Глава 39

– Мы уходим. Пока есть еще такая возможность, – сказал Дантист.

– Что? – не поверил своим ушам куренной атаман Хмара и ударил кулаком по бревенчатой стене подземного укрытия. – Вы уходите от боя? Дезертируете?

– Это ты своих селян агитируй, – прошипел зло Дантист. – Которых мы шомполами в армию загнали. И шомполами в атаку гоним. А у меня отряд истинных патриотов, прошедший огонь и воду, отлично подготовленный и со специальными задачами. И лечь в бою, как пушечное мясо, в эти задачи не входит.

– Лечь?! – возмутился Хмара. – Мы сами положим комиссаров! Всех!

Дантист с насмешкой посмотрел на него:

– Поглядим… Мой тебе совет – собирай своих самых верных хлопцев и пробивайся дальше в леса. Пограничники тебя не пощадят.

Пограничники, чьи отряды сейчас пытались заблокировать группировку, были настоящими чертями. Воевали умело – лучше даже, чем цепные псы внутренних войск, и жестоко. Бандеровцы боялись их как огня, потому что в плен «зеленые фуражки» брали редко. Но и сами в плен не сдавались, всегда держали для себя гранату или патрон.

– Им никогда нас здесь не достать, – упорствовал Хмара.

– Ну, воюй, куренной. Покажи себя. А мы пошли.

– А если я вас всех как дезертиров! – взревел Хмара. – На веревку и на сук!

– Ты? Меня? – удивленно посмотрел на него Дантист. – Если решил самоубиться, советую сделать это менее болезненным способом. Все! Слово сказано! Воюй…

Повторялась история с Кременецкими лесами. Одна из последних крупных группировок оставалась в чащах Львовской области у подножия Карпат. Здесь казаки себя чувствовали вольготно. Была артиллерия, даже свой автотранспорт и доставшаяся от немцев бронемашина. Прорыты укрепрайоны, доты, неприступные, казалось, крепости. И вот теперь пограничники совместно с армией решили уничтожить эту вольготную жизнь.

Если Хмара считает, что он может отбиться от этой армады, то он дурак. Он просто не был в Кременецких лесах. И не знает, как разбегаются воины УПА под минометным обстрелом. С этими мыслями Дантист собрал перед траншеями три десятка своих бойцов – его личный резерв.

– Уходим! – сказал он. – Это война для мяса!

Его заплечных дел мастера и умелые диверсанты были с этим согласны.

– Ты идешь со мной, – кинул Дантист стоящему рядом с ним старому знакомому Карпатскому, краевому проводнику, худому, сгорбившемуся под тяжестью своих полусотни годков Голубу, которого не пойми какой черт занес сюда именно сейчас. – Не твое дело гибнуть здесь. Ты годишься для большего.

Голуб согласно кивнул. Он отлично видел, куда все идет.

– 22 августа 1944 года – этот день станет очередным черным днем для УПА, – торжественно изрек Дантист.

Зондеркоманда успела покинуть опасные места в последний момент перед тем, как захлопнулся капкан. В горах ее ждали укромные убежища. Дантист оставил погибать тех, кому погибнуть было суждено.

Шесть пограничных полков, пять пограничных отрядов Украинского пограничного округа и три полка Красной армии предсказуемо перемолотили за неделю укрепленные пункты и лагеря УПА в Львовском предгорье. Сперва раздавили основную группировку, а затем две недели зачищали районы Львовщины. Убили более трех тысяч казаков, более тысячи взяли в плен.

Дантист видел, как на его глазах мощная повстанческая армия в пятьдесят тысяч штыков тает как снег. Она не в состоянии на равных биться с Советами. Но командование УПА еще питало иллюзии о действии большими силами, хотя уже и издавала указания о необходимости при опасности рассыпаться на маленькие отряды в пятнадцать-двадцать человек.

Укреплять подполье – теперь Дантист в этом видел главный смысл своей жизни, без устали мотаясь по оккупированным коммунистами землям, по селам и лесам, наводя порядок в СБ и готовя теракты.

