Сюзанна Кларк
Джонатан Стрендж и мистