47
— Так вот… — чмокнул Гайдар. Чмокал он губами, но казалось, что у него говорящие щеки. — Я предлагал Борису Николаевичу: назначайте премьером кого угодно, но с условием — этот «кто-то» сразу, с ходу начинает реформы. Поэтому когда Борис Николаевич выбрал меня, когда пошли разговоры (почему-то я их не испугался), что именно Гайдар должен взять на себя всю ответственность за хозяйство страны… — слушайте, тогда, в 91-м, это не воспринималось э… э… как подвиг или как… представление к ордену!
Караулов видел: Гайдар уверен в себе, это подкупает, ему нельзя не верить…
— В сентябре прошлого года, Андрей Викторович, инфляция подходит к критической отметке. По расчетам центра конъюктуры — 29 %, по Госкомстату — 26 %. В любом случае — это предельно близко к экстремально высоким значениям. Явная, Андрей Викторович, тенденция к катастрофе.
Почему академик медицины Святослав Федоров, рыночник до мозга костей, в тот момент, когда Борис Николаевич предложил ему пост премьера, согласился, но… не сразу и как-то через губу? — «Меня убьют, меня убьют», — повторял Федоров. Другие кандидаты, Полторанин и Рыжов, отказались сразу, без раздумий, хотя Полторанин сейчас критикует меня на каждом заседании правительства…
Вдруг — что-то произошло и Гайдар остановился.
— Передохнем, господа. Буквально минуту.
— Стоп! — приказал Караулов.
В комнате стало тихо.
Гайдар повернулся к пресс-секретарю.
— Как я говорю?
Он полез за платком.
— Как всегда, как всегда… — успокоила пресс-секретарь.
— Мне не надо как всегда! — обиделся Гайдар. — У нас не рядовая передача, все будут смотреть…
Воспользовавшись паузой, Наташа, жена Караулова, принесла Гайдару стакан воды.
— Спасибо, — улыбнулся он. — Большое спасибо…
Караулов встал, снял петличку с микрофоном и прошелся по комнате.
— Егор Тимурович, надо побольше ярких фраз. Типа: «русские после первой не женятся…» Или — «пьяная женщина — легкая добыча, но тяжелая ноша…» — Я шучу, разумеется, но поймите: телевидение — это грубое искусство, здесь грязь становится еще грязнее и лезет вперед. Надо побольше конкретики! И цифр. Сделано то-то и то-то, успех не везде, чаще у нас полная жопа… про жопу, к стати, не бойтесь, вы ведь трагическая фигура… — вот и давайте!..
— Поехали, — согласился Гайдар.
— «Он сказал — пое-е-хали, и взмахну-ул рукой» — пропел Караулов. — Парни, работаем!
Гайдар закинул голову назад, пытаясь вспомнить, где его оборвали. Он заговорил быстро, без разбега, нервно набирая темп, и его губы напоминали щупальца медузы: он грубо, с шумом всасывал воздух и так же с шумом выдыхал его вместе со словами:
— …и я понимал, понимал, Андрей Викторович, мне придется отвечать перед обществом, потому что, спасая страну от паники, правительство наобещало несоизмеримо больше, чем могло бы выполнить!
— А зачем было обещать? — спросил было Караулов, но Гайдар увлекся и не услышал вопрос:
— …Нам удалось убрать ряд глубочайших структурных диспропорций! И да много что… удалось, хотя, вот добавлю сейчас самоиронии, Андрей Викторович… я плохо понимаю, на самом деле, что же в итоге у нас получилось… Вот… честно говорю.
— В каком смысле?
— В прямом.
— То есть у нас теперь… ни социализма (тот же госзаказ), ни рынка…
— Э… э… немного социализма осталось, конечно, — улыбнулся Гайдар, — немного рынка — появилось. Гибрид какой-то… Ну да, что-то вроде этого…
— Так вы уже год у власти… — напомнил Караулов.
— Это много или мало, Андрей Викторович? За свое кресло, говорю же вам, я совершенно не держусь…
— При чем тут «кресло»? Когда второй человек в государстве, подводя итоги собственной работы за год, не знает… что сказать?
— «Второй человек в государстве» — это сильно сказано, — возразил Гайдар. — Но я согласен, конечно, мою работу не оправдывает тот факт, что наше правительство в 92-м не имело еще той силы, как думали многие.
