Тетушка Грейстил сняла в Падуе дом с видом на фруктовый рынок. Дом казался удобным и стоил всего восемьдесят цехинов на три месяца (что составляло около тридцати восьми гиней). Поначалу тетушка обрадовалась приобретению. Однако, как обычно бывает, сделка, заключенная второпях, оказалась не такой уж удачной. Тетушка Грейстил и Флора не прожили в новом доме и недели, как тетушка начала сомневаться в удачности своего приобретения. Готические окна старинного дома пропускали совсем мало света, к тому же некоторые из них затенялись каменными балконами. Все это не имело бы никакого значения, если бы не душевное состояние Флоры. По мнению тетушки Грейстил, именно сейчас Флора нуждалась в поддержке, а мрачность и темнота, какими бы живописными ни были, никак не способствовали ее выздоровлению. Во дворе стояли каменные статуи женщин, увитые плющом. Всякий раз, когда глаза тетушки падали на них, она вспоминала о несчастной жене Джонатана Стренджа, которая умерла такой загадочной смертью в столь юном возрасте, и смерть эта, в конце концов, свела с ума ее мужа. Тетушка надеялась, что подобные мрачные мысли не приходят в голову Флоре.

Однако сделка была заключена, дом снят, и теперь тетушка Грейстил пыталась придать ему жилой вид. Заботясь о душевном состоянии Флоры, тетушка позабыла о своей скупости и не пожалела денег на лампы. В доме был один особенно темный лестничный проход — ступеньки сворачивали в сторону под таким неожиданным углом, что любой мог запросто свернуть себе шею — поэтому тетушка распорядилась, чтобы масляную лампу поставили на полке прямо над ступеньками. Лампа горела день и ночь, к постоянному неудовольствию Бонифации, старой служанки — особы еще более экономной, чем тетушка Грейстил. Служанка досталась новым хозяевам в придачу к дому.

Старушка оказалась превосходной служанкой, склонной, однако, покритиковать как самих хозяев, так и некоторые их поручения. Бонифации помогал медлительный и вечно недовольный юноша по имени Миничелло, встречавший всякое приказание недовольным бормотанием на местном диалекте. Бонифация постоянно отчитывала Миничелло, и тетушка Грейстил заподозрила, что юноша состоит с ней в родстве, однако никаких доказательств тому пока не обнаружила.

Так, в хлопотах по дому (каждый день тетушка Грейстил делала в нем новые — приятные и не очень — открытия) и ежедневных сражениях с Бонифацией проходили дни тетушки Грейстил. Однако главной своей обязанностью тетушка считала заботу о душевном состоянии Флоры. Девушка стала тихой и печальной. Она вежливо отвечала на расспросы, но сама никогда не начинала разговоров. В Венеции Флора была главной зачинщицей развлечений, сейчас просто безропотно соглашалась с затеями тетушки. Она явно предпочитала одиночество. В одиночестве гуляла, читала, сидела в гостиной, освещенная тонким лучиком света, проникавшим в комнату около часу дня. Флора стала менее открытой и доверчивой, словно кто-то — пусть и не Джонатан Стрендж — обманул ее ожидания, и теперь девушка замкнулась в себе.

В первую неделю февраля в Падуе случилась сильная гроза. Она началась в середине дня. Гроза пришла неожиданно со стороны Венеции и моря. Старики — завсегдатаи кофеен говорили, что никогда не видели, чтобы гроза приходила с востока. Однако особого внимания этому не придали — стояла зима, и грозы случались нередко.

Сначала на город обрушился сильный порыв ветра. Этот ветер не собирался считаться с оконными стеклами и дверями домов.

Ветер разыскивал каждую щелочку, чтобы ворваться внутрь. Тетушка Грейстил и Флора сидели в гостиной на первом этаже. Оконные стекла задрожали, а подвески на люстре начали дребезжать. Письмо, которое читала тетушка, вырвалось у нее из рук и закружилось по комнате. За окнами потемнело, как ночью, и дождь забарабанил в стекло.

