Глава 13
На следующее утро, в среду, я ехала в Кири. Понятия не имела, есть ли смысл в этой поездке, но на душе было легче. В ночь перед отъездом я впервые за долгое время нормально выспалась. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, и я была рада тому, что действовала, предпринимала что-то. Хотя, конечно, мне хватало ума понять, что вряд ли я сразу же разгадаю загадку, стоит только явиться в Кири.
Навигатор показывал, что ехать предстояло почти триста километров. По правде говоря, ездить на такие дальние расстояния я еще не отваживалась, да и на трассе было страшно заглохнуть. Но выбора, похоже, не оставалось. Прямого автобуса из Казани до этой деревни не было: он доезжал только до Киреевского монастыря, а дальше еще около десяти километров. Ходит ли там транспорт или нужно ловить попутку, мне было неизвестно, поэтому я решила сесть за руль.
С вечера собрала сумку. Вряд ли я сумею выяснить все, что мне нужно, за полдня. Придется остаться на ночь и с утра продолжить поиски. Ночевать буду, скорее всего, в гостинице при Киреевском монастыре.
В Интернете нашлось немало информации об этом месте. Монастырь, построенный еще в семнадцатом веке, был одним из немногих архитектурных памятников, которые имелись в этом районе. В основном памятники там природные – заповедные озера да леса. После революции часть монастыря была разрушена, монахи, видимо, разбежались кто куда, и больше десяти лет здание пустовало, постепенно приходя в упадок.
В конце двадцатых годов в здании бывшего монастыря разместилась колония для несовершеннолетних преступников. Позже, в пятидесятых, – санаторий для больных туберкулезом.
В конце восьмидесятых санаторий был закрыт, и здание снова оказалось никому не нужным, пока в начале нулевых монастырь не взял под свою опеку богатый человек – известный меценат, государственный и общественный деятель. Я знаю его фамилию – и всем остальным она тоже хорошо известна, но я не стану ее называть. Пусть будет просто – Политик.
Политик дал монастырю вторую жизнь. Здание отреставрировали по старым фотографиям и рисункам. Восстановили стены, выстроили заново церковь, которая была разрушена более ста лет назад. Территорию облагородили: разбили цветники, высадили декоративные деревья и кустарники, проложили дорожки. Очистили родник, и теперь желающие могли набрать чистой воды. Ее даже по бутылкам разливали, она называлась «Киреевский ключ».
Монастырь снова функционировал. Мало того, теперь при обители жили сироты: для мальчиков-подростков были построены современные комфортабельные корпуса. На территории имелось собственное приусадебное хозяйство и мастерские, и монахи приучали воспитанников к труду. Учились ребята в школе, которая располагалась в Кирях – туда их возил специально купленный меценатом автобус.
На территории находилось немало магазинчиков и лавочек, где продавалась различная церковная утварь, глиняные и деревянные изделия, сделанные монахами и воспитанниками, и даже экологически чистые овощи и фрукты из монастырского сада.
Издания на все лады расхваливали благие начинания Политика: и памятник архитектуры отреставрировал, и брошенным детям помогает. Пока другие футбольные команды покупают да торговые центры строят, этот добрые дела творит. Киреевский монастырь был открыт для посетителей и экскурсий, имелась и гостиница для желающих побыть в обители подольше. Именно там я и намеревалась остановиться, если поиски затянутся.
Ехала не спеша, чем, должно быть, нервировала более опытных водителей, вынужденных обгонять мою малолитражку. Но меня не волновали истеричные нетерпеливые гудки и брошенные в мою сторону недовольные взгляды.
По моим расчетам, я должна была оказаться на месте к полудню или немного раньше. О том, что буду делать, прибыв в Кири, старалась пока не думать, сосредоточив все внимание на дороге.
Около десяти утра позвонила Ася: задать пару вопросов относительно текущих дел. Я мысленно усмехнулась, потому что она вполне могла справиться с этими мелкими проблемами самостоятельно. Так и вижу: Ася звонит мне, а Саша стоит рядом. Видимо, решили еще раз аккуратненько выспросить, куда меня понесло. Я так и не сказала им, зачем вдруг сорвалась, в какие края отправилась, и ребята переживали, как бы я не вляпалась во что-то плохое.
То, что друзья беспокоятся обо мне, радовало и грело душу. Здорово, когда есть на свете люди, которым не безразлично, как ты спал прошлой ночью и куда направил стопы. Но раскрывать свои секреты я не собиралась. Выдержала Асину атаку, так ничего и не объяснив.
– Звони, если что, – проговорила подруга, недовольная проваленной миссией.
Я заверила ее, что непременно дам знать, если что-то понадобится.
Стоял погожий летний денек: благодатное тепло без жары и духоты. Пейзаж за окнами машины успокаивал своей привычностью, обыденностью: густые перелески, поля, небольшие поселки, фермы, озерца и речки. Глядя на эту мирную картину, невольно думаешь, что жизнь идет своим чередом, все на свете правильно и хорошо. Все происходит так, как должно происходить, как было всегда. Разве может случиться что-то дурное, что-то пугающее под этим ясным солнцем?
В одном месте дорогу переходило пестрое стадо коров. Автомобили, плавно притормаживая, выстроились друг за другом, пропуская животных. Коровы шли неспешно, им не было дела до того, что они преграждают кому-то путь. Позади стада я увидела пастуха – нестарого еще мужика в панаме, резиновых сапогах и линялых штанах, первоначальный цвет которых уже невозможно было определить. Пастух ехал верхом, и точно так же, как и его подопечные, не обращал внимания на нужды и заботы автомобилистов. Наконец вся процессия перебралась на другую сторону дороги, и я поехала дальше.
Живость красок, спокойная красота природы подействовали успокаивающе. Постепенно я расслабилась, руки перестали судорожно сжимать руль, и я даже начала получать удовольствие от поездки, не вспоминая про конечную цель. Это удавалось, пока на дороге не возник указатель: «Киреевский мужской монастырь – 10 км».
Сердце подскочило и кувыркнулось в районе горла. Я подобралась уже совсем близко. Передо мной полз рейсовый автобус: очевидно, тоже направлялся в сторону обители. Так, коротким караваном, мы вскоре добрались до святого места.
Автобус остановился. Из его брюха стали выгружаться многочисленные пассажиры. Я немного притормозила, наблюдая, как люди – мужчины, женщины, дети, – не задерживаясь возле остановки, спешат, послушно следуя стрелке указателя.
Прямо за остановкой начиналась узкая заасфальтированная дорога. Предворял ее высокий столб, на котором был прикреплен большой плакат с надписью «Киреевский мужской монастырь». Чуть ниже значился призыв соблюдать чистоту и порядок и вились змейкой слова: «Храни вас Господь».
На квадратной площадке-парковке замерли в ожидании хозяев многочисленные автомобили: проезд далее был запрещен. Тут же приткнулась будка охранника.
Я проехала дальше: дорога в Кири уводила правее, и вскоре остановка, парковка, машины и люди скрылись из виду. Вечером мне предстоит вернуться сюда. Может, надо было заранее забронировать номер в гостинице? Мысль изрядно запоздала, так что теперь оставалось лишь надеяться, что в гостинице найдутся свободные места для ночлега и мне не придется ночевать в автомобиле.
С правой стороны, на небольшом отдалении от дороги, я увидела кладбище, окруженное невысоким деревянным забором. В тени деревьев прятались кресты и надгробия. Вид тихого сельского погоста пробудил воспоминание о другом кладбище, похожем на это. Там покоились папа, Жанна и Даша.
Мне вспомнилось, как я приходила навестить их, как однажды встретила на могиле ту девочку, Верочку… И вдруг в голове словно огнем полыхнуло: как я могла забыть?! Почему не подумала об этом раньше?!
В памяти всплыли слова, произнесенные ею. Верочка сказала: «Тебе покажется, что надо ехать, но ты не должна. Ни за что не надо туда ехать». Тогда я не могла понять, о чем она говорит, потому что никуда не собиралась. Постепенно это странное предостережение стерлось из памяти, и, задумав эту поездку, я о нем не вспомнила.
Чьими устами говорила тогда девочка? Кто пытался остановить меня – Жанна? А если нет, то злые это были силы или, наоборот, добрые, желающие мне блага?
Думать и гадать было поздно: уже за следующим поворотом оказалась деревенская околица.
До того момента я не представляла себе, как могут выглядеть Кири. Много размышляла об этом месте, о том, как тесно деревенька оказалась связана с моей судьбой, но не рисовала мысленных картин. Увиденное, признаться, разочаровало.
Я довольно скоро объехала Кири – много времени не понадобилось – и убедилась, что это самая обычная деревенька, каких по России сотни и тысячи. На что я втайне надеялась, чего ожидала? Что приеду, гляну – и непременно наткнусь на что-нибудь этакое. Сразу пойму: не зря приехала, здесь и есть корень зла! Попадется навстречу человек с демонической внешностью и пронзительным взглядом или покажется из-за поворота заброшенная колокольня, а может, кто-то поведает мне зловещую местную легенду, передаваемую из уст в уста.