Если ты не можешь снять главу какой-нибудь городской администрации, хотя твердо знаешь, что он — враг твоих реформ… — да, становится очень обидно, конечно. Тот же Лужков…
— Что Лужков?
— Гадит.
— Исподтишка?!
— И публично тоже…
На самом деле Караулову было очень приятно, конечно, что камеры стоят не в кабинете Гайдара, а здесь, в его квартире на Делегатской. В большой железной клетке, накрытой тряпкой, сидел Борька — его любимый кенар. Во время съемок Борька никогда не выступал, ценил, наверное, человеческий труд. А тут вдруг заверещал — как ужаленный.
Может быть, Борька тоже не любил Лужкова?
— Выходит, в Кремле — свое правительство, в столице — свое, — усмехнулся Караулов. — И два премьера?
— Надеюсь, что нет, Андрей Викторович, Боливар не выдержит двоих! Но Лужков, который ужасно гордится, что Москва всячески поддерживает оборонный комплекс, и отрицает свободу экономики, ссылаясь на жесткую связанность ведущих отраслей российской промышленности… — ну что же, Юрий Михайлович: кесарю — кесарево, а Богу — Богово, как говорится. Замечено давно.
Борька то ли пел, то ли издевался над Гайдаром, — кто его разберет?
— В нашей скрупулезной работе по созданию в России экономики с человеческим лицом, — продолжал Егор Тимурович, — Лужков отрицает уже тот факт, что выход из СССР республик с легкой промышленностью не оказался для России большой проблемой. Хасбулатов кричит: реформы Гайдара в громадной степени обогатили 8-10 % населения; эти люди получили государственную собственность на сумму в 300 миллиардов долларов. — Я спрашиваю: что здесь плохого? Если каждый 15-й гражданин России в скором времени станет миллионером, разве это плохо?
— Хорошо, «Норильский никель»…
— И что?
— Там, за Полярным кругом.
— Понимаю. И что?
— Платина, золото, драгметаллы…
— Ну-ну…
— Тоже в частные руки?
Кенар Борька вдруг радостно завелся в руладе, а Гайдар искренне, даже как-то по-детски, удивился:
— Почему же нет? Объясните!
Никогда прежде Гайдар не снимался под пение птичек.
— Чистая прибыль около миллиарда долларов в год. Это что за руки счастливые? Чьи?
— Все через аукцион, Андрей Викторович. Аукцион покажет.
— Да?
— Да.
— Вы уверены, что Владимир Долгих выиграет аукцион?
— Шутите?
— Не шучу, Егор Тимурович! Дважды Герой Социалистического Труда Владимир Иванович Долгих не может приобрести родной «Норникель», хотя он когда-то его создавал. Строил-строил, потом секретарем ЦК стал (в ЦК, кстати, неплохие зарплаты были). А не заработал! Не хватит на «Норникель» его кошелька! Но без Долгих, и таких, как Долгих, «Норникель», Егор Тимурович, умрет. Из 300 миллиардов, о которых сказал Хасбулатов… вы его цитировали… половина активов уже умерщвлена новыми хозяевами, обобравшими свои заводы до нитки… Приватизация в стране, где такое количество криминала и столько разных народов (у каждого народа — собственный криминал, который считает себя главным в государстве), это… странно, Егор Тимурович!
— А вы… что же, Андрей Викторович, думаете, в Европе мало криминала?
— То есть смысл реформы, — уточнил Караулов, — заменить государство на любого частника — например, господина Бендукидзе, нынешнего владельца еще одного гиганта, «Уралмаша». — Каха Автандилович Бендукидзе торговал всю свою жизнь цветами на рынке в Кутаиси. В этом году переехал из Кутаиси сначала в Москву, потом в Екатеринбург и стал — вдруг — машиностроителем.
Цветы — ваучеры — «Уралмаша». Осталось, Егор Тимурович, всего-ничего: подождать, пока Каха Автандилович разберется в среднем машиностроении…
— Ну…
— Или мой товарищ по ГИТИСу Саша Паникин, — продолжил Караулов. — Добрый и заботливый парень, но вот беда: учиться Сашке было некогда. Он сутками торчал в переходе на Пушкинской, где продавал — с рук — «мышек-норушек».
Знаете, «мышки» такие… прыгают на резиночках. Вверх-вниз, вверх-вниз…
— Принципиальная ошибка, — воскликнул, улыбаясь, Гайдар. — В истории с «Уралмашем» важны те доллары… живые доллары… которые Каха Автандилович готов вложить в «Уралмаш». Смысл реформ предельно ясен: даешь свободу! А свобода, я согласен, выкидывает на поверхность самых разных людей. В том числе и подозрительных, с рынка в Кутаиси, это я не отрицаю…
— Или Азарий Лапидус. Строитель.
Гайдар внимательно смотрел на Караулова:
— Кто?
— Лапидус. Или — Лапедеус… не помню точно.
— А это кто, Андрей Викторович?
— Так вам лучше знать… — воскликнул Караулов. — Правительство России, то есть вы… вы, Егор Тимурович, поручили Азарию Лапидусу реставрацию Большого театра России.
Прежде Лапидус строил коровники под Костромой. А тут выиграл конкурс: Большой театр.
Почему же не схватить? Полтора миллиарда госзаказ!
— То есть, через конкурс, официально, — согласился Караулов. — Еще как официально! У них — самая дешевая смета калька с коровников, так они вам какую угодно смету нарисуют, лишь бы заказ схватить!
Не боитесь, Егор Тимурович, что квадрига Клодта еб… ляжет прямо в фонтана Театральной площади? Под топором Лапидуса? А?..
Гайдар замялся:
— На самом деле, Андрей Викторович, жизнь гораздо более стереоскопична, чем мы думаем. И я не могу не сказать сейчас несколько слов о президенте Российской Федерации. В 91-м Егор Гайдар был, извините меня, мало кому интересен. За все отвечал Президент…
— А вы не боитесь, — взорвался Караулов, — что лапидусы сейчас вырвутся вперед и потащат за собой все общество? И мы все, хотим мы того или не хотим, будем жить только их головой? Но эти люди всегда хотят больше, чем могут съесть, у них аппетит…
— Не боюсь, Андрей Викторович! Знаете почему? Потому что рынок в России уже был. До одна тысяча… семнадцатого года. Это при рынке Чайковский писал «Пиковую даму», Мусоргский — «Бориса Годунова», а Лев Толстой — роман «Воскресение», мою любимую книгу…
Рынок не отрицает мораль!
— То есть ваша линия — пробираться между? — уточнил Караулов.
— Да. Именно так, господин ведущий. С реформами связан огромный социальный риск…
— Остановимся, — вдруг прервал его Караулов. — Стоп. Оператор Володя удивленно скинул наушники.
— Стоп, стоп! — повторил Караулов. — Здесь я хозяин.
— Что… что вы себе позволяете?.. — прошептала девушка пресс-секретарь, испуганно оглянувшись на Гайдара.
Караулов встал.
— Дорогой, многоуважаемый Егор Тимурович…
Он понял, что передачу — уже не спасти и ближайший понедельник будет нечем закрыть, а это катастрофа. Не было случая, чтобы Караулов сорвал эфир. А тут эфир срывает премьер-министр — ничего себе!
— …Цель разговора, Егор Тимурович… — осторожно начал Караулов, — показать всем советским зрителям Гайдара-человека. Реформатор как жертва времени. Тяжелых обстоятельств в России. Нам не нужен и не интересен Егор Гайдар, реагирующий на все через губу. Я спрашиваю вас о судьбе «Норильского никеля»…
— Егор Тимурович никому ничем не обязан, — отрезал Караулов. — А ты, милая, сиди и помалкивай.
— Говорите, говорите, Андрей Викторович… — вздохнул Гайдар. — Я слушаю. Надо послушать, друзья.
— Мы рассуждаем о Норильске, где живут 300 тысяч человек. В ответ слышу…
— Давайте переснимем! Друзья, Андрей Викторович абсолютно прав: я действительно увлекся теософией реформ. А людям важно, сколько завтра будет стоить хлеб.
— Вы знаете… сколько будет стоить хлеб? — удивилась пресс-секретарь. — Эфир через три дня, — так?..
— Бегущую строку дадим! — хмыкнул Караулов. Вся эта комедия его раздражала.
— Господа, я действительно не знаю, как быстро дорожают сейчас хлебобулочные изделия, но… — Гайдар примиряющее улыбнулся, — но… продолжаем, коллеги!..
— Новую пару, — приказал Караулов. — Быстро!..
Олеся, режиссер монтажа, принесла кассеты.
— Накинь на Борьку тряпку, — попросил Караулов. — А то он опять что-то скажет…
— Дадите — накину, — вздохнула Олеся.
Гайдар вопросительно смотрел на Караулова:
— Работаем?
— Итак, «Норильский никель»! Прошу вас, Егор Тимурович!
Собираясь с мыслями, Гайдар даже чуть запрокинул голову.
«Благородная тишина, в ней есть что-то молитвенное…» — Караулов обожал, когда люди готовятся к съемкам, и всегда в такие минуты вспоминал Ремарка.
— Но я, Андрей Викторович, если позволите, все же доскажу сейчас про 91-й, — извинился Гайдар. — Хочу напомнить: мы тогда были в безнадежной позиции. Ну вот… э-э… как в шахматах, аналогия… интеллектуально вполне состоятельная: вы можете обострить игру, пожертвовать ферзя, гарантированного места нет, зато есть шанс уйти от неминуемого поражения!..
Мы… — он старательно подбирал слова, — … мы дружно, всей командой, говорили Президенту: Борис Николаевич, ситуация трудная, но решение есть. За него придется серьезно заплатить, но в результате…
— А что в результате? — завелся Караулов. — Что, Егор Тимурович?! Девочка Катя мечтала не о принце, а о придурке и, выйдя замуж, не получила моральную травму — в отличие от своих подруг…
Гайдар остановился.
— А при чем тут Катя?
— Сейчас отвечу, — извинился Караулов. — Я хочу задать вам вопрос.
— Пожалуйста, пожалуйста…
— Вы русские народные сказки давно перечитывали?
— Хо! Младшему уже не читал, Андрей Викторович! Значит, давно.
— Вы обратили внимание…
— …старшему читал!..
— …что в русских народных сказках никто не работает?
— Общеизвестный факт, Андрей Викторович, — оживился Гайдар, — неоднократно упоминавшийся исследователями российской истории.
— Тогда на что вы надеялись, начиная реформы? Или правы те оппоненты Гайдара, кто пишет, что Гайдар совершенно не знает Россию?
Странно, но Гайдару показалось, что разговор — налаживается.
— О своей стране, Андрей Викторович, я сужу не по народным сказкам и поэтому утверждаю: у нас в стране огромное количество высококвалифицированных людей. Через 5–7 лет мы станем одной из самых индустриальных держав мира! Мы обязательно догоним и перегоним Америку, хотя бы по ракетам, только если у Никиты Сергеевича это был мотив… почти сказочный, то мы — прагматики. И я очень хочу чтобы каждый чиновник строго знал бы сейчас свое место: только так, уважаемый ведущий, мы избежим жесткой коррупции, которая разъедает сегодня наших соседей — например, Украину…
Караулов понял, передачу не спасти. Попцов обожает Гайдара, а цензуру на РТР отменили только на словах.
— А о том, как господин Владимир Шумейко, ваш коллега, у себя на даче мебель жег подаренную… вы уже слышали, — да?
Из карельской березы?
Насторожились все, даже оператор Володя.
Гайдар помрачнел:
— Мне не хотелось бы, Андрей Викторович, говорить на темы, которыея плохо знаю. О том, что Владимир Филиппович… что-то там сжег, я узнал вчера. Из вашей статьи. Кажется — в «Независимой газете!.
— Понравилась?
— Статья? Нет. Вы пишете о якобы коммерческой близости Якубовского и Владимира Филипповича, но вопрос о Якубовском, об этом… действительно странном назначении в правительстве… сейчас закрыт. Я завизировал указ, но меня ввели в заблуждение, по этому поводу было проведено внутреннее расследование. Если бы ваша статья, Андрей Викторович, появилась бы на пол года раньше, все вопросы по Якубовскому решились бы, уверяю вас, намного быстрее…
— А мебель из «карелки» — это не коррупция?
— Я не Генеральный прокурор. И Якубовский — ваш друг, а не мой.
Караулов устал, и разговор на самом деле потерял смысл.
— Согласен, Егор Тимурович. Но господин Шумейко — ваш первый заместитель. И он уже ответил мне — на первом канале, в программе «Личное дело».
— Вы ставите меня в затруднительное положение… — начал было Гайдар, но Караулов опять его перебил:
— Работа такая. Дайте секунду, и я процитирую Шумейко дословно.
— Только коротко.
— Конечно! «Одно время у меня во внештатных сотрудниках работал Якубовский. А он — друг Караулова. По-моему, они вместе в школе учились…
Якубовский говорит: Владимир Филиппович, вы не хотите сходить на «Момент истины»? — «А что такое «Момент истины»? — спрашиваю. «Это известный журналист Караулов, к нему все хотят попасть и, знаете, просто так не попадают, обязательно надо деньги заплатить».
Я спрашиваю «Большие?» «Да нет, — говорит, — 20 тысяч долларов». Я говорю: «Да что же это за передача такая? Я таких денег не стою, обойдемся, а если бесплатно — то да». Он говорит: «Ну он же мой друг, я договорюсь».
И произошла эта передача — «Момент истины». Первое, что мне не понравилось, Караулов сказал: «Владимир Филиппович, мы сейчас материал наснимаем, потом вы ко мне приедете, потом вы ко мне приедете и мы будем монтировать то, что выйдет в эфир. Вы мне показывайте, где шероховатости, мы это уберем». Вот он эту передачу монтировал, и то, что я попросил убрать, он все это, наоборот, оставил. Мне это крайне не понравилось, и после того, очевидно, этот Дима Якубовский не заплатил ему деньги, и вот Караулов в одной из передач, глядя… вот так…» — тут, — Караулов отвлекся, — господин Шумейко, Егор Тимурович, попытался меня изобразить: скорчил поганую рожу, — «… глядя вот так, говорит: есть люди интеллигентные, а есть не интеллигентные, для меня они чем отличаются: интеллигентный человек — он благодарный, а Шумейко — неблагодарный!.
Я думаю: родной, ни копейки тебе не дам и не обещал никогда, да и нет у меня таких денег…»
Гайдар скучал, но он не мог оборвать Караулова — стеснялся.
— Вот Егор Тимурович, уровень первого вице-премьера, пойманного на гарнитуре с поличным. Беда не приходит в одиночку. Всегда с понятыми.
— Сильно, — кивнул Гайдар. — Сильный текст, не спорю…
— Я спрашиваю: Шумейко, ты зачем мебель уничтожил? Взял? Испугался? Детям отдай! Сиротам! От страха, что Коржаков узнает? Так он и так узнает!
— Андрей Викторович, — взмолился Гайдар. — Свобода прессы — это…
— …карельский гарнитур! Ручная работа!..
— …вы тоже хотите, чтобы Егор Гайдар отвечал сейчас за все? Вспомните какой-нибудь… 88-й, все эти полуинтеллигентские разговоры: рынок — да никогда, где мы найдем в России такое количество предпринимателей, бизнесменов, банкиров и т. д. Я тогда в шутку говорил: выпустим всех, кто сидит по линии ОБХСС, и у нас такие предприниматели появятся, — о! Мы воплощаем сейчас самый масштабный приватизационный проект в истории человечества. Я понимаю, многие страдают: больно Леониду Зорину, больно моему старику-отцу… не на Луне ведь живу, я все вижу. Но, когда ты разворачиваешь страну к жесткой экономике и реальному смыслу, не может быть иначе…
— Значит, смыл реформ, Егор Тимурович…
— В свободе. В свободе человека от государственного аппарата… — вот почему я не верю в любые апокалипсические прогнозы, ибо они основаны на ощущении собственного бессилия и безответственности, а это тема, которую здесь совершенно не хочется обсуждать…
Гайдар устало отвалился на спинку кресла.
— Отличный финал, — вздохнул Караулов. — Спасибо. Больше не надо, я в стол не пишу.
— Уже все, — улыбнулся Гайдар. — Так быстро? Ну что же коллеги… Все так все…
— Налить Егор Тимурович? Может, виски?
— Нет-нет, не заслужил! Так, что мы… — он посмотрел на часы, — имеем?.. Всего пять? Пять часов? Быстро, быстро работали…
Кенар Борька, с которого Олеся сняла тряпку, тут же отметился трелью.
Гайдар вопросительно посмотрел на пресс-секретаря:
— Я был убедителен?
— Сто процентов, — строго кивнула девушка.
— И обаятелен, и мил, — Караулов зло оторвал от пиджака черную петлю с микрофоном.
— А у меня даже голова прошла…
Гайдар не понимал, что над ним смеются.
— Приезжайте чаще, — предложил Караулов.
— Зовите, зовите… — улыбался Гайдар. — Для вас, Андрей Викторович, я всегда рядом, искренне вам говорю…