Бонифация и Миничелло вошли в гостиную. Они появились под предлогом того, что хотят услышать приказания тетушки Грейстил, на самом же деле Бонифации просто не терпелось поохать вместе с тетушкой, изумляясь силе ветра. Вместе они образовали превосходный дуэт, хотя и поющий на разных языках. Миничелло пришел вслед за Бонифацией — грозу он считал еще одним поводом, который непременно используют, чтобы найти ему дополнительную работу.

Тетушка, Бонифация и Миничелло стояли у окна и смотрели, как вспышки молнии Превращают привычный вид за окном в зловещее чередование мертвенно-бледных и сумрачных готических картин. Раскаты грома сотрясали дом. Бонифация бормотала молитвы Святой Деве и разнообразным святым. Тетушка рада была бы присоединиться к служанке, но, будучи прихожанкой англиканской церкви, только изумленно восклицала: «Ай-ай-ай!», «Ну надо же!» и «Что творится-то!», хотя ни одно из этих восклицаний не могло умерить ее волнение.

— Флора, девочка моя, — произнесла тетушка слегка дрожащим голосом. — Ты испугалась? Гроза такая сильная!

Флора подошла к окну, взяла тетушку за руку и сказала, что гроза скоро прекратится. Сверкнула молния, осветив пейзаж за окном. Флора выпустили тетушкину руку и шагнула на балкон.

— Флора! — воскликнула тетушка.

Девушка протянула руки в ревущую тьму, не обращая внимания на дождевые потоки, хлеставшие ее по плечам, и ветер, развевавший волосы.

— Флора, девочка моя! Вернись!

Девушка обернулась и что-то сказала тетушке, однако та ее не услышала.

Миничелло вышел на балкон и весьма учтиво (что так не соответствовало его всегдашней мрачности) попытался вернуть Флору в комнату. Огромными ручищами он развернул девушку назад, словно пастух, прячущий за плетеную изгородь заблудшую овечку.

— Неужели вы не видите? — вскричала Флора. — Там кто-то есть! Там, в углу! Кто это? Я думаю, что это… — внезапно она на полуслове замолчала.

— Дорогая моя, тебе показалось! Кто будет гулять по улицам в такую грозу? Все давно уже нашли себе какое-нибудь укрытие! Господи, Флора, как ты промокла!

Бонифация принесла полотенца, и вместе с тетушкой Грейстил они принялись сушить платье Флоры, оборачивая девушку полотенцами, спеша и мешая друг другу. Одновременно они давали указания Миничелло: тетушка — на ломаном итальянском, Бонифация — на стремительном местном диалекте. Указания противоречили друг другу, поэтому Миничелло просто стоял и глазел на женщин с обычным мрачным выражением на лице.

Поверх склоненных голов тетушки и служанки Флора продолжала смотреть на улицу. Внезапно девушка вздрогнула, затем вырвалась из рук женщин и выбежала из гостиной.

Они не успели остановить ее. Следующие полчала прошли в титанической борьбе со стихией: Миничелло пытался закрыть ставни, Бонифация разыскивала свечи, а тетушка Грейстил вспомнила, что итальянское слово, которое она использовала, имея в виду «ставни», на самом деле означает «пергамент». Они метались по дому, теряя терпение. Тетушка Грейстил почувствовала себя лучше, только когда над городом зазвонили колокола. Существовало поверье, что колокола (будучи святыми предметами) могут развеять грозу (несомненно, направляемую дьявольскими кознями).

Наконец дом был спасен — или почти спасен. Тетушка оставила Бонифацию и Миничелло завершать работу, и, забыв, что Флора выбежала из гостиной, вернулась к племяннице со свечой. Флоры в гостиной, конечно же, не было, а вот Миничелло так и не закрыл до конца ставни.

Тетушка поднялась в спальню Флоры — племянницы там тоже не оказалось. Девушки не было ни в маленькой столовой, ни в спальне тетушки, ни в небольшой гостиной, которую иногда использовали в послеобеденное время. Флоры не было ни в кухне, ни в вестибюле, ни в комнате садовника.

Тетушка Грейстил не на шутку разволновалась. Жестокий внутренний голос принялся нашептывать, что с женой Джонатана Стренджа случилось то же самое — она внезапно исчезла из дома в ужасную погоду.

— Но тогда шел снег, а не дождь, — убеждала себя тетушка. Обойдя дом, она снова принялась бормотать. — Снег, снег, а не дождь. Тогда шел снег. — Затем подумала: «Возможно, она все-таки в гостиной. Там так темно, а Флора любит сидеть тихо. Наверное, я просто ее не заметила».

Тетушка Грейстил вернулась в комнату. Вспышка молнии осветила гостиную. Стены показались ей бледными и призрачными, мебель и прочие предметы стали похожи на серый камень. С внезапным ужасом тетушка осознала, что в комнате действительно находится какая-то женщина, но эта женщина — не Флора. Женщина в черном, старомодного кроя платье стояла с подсвечником «в руке, глядя на тетушку. Лицо ее скрывали тени.

Тетушка похолодела.

Раздался раскат грома, затем упала тьма. Горели только две свечи. Однако свеча в руках женщины, казалось, совсем не освещает ее лица, а комната тем временем словно расширилась.

— Кто здесь? — вскричала тетушка. Ответа не последовало.

«Наверное, — подумала тетушка, — она итальянка. Я должна обратиться к ней по-итальянски. Скорее всего, из-за грозы она по ошибке зашла в чужой дом». Как тетушка ни пыталась, в эту минуту она не могла вспомнить ни одного итальянского слова.

Еще одна вспышка молнии. Неизвестная все так же стояла напротив тетушки Грейстил.

«Это призрак жены Джонатана Стренджа!» — сообразила тетушка. Она сделала шаг вперед. Женщина тоже шагнула вперед. Внезапно тетушка все поняла. Зеркало! Как глупо! Испугаться собственного отражения! Она так обрадовалась, что чуть не рассмеялась вслух, но вдруг вспомнила, что в ЭТОМ УГЛУ ГОСТИНОЙ НИКОГДА НЕ БЫЛО ЗЕРКАЛА.

Следующая вспышка молнии осветила зеркало. Оно казалось огромным и страшным, ни разу в жизни тетушке не доводилось видеть ничего ужаснее.

Она выбежала из комнаты, понимая, что в присутствии ужасного зеркала не сможет сосредоточиться. На середине лестницы тетушка услышала какие-то звуки в спальне Флоры. Она открыла дверь и заглянула внутрь.

Флора через голову стягивала с себя платье. Платье промокло до нитки. Нижняя юбка и чулки находились не в лучшем состоянии. Туфли валялись на полу, совершенно испорченные дождевой водой.

Флора посмотрела на тетушку со смешанным выражением вины, смущения и твердости.

— Все хорошо, все хорошо! — крикнула она.

Вероятно, она торопилась ответить на некий невысказанный тетушкой вопрос. Тетушка, однако, только воскликнула:

— Ах, девочка моя! Где ты была? Что заставило тебя выйти на улицу в такую погоду?

— Я… я пошла купить нитки для вышивания.

Наверное, на лице тетушки было написано такое изумление, что Флора добавила:

— Я решила, что дождь скоро кончится.

— Что ж, девочка моя, ты поступила неразумно, но как ты, должно быть, напугана! Почему ты плакала?

— Плакала? Нет! Вы ошибаетесь, тетушка. Я не плакала. Это все дождь.

— Но ведь ты… — Тетушка Грейстил остановилась. Она хотела сказать: «Ты ведь и сейчас плачешь», но Флора замотала головой и отвернулась. Девушка зачем-то скрутила шаль в узел, а тетушка не додумалась сказать ей, что если бы Флора накинула шаль на плечи, она бы не вымокла так сильно. Девушка достала из шали бутылочку, наполовину наполненную жидкостью янтарного цвета, открыла шкафчик и поставила бутылочку внутрь.

— Флора! Случилось нечто ужасное! Даже не знаю, как сказать тебе, но там… там зеркало…

— Знаю, — отвечала Флора. — Это мое зеркало.

— Твое? — Тетушка совсем смешалась. Несколько мгновений она размышляла, затем не нашла ничего лучшего, чем спросить: — Где ты его купила?

— Точно не помню. Его только что доставили.

