Круглая комната. 15 лет назад
– Как здесь здорово, правда? – тоненьким голоском спросила Таня и взяла Илью за руку.
Жест вышел неуверенным, робким. Вчера они с Илюшей поцеловались, и Таня решила, что она теперь его девушка. Поверить не могла своему счастью: за ним все девчонки бегали, куда уж ей до первых красавиц! А вот поди ж ты – взял и поцеловал. И на прогулку с друзьями позвал. Но сегодня Илья казался таким отстраненным и серьезным, что Таня думала, уж не почудился ли ей вчерашний поцелуй.
Парень искоса глянул на свою спутницу. Таня красилась в блондинку, но корни волос уже отросли, и прическа выглядела неряшливо. Она была высокая, почти одного роста с ним, но пропорции имела какие-то нелепые: длинное узкое тело, ноги короткие, маленькая птичья головка. Личико невыразительное, блеклое. Таня ярко красила глаза и губы, но мазки косметики, нанесенные неопытной, неловкой рукой, делали только хуже.
К тому же Таня была глупа как пробка, училась хуже всех в классе, еле-еле сдала экзамены и окончила школу. Но в данном случае это было только на руку: она без лишних раздумий и ненужных расспросов пошла с Ильей туда, куда он ее позвал.
А главное, ей, как и всем остальным, уже исполнилось восемнадцать.
Илья с Таней шли впереди, а за спиной пыхтели остальные: Валька, Сашок, Миха и Люба. Парней уговаривать было не нужно – они вчетвером давно все решили и спланировали. Но Ефим Борисович сказал: чтобы все получилось, нужны шестеро, четверых мало.
Валька пригласил с собой Любашу, самую красивую девушку в классе, и она согласилась, но Валька зря думал, что из-за него. На самом деле Люба давно сохла по Илье: он это видел так же ясно, как если бы она сама призналась. А сегодня пошла, чтобы быть к нему поближе, дать понять, какая она классная девчонка (на фоне Тани это будет особенно ясно), и чтобы заставить ревновать. Люба смеялась, брала Вальку под руку (и тот обмирал от восторга), а сама то и дело бросала на Илью быстрые, отчаянные взгляды.
Если идти от деревни до монастыря по дороге, где ездят автомобили, то получится одиннадцать километров. Но они срезали – шли по лесу, напрямик, здесь путь занимает не больше пары часов. Илья отлично знал дорогу: в последний год нередко ходил к монастырю. Пару раз с Ефимом Борисовичем, но чаще все-таки один. Ефим Борисович сказал, ни к чему афишировать их общий интерес к этому месту. Про директора-то все знают: он много лет интересуется историей заброшенной обители. Несколько статей написал, и они вышли в толстых журналах. За диссертацию сел, правда, так и не закончил.
Только один Илья и знал почему. Какой смысл копаться в скучных документах, когда можно взяться за нечто грандиозное!
Ефим Борисович почти десять лет потратил на изучение, сопоставление, анализ. Текст рукописи, которая попала к нему в руки, оказался зашифрованным. Шифр был необычайно сложным, разобраться трудно, а за помощью обратиться ни к кому нельзя. На то, чтобы расшифровать записи, ушло столько сил и времени! Много раз Ефим Борисович хотел бросить начатое, отступался, оказываясь в тупике, но не сдавался, работал, ночей не спал и наконец понял, что к чему.
Когда Илья думал об этом, его распирало от гордости. Только ему одному Ефим Борисович доверил свою тайну! Приобщил, рассказал все, показал ту самую рукопись и сводил в круглую комнату. Один Илья в подземелье не спускался. Без карты и без Ефима Борисовича там заблудишься в два счета: столько запутанных ходов, комнат, коридоров, ответвлений – и зачем понадобилось такой огород городить? Не затем ли, чтобы запрятать круглую комнату?
Ребята шли и болтали – про выпускной и экзамены, про то, кто куда собрался поступать. Настроение у всех было отличное: годы учебы в школе остались позади, а впереди – взрослая жизнь. Илье были скучны эти щенячьи восторги, разговоры казались пустыми, неинтересными.
Он охотнее помолчал бы, сосредотачиваясь на том, что им предстояло. Но это будет выглядеть странно: все смеются, шутят, а он молчит, как сыч. Поэтому Илья старался поддерживать беседу, хохотал вместе со всеми, и ему казалось, у него отлично получается.
– Ты сегодня мрачный, – неожиданно сказала Таня, – сердитый.
Надо же! Дура дурой, а догадалась.
– Не выдумывай. Тебе кажется, – через силу улыбнулся Илья и обнял девушку.
Красивое лицо Любаши исказилось от муки, но она засмеялась и громко заговорила о какой-то чепухе.
