«Королевство кривых зеркал»
1963, к/ст. им. Горького. Реж. Александр Роу. В ролях Оля и Таня Юкины (Оля и Яло), Анатолий Кубацкий (Йагупоп 77-й), Андрей Файт (Нушрок), Лидия Вертинская (Анидаг), Аркадий Цинман (Абаж). Прокатные данные отсутствуют.
Считается, что жанровое кино питают всего два фундаментальных мифа — о Золушке и Робин Гуде. Либо через тернии к принцам — либо «если у толстого отнять немножко, то будет не кража, а просто дележка». Советское детское кино добавило к ним легенду об антимаугли — пионере-перевоспитателе. С самой теплящейся зари отечественного кино юный фантазер-сладкоежка начал мять архетипические сюжеты, вымысел и старину. Он не был образцовым ленинцем, неохотно вставал, играл вместо уроков в резиночку и вечно норовил залезть в какое-нибудь волшебное дупло с бабушкиным гостинцем за щекой. Дремучая затхлая сказка открывалась перед ним сплошным паноптикумом несправедливостей, стосковавшихся по засученным пионерским рукавам. Пионер перевоспитывал сказку — сказка перевоспитывала пионера, прощались друзьями с обычными подростковыми клятвами «теперь навсегда и больше ни-ни».
Ворчливый Петя защищал плаксивую и тупенькую Красную Шапочку от Волка. Новый Гулливер мутил у пластилиновых коротышек настоящую пролетарскую революцию. Баранкин с Малининым дубасились с полчищами рыжих муравьев. Вовка чинил тридевятое царство, Витя Перестукин — Страну невыученных уроков, отроки — Вселенную, а Коля с Олей ассистировали Архимеду в героической обороне Сиракуз (не говоря уже о Вольке ибн Алеше, который чуть было досрочно не сделал рабовладельческий строй феодальным). Скандинавские писатели, к слову, тоже соображали в обоюдном совершенствовании мира и фантазера: Герда, Нильс и маленькая Баба-Яга в душе тоже были настоящими пионерами, недаром их так часто экранизировали и ставили в детских театрах.
Из чащ и чертогов пионер выбирался, как Иван-дурак из кипяченого молока, — рукастым, смышленым, причесанным и писаным красавцем, хоть сейчас под венец с Машкой Канарейкиной. К вящему огорчению девичьих душ, детское кино России было сугубо мальчиковым, естествоиспытательским, без гуманитарных бантиков и финтифлюшек, и пригожие Марьюшки не ждали своих дураков из сказки с вышитыми рушниками и приготовленными домашними заданиями. До самых «Отроков во Вселенной» дурак разумно полагал, что девчонки с их записочками и переглядками — одно баловство и сильно отвлекает от свершений. И только волна простонародного, а значит, не искусственного феминизма начала 60-х («Девчата», «Стряпуха», «Полосатый рейс», «Простая история») зацепила кометным хвостом и хрустальные замки на сгущеночных берегах. Повинуясь общественному прогрессу, сценарист Виталий Губарев и режиссер Александр Роу в 63-м году впервые запустили в сказку девочку, даже двух. Сказка называлась «Королевство кривых зеркал».
Концентрация бесчинств в сказочной деспотии была поистине гофманианской. Мало того, что в этой увеличенной комнате смеха правила абсолютная монархия с придворной камарильей регентов, мало того, что плебс подвергался двойному гнету короны и наместников, — так следует добавить, взгляды этой нечисти на маленьких мальчиков и девочек были, прямо скажем, пазолиниевскими. Автору не раз приходилось отмечать латентную педерастию антигероев детского экрана («Позор Винни-Пуху, пьянице и педерасту», «Столица»-93) — однако лидерство царствующего дома Йагупопов из «Королевства кривых зеркал» было бесспорным.
Сам король Йагупоп Седьмой вершил славные дела преимущественно у зеркала — в пудре, туфлях, драгоценностях, панталонах с кружевами, вертясь и причитая сдобным голосом трансвестита. Герцог Нушрок носил длинный парик, чувственные ноздри и густые черные кокаинические тени под демоническими очами. Дочка его предпочитала чернокожаное трико-обтягайку, плетку-семихвостку и прочие садо-мазо-аксессуары вплоть до странноватой и крайне симпатичной лошадки. Все трое воевали друг с другом за право сажать на цепь и запирать на ключ маленьких детей. Зеркальщику Гурду уже пришлось лихо — новоприбывших пионерок Олю и Яло немедленно перекрестили в королевских пажей со всем соответствующим шлейфом пикантных ассоциаций, не меньше чем у маркизы де Помпадур или батальонной санинструкторши.
Близнецы-пионерки сумели дать педофилам по шаловливым рукам. Стоило приблизиться минуте скверного свиданья, они прижимались спина к спине и запевали задорную антиманьяцкую песнь «Когда отряд идет в поход, не отставай, дружок» — призрак нашествия орд маленьких ленинцев повергал извращенцев в естественный ужас. Они трепетали и просили только не проверять сменную обувь. Короче, как писал Веллер, «мрачное средневековье стало светлым, Джордано Бруно сам сжег всех инквизиторов, а капитан Блад наконец-то сказал Арабелле, что она дура и другого такого фиг найдет». Сказка исправилась, очистилась, потеплела — можно было уже и рыбок запускать.
К середине 60-х сказочных пионеров набралось достаточно для кадровой дружины имени Джанни Родари. Красящие забор цари Дурандаи только мелко крестились: «Пронеси, господь, от тимуровцев» — и ладили на досуге обрез по репродукциям из «Родной речи». Пиратские капитаны единственным глазом пялились в учебник Перышкина, чтоб не уронить своей флибустьерской чести в споре с очередным юным натуралистом за пифагоровы штаны. Отощавшие на диете из пионерской правды волки нанимались ходить по вечерам с колотушкой и гнать заперевоспитывавшихся пионеров домой, потому что по ночам сказка закрывается. Только к 70-м им вышло послабление: поубивалось несколько экипажей, космос из доброй тьмы в звездную крапинку стал враждебной черной дырой. «Альфу Центавру» перестали произносить с аукающим придыханием и шлепать на конфетные обертки, а детские писатели во главе с Киром Булычевым и журналом «Искатель» разглядели в космосе прорву тиранов и серийных убийц. Пионеры повыскакивали из сказок через плетень, построились и полетели рубиться с гадскими роботами.
Волки, цари и пиратские капитаны, обнявшись, плакали у околицы. Ни Мамай, ни Попай не нанесли им таких ужасных разрушений.