Ничего такого не произошло ни в первые минуты, ни потом.
От Кирей веяло тягучей обыденностью и скукой. Даже воздух казался ленивым и густым, как патока. Здесь не было ничего, за что мог зацепиться взгляд. Никаких таинственных полуразрушенных строений, которые могли бы быть овеяны легендами. Церкви нет – значит, это именно деревня, а не село, всплыло в голове. Но деревня довольно большая: несколько улиц крест-накрест, центральная даже заасфальтирована. Парочка магазинов, школа, административное здание, почта, медицинский пункт с аптекой и, как ни странно, музей. Дома по большей части добротные, возле многих – автомобили. Хотя есть и пара посеревших от времени, кособоких лачуг с заколоченными окнами, покосившимися заборами и заросшими палисадниками.
Кое-где на лавочках чинно восседали старушки, провожая взглядами незнакомую машину. Сейчас дело к полудню, жарковато, все прячутся по домам, а вот к вечеру бабушек на завалинках наверняка станет больше.
На окраине деревни примостилось небольшое озерцо: в мутной зеленоватой воде возле самого берега бултыхались несколько ребятишек, а чуть поодаль плавали гуси и утки. На траве тут и там словно хлопья снега виднелись птичьи перья.
«Ни за что не полезла бы в такую грязную воду!» – подумала я. И эта была единственная сильная эмоция от увиденного в Кирях.
Кири не умирали, как многие села и деревни в наши дни. Здесь, как я позже узнала, выращивали горох и вику: если проехать по главной улице до конца, как раз попадешь на зерноток, там же еще какие-то сельскохозяйственные постройки вроде амбаров. Но, думаю, в относительном процветании деревни немалую роль сыграло не это, а близость к Киреевскому монастырю.
Для жителей, скорее всего, находилась работа на подворье: ведь не монахи же убирают номера в гостинице и стоят за прилавками магазинов. Школе закрытие тоже не грозило: помимо местных ребятишек здесь обучались сироты-воспитанники из обители.
Покружив немного по деревне, помозолив глаза бабушкам, я подъехала к зданию сельсовета, которое заприметила, как только въехала в Кири. Одноэтажное синее деревянное здание было длинным и имело два входа: над одним висела табличка «Администрация», над другим – «Почта».
Я поднялась по ступенькам и оказалась в небольшом помещении, куда выходили три двери. Вдоль стены стояло несколько стульев. Больше ничего и никого в коридоре не было. Опознавательные таблички на дверях тоже отсутствовали, но одна из дверей оказалась открытой, туда я и направилась.
В небольшой комнатке, уставленной разномастной обшарпанной мебелью и цветочными горшками, сидела пухлая женщина лет пятидесяти в клетчатом платье. Возле носа у нее была крупная бордовая родинка, которая приковывала к себе взгляд, как я ни старалась на нее не смотреть.
– Добрый день! – улыбнулась я.
– Исанмесез, – поздоровалась она по-татарски, и я припомнила, что деревня-то кряшенская.
Конечно, когда пытаешься вызвать у человека симпатию и доверие, лучше говорить на его родном языке, но, к сожалению, моих познаний хватит лишь на самое элементарное. Поддерживать полноценную беседу на татарском языке не смогу.
– Простите, не очень хорошо говорю по-татарски… – Улыбка моя стала еще шире, хотя и с оттенком смущения. – Меня зовут Марьяна. Я приехала из Казани.
– Здравствуйте, – проговорила она, не назвав своего имени. Акцента не было, по-русски женщина говорила очень чисто. – Что-то хотели?
Поначалу я собиралась сказать, что работаю в журнале, готовлю материал о выходцах из деревни Кири, которые добились успеха в жизни, но позже отказалась от этой мысли. Пойдут вопросы: с чего вдруг такой интерес именно к Кирям? Ведь не президент же здесь родился, прославив тем самым ничем не примечательное место. Да и вопросы мне придется задавать весьма специфического характера. Так что лучше не врать.
– Видите ли, в деревне Кири когда-то жил мой родственник, Илья Ильич Ивлев. Вы его не знали?
– Знала, – кивнула женщина. – Я тут всех знаю. Илья уехал, как школу окончил, и больше не появлялся.
– Да, он говорил, тут никого из родных не осталось. Родители и тетя умерли…
– Она уже после умерла, как он уехал, – сухо заметила женщина, в голосе звучал весьма ощутимый холодок. – Лет через пять. Хорошая женщина была. Золотая просто. Мало таких.
Надо же. Выходит, Илья слукавил. Он рассказывал, что тетя умерла, когда он заканчивал выпускной класс, это и подтолкнуло его к отъезду в Казань. Говорил, что после ее смерти теткин сын решил продать дом, позволив двоюродному братишке пожить, пока не окончит школу.
Наверное, это не имело никакого значения. Но то, что Илья легко «похоронил» тетю, которая была еще жива, когда он стал встречаться с Жанной и познакомился с нашей семьей; то, что он ни разу не навестил женщину, которая заменила ему мать, характеризовало Илью с совершенно иной стороны. Я привыкла думать о нем несколько иначе.
– Недавно Илья умер, – продолжила я.
– Ой-ой-ой! – Женщина зацокала, закачала головой. Как известно, мертвые сраму не имут – нельзя осуждать покойников. А Илья к тому же ушел молодым. – А вы ему кто будете – не жена?
– Родная сестра жены. А жена тоже умерла, и дочка.
Женщина переполошилась окончательно, даже привстала на стуле и принялась выражать мне соболезнования. Я не ожидала этого внезапного потока сочувствия и подозревала, что обсуждений того, о чем я поведала, всей деревне хватит надолго.
Когда страсти немного улеглись, Галина Ивановна (хозяйка кабинета наконец решила открыть тайну своего имени) предложила мне чаю. Я с благодарностью согласилась и немедленно извлекла из сумки припасенную заранее большую коробку шоколадных конфет и банку кофе. Вчера специально купила.
Теперь дело пошло веселее. В чашках у нас плескался чай – хозяйка заварила пакетик на двоих, кроме принесенных мною конфет на столе появились домашний пирог с мясом и земляничное варенье. Кофе Галина Ивановна убрала в тумбочку.
Она оказалась словоохотливой женщиной и, накрывая на стол, постоянно говорила: рассказывала, как людям нынче живется-можется в деревне. Потом Галина Ивановна спохватилась и спросила, что привело в Кири меня. Я вкратце поведала печальную историю нашей семьи, под конец коснувшись цели своего визита.
– Илюша говорил, что в детстве близко дружил с тремя ребятами. А потом уехал, и жизнь развела. Больше не встречались, но он так хотел найти друзей! У него остались фотографии и еще кое-какие вещи, Илюша все собирался встретиться, передать им, но видите, как вышло. – Я изобразила горестный вздох, а моя собеседница выдала новую порцию охов и ахов. – Я подумала, что должна передать вещи его друзьям. Выкинуть рука не поднимается, а чего они лежать будут? Вот, выдался денек – и решила съездить.
История выглядела немного несообразно и отдавала мелодрамой. Хотя это еще как посмотреть. Если человек и в самом деле оставляет после смерти нереализованное желание, разве его близкие не должны попытаться исполнить его просьбу? По крайней мере, Галине Ивановне мой порыв неестественным или глупым не показался.
– Кого найти-то хочешь? – Она обращалась ко мне на «ты», и это было не фамильярностью, а знаком симпатии.
Честно сказать, я ждала, что Галина Ивановна сама назовет мне имена приятелей Ильи. Мне казалось, эти четверо были друзьями – не разлей вода, этакой тесной компанией, сплоченной веселой ватагой деревенских парнишек. Но Галина Ивановна выжидательно глядела на меня, давая понять, что моя фантазия не имела под собой реальной почвы.
– Валерий Гаранин, Михаил Рогов и Александр Сомов.
Воцарилась пауза. Галина Ивановна потрогала пальцем свою выдающуюся родинку и сказала:
– Он, Илья-то, как сказать… Не как все другие был. Видный, точно артист, себя выше всех ставил. Остальные-то ребята попроще, хулиганили, бывало, все по молодости дурью маются. А Илья серьезный, весь в себе. Ребята ему в рот заглядывали – учился лучше всех, на язык острый. Девчонки за ним бегали… Я даже удивилась, как ты про друзей сказала – друзья ему не больно-то нужны были. Хотя с Валей Гараниным он с детства дружил. А у того вся деревня в друзьях ходила. Такой шебутной был! Хороший парнишка. Тебе бы с ним поговорить, только… – Она замялась. Я прекрасно знала, что она скажет, но делала вид, что ни о чем не догадываюсь. – Валя тоже помер. И жена его с дочкой… Прямо напасть какая-то.