Первая волна переселенцев должна была стартовать через двое суток.

Спотыкаясь о контейнеры и свертки, Навин прошел в гостиную и посмотрел на окна. Штор, которые так любила Нури, его сестра, уже не было. Раньше он не обращал на них никакого внимания, не помнил даже, какого они были цвета, но без них пустынная гостиная, лишенная привычных вещей и хоть какого-то уюта, словно стала чужой и осиротела. Скудные растения, помещенные во вместительные емкости с автоматически поддерживаемой влажностью и освещением, когда-то с большим трудом выращенные старшим братом-биологом, тоже куда-то исчезли. Не поворачиваясь, он привычно нащупал на стене выключатель и опустил защитные жалюзи. Ему еще предстояло осмотреть весь дом наверху и его нижнюю часть, подземную, в которой прожили несколько поколений его семьи. Верхний дом практически представлял собой музей прошлой жизни, когда-то жилую, а сейчас законсервированную часть некогда добротного и хорошо продуманного дальновидным архитектором строения. Собственно, сама история семьи начиналась с него, верхнего строения, но это насколько он еще помнил. А насколько не помнил, уже не узнать никогда. Да и не особо нужно, учитывая обстоятельства. Несмотря на все усилия и технические ухищрения, а также глубокую привязанность жильцов к некогда великому и блистательному прошлому, верхний дом все же представлял собой удручающее зрелище. Но так было, конечно, не всегда. Этот дом знавал и лучшие времена. Только многие из ныне живущих сами их не застали, просто потому что родились позднее. А жаль…

Привычно проверив систему жизнеобеспечения, Навин открыл засов и вышел на площадку с лестницей, ведущей вверх. Ему хотелось еще раз осмотреть свое жилище и убедиться, что ничего важного не было забыто. Пока не пришли остальные члены семьи, у него появились шансы побыть одному и все проверить.

Поднявшись в верхний дом, он печально посмотрел на тяжелые картинные рамы, висящие на уцелевших стенах. Их невозможно было бы увезти с собой на новое поселение. Но часть картин все же была аккуратно снята и уложена в багаж. Несколько комнат центральной части, расположенные в зоне под остатками щита, еще неплохо сохранились, но левое крыло здания давно покосилось и пошло трещинами. Правого крыла давно не существовало, и сейчас оно представляло собой лишь груду бесформенных руин. Эти руины с годами станут похожи на небольшие холмы и зарастут травой. Так и случится, правда, только в том случае, если еще будет хоть какая-то приемлемая для растительной жизни атмосфера. Будь у них всех еще достаточно времени, он мог бы заняться реконструкцией и оставить после себя дом как полноценный, а не абстрактный памятник прошлому. С одной стороны, это может показаться довольно глупым, абсолютно неуместным и напрасной тратой усилий, но дом был родной и действительно замечательный. Навин жалел его и был искренне к нему привязан. У него даже мелькала мысль, если позволят ресурсы, построить точно такой же на новом месте… Для этого у него были скопированы все необходимые детали. Вероятно, в душе он был слишком сентиментален и неравнодушен к этому месту. Но он точно знал, что предпочел бы остаться, будь у него хоть маленькая возможность так поступить, чем переезжать с тяжелым чувством вины. Его не пугали трудности или страх перед неизвестностью. Неизвестности как раз не было. Все было давно известно и расписано до минуты. Но вопрос «остаться» даже не обсуждался. Как специалист особого класса, он был обязан быть в первой волне переселенцев.

– Навин, ты дома? – раздался полный оптимизма голос сестры.

Навин активировал коммуникатор и сухо ответил, из-за происходящих событий он был в плохом настроении, подобного оптимизма никак не разделял и вообще не очень любил, когда его отвлекали:

– Я наверху.

– Я так и знала. Жаль, что мы не можем забрать с собой все… – она приглушенно хихикнула.

В коммуникаторе послышался подозрительный стук. Вероятно, что-то упало или сестра что-то уронила в хаосе поспешно собранных вещей. Собственно, все было собрано давно, а это были последние попытки прихватить что-нибудь еще и успокоиться, что ничего не забыли. Сестра шутила, что если они что-то умудрятся забыть, то старший брат привезет это на новое место и они снова будут вместе. Их было трое, Навин, Нури и Нарендра – старший брат, который предпочел остаться и бороться до последнего. Когда он объявил о своем решении, впечатлительная Нури пролила немало слез и успокоилась только тогда, когда Навин, изрядно уставший от семейных переживаний, намекнул ей, что Нарендр может прибыть если не сразу, то потом. Навин придумал для нее утешение, что к приезду старшего брата Нури должна заняться делом, которое только ей по силам и на что не способны мужчины. Она должна позаботиться о том, чтоб Нарендр не заметил разницы с покинутым домом. Все хорошо подготовить и создать привычный домашний уют. Пусть за окном необычный пейзаж, это лишь временное неудобство. Навин знал, что большая часть переселенцев была настроена весьма оптимистично. Так и должно было быть, ведь они многого не знали.