Так прошло лето. Пришла осень 1944 года в неподъемных трудах. Между тем события развивались стремительно.

После того как Красная армия взяла Львов, дошла до Вислы и Карпат, немцы плюнули на большую политику, их уже не волновало то, как будет называться эта территория – Свободная Украина или Дистрикт Галиция. Главное, найти как можно больше союзников. Впереди вполне явственно замаячил призрак поражения в войне. И тут нужно мобилизовать максимально всех, до кого дотянешься. И отбросить все прошлые разногласия.

Поэтому в конце сентября из концлагеря Заксенхаузен торжественно выпустили Степана Бандеру. Теперь от него шли бесконечные обращения, директивы. Бандеровцы делали попытки перетянуть на свою сторону колеблющихся под знаменем борьбы с большевизмом, при этом готовы были брататься со старыми врагами.

А УПА все сдавала позиции в лесах, деревнях. Мобилизационный резерв ее отбывал на службу в Красную армию. Молодежь нередко пряталась в лесах от оуновских рекрутеров или добровольно шла в советский военкомат. Большевики объявляли амнистию за амнистией. Естественно, те, кого загребли в повстанческую армию под угрозой автоматов, с удовольствием бежали домой. Писали явки с повинной. И возвращались к мирному труду за обещание защищать родные села. Им выдавали оружие и включали в добровольческие истребительные батальоны, бойцов которых прозвали «ястребками». Бандеровцы объявили всех перебежчиков предателями, врагами Украины, казнили образцово-показательно – с живых сдирали кожу, обрубали руки. Но «ястребков» становилось все больше.

Но самая большая головная боль – это специальные группы НКВД из бывших бандеровцев, которые теперь охотились на своих собратьев. Они внедрялись в подразделения УПА, уничтожали командиров и собирали развединформацию. На их выявление Дантист ориентировал свою службу. Был издан приказ по Безпеке – уничтожать всех тех, кого задерживали органы НКВД и выпустили на свободу. Это наверняка предатели. Ну а что сотня-другая невинных пострадает – на то и великая борьба за Соборную Украину.

Серьезным ударом было то, что большевики нашли применение партизанам, оставшимся без дела после освобождения территорий. Часть призвали в армию, других – в специальные подразделения НКВД по борьбе с ОУН. А главного партизана Сабурова назначили начальником Дрогобычского УНКВД. Это противники старые и очень серьезные. И количество потерь в УПА стало быстро расти.

Никто не снимал с Дантиста обязательств перед абвером. Лейтенант Шнайдер был его связным на оккупированной Советами территории. Со своей разведгруппой он обитал в схронах, время от времени выбираясь на встречи по графику в отведенных местах. У него была рация. И он неустанно требовал сведений о советских войсках и активизации диверсионной работы. Иногда бандеровцам удавалось пускать под откос советские эшелоны, и тогда лейтенант был счастлив – наверное, надеялся на железные кресты, звания. Карьеризм у немцев в крови, даже в те моменты, когда все рушится.

Вышедшего из леса Шнайдера трудно было отличить от местного жителя. Крестьянская одежда, сапоги, отсутствие оружия – чистый селянин. Вот только в чаще сидит пара отборных немецких автоматчиков-снайперов, готовых уложить любого при малейшей опасности.

На долгие вступления лейтенант время тратить не стал и огорошил:

– Командование приказывает вам убрать руководителя УГВР Осьмака.

– Что? – изумился Дантист. – Но, насколько я понимаю, это ваш протеже.

– Это было давно, – холодно произнес лейтенант. – Он стал заигрывать не с теми силами.

– Англичане?

– Зафиксированы его контакты с резидентами правительства Польши в изгнании. Они обсуждают, на каких условиях он сдаст ваше движение новым хозяевам.

– Вот хитрый гад… Уберем. Как предателя!

– А вот тут осторожнее. Ни на вас, ни тем более на нас не должно пасть подозрение.

– Это несложно устроить…