— Кто же будет доставлять зеркало в такую грозу? Даже если и найдется подобный глупец, разве не должен он сначала постучаться в дом?

На этот весьма разумный вопрос Флора не ответила.

Тетушка Грейстил, однако, вполне успокоилась. Она так обессилела от грозы и волнений по поводу загадочного зеркала, что не стала расспрашивать дальше. Узнав, ОТКУДА взялось зеркало, тетушка решила просто выкинуть из головы назойливый вопрос — КАК оно попало в дом? Гораздо больше ее заботило, не схватила ли племянница простуду и как бы поскорее переодеть ее, отвести к огню и накормить чем-нибудь горячим.

Когда они спустились в гостиную, тетушка Грейстил заметила:

— Смотри! Гроза почти закончилась. Она словно вернулась в сторону моря, откуда пришла. Как странно! Наверное, твои шелковые нитки намокли и испортились.

— Нитки? — переспросила Флора. — Ах, нитки. Я не дошла до лавки. Вы были правы, тетушка, это так глупо!

— Мы сходим туда и купим все, что тебе нужно. Бедные торговцы на рынке! Дождь наверняка испортил весь их товар. Бонифация приготовит тебе жидкую овсянку. Не помню, говорила я, чтобы она взяла свежее молоко?

— Не знаю, тетя.

— Нужно сходить и напомнить ей.

— Я схожу, тетя, — сказала Флора, пытаясь встать.

Но тетушка Грейстил не позволила ей подняться. Флора непременно должна остаться у огня, а ноги положить на скамеечку.

Небо просветлело. По пути на кухню тетушка остановилась, чтобы еще раз осмотреть зеркало. Богато украшенная рама. Такие зеркала изготавливали на острове Мурано в Венецианской лагуне.

— Странно, что ты выбрала это зеркало, Флора. Столько завитков и прочих украшений! Обычно тебе нравятся более простые вещи.

Флора вздохнула и заметила, что в Италии научилась ценить роскошные и изысканные предметы.

— Сколько оно стоит? — спросила тетушка. — Наверное, дорогое.

— Нет, совсем не дорогое.

— Что ж, и то хорошо.

Тетушка Грейстил начала спускаться на кухню. Она радовалось, что все тревоги позади. Однако она ошибалась.

На кухне вместе с Бонифацией и Миничелло находились двое мужчин, которых тетушка раньше в доме не видела. Бонифация еще не начинала варить Флоре кашу. Она даже не вынула крупу и молоко из буфета.

Когда тетушка вошла, Бонифация схватила ее за руку и что-то возбужденно затараторила на своем наречии. Служанка говорила о грозе — это было очевидно — она называла грозу злом, но больше тетушка ничего не поняла. К ее удивлению, на помощь пришел Миничелло. На невозможном английском он вымолвил:

— Английский чародей сделать это. Английский чародей сделать tempesta.

— Простите, что?

Постоянно перебиваемый Бонифацией и другими мужчинами, Миничелло поведал тетушке Грейстил, что во время грозы многие видели в небе просвет. И то, что они увидели в просвете, испугало их — наверху сияли звезды, а не дневная лазурь. Гроза была вызвана не естественными природными причинами: ее сотворил Стрендж, чтобы скрыть приближение Башни Тьмы.

Новость быстро распространилась по городу и очень напугала горожан. До нынешнего дня Башня была ужасом Венеции, каковое местоположение — по крайней мере для падуанцев — выглядело вполне естественным для любого ужаса. Теперь стало ясно, что Стренджа в Венеции держит собственная воля, а не колдовство. Теперь любой город в Италии, да и любой город вообще мог ожидать появления Вечной Тьмы. Все это было ужасно, но для тетушки Грейстил ужасно вдвойне. Ко всем ее страхам относительно Стренджа добавлялось неприятное чувство, что Флора ей солгала. Тетушка спорила с собой, была ли эта ложь следствием колдовства, или симпатия к Стренджу ослабила моральные принципы Флоры. Оставалось гадать, какая из причин хуже.

Она написала в Венецию брату, умоляя его приехать. Тетушка решила пока ничего не говорить Флоре. Она внимательно следила за племянницей. Девушка, казалось, вела себя как обычно, однако тетушка замечала в ее поведении следы раскаяния.

На следующий день к обеду — письмо тетушки еще не успели доставить в Венецию — доктор Грейстил вместе с Фрэнком прибыли в Падую. В Венеции знали, что Стрендж покидал Кампо Санта-Мария Дзобениго. Многие видели, как Башня Тьмы движется по морю. Колонна трепетала и изгибалась, а огненные спирали вырывались наружу. Как Стрендж пересек море — на лодке или с помощью колдовства — осталось неизвестным. Гроза, которую он устроил, чтобы скрыть свое появление, началась в девяти милях от Падуи — в Стра.

— Ах, Луиза, — восклицал доктор Грейстил, — где теперь наши дружеские беседы? Ныне все избегают Стренджа. От Местре до Стра ему не встретилось ни единой живой души — лишь молчаливые улицы и брошенные поля. Отныне мир для него стал пустыней.

Если поначалу тетушка не испытывала к волшебнику особенно нежных чувств, то к концу рассказа глаза ее наполнились слезами.

— А где он сейчас? — тихо спросила она.

— Вернулся в свои комнаты возле площади Санта-Мария Дзобениго, — ответил доктор. — Как только я услышал, что Стрендж был в Падуе, то сразу понял, кого он здесь искал. Мы выехали сразу же. Как Флора?

Флора ожидала приезда отца. Девушка тут же с радостью и облегчением рассказала ему все. Доктор Грейстил не успел задать ни единого вопроса, как дочь выложила ему всю правду. Слезы текли из ее глаз. Она призналась, что встречалась со Стренджем. Флора увидела его на улице с балкона, поняла, что он ждет ее, и выбежала из дома в грозу.

— Обещаю, я все расскажу тебе, — сказала она, — только не сейчас. Я не сделала ничего дурного. Кроме… — Девушка покраснела. — Кроме того, что солгала тетушке. Я очень перед ней виновата. Но это чужая тайна. Я должна молчать.

— О каких тайнах ты говоришь, Флора! — воскликнул отец. — Разве одно это не должно меня насторожить? Люди, чьи намерения чисты, не таятся. Они действуют открыто.

— Да, разумеется. За исключением волшебников. У мистера Стренджа есть враги — этот ужасный старик в Лондоне и другие! Ты не должен меня бранить. Мне не в чем себя упрекнуть. Пойми, он использовал губительное для себя колдовство, и вчера я убедила мистера Стренджа отказаться от его применения! И он обещал мне.

— Флора, — печально промолвил доктор Грейстил, — ты огорчила меня еще больше. Ты считаешь себя вправе требовать с него обещания… разве ты не понимаешь, что это значит? Вы помолвлены?

— Ах, папа, нет. — Флора снова залилась слезами. Тетушке потребовалось время, чтобы успокоить ее. Девушка продолжила: — Не было никакой помолвки. Да, вначале я увлеклась мистером Стренджем, но это давно прошло. Не надо подозревать меня! Он дал мне обещание ради нашей дружбы. И ради жены. Он считает, что делает все ради нее, но я знаю, что она ни за что не позволила бы ему разрушать свой разум и подрывать здоровье! Она больше не может руководить им — и теперь мне предстоит сделать это от ее имени.

Доктор Грейстил помолчал.

— Флора, — наконец сказал он, — ты забываешь, что я довольно часто вижу его в Венеции. Я не верю, что Стрендж способен сдержать обещание. Вряд ли он вообще помнит, что обещал.

— Нет, он сдержит! Я сделала так, что он вынужден будет сдержать обещание!

Новый поток слез заставил усомниться, что Флора и впрямь забыла о своих чувствах к Стренджу. Однако слова ее немного успокоили отца и тетю. Брат с сестрой понимали, что со временем чувства Флоры должны остыть. В тот же вечер доктор Грейстил выразил твердую уверенность, что дочь его не из тех, кто будет всю жизнь горевать о несбыточном счастье. Флора — девушка разумная.

Теперь, снова собравшись вместе, доктор и тетушка решили продолжить путешествие. Тетушка Грейстил хотела посетить Рим, чтобы увидеть прославленные античные памятники. Однако Флора больше не испытывала никакого интереса к древностям. Лучше всего оставаться там, где они поселились, заявила она. Девушка почти не выходила из дому, за исключением тех случаев, когда не могла отказать родным. Когда тетушка предложила ей посетить церковь с алтарем эпохи Возрождения, Флора снова отказалась. Она сослалась на дождь и мокрые улицы. Улицы действительно вымокли, а дождей в эту зиму в Падуе было хоть отбавляй, но раньше это не останавливало Флору.

Тетушка и отец старались сохранять спокойствие, но иногда доктор злился. Он приехал в Италию не для того, чтобы просиживать все дни напролет в комнатах, вполовину меньших, чем в его уютном уилтширском доме. Про себя он ворчал, что читать романы и вышивать (занятие, которому Флора посвящала теперь все свое время) можно и в Англии, причем с меньшими издержками. Тетушка Грейстил бранила его и призывала молчать. Если Флора предпочитает скорбеть по Джонатану Стренджу, они не должны вмешиваться.

Единственный раз Флора предложила родственникам совершить морскую прогулку. Через неделю после приезда доктора в Падую она заявила, что хочет на море.

Ей хочется путешествовать морем? Они могли бы отправиться в Рим или Неаполь на корабле.

Однако Флора имела в виду совсем другое. Она не собиралась покидать Падую. Ей хотелось просто прогуляться по морю — на яхте или лодке. Всего часок-другой. На следующий день они отправились в небольшую рыбацкую деревушку.

Деревушка не представляла собой ничего особенного — никаких архитектурных и природных красот. Единственной ее отличительной особенностью была близость к Падуе. Доктор расспросил людей в таверне и в доме священника и нашел двоих степенных рыбаков, которые согласились прокатить их по морю. Рыбаки не имели ничего против честно заработанных денег, но поспешили заверить доктора, что он только зря потратит время. Здесь и в хорошую погоду не на что смотреть, а уж в такую! Довольно сильный дождь обещал превратить прогулку в чистое мучение, однако даже он не мог рассеять тяжелого серого тумана.

— Девочка моя, ты уверена? — спросила тетушка Грейстил. — Местность вокруг такая унылая, а в лодке так воняет рыбой!

— Да, тетя, уверена.

Флора забралась в лодку и уселась на корме. Тетушка и отец последовали за ней. Озадаченный рыбак направил лодку в море. Вскоре их окружила серая масса воды и такой же серый и унылый туман. Рыбак вопросительно посмотрел на доктора Грейстила, который, в свою очередь, обратил взгляд на дочь.

Флора не обращала внимания на взгляды. Она задумчиво наклонилась над водой, опустив за борт правую руку.

— Ну, вот опять! — вскричал доктор.

— Что опять? — раздраженно промолвила тетушка.

— Кошачий запах! Словно в комнате у старухи! Помните ту старуху? В лодке есть кошки?

Вопрос прозвучал нелепо. Никаких кошек здесь быть не могло.

— Что случилось? — спросила тетушка Флору. Что-то в позе девушки насторожило ее. — Ты не заболела?

— Нет, тетушка, — ответила Флора, выпрямляясь. — Все хорошо. Наверное, нам пора домой?

Тетушка Грейстил успела разглядеть в воде маленькую бутылочку без крышки. Затем бутылочка навсегда исчезла в море.

Эта прогулка оказалась единственной за многие недели. Иногда тетушка Грейстил пыталась убедить племянницу посидеть в кресле у окна и понаблюдать за прохожими на улицах. На итальянских улицах все время происходит что-нибудь забавное. Однако Флора всегда выбирала кресло в темном углу под ужасным зеркалом. Она завела странную привычку сравнивать, как выглядят те или иные вещи в зеркале и в реальности. Флора могла, например, указать на шаль, свисавшую с кресла, и заметить:

— Шаль в зеркале не такая.

— Разве? — изумленно восклицала тетушка.

— Да. В зеркале она коричневая, а на самом деле синяя. Разве нет?

— Не знаю, девочка моя, по мне она выглядит одинаково.

— Вы правы, тетушка, — со вздохом соглашалась Флора.