Он достал из кармана припрятанный ранее листок с небольшим текстом. Его сделали в лаборатории особо прочных материалов, способных не разрушаться долгие века. Так ему захотелось, и несколько месяцев он сочинял этот прощальный текст, адресованный неизвестно кому. Это было последнее, что он мог оставить после себя в этом доме, на этой планете. Коллеги отнеслись к его причуде спокойно и никаких вопросов не задавали. Один из приятных бонусов в его длительной и нужной обществу профессиональной деятельности – это разрешение на маленькие личные и экстравагантные причуды. Впрочем, не слишком частые, как можно было бы подумать, представляя себе почтенный клан ученых. Свернув листок в рулон наподобие египетских папирусов, которые он видел в хранилищах древностей, он вложил его в цилиндрический контейнер и тщательно завинтил герметичную крышку. На всякий случай на крышке была помещена простая схема, понятная даже детям, играющая роль инструкции, как открыть крышку. С цилиндром в руке он спустился вниз. Он уже присмотрел, где его поместить среди вещей, которым суждено остаться здесь как память о прекрасном, но все же утраченном прошлом…

Первые месяцы на красной планете были невыносимо тяжелыми. Ко многому пришлось привыкать, но были и вполне обычные земные совпадения. Например, иногда небо казалось почти земным, как во время песчаных бурь, приходящих из Сахары. А закаты на Марсе оказались вовсе не красно-рыжими, как предполагалось изначально от того, что рыжая пыль на фоне красного неба должна была придать им именно красный цвет. Но марсианские закаты неожиданно порадовали голубым оттенком благодаря тому, что местная атмосфера не рассеивает солнечный свет до красной части спектра.

Лагерь, в котором работал Навин, постоянно испытывал какие-то непредвиденные трудности. Потом все начали понемногу привыкать и адаптироваться, налаживался быт, и люди постепенно стали выходить за пределы своего благоустроенного периметра. Поселение разрасталось и занимало новые территории. Люди осваивались и уходили все дальше и дальше, строя фермы, дома, дороги и поселки. Планета была неплохо изучена до прибытия первой волны, опасных форм жизни на ней не водилось, гигантских песчаных бурь, которыми пугали писатели-фантасты, – тоже не было, так как не было атмосферы земного типа. Ветер планеты, названной в честь неистового бога войны, о котором когда-то сложили легенды, вполне можно было назвать ласковым. Разреженная марсианская атмосфера физически не позволяет возникновение подобных супербурь, она способна поднять лишь тонкую сухую пыль, передвигая песок от ветра всего на несколько дюймов в течение марсианского месяца. Зато оправдались предсказания о запасах воды и полезных ископаемых, что и дало серьезные надежды на дальнейшее терраформирование.

Исследования подтвердили, что в незапамятные времена на Марсе была жизнь, шумели леса, текли реки и океаны омывали берега обширных материков. Потом разразилась катастрофа, разрушившая экологию и потрясшая всю планету. С ее лица исчезли реки, и замерзшие океаны скрыли под собой пески самых ужасных для планеты столетий, убивших все живое, что осталось на ее поверхности, на продолжительное время. Сквозь остатки атмосферы прорывались метеориты, извергались пробудившиеся супервулканы, оставившие в память о себе грандиозные кратеры. Не исключено, что планета пережила атомную зиму, прежде чем стала заброшенной пустыней. Только песок, обитатель всех марсианских закоулков, сменивший прежних смертных хозяев, старательно полировал, царапал и до неузнаваемости преображал все поверхности, до которых мог дотянуться.