Еще немного – и они окажутся на месте. Девочки не знают, что там их встретит Ефим Борисович. Им не сказали: они могли и проболтаться, а это должно оставаться секретом.
Здесь вообще была многоходовка. Каждый знал то, что считали нужным сообщить Ефим Борисович и Илья.
Родители (в случае с Ильей – тетя) думали, что ребята отправились к одному из лесных озер, чтобы устроить что-то вроде пикника, про поход к монастырю им известно не было.
Девочки знали, что они собираются вовсе не купаться и загорать, а забраться в таинственное подземелье – это казалось им загадочным и захватывающим приключением.
Валька, Миха и Сашок знали, что Ефим Борисович встретит их в монастыре, чтобы показать им комнату, в которой исполняются желания. Они, как и все школьники, любили учителя истории, который был еще и директором, но всегда обращался с учениками дружески. Понимал, не давил, не придирался по пустякам. Когда Илья, по большому секрету, рассказал друзьям про найденную Ефимом Борисовичем чудесную комнату и предложил всем вместе сходить и посмотреть на нее, согласились не раздумывая.
Один только Илья знал, что им предстоит на самом деле. Зачем Ефим Борисович отведет их в круглую комнату. Знал – и мысленно посмеивался над спутниками. Наивные, ведомые. Как большинство людей на свете. Только и могут, что идти туда, куда им велено, делать, что велят.
А вот люди вроде Ефима Борисовича – настоящие лидеры, вожди. Они созданы, чтобы вести за собой, брать, что захочется, добиваться больших высот. Таких мало, говорил учитель, но Илья – тоже из этой породы, Ефим Борисович сразу это понял. Потому и поделился с молодым другом своей тайной.
У полуразрушенной монастырской стены, за которой их компанию должен был ждать Ефим Борисович, Таня вдруг с сомнением проговорила:
– А это не опасно – идти туда?
«Тоже мне, очнулась!» – подумал Илья, но не успел ответить, как вмешалась Любаша:
– Не хочешь, можешь не ходить. Я лично ничего не боюсь! – с вызовом сказала она и самой себе, должно быть, показалась смелой и взрослой.
– И правильно, Люба. Бояться тут совершенно нечего, – весело произнес знакомый голос. Все резко обернулись.
– Ефим Борисович? Вы… тоже тут? – опешила Любаша.
Таня застыла, разинув рот. Парни, понятное дело, не удивились, но были немного взволнованны: как поведут себя девчонки?
Но тревожиться оказалось не о чем. Ефим Борисович быстро взял ситуацию в свои руки, объяснил, что к чему. Сказал, что одним по подземелью разгуливать опасно, можно заблудиться, не добравшись до круглой комнаты (он назвал ее «комнатой желаний»). Пообещал, что проводит их, покажет.
– Почему вы сразу не сказали, что тут будет Ефим Борисович? – спросила мальчиков Любаша. – Если бы мама знала, что он с нами, то обязательно отпустила бы. Не пришлось бы и про пикник на озере врать.
Это был скользкий, каверзный вопрос. На чело Ефима Борисовича набежало облачко, но он тут же нашелся с ответом:
– По правде говоря, я не имею права водить вас сюда. Здание заброшенное, старое; подземелье запутанное. Да, я его как свои пять пальцев знаю и уверен, что ничего плохого с вами не случится, но людям разве объяснишь? Вот ты говоришь, мама бы отпустила. А я думаю, скорее она бы в РОНО на меня пожаловалась. Так что уж будьте добры, не болтайте направо-налево о том, что я с вами тут был.
Ребята принялись горячо убеждать учителя, что умеют хранить секреты. Любаша покраснела, глянув в недовольное лицо Ильи. Похоже, она готова была себе язык откусить.
Потом они долго шли в темноте, держась за руки. Лучи фонариков плясали на стенах подземелья, было немножко страшно, но от этого почему-то весело. Один раз Любаша споткнулась, и Валька подхватил ее, задержав в объятиях. Илье показалось, что он хочет поцеловать девушку и ему это удастся, но Любаша высвободилась и зашагала дальше.
Илья потерял счет времени и совершенно не ориентировался в темноте. Если бы Ефим Борисович задумал бросить их тут, они ни за что не отыскали бы дорогу назад.
– Долго нам еще? – плаксивым голосом спросила Таня. – Я устала.
Илья еле удержался, чтобы не сказать какую-нибудь резкость, а Ефим Борисович бодро произнес откуда-то спереди:
– Почти пришли, Танечка!
Но на самом деле они шли еще минут десять или даже пятнадцать, пока не оказались на месте. Больше никто ничего не говорил, в темноте слышны были только шаги, дыхание и покашливание Михи: он недавно переболел простудой и кашель еще не прошел.
