Глава 53

– ОУН должна делать так, чтобы все, кто признал советскую власть, были уничтожены. Не устрашать, а физически уничтожать! Не надо бояться, что люди проклянут нас за жестокость. Пусть из сорока миллионов украинского населения останется половина – ничего страшного в этом нет!

Такую речь выдал главнокомандующий УПА Роман Шухевич, призывая своих бойцов на новые подвиги в честь Соборной Украины.

Это явилось следствием паники, охватившей всех – от рядового казака УПА до высшего руководства. Успехи Красной армии на немецком фронте оказывали на одних бандеровцев деморализующее воздействие, и те пополняли число выходящих из лесов за амнистией. Другая часть впадала в отчаянную ярость, жаждала больше крови. Настроение последних в своей программной речи и выразил Шухевич, сам постепенно погружавшийся в безумие.

В первые месяцы 1945 года антибольшевистский террор был усилен многократно. На полноценные боестолкновения с войсками и органами НКВД сил уже не хватало. Но их было достаточно для кровавых вылазок. Со свирепой жестокостью бандеровцы вырезали колхозников, представителей органов власти, семьи тех, кто являлся в военкоматы. Захваченных красноармейцев обливали бензином и поджигали живыми факелами, им перед смертью выкалывали глаза.

Весной ожесточенность действий бандеровцев еще больше возросла. На деревьях появились листья, нападать под прикрытием зелени стало куда проще. И озлобление, смешанное с отчаянием, достигло пика. Националисты ощущали, что время их безвозвратно уходит. Советские солдаты уже у ворот Берлина. А если русские победят – что тогда?

Дантист прекрасно понимал, что еще несколько месяцев – и УПА прикажет долго жить. Ее остатки коммунисты выбьют в глухие чащобы. Уже сегодня в большинство сел ходу казакам нет – только с боями. Населенные пункты прикрывали отряды самообороны – проклятые «ястребки», которых все больше. А ряды повстанцев редеют. Семьсот тысяч мужчин коммунисты отправили служить в Красную армию. Еще двести тысяч галичан выселили в Сибирь. Где УПА взять пополнение?

В такой обстановке единственный путь – укреплять подполье и развивать агентурную сеть. Конспирация, конспирация и еще раз конспирация – так говаривал абверовский куратор Кляйн, до сих пор шлющий из-за линии фронта посылки в виде контейнеров с оружием. Хорошая конспирация – это когда в селе две ячейки ОУН знать не знают друг о друге. И это уже было достигнуто.

В апреле Дантист поехал инспектировать Станиславскую область. Там был оазис благополучия. Хотя громких карательных акций оуновцами не проводилось, зато организовывались эффективные мероприятия по противодействию призыву в Красную армию и пополнению личного состава УПА.

В бетонном, по-хозяйски справном и отлично обустроенном немецком бункере у подножия Карпат Дантист встретился с областным проводником Саввой, отвечавшим тут за все. Согласно директиве от ноября 1944 года подразделения УПА теперь находились в оперативном подчинении региональных проводов ОУН.

Дантист смотрел на Савву с долей брезгливости. Тот в свои сорок лет выглядел на шестьдесят, худой, морщинистый, зубы выпали от цинги. Происходил из крестьян – тех, кто никогда не ел досыта. У него была особенность – он вообще не чувствовал физической боли. Прошел через застенки НКВД и умудрился сбежать. Фанатичен, непримирим, к врагам жесток до изуверства. Свободная Украина для него – это не конкретное государство, парламент или диктатура. Это такой рай на земле, где у него будет земельный надел, лучше с батраками, вдоволь еды, а у детей справные сапоги да рубашки на выход. Но без таких примитивных особей чего стоили бы такие, как Дантист, возвышенные романтики и созидатели новой страны, которая когда-нибудь воцарится на руинах Польши и СССР?

– Вяло работаете! Боитесь! – устроил разнос Дантист. – НКВД скоро в ваших схронах трапезничать будет, а вы ему официантами прислуживать! Активизируйтесь!

– Ишь ты, – покачал головой Савва. – Нас и так НКВД зажало. Сколько людей потеряли. Вот сейчас восстановим численность армии. И так врежем!

– Врежем? Сколько пособников Советов повесили?

– Достаточное количество, – важно объявил Савва.

– Не чувствуется. Не особо вас селяне боятся.

– Так нас бояться комиссары должны, а не крестьяне. Надо разбираться, кто есть кто, а только потом хуторянина казнить.

– Ты что-то недопонимаешь, соратник! Если убьешь сто лишних и непричастных – дело только укрепится. Если не убьешь одного врага – потеряешь все!

– Нет, крестьянина лишним зверством не убедишь, а озлобишь.

– Ладно. Показывай свои бурсы.

По лесу, обходными тропами, в сопровождении небольшого отряда они двинули в предгорья, где обустроились два вооруженных до зубов и укомплектованных куреня, а также девять учебно-запасных сотен. В учебных сотнях новобранцы обучались полтора месяца и уходили в действующие части УПА по всей Украине.

Хозяйство у Саввы было крепкое. Он определенно обладал организационными способностями. Глядя на все это, у Дантиста стали закрадываться сомнения в своей правоте. А ведь живет же армия. Эта сила еще может дать по зубам коммунистам. Может, он рано хоронит УПА?

Гоняли призывников в этих школах по немецким стандартам. Учили не только действовать в лесу, но и конспирации, диверсиям. И с утра до вечера работали с ними матерые языкастые «политруки» из пропагандистского отдела ОУН – вдалбливали в головы про ненавистных большевиков, которые с немцами скоро поубивают друг друга, и взовьется тогда над Галицией знамя свободы.

– Красиво говорят, паршивцы! – умилился Савва, когда они отходили от учебной группы, рассевшейся на скамейках на поляне и внимающей политпропагандисту. – Иногда сам заслушаюсь, аж до слезы.

В этих горно-лесистых, благолепных для взора краях Дантист отдохнул своей истрепанной и продырявленной, как старое полковое знамя, душой. Но недолго.

Однажды в палатку, расположенную на территории учебной сотни, влетел испуганный сотник Цуковинец и объявил откушивающим картошки с сальцом Дантисту и Савве:

– НКВД на подходе!

– Отобьемся? – насторожился Дантист.

– Да куда там! – махнул рукой сотник. – Их целая армия.

– Уходим?

– Да куда там! Нас, кажется, в объятия взяли. Окружили нас!..