Этот песок проникал во все щели и наиболее подверженных стрессам поселенцев выводил из себя своим нескончаемым упорством. Прибыв на Марс в числе первых, Нури тоже не испытала особого восторга. Возможно, потому, что ей пришлось долго сидеть во временном модуле, уткнувшись в наномикроскоп, или заниматься сортировкой разнообразных образцов, добытых автоматическими устройствами, а не гулять как настоящие покорители космоса по легендарным красным пескам. В ее представлении это должно было происходить именно так, хотя она была хорошо осведомлена о действительности. Время от времени Навин навещал ее и приносил всякие занимательные мелочи, которые ему удавалось подобрать в пустыне. Она очень радовалась особо редким и необъяснимым пока находкам, а ее коллекция разноцветных камней и окаменелостей, в которых могла быть скрыта подлинная история Марса, постепенно росла. Навину повезло больше, и временные ограничения его никак не беспокоили. Он был из разряда людей, редко отрывающих взгляд от своей любимой работы. И не важно где, на родной или чужой планете. Казалось странным, что, совсем не разделяя восторженного оптимизма Нури о том, что «Мы это смогли» и «Марс – наш», Навин был именно тем, кто и мог, и превращал его в наш. А неосторожно, слишком часто и пафосно сказанная в его присутствии фраза «мы этого достойны» была способна вывести из себя на долгие часы. Он просто захлопывал дверь и уходил с головой в работу, единственное достойное, что он видел в данной ситуации, чтобы зря не спорить и не приводить в качестве доказательств неоспоримые жесткие факты. Навин не был асоциальным, не стремился сделать головокружительную карьеру или показаться слишком умным. Он даже не был склонен к ссорам. По какой-то неизвестной иронии судьбы родители назвали его «новый человек», так звучало в переводе его имя. И именно перемены и всякие новинки он особенно не любил и никогда им не доверял, как остальные. Но в свободные минуты, когда не занятые дежурством поселенцы собирались вместе, он, как все, мечтал, какими красивыми и продуманными до мелочей будут города на этой планете, как благодарные за приют люди будут заботиться о ней и сохранять ее природные богатства. И самое главное, будут стараться не забыть допущенные ошибки, чтоб не позволить им разрушить жизнь на новом месте…

Первые саженцы дали урожай в парниках, когда Навин получил срочный вызов. Он выехал на рудник, расположенный в нескольких километрах. Его машина понеслась в сторону дальних холмов и через пару часов уже была в нужной точке. Разобравшись с причиной вызова, он отправился обратно, но решил срезать путь и свернул с накатанной транспортом колеи. Это не поощрялось, однако Навин поступал так регулярно, и все уже смирились с его привычками, потому что Навин был достаточно осведомлен о местности и эти мелкие отступления от правил никому не приносили вреда или беспокойства. Людям было просто необходимо чувствовать хоть некоторую свободу после всего, что пришлось ранее пережить, и многие это верно понимали.

Перед ним расстилалась долина, местами ее почва была неровной и бугристой. Но заметно это было, только находясь поблизости и благодаря теням, отбрасываемым заходящим светилом. Он остановил машину и вышел немного прогуляться, любуясь причудливыми тенями. Вдалеке виднелась Земля, однако не такая голубая, как ее изображали предки. Земляне жили на Марсе почти год. Но первые месяцы они были слишком заняты налаживанием собственного быта и проблемами выживания, чтоб вот так непринужденно и по собственному желанию бродить по холмам или любоваться заходом солнца. Тем более многих из них, как и его, привел сюда долг, мучило чувство ностальгии и потерянности. Там, вдалеке, Земля стремительно становилась необитаемой планетой. Человечество расселялось на подготовленные для выживания спутники и планеты. Это не было желанием, а стало необходимостью. И ничего нельзя было с этим поделать, потому что «точка невозврата» была пройдена еще предыдущими поколениями, беспомощно наблюдающими и наплевательски относящимися к будущему собственных детей. Следующие поколения еще какое-то время сдерживали запущенный в прошлом процесс разрушения, насколько это было возможно, но в конце концов и они сдались. Как ни прискорбно, но пришлось признать и согласиться, что проще было переселиться на другую планету и начать все сначала…

Они искренне надеялись начать сначала и создать новый мир на Марсе, учитывая ошибки прошлого, чтоб никогда подобное уже не повторилось.

Навин шел по незнакомой местности, пробираясь среди странных выступов и впадин, прихотливо заглаженных вездесущим песком. Нога Навина неожиданно провалилась в образовавшуюся впадину, он споткнулся и, потеряв равновесие и нелепо взмахнув руками, что-то задел. От ближайшего к нему песчаного выступа отвалился небольшой фрагмент, обнажая непонятный предмет, помещенный внутрь, как в нишу. Навин осторожно взял его в руки и осмотрел. Эта неземная и чуждая на первый взгляд вещь что-то странно ему напоминала. Все еще не веря собственным глазам, он еще раз пошарил в найденной нише и в накопившемся за века песке, нащупал удлиненный, абсолютно ровный брусок из неизвестного материала. То, что это искусственное, а не природное творение, сомнений не вызывало. От прикосновения руки казавшийся цельным брусок распался на две части…

Напрасно Нури, как обычно, ожидала его возвращения в лагерь с новыми находками. Он не вернулся в эту ночь.

Когда Навина нашли спасатели, он сидел, прислонясь к откопанному крыльцу обширного подземного строения, и смеялся сквозь слезы. В его исцарапанных руках лежал ключ и табличка с текстом.