– Что ж, господа, вот мы и на месте! – возвестил провожатый, и они вошли в круглую комнату. Ефим Борисович прикрыл за ними тяжелую дверь, чтобы из коридора не тянуло холодом.
– Здесь так тепло! – удивилась Любаша.
– Это одна из загадок комнаты желаний, – ответил Ефим Борисович.
Голос его звучал непринужденно, и Илья еще раз восхитился самообладанием этого человека. Он знал, как волнуется Ефим Борисович, ведь задуманное может сорваться.
Возможно, он где-то ошибся, расшифровывая записи. Тогда что-то пойдет не так, и в итоге ничего не получится. Сила Третьего круга останется неразбуженной, а долгие годы исследований окажутся напрасно потраченным временем.
Между тем ребята, изумленные чудной комнатой, принялись обходить ее, переговариваясь и делясь впечатлениями. От света фонариков, которые были у них в руках, в помещении было достаточно светло, чтобы видеть в центре комнаты колодец, но Ефим Борисович все равно предупредил:
– Осторожнее, ребята! Там очень глубоко.
– Сколько метров? – спросил Валька.
– Не знаю. Если посветить вниз, дна не увидишь. Я пробовал бросать туда камешки, но не услышал, чтобы они ударились обо что-то.
Миха присвистнул и закашлялся.
– Вот уж правда, бездонный колодец! – сказала Любаша.
– Нет, дно-то есть, конечно… – проговорил Ефим Борисович.
– Но лучше этот факт на собственной шкуре не проверять, – закончил за него Илья.
Они еще некоторое время бродили по комнате, а потом Сашок спросил:
– Так что, мы будем желания загадывать или нет?
Лицо Ефима Борисовича в скудном желтоватом свете фонаря вдруг показалось алчным и хитрым. На какой-то совсем крошечный миг Илье вдруг захотелось крикнуть: «Не будем!» – и выбраться отсюда. Но наваждение быстро прошло.
И вот уже они, следуя указаниям Ефима Борисовича, стали рассаживаться в кружок по краю колодца. По-турецки, как посоветовал учитель. Так удобнее. Сам он присел у стены.
– А когда надо загадывать? – спросила Любаша. – И как – вслух или про себя?
Илья отлично знал, что ничего такого делать не нужно, это просто выдумка, уловка, призванная отвлечь внимание, создать необходимый антураж, расслабить ребят, поэтому со скрытой усмешкой выслушал заготовленные заранее слова Ефима Борисовича:
– Пока я буду читать, думайте о том, чего бы вам хотелось. Можете закрыть глаза, чтобы как следует сосредоточиться. Загадывайте про себя, вслух говорить не нужно. Вы должны сидеть и молчать, пока я к вам не обращусь! Нельзя говорить, вставать – иначе ничего у нас не получится! Не сбудется! Вы поняли? Согласны?
Ребята с готовностью закивали, переглядываясь и улыбаясь.
Зажженные фонарики они положили на пол возле учителя, потому что он должен был читать что-то по бумагам, которые держал в руках. Остальная часть комнаты почти целиком погрузилась во тьму.
Пока возились, рассаживались, задевая друг друга, все казалось забавным, романтичным и немного смешным. Никто не верил, что загаданное сбудется. Но ведь и под Новый год никто всерьез не верит в исполнение желаний, однако все под бой курантов их загадывают.
– Хочу стать «Мисс Вселенной»! – хохотнула Любаша.
– Ты и так уже… самая красивая, – с робким обожанием отозвался Валька.
– Лучше, чтобы деньги не кончались, – сказал прагматичный Сашок. – Как ни откроешь кошелек, там всегда пять штук!
– Ага, баксов! – подхватил Миха, и все засмеялись.
Но когда уселись прямо перед черным провалом колодца, всем стало не по себе. Ребята замолчали, притихли.
– Страшно как-то, – пискнула Таня, выразив общее мнение.
Но признаться в этом было стыдно, и все зашикали на нее, застыдили.
– Это же просто игра! – презрительно бросила Любаша и посмотрела на Илью. В этот момент он понял, что она собирается загадать, но его это ничуть не тронуло.
«Нет, это не просто игра», – подумал он.
Все остальные закрыли глаза, концентрируясь на своих желаниях.
Ефим Борисович начал читать. Голос звучал монотонно и глуховато, а слова, которые он произносил, невозможно было понять. Вроде бы и похоже на русский, и отдельные слова узнаваемы, но общий смысл не разберешь. Илья знал, что это старославянский язык и что сейчас Ефим Борисович обращается к силе Третьего круга.
