо.
Одно мгновение, Эрнан вскакивает на ноги и вот уже стоит между мною и стражей. Мной и Лоханом.
– Что происходит? – его голос звучит жестко, как приказ.
Кто-то бормочет проклятья. Кто-то испуган. Эрнан должен быть связан и, вообще-то, почти при смерти.
– Вы же связали ему руки?! – кричит Маргед. Она тоже здесь, и ей все это очень не нравится. – Вы ничего не можете сделать как надо?!
Я скорее слышу, чем вижу, как Арек достает меч. Тихий лязг.
– Спокойно! – говорит Лохан. – Маленький принц все еще у нас. Если я не выйду отсюда вместе с Луцилией, его убьют. Прикажи им убрать оружие!
– Убрать! – командует Маргед. Она недовольна.
Арек зло ругается сквозь зубы.
Лохан подходит ближе. В одной руке у него факел, другая… Нет, другая рука привычно тянется к ножнам, но ножны пусты. Он безоружен.
– Что происходит? – снова спрашивает Эрнан, на этот раз очень тихо.
Лохан возвышается над ним, он едва ли не на голову выше Эрнана. И Эрнан смотрит на него снизу вверх.
А Лохан смотрит на меня… Все же самообладания ему не хватает, переживания очень ясно отражаются на лице.
– Луцилия? – Лохан облизывает губы. – Ты… у тебя платье в крови?
Я качаю головой. Хочется сказать, что со мной все хорошо, но моего-то самообладания не хватает даже на это, горло перехватывает, я только беззвучно шевелю губами.
Ничего не понимаю.
– Это моя кровь. Все в порядке, – говорит Эрнан. – Зачем ты здесь?
Лохан смотрит на него, потом на меня, снова на него… моргает.
– Гаран у нас, – говорит он. – Мои люди уже выехали за ним. К тому же мы перехватили тех, кого отправил Арек. Я обменяю Гарана на Луцилию, как только его привезут сюда.
– Ее отпустят с тобой? – Эрнан не очень верит.
Все же я королева… принцесса, дочь Майлога. Я…
– Если она хочет получить своего сына живым, то отпустит, – говорит Лохан. – К тому же Луцилия больше не будет опасна и не сможет претендовать на трон.
Эрнан ждет продолжения. Но Лохан пытается собраться с духом.
– Наш Лохан всегда мечтал жениться на прекрасной принцессе! – громко говорит Арек откуда-то из темноты. – Он женится на тебе, малышка! И ты потеряешь все права на трон. Потому что такой грязи, как мы, никаких прав не видать. Ты станешь одной из нас, женой наемника! Как тебе?
У Лохана такой вид, словно он хочет провалиться сквозь землю. Но он стоит, смотрит Эрнану в глаза.
– Хорошо, – очень спокойно говорит Эрнан. – Ты заберешь ее сейчас?
– Только, для начала, ей нужно стать вдовой! – смеется Арек.
– Из тюрьмы… – тут Лохана подводит голос. – Из тюрьмы – да. Но из крепости нас выпустят только после того, как привезут Гарана. Обмен.
– Тебе, Ворон, отрубят голову, а они пойдут резвиться в кроватке! – говорит Арек. – Может быть, они давно задумали это? Еще зимой? Тебя так долго не было, думаешь, они скучали без тебя?
– Хватит! – Это Маргед злится, ей надоело.
Мне кажется, все это происходит не на самом деле. Не со мной. Так не может быть.
Хочется закричать…
Словно во сне.
Лохан качает головой, но что-то меняется. Он смотрит на Эрнана. Пальцами едва заметно делает какой-то знак.
– Да, я рад, что так вышло, – почти насмешливо говорит он. – Иначе я и мечтать не мог, Тиль такая красотка. – Я вижу, он невероятно собран, как-то иначе перехватывает факел. И тут же, не меняя тона: – Со мной трое, но оружия нет.
– Арек мой, – коротко говорит Эрнан.
И оба они срываются с места. Так быстро… У Эрнана нож, у Лохана факел…
Я, кажется, кричу и вжимаюсь в угол от страха.
Битва. Грохот. Звенит сталь, мечутся огни. Я почти ничего не могу разобрать.
– Сзади! – слышу только голос Эрнана. – Сюда! Прикрой ее!
Кто-то пытается кинуться ко мне, но Лохан, уже с мечом в руке, рубит наотмашь.
Где-то в коридоре визжит Маргед.
