Глава девятнадцатая

В подвале дельфинария пахло плесенью. Широкий коридор привел нас в большое помещение под главным бассейном. Мы медленно шагали мимо широких опор, прижимаясь к стене; бетонный ужас нависал в темноте над нашими головами. Скоро обнаружилось свободное пространство и прямоугольное отверстие в стене под потолком; внутрь светила луна. Это было то самое подвальное окно, в которое мы так и не решились пролезть три дня назад. Между двух опор стоял на боку большой деревянный ящик. Дима пнул его: ящик накренился, но устоял. Внутри ящик был пуст. Рома нашел среди обломков на полу настенные часы без стрелок. Сказал: это надо обязательно сфотографировать, поломанные часы символизируют застывшее время. Дима вытянул вверх руки и подпрыгнул: попытался уцепиться за край окошка. Рома расположил часы у стены и примеривался, как бы получше их снять, чтоб они еще более точно символизировали застывшее время. Я посветил ему фонариком. Подошел Дима. Я спросил: ну что, допрыгнул? Он посмотрел на меня: что? А, нет, слишком высоко. Вы что тут делаете? Я сказал: фотографируем часы. Рома опустил фотоаппарат: да ну их. Все это ерунда, тут нет времени. Я спросил: почему? Часы без стрелок в этом мертвом помещении: разве ты можешь такое пропустить? Это обязательно надо сфотографировать! Может, эта фотография выстрелит, и ты прославишься на весь мир. Рома снова поднял фотоаппарат: ты абсолютно прав, я чуть не сдался. Я сказал: так держать. Рома сказал: до-о. Я попросил Диму: посвети за меня на часы, хочу тут кое-что посмотреть. Дима сказал: хорошо. Я отошел в сторону, направив луч налобного фонаря на листок бумаги, торчавший из кирпичной крошки возле стены. Я наклонился и осторожно вытянул листок; на нем осталась ржавая царапина. Я встряхнул листок, избавляясь от кирпичной крошки. Это был детский рисунок: девочка-русалка на дне синего моря в окружении дельфинов-прислужников. Подписано: Жанна У., 1 «Б» класс. Я огляделся: возле входа в помещение на полу лежал еще один рисунок. Я услышал, как Рома говорит Диме: так, теперь поверни их немного сюда. Да не так. Дима спросил: так? Рома сказал: нет, не так. Да вот так же. Ладно, давай я сам.

Я подошел к входу, наклонился и поднял рисунок. Автор был Сережа, без инициалов и принадлежности к классу. Сережа изобразил морского царя, высунувшегося по пояс из воды. В небе над морским царем почему-то летел боевой самолет с красной звездой. Летели бомбы: самолет бомбил царя. Я взял и этот рисунок. Мне показалось обидным, что детское творчество пропадает в этой запущенности зря. Хотелось собрать все рисунки. Я вышел в коридор, посветил сначала в одну сторону, потом в другую. Никаких рисунков не увидел: коридор был пуст. Впрочем, в дальней части коридора возле деревянной двери на полу что-то темнело. Я подошел ближе: это была дохлая крыса. Крови не видно: может, умерла от старости. А может, старушка-охранница подсыпала ей яду. Я сфотографировал мертвое животное. Дернул дверь за ручку. Дверь легко открылась. Это была небольшая кладовка: внутри старая швабра, ржавое ведро, а в углу — стопка бумаг, придавленная сверху кирпичом. Я шагнул внутрь, убрал кирпич и поднял несколько верхних листов. Это были детские рисунки. Я подумал, как это несправедливо: дети старались рисовать, а их рисунки нашли свой конец здесь. Я разглядывал рисунки: первый, второй, третий и так далее. Женя Г., Петя А., Лена Богатырева, почему-то фамилия полностью. Меня охватило странное чувство: страх и сопричастность. В каждом из этих детских рисунков было остановившееся время; вот как у Ромы в часах, только часы для меня были мертвый обломок. У меня задрожали руки. Я был в темноте, один, свет падал только на бумагу у меня в руках. Громко хлопнула дверь за спиной. Я на миг зажмурился. Я знал: кто-то стоит у меня за спиной. Кто-то огромный и черный хрипло дышит у меня за спиной и так же, как я, смотрит на детские рисунки у меня в руках, что-то его заинтересовало в этом крошечном уголке детского творчества. Я слышал дыхание этой твари: в этом не было никакого сомнения. Это было металлическое дыхание; как будто дышит неземная тварь. Я кожей чувствовал ее присутствие. Как будто мне снова три года, и я укрываюсь одеялом с головой, чтоб спастись от неведомого существа, которое выползает из-под ковра на стене, которое тихо сидит совсем рядом, на моей кровати, и спасение я могу найти лишь в том, чтоб не двигаться и не раскрываться; все точно так же, как было тогда, не считая того, что одеяла у меня теперь нет. Я словно оцепенел. Я открывал и закрывал глаза, ожидая, когда это начнется; или закончится. Что «это» — я не понимал. Я говорил себе: это приступ. Психоз. Паранойя. Шизофрения. Я осознавал, что, кроме меня, в кладовке никого нет. Что дверь захлопнулась сама по себе — бывает. Доводчик сработал. Я понимал это — и все равно боялся. Это был панический ужас. Не уверен, что когда-нибудь еще испытывал нечто подобное; любой другой страх был лишь тенью этого ужаса. Ничего не осталось в целом мире: только стопка рисунков у меня в руках и тварь за спиной. Я понял, что еще немного — и действительно сойду с ума, перестану быть собой. Я попытался сосредоточиться на рисунках. Что-то внутри меня кричало: беги, беги, беги, но я сопротивлялся этому воплю; я внимательно разглядывал рисунки, стараясь находить нужные мне детали. Вот работа Ирочки Т.: толща воды, падающая с горы в море; по этому водопаду на дельфинах спускаются улыбающиеся дети. Вот картина Вовы К., 3 «А» класс: тезка изобразил бассейн, в бассейне плавают люди и дельфины, а возле бассейна стоят зрители, видимо, это главный бассейн дельфинария; изображено достаточно реалистично; даже вышка есть с человеком на краю. Я зажмурился: мне показалось, что тварь наклонила свою уродливую голову буквально у меня над левым плечом, и если я скошу взгляд, то обязательно увижу ее. Я открыл глаза и посмотрел на следующий рисунок. Автор Ваня П., 1 «В» класс. Берег моря. На песчаном желтом берегу сидит испуганный маленький мальчик. В воде стоит женщина, протягивает мальчику свои непропорционально длинные руки. Женщина что-то говорит: это понятно по комиксовому облачку возле ее рта. В облачке написано детским почерком, такими старательными детскими буквами, на удивление грамотно: «НЕ БОЙСЯ».

Дверь отворилась. В кладовку проник электрический свет. Я повернулся, моргнул. В проеме стоял Рома.

— Блин, вот ты где! Вовка, ты чего тут забыл?

Я кашлянул пересохшим ртом:

— Да так. Рисунки разглядываю.

Рома зашел внутрь, посветил на пачку бумаги у меня в руках:

— Ого, сколько их.

— Наверно, конкурс детского творчества проводили, — сказал я.

— Забирай, — предложил Рома.

— Чё, тоже хабар, — сказал Дима из коридора.

— Может, и заберу, — сказал я.

— Давайте наверх. — Рома зевнул. — Надо переходную галерею посмотреть. А потом по домам, поздно уже.

— Жена поругает?

— До-о.

— Твою ж мать, — сказал вдруг Дима.

— Что такое?

— Кажется, на дохлую крысу наступил.