Илья вспомнил, как учитель говорил про магию числа три, которое так или иначе должно повторяться в нескольких комбинациях.
Им всем – восемнадцать лет, то есть шесть раз по три (сам Ефим Борисович войти в круг, понятное дело, не мог, но у него была другая миссия).
В кругу их должно быть шестеро – это два раза по три.
Сидящие должны образовывать собою третий круг: первый круг – это колодец, второй – стены комнаты.
Цикл, который они сегодня начнут – который он, Илья, начнет! – завершится через пятнадцать лет, пять по три: каждые три года будет…
Его размышления прервал Ефим Борисович. Закончив читать, он говорил ребятам, уже на нормальном русском языке:
– Теперь вы должны пообещать отдать что-то в обмен на исполнение вашего желания. Какую-то мелочь, вроде любимого плюшевого мишки. Я буду называть ваши имена, а вы должны, не вставая с места, вытягивать руку над колодцем и произносить: «Даю зарок». Только и всего.
Илья знал, в чем на самом деле состоит обет: они поклянутся отдать то, что потребуется, тогда, когда будет нужно, сами не зная об этом. А если когда-нибудь кто-то сложит два и два, догадается, заподозрит, спросит, что связало их сегодня, то сердца их остановятся и они погибнут, чтобы не выдать тайны. Им вообще предстояло забыть о том, что здесь случилось сегодня, – всем, кроме, разумеется, Ильи и Ефима Борисовича.
Что возьмет сила Третьего круга, точно было неизвестно. Но вряд ли это будет что-то безобидное или незначительное, ведь взамен, когда цикл завершится, Илья и Ефим Борисович получат в свое распоряжение такое могущество, какое никому и не снилось. Они смогут управлять чем и кем захотят, иметь все что пожелают! Это было так величественно и глобально, что не укладывалось в голове.
Пока сидящие в кругу по очереди послушно давали зарок, все еще думая, что это вроде игры, Илья настраивался на то, что ему сейчас предстояло, и беспокоился: похоже, Ефим Борисович немного ошибся.
Прежде он говорил, что Илье предстоит дать зарок первым, а вместо этого почему-то вызвал другого человека, Илья же поклялся предпоследним. Но ведь не спрашивать же об этом сейчас! Ладно, решил Илья, он узнает обо всем после. Может, порядок не имеет большого значения. В любом случае Ефиму Борисовичу виднее.
Когда все дали зарок, Ефим Борисович снова недолго почитал что-то на старославянском, а потом вступил в круг и встал лицом к Илье. С одной стороны от него сидела Таня, с другой – Миха.
«Сейчас!» – понял Илья, приготовившись встать, когда Ефим Борисович протянет ему руку.
Того, что произошло дальше, он не ожидал. Это случилось очень быстро, никто не успел сообразить, что происходит, как все уже закончилось.
Ефим Борисович быстро отвернулся от Ильи и повернулся к Любаше. Протянул ей руку, и она взялась за протянутую ладонь. Ефим Борисович потянул ее на себя, заставляя встать, и девушка начала подниматься. И в этот миг он резко дернул ее за руку, одновременно с неожиданной силой толкнув в сторону колодца.
Миг – и она полетела в черную дыру.
Крик, полный безысходности и страха, резанул по нервам и растворился, растаял далеко внизу.
Остальные застыли на местах, прикованные к полу ужасом, и в этот момент раздался гул. Невозможно было понять, откуда он исходит – звук шел отовсюду сразу: от стен, пола, потолка. У Ильи закладывало уши, начала нестерпимо болеть голова. Казалось, что-то сплющивает, сдавливает череп, и он вот-вот лопнет, мозги брызнут наружу. Почти теряя сознание, Илья видел, как его друзья стискивают виски, прижимают руки к ушам, открывают рты, пытаясь кричать. Или, может, они кричали, но их крики заглушал чудовищный гул.
Краем сознания Илья сообразил, что прежде не видел их лиц, а теперь видит. Тьма рассеялась. Стены оказались не сплошь серыми, как он думал прежде. На них проступили огненно-красные знаки, рисунки и надписи, покрывавшие всю поверхность. Точно такое же свечение шло из глубины колодца, и на лицах ребят лежали алые отсветы. Искаженные, перекошенные, почти не узнаваемые лица казались окровавленными.
Ефим Борисович, который снова вышел за пределы круга, стоял и смотрел на все это. Ревущий, завывающий звук его не беспокоил, лицо было вдохновленным, ликующим, исполненным гордости, будто он созерцал нечто прекрасное.
Гул стих так же внезапно, как и начался. Обессиленные, оглушенные, ребята повалились на каменный пол.
