– Что ж, теперь мы, как говорят американцы, находимся в затруднительном положении, друг мой Троубридж, – заявил он, когда уселся в одно из плетеных кресел и закурил сигарету. – Принять шаловливое предложение метиса – значит опозорить себя навсегда, и это неприемлемо. Но и быть съеденным этим дьявольским осьминогом столь же неприемлемо. Morbleu, знать бы раньше, я бы потребовал тысячу фунтов в день от этих господ Ллойдов и затем отклонил бы их предложение. Дерьмовая удача, как говорили ваши чудесные солдаты во время войны, друг мой.

Из-под бамбуковой кровати раздался какой-то шорох. Я безучастно уставился на кровать в полном безразличии к любому новому ужасу. Но, несчастный, к такому я готов не был.

Лишенная великолепного одеяния, в простом саронге и жакете из дешевого хлопка, едва прикрывавшем ее великолепное тело, с бусинкой из слоновой кости в носу вместо бриллианта, без всяких драгоценностей, Мириам, танцовщица, выползла из-под кровати и бросилась к ногам де Грандена.

– О, мсье! – произнесла она голосом, наполненным слезами. – Пожалейте меня, прошу вас, умоляю! Будьте милосердны ко мне, как могли бы пожалеть вашу сестру…

– Morbleu, дитя мое, о чем вы просите? – спросил де Гранден. – Как могу я пожалеть вас, если даже не могу избежать собственной смерти?

– Убейте меня, – ответила она отчаянно. – Убейте меня сейчас, пока есть время. Смотрите, я принесла вам это, – она отогнула складку дешевого саронга и достала национальный крис, короткий заостренный меч с волнистым лезвием.

– Нанесите мне удар им, – умоляла она, – а потом, при необходимости используйте его для своего друга и для себя; никакой другой надежды нет. Оглядитесь вокруг, разве вы не видите, что нет иного способа умереть в этой тюремной комнате? Когда-то здесь было стеклянное зеркало, но один пленный белый сломал его и преуспел в том, чтобы порезать свои запястья осколками. Он умер. С тех пор у Гунонга Безэра в этой комнате стоит металлическое зеркало.

– Pardieu, вы правы, дитя мое, – согласился де Гранден, разглядывая туалетный столик, над которым висело металлическое зеркало. – Но почему вы ищете смерти? Вы также предназначены для осьминога?

Она вздрогнула.

– Однажды, возможно. Пока я сохраняю свою красоту, у меня остаются шансы выжить. Каждый день старая Умера, одноглазая чертовка, учит меня танцевать, и когда я не нравлюсь ей (а ей очень трудно понравиться), она бьет меня бамбуковыми прутами по ступням, так, что я едва могу ходить. И Гунонг Безэр заставляет меня танцевать для него каждую ночь, пока я не валюсь с ног от усталости, и если я не улыбаюсь, когда танцую, или если я утомляюсь слишком быстро, пока он не разрешает мне остановиться, он бьет меня.

Всякий раз, когда судно попадает в его ловушку, он спасает некоторых офицеров и заставляет меня танцевать перед ними. Я знаю, что они должны пойти на корм дьявольскому чудовищу, и все же я должна улыбаться им, или он изобьет меня так, что ноги мои будут кровоточить, а старуха будет избивать дальше, когда он устанет.

Мой отец был французом, мсье, хотя я сама родилась в Англии от испанской матери. Мы потеряли все наши деньги во время войны, поскольку мой отец управлял ювелирным магазином в Реймсе, и продажные боши украли все, что он имел. Мы приехали на острова после войны, и мой отец занимался торговлей. Мы возвращались домой на голландском судне «Ван Дэмм», когда Гунонг Безэр поймал его в свою ловушку.

Меня он оставил, чтобы обучать местным танцам и мучить – видите, он вставил мне в нос кольцо, как рабыне. – Она подняла дрожащую руку к простой бусине в носу. – Мой отец – о, Бог Израиля! – был скормлен осьминогу на моих глазах мне же в назиданье: я отправлюсь за ним, если не буду покорной всем желаниям Гунонга Безэра.

Что ж, мсье, убейте меня и избавьте от мучений, – закончила она просто.

Пока девушка говорила, на лице де Грандена отразилась целая гамма эмоций: от ужаса до сострадания. Когда она закончила свой рассказ, он выглядел задумчивым.

– Подождите, подождите, моя милая, – попросил он, когда она совала крис в его руку. – Я должен подумать. Pardieu! Жюль де Гранден, вы глупец, вы должны думать теперь как никогда прежде!

Он погрузил лицо в ладони и склонил подбородок почти к коленям.

– Скажите мне, моя капусточка, – внезапно спросил он, – они позволяют вам выходить из этого проклятого дома днем, hein?

– О, да, – отвечала она. – Я могу пойти куда и когда угодно, если не занимаюсь танцами или не лежу избитой. На этом острове даже каннибалы на берегу не смеют дотронуться до меня из-за страха перед хозяином. Я принадлежу Гунонгу Безэру, а он скормит любого, кто коснется его собственности, огромному морскому дьяволу.

– А почему вы никогда не стремились умереть от своей собственной руки? – спросил подозрительно де Гранден.

– Иудеи не совершают самоубийств, – ответила она гордо. – Умереть от чьей-либо руки не возбраняется – дочь Иеффая умерла так. Но уйти из жизни своими руками, окрашенными в красный цвет своей крови, противозаконно для нас.

– Ах, да, я понимаю, – согласился он с коротким поклоном. – Вы, дети Иакова, стыдитесь так называемых христиан и соблюдаете свои заветы, дитя мое. Eh bien, но у всех нас есть совесть, моя красавица.

Давайте-ка рассмотрим: в ваших прогулках по этому ненавистному острову, не видели ли вы около той площадки, где установлены мачты, кустарников с ярко-красными листьями и фруктами как незрелые яблоки, что растут во Франции – низких кустарников с бледно-зелеными плодами?

Девушка задумчиво наморщила белый лоб, затем дважды кивнула.

– Да, – отвечала она. – Я встречала их.

– Très bien, – одобрил он. – Путь из этого злого места открывается перед нами, mes amis. По крайней мере, у нас есть шанс побороться. Теперь слушайте – и слушайте внимательно, мой маленький апельсинчик. От вашего внимания зависит наша свобода.

Завтра, когда у вас будет возможность покинуть этот дом, пойдите в то место, где растут эти фрукты, и соберите их столько, сколько сможете унести в своем саронге. Принесите эти плоды, Cocculus indicus, в дом и разотрите их в пюре в какой-нибудь фляге. В обеденный час вылейте содержимое фляги в воду, где живет осьминог. Не подведите нас, моя маленькая голубка! Добросовестное выполнение этого задания спасет наши жизни, pardieu! Если вы это сделаете, то мы не накормим мсье Октопуса собой, поскольку у него будет слишком маленький желудок, parbleu!

Когда вы выльете раздавленные фрукты в воду, спрячьтесь где-нибудь в тени и ждите нашего появления. Вы умеете плавать? Хорошо. Мы прыгнем в воду, и вы прыгайте с нами. Мы поплывем к той лодке, которой я собирался воспользоваться, пока мы не встретились с этим великолепным Гунонгом-Безэром-Джеймсом-Абингдоном-Ричардсоном. Cordieu, полагаю, что Жюль де Гранден все же не такой дурак, как я думал!

Доброй ночи, и пусть Господь ваших предков охраняет вас этой ночью и все ночи вашей жизни!