– Пожалуйста, немного эфира, друг мой Троубридж, – попросил де Гранден, когда мы внесли девушку в мою смотровую и положили на диагностический стол. – Ее пульс замедлен, и эфир будет стимулировать…

Слабый дрожащий стон нашей пациентки прервал его: «Ach, lieber Himmel!» Ее руки конвульсивно дернулись, веки затрепетали и открылись над васильковыми глазами.

– О, Боже правый, я погибла… пропала… навеки проклята! Пощади, Господи! – Ее прекрасные глаза с ужасом осмотрели комнату и остановились на де Грандене, склонившимся над ней. – Ach… – вскрикнула она, но француз обратился к ней с медленной речью, перемежая ее немецкими словами, тяжело, словно кусочки горячей пищи, ворочавшимися в его гортани.

– Fräulein, вы у друзей. Мы обнаружили вас в парке в беде, потом вы упали в обморок и мы принесли вас сюда. Если вы скажете, где живете, куда хотите пойти, мы будем рады…

– Ach, ja, ja, увезите… спрячьте меня… – вскричала девушка. – Всемогущий Боже, что я говорю! Как могу я, навеки проклятая, избегнуть его и в жизни, и в смерти? Горе, о, горе мне! – Она судорожно сжимала свои тонкие нервные пальцы, отвернулась к стене и горько разрыдалась.

Де Гранден оценивал ее эмпирически, покручивая сначала один, потом другой кончик светлых усиков.

– Я думаю, ей надобно дать тонизирующего, друг мой Троубридж. Она слишком утомлена, – заметил он. – А теперь, мадемуазель, будьте добры, выпейте это и придете в себя, – он поднес к ее дрожащим губам стакан холодной воды с эфиром и мягко погладил по плечу. – Несомненно, вы многое перенесли, но это вас обезопасит от…

– Обезопасит? Обезопасит? – она отозвалась истеричным эхом. – Обезопасит меня? Нет мне безопасности – нет такого места ни на земле, ни в аду, где он не смог бы найти меня! Небеса же запретны для меня – как я могу найти еще где-то безопасность?

– Morbleu, мадемуазель, кажется, вы беспокоитесь напрасно! – воскликнул француз. – Кто такой мистический «он», что преследует вас?

– Мефистофель! – она так тихо выдохнула имя, что мы едва его смогли разобрать.

– А? Как вы сказали? – переспросил де Гранден.

– Мефистофель… дьявол… сатана! Он владеет мною, я продана ему и связана с ним сейчас и навеки. О, несчастная я! Увы, зачем я родилась на свет! – Она разрыдалась, потом жалобно посмотрела на де Грандена широко раскрытыми глазами. – Вы не верите мне, – простонала она, – никто не верит мне, считают меня сумасшедшей, но…

– Мадемуазель, – прервал ее де Гранден и начал говорить так, как врач разговаривает с пациентом, не владеющим своими нервами. – Мы этого не говорили. Только глупцы отказываются верить в то, чего они не понимают, а Жюль де Гранден далеко не глупец. Я говорю вам это. Расскажите нам то, чего мы не знаем, а мы послушаем.

Он пододвинул стол к кушетке, на которой она лежала, и наклонился к ней.

– Приступайте, мадемуазель.

– Меня зовут Мюллер, Берта Мюллер, – начала девушка, приложив к глазам комочек кружева и батиста. – Я из Вены. Год назад я приехала сюда, чтобы вступить в должность instructress детей герра Андреаса Хопфера, представителя Deutsche-Rotefabrik Verein.

– Гм-м, – прокомментировал де Гранден.

– Эта страна оказалась чужой для меня, – продолжала она более спокойным тоном. – Никто, кроме домашних моего хозяина и нескольких его друзей, не говорил на моем родном языке. Я была одинока. Для успокоения я часто сидела в парке и, наблюдая за голубями, думала о Вене – старой имперской Вене, а не бедствующем городе презираемой республики. Пожилая красивая леди с седыми волосами подошла и присела рядом. Она казалась грустной и задумчивой. Однажды она обратилась ко мне – и мое сердце чуть не разорвалось от радости! Эта была фрау Стогер. Как и я, она приехала из Вены, как и я, она потеряла своих близких во время войны с нашими завистливыми врагами, напавшими на нас.

Де Гранден отчаянно накручивал кончики навощенных усиков, и что-то вроде презрительного фырканья послышалось мне. С видимым усилием он справился и кивнул, чтобы она продолжала.

– Как-то я рассказала ей о том, что мои благородные братья со славой погибли при Пьяве, – говорила она, – и дама предложила пойти к ее подруге-спириту и, если это возможно, поговорить с любимыми мертвецами. Я сначала уклонилась от этого предложения: ведь Святая Церковь осуждает попытки проникнуть за завесу, разделяющую нас и счастливых усопших. Но, в конце концов, она уговорила меня, и мы отправились к медиуму.

– Ага, – понимающе кивнул де Гранден. – Полагаю, эта мадам медиум поведала вам много замечательного?

– Nein, mein Herr, – нетерпеливо возразила девушка, – ничего подобного! Мы не пообщались. «Изыди с глаз моих и из моего дома! – закричала она, едва я только вошла в комнату, где та сидела. – Прочь, проклятая женщина, ты одержима дьяволом!» – так она говорила мне, и стонала, и рыдала, пока я не покинула ее жилище.

– Parbleu, это весьма необычно! – пробормотал де Гранден. – Продолжайте, мадемуазель, я слушаю.

– Фрау Стогер была, как и я, смущена этим странным приемом, – говорила девушка, – но посоветовала не терять надежды. Позже она поведала мне, что, придя первый раз к медиуму, она также была выгнана, потому что мелкий бес сидел в ней. Тогда она отправилась к ученому мужу, изгоняющему дьяволов, и тот изгнал дух без проблемы и бесплатно – ибо герр доктор Мартулус не берет денег за свою работу. И теперь она одна из самых близких людей в кружке, где председательствует Лейла, медиум.

– Да? А потом? – побуждал ее француз.

– Тем же вечером мы поехали за город и встретились с профессором. Он сочувственно выслушал меня и дал мне коробочку пилюль, которые я должна была принимать. Я следовала его письменным указаниям, но от пилюль я заболела и перестала принимать их.

В следующий раз, когда мы встретились с фрау Стогер, она расспросила меня про медицину и, узнав, что мне стало плохо, сказала: это дурной знак. Со слезами на глазах она умоляла меня сходить на следующую консультацию.

Профессор Мартулус осмотрел меня, очень встревожился и созвал консилиум из своих коллег, сказав им, что я одержима самым главным злодеем. Таблетки, что он дал мне, всегда прежде изгоняли мелких демонов из их жертв. И они все заявили, что не следовало бы беспокоиться, ибо, начиная с Велиара, Маммоны и даже ужасного Мильчима, все демоны могут быть изгнаны их заговорами. Только против одного демона они бессильны – и этот демон был Мефистофель, злодей злодеев, сам Сатана. Если он избрал меня – мой случай практически безнадежен.

Они проводили меня во внутренний зал, где совершали мистические обряды, и пытались узнать имя злодея, овладевшего мной. Но все их усилия были тщетны, все вопросы оставались без ответа, пока, трепеща от страха, профессор не призвал самого Князя Тьмы.

Едва его губы произнесли ужасное имя, все здание дрогнуло от сильного взрыва, ослепительная вспышка огня озарила помещение, и я едва не задохнулась от смрада серы. Что-то ударило меня по голове, и я потеряла сознание. Опомнилась я уже в автомобиле фрау Стогер, спешащем назад в город. Когда я попыталась прижаться к ней, она отодвинулась и велела никогда не дотрагиваться до нее и даже не смотреть на нее. Я была отмечена самим Дьяволом, и даже мое дыхание и взгляд приносят несчастье.

Мой добрый сэр! – она с мольбой взглянула на де Грандена: так ребенок глядит на скептически настроенного взрослого, пытаясь убедить его в правдивости нелепой истории. – Я тогда не поверила. В моем детстве я слышала много рассказов о демонах от моей венгерской няньки, кладезя историй о вампирах и эльфах. Но я всегда думала, что это не более чем сказки. Увы! Вскоре я узнала, что Дьявол столь же реален сейчас, как и тогда, когда он купил душу Фауста.

На следующий же день, во время моей прогулки в парке, маленький ребенок, милая девчушка, игравшая со своей цветной нянькой у фонтана, подбежала ко мне. Когда же я наклонилась, чтобы обнять ее, она остановилась, посмотрела на меня с ужасом и закричала няньке, что Дьявол выглядывает из-за моего плеча. Негритянка бросила на меня взгляд и сделала пальцами знак от дурного глаза, вот так. – Она сделала «рожки». – И после этого послала меня к Сатане, моему хозяину, ожидавшему меня, а сама убежала из сквера с маленькой девочкой.

Де Гранден сжал подбородок большим и указательным пальцами.

– Тысяча проклятий! – воскликнул он. – Гарантировано, это обезьянье дело. Продолжайте, мадемуазель.

– Я стала меченой женщиной, – повиновалась она. – Люди поворачивались на улице и глазели на меня. И все делали «рожки». Однажды, возвращаясь из парка на закате, я увидела, как Дьявол усмехнулся мне из зарослей рододендронов!

Я готова была продать душу за минуту спокойствия. И тут, случайно, в парке я снова встретила фрау Стогер. Она перекрестилась, увидев меня, но не убежала и выслушала. Я на коленях умоляла ее взять меня с собой к профессору Мартулусу еще раз, чтобы он попытался освободить мою несчастную душу от власти Сатаны.

Тем же вечером я снова повстречалась с профессором. Он сказал мне, что есть один шанс из тысячи получить свободу – но за счет страшной унизительной жертвы и страдания. Он поведал, что надобно сделать, – о, не просите меня повторить это! – и от испуга я упала в обморок, но не получила помощи. Или я должна пройти предложенное испытание, или навеки остаться в дьявольской власти. Наконец, мне сказали, что я могу найти для себя замену, но должна заплатить за это две тысячи долларов. Где мне, бедной, почти нищей гувернантке, взять такую сумму? Для меня это всё равно, что миллион!

Фрау Стогер предложила позаимствовать сумму у моего хозяина. Он богат, и она знала, что мне известен шифр его сейфа и доступна чековая книжка, лежащая в столе библиотеки. Я отказалась, а она только рассмеялась: «Вы будете готовы сделать и худшие вещи, чем подделать чек или украсть презренные драгоценности, чтобы освободиться, дорогая моя!»

Это было неделю тому назад. С тех пор моя жизнь превратилась в ад на земле. Всё напоминало о моей ужасной судьбе. Дети кричали, завидев меня, женщины перебегали на другую сторону улицы, мужчины оборачивались и ухмылялись.

Сегодня вечером я участвовала в вечеринке в доме моего хозяина, хотя мне было совсем не до танцев. Наконец, едва не сойдя с ума, я вышла в парк прогуляться.

Mein Herr, поверьте мне! Пожалуйста, поверьте моим словам! Когда я вошла в сквер, Дьявол выступил из зарослей, приподнял шляпу и произнес: «Когда вы приедете жить со мной в аду?» Он протянул руку и дотронулся до меня – его рука горела, словно раскаленный добела утюг!

Я сильно напугалась, но решила, что это нервы сыграли со мной злую шутку, и бросилась бежать. Но через пятьдесят футов Дьявол появился вновь, снял шляпу и задал тот же вопрос. И вновь тронул меня огненным когтем. Я закричала и побежала, как испуганная кошка от преследующей собаки. Перед тем, как встретить вас, Дьявол явился в третий раз, задал тот же вопрос и добавил: «Я трижды пометил вас сегодня вечером, и теперь всякий, кто увидит вас, поймет, что вы – моя!» Тут я совсем сошла с ума, mein Herr, и побежала, как никогда не бегала. Когда вы выступили со своим предложением помощи, я приняла вас за злодея, обращающегося ко мне в четвертый раз, и, должно быть, упала в обморок… а потом оказалась здесь.

– И как появлялся дьявол, мадемуазель? – спросил де Гранден, придвинув стул ближе к ней. Его тонкие руки подрагивали от возбуждения.

– В точности как человек, mein Herr. Его тело походило на тело человека в вечерней одежде, но лицо казалось лицом грязного злодея с рожками, бровями, бородой и усами, сверкающими адским пламенем. И говорил он по-немецки.

– Я и не сомневаюсь, – согласился де Гранден вполголоса и громко спросил:

– Вы сказали, он дотронулся до вас когтем? Где?

– Здесь! – задыхаясь, прошептала девушка, прикоснувшись к обнаженному плечу. – Здесь и здесь! – указательным пальцем показав на другое плечо и на белый полумесяц груди.

– Sang d’un poisson! Тысяча белых петухов! – воскликнул де Гранден, преодолевая недоверие. В тех местах, что указала девушка, на ее белой коже были обозначены красные метки: рогатое, бородатое лицо на фоне перевернутого креста.

Жюль де Гранден внимательно рассмотрел метки на нежной плоти девушки; его губы искривились в беззвучном свисте под навощенными усиками; круглые голубые глазки вспыхивали пламенем.

– Клянусь старым и весьма безнравственным тараканом, это отвратительно! – взорвался он. – И где живет эта медиум?

– Ее называют Лейла-Провидица, – с дрожью ответила девушка. – Ее студия находится на Текумсе-стрит, она…

– Très bien, – прервал ее де Гранден, – вы придете к ней и скажете…

– Я не могу… я не могу! – с ужасом и отвращением завопила она.

– И все же, мадемуазель, – невозмутимо продолжал де Гранден, – вы придете к ней завтра и скажете, что решили нанять замену, чтобы подвергнуть ее испытанию вместо вас. Parbleu, вы придете! – настаивал он, невзирая на ее отчаянные жесты. – Завтра вы нанесете ей визит, а мы с доктором Троубриджем пойдем с вами. Мы будем изображать вновь приобретенных друзей, которые согласились финансировать ваше спасение. Вам не причинят вред, поскольку мы будем с вами. Тем временем, – он проконсультировался с крошечными золотыми часиками у себя на запястье, – становится поздно. Поедемте. Мы с доктором Троубриджем доставим вас в дом мсье Хопфера до дверей.

– Но, – возразила она, воспользовавшись, как тонущий веревкой, рукавом его жакета, – но, mein Herr, как же Дьявол? Я боюсь… А вдруг он…

Сеть крошечных морщинок показалась в уголках глазок де Грандена. Из кармана сюртука он с нежностью достал длинноствольный французский армейский пистолет с полной обоймой патронов.

– Мадемуазель, – уверил он, – если мсье Дьявол появится перед нами, у нас хватит огня, чтобы бороться с ним. Allons, давайте-ка отправимся!

– И что за идея впутаться в эту ерунду? – спросил я с прохладцей, когда мы возвращались от дома хозяина фрейлейн Мюллер. – Это похоже на обычный случай истерии, который надо лечить. Что вы хотите…

– Вот как? – саркастически ответил он. – А метки на плоти мадемуазель Мюллер – это, видимо, тоже знаки истерии?

– Ладно… – помедлил я. – Я не могу их объяснить, но…

– Как вы похожи на других добрых душ, не видящих дальше собственного носа и пытающихся объяснить только внешние признаки, – прервал он меня с усмешкой. – Non, non, Троубридж, друг мой, боюсь, что вы не узнаете бобы, даже когда мешок открыт. Смотрите, mon ami, думайте и размышляйте над тем, что случилось этим вечером. Припомните детали истории этой молодой особы, пожалуйста.

Из ее рассказа не следует ли, как из дорожной карты маршрут автомобилиста, что здесь действует хорошо организованная преступная группа? Полагаю, да. Одна в чужом городе, она встречает женщину, которая утверждает, что приехала с ее родины – после того, как стало известно, что это за родина. Как же это так? Из разговоров выясняется, что девушка имеет доступ к сейфу и чековой книжке хозяина, и она становится легкой добычей преступной банды. На каждом шагу ей встречаются злодеи, приводящие ее в отчаяние, подталкивающие ее к воровству.

А что же о воображаемом демоне, обратившемся к ней в парке сегодня вечером? Она думала, что он один. Но я-то видел троих мужчин, поднимавшихся из-за кустов и обращавшихся к ней. Я тоже видел их лица, сияющие пламенем. Но это не был адский огонь, как она полагает. Mais non, разве я не говорил, что он походил на свет гнилушек? В чем тут дело? Ответ прост. Эти трое мужчин с ложными бровями и бородами, носили маски, намазанные яркой краской. Они воспроизводили популярный образ Дьявола и пугали девушку, и без того уже изрядно напуганную.

Очень хорошо, пойдем дальше. Крупный молодой человек, внезапно натолкнувшийся на нас и отведавший мой ботинок, говорил с немецким акцентом. Вне сомнения, он был одним из тех троих, появлявшихся из-за кустов.

Другое. Я знаю манеру людей во многих странах, знаю, как спасаются от сглаза. «Ну и что с того?» – спросите вы. А я отвечу: «Никогда американцы и англичане не сделают рожки от дурного глаза. Это европейский континентальный обычай». Поэтому, услышав, что негритянка-нянька сделала рожки мадемуазель Мюллер в парке, я почуял запах рыбы в этой истории. Черная женщина – несомненно, американка, – узнала про этот знак не от американца. Американец вообще ничего не понял бы. Но мадемуазель Мюллер – не американка, поэтому она поняла этот знак.

– Хорошо, – отвечал я, – и какова же ваша теория?

– Всё просто. Ребенок, сбежавший от мадемуазель Мюллер, нянька, сделавшая рожки, люди, отворачивающиеся от нее на улицах – все они были расставлены на ее пути для сопротивления ее воли, для «ловли козы», как вы, американцы, говорите. Послушайте: они потребовали от нее только две тысячи долларов. Почему? Поскольку думали, что большего от нее не добиться. Конечно же, вся эта система не могла быть организована для приобретения такой суммы. Нет, люди не берут оружие на слона, чтобы охотиться на бабочек. Бедная девушка – всего лишь одна из многих жертв этих жуликов. Стогер – одна из приманок для глупых женщин… – Он сделал паузу; его губы раздвинулись в улыбке, его глазки светились восторгом.

– Ладно, я согласен, – ответил я. – Но почему…

– Внимание, друг мой! – сказал он некстати. – Вы бывали в Индии?

– Нет.

– Очень хорошо. Я расскажу вам кое-что. Уроженцам этой земли докучают тигры, правда?

– Ну, я слышал об этом.

– Parfaitement. Когда белый человек приезжает, чтобы избавить сообщество от полосатого дьявола джунглей, что он делает?

– Что?

– Конечно же, он забирается на подходящее дерево и ждет, а внизу привязывает несчастную козу!

– К чему…

– Очень хорошо, друг мой. Мы с вами – охотники. Неудачливая мадемуазель Мюллер…

– Боже правый! – воскликнул я, поняв смысл его схемы. – Вы же не предполагаете…

– Конечно же, да, – кивнул он с апломбом, – она – коза, соблазняющая тигров в пределах досягаемости моей пули. – Он улыбнулся, даже прищелкнул острыми зубками.

– Ну, друг мой, пойдемте спать, – предложил он, когда мы уже стояли перед моим домом. – Нам нужно хорошо выспаться! Ибо завтра, parbleu, я уверен, нам предстоит как следует заняться спортом, прежде чем мы сдерем кожу с этих двуногих тигров!