Глава 18
В Сталинграде шла невиданная в истории бойня, от которой зависела судьба войны. Там оказалась запертой группировка из двадцати двух немецких дивизий общей численностью в триста тысяч человек. Ивану порой было стыдно, что он здесь, в полусотне километров к югу от Сталинграда, в тишине заснеженных степей, ждет у моря погоды, тогда как красноармейцы, проявляя чудеса мужества и стойкости, давят фашистского гада в городе на Волге.
Но Иван знал, что прохлаждаться ему недолго. Немцы не оставляли попыток деблокировать окруженную армию Паулюса. И не сегодня завтра на позиции, на которых вросла в землю дивизия, накатит стальными гусеницами четвертая танковая армия генерал-полковника Германа Гота.
Декабрьские морозы 1942 года под Сталинградом были почти такие же лютые, как в сорок первом под Москвой. От холода не было спасения даже в землянках, не говоря уж о позициях. К нему привыкнуть невозможно, но можно научиться с ним жить…
В такое морозное, хрустящее снегом утро Иван получил от своего командира роты приказ – бронебойщики передаются в оперативное подчинение первому батальону. Командование полагает, что там танкоопасное направление. Но ротный сам так не считал:
– Там местность пересеченная, танки вряд ли полезут. На курорт идешь, Вильковский.
– На зимний, – хмыкнул Иван.
Но танки пошли именно там. Немцы посчитали, что там их не ждут. И под утро зазвучал ненавистный аккомпанемент гула бензиновых моторов.
Немцев было много. Очень много.
Первую волну удалось отбить общими усилиями пехотинцев, бронебойщиков и артиллеристов. Но и потери они понесли большие. Слава богу, у Ивана все остались живы.
– Это они не знают, на кого нарвались. На бронебойщков Вильковского! – с гордостью воскликнул сержант Богатырев. – Отбились!
– Еще не вечер, сержант. Еще даже не день, – возразил Иван.
И как в воду глядел. Вторая танковая волна была сильнее первой. И бойцов засосала смертельная, кромешная, беспросветная бездна боя.
Иван командовал. Лупил из ППШ по наступающей пехоте. Стрелял из ПТР по бортам танков. Когда это не помогало, лез под гусеницы со связкой противотанковых гранат. Оглох от близких взрывов и был опален огнем.
Боеприпасы вышли. Своих людей Иван уже почти не видел. В каком-то полузабытьи еще отдавал команды. А гитлеровские танки и пехота все накатывали.
На левом фланге разворачивалась танковая дуэль. Несколько тяжелых КВ со звездами на башнях успешно глушили немцев, но и сами загорались.
Сквозь едкий дым, сквозь кровавую пелену в глазах Иван видел – немецких танков стало куда меньше. Но фашистская пехота напирала. Справа замер станковый пулемет. Расчет погиб, но надежный ДС-39 на треноге остался целым, и Иван встал за него.
На него снизошло умиротворенное спокойствие. Немцев слишком много – не сдюжить. Но пусть даже на этом участке немцы пройдут – их встретят резервные части, которые сейчас разворачиваются на севере. И к Сталинграду фашистам не пробиться. Слишком хорошо проредили их Иван со своими бойцами, которых, наверное, уже не осталось в живых, стрелки, танкисты и артиллеристы. Те, кто ждет немца на следующих рубежах, будут драться так же отчаянно и смело. Кольцо вокруг армии Паулюса так и останется кольцом.
Иван лупил длинными очередями – снаряженных лент хватало. Сменил позицию – пулемет был очень тяжелым, но бить долго с одной позиции – самоубийство. Вокруг лежали тела погибших красноармейцев. Ивану казалось, что выжил только он. Но справа из траншеи прозвучал выстрел. И слева. Затрещали очереди. Живы! Он не один!
Бил он расчетливо. Ленты уходили быстро. Но достиг своего. Немецкая пехота залегла. А потом попятилась назад.
А он все еще жив. И хоть бы одна царапина! Только в ушах звенит от близких разрывов – контузия, но небольшая и далеко не первая. Переживем!
Потом снова рокот моторов проклятых немецких средних «панцеров». На этот раз им уже нечего было противопоставить.
В рокот сначала почти незаметно вкрался еще один звук. Он крепчал. И у Ивана потекли слезы по щекам.
– Молодцы! – крикнул он. – Молодцы!
На бомбежку заходили штурмовики Ил-2 – убийцы танков. А потом в окопы начали запрыгивать люди в шинелях и полушубках. И Иван увидел знакомого комроты из первого батальона.
– Держись, браток! Подмога пришла! – прокричал он, но через заложенные будто ватой уши Иван еле расслышал его слова.
– Припозднились вы. – Ивану казалось, что говорит тихо, но на самом деле он кричал. – Нас тут всех положили!
– Немцы слева отвлекающий удар изобразили. А всей мощью на вас пошли. Не могли быстрее, старший лейтенант. Не могли.
– Я понимаю. Я все понимаю…
После боя была перекличка. Иван считал, что не осталось почти никого. Но солдат-пехотинец – он живучий. Присыпанные снегом и землей, окровавленные и грязные, покачиваясь, но не выпуская оружия из рук, будто из самой Русской земли, как сказочные богатыри, поднимались ее защитники. Пусть вид их был жалкий и вовсе не героический. Но они совершили невозможное – по военной науке не должны были остановить такой натиск, но остановили. В очередной раз непобедимая отлаженная военная немецкая машина забуксовала на русских просторах, не выдержала столкновения с русским духом, смекалкой и оружием.
От взвода бронебойщиков осталось пятеро. В том числе сам Иван и сержант Богатырев – заговоренные или самые умелые.
Потом было награждение – очередной орден на грудь, теплые слова командиров. А в голове Ивана вспыхивали образы и пережитые ощущения – рев моторов, лица его погибших солдат, ни один из которых не струсил, не побежал. Появлялось и лицо дяди Вислава на фоне пылающей деревни. В душу Ивана готовы были ворваться горе, отчаяние, раскаяние – мол, не уберег своих, а сам жив-здоров – легкие контузии не в счет. Но он отбрасывал их. Когда-нибудь придет время переживаний и терзаний – тогда он впустит в себя и раскаяние, и память. Но не раньше, чем закончится война.
После того боя комбат глядел на него с опаской и удивлением. Внешне старлей не слишком изменился. Как будто и не вышел только что из ада. Он не хлестал спирт. Не срывался ни на кого. Хотя реакция на произошедшее должна быть, но ее не было.
– Да, силен ты, старлей, – пробормотал комбат едва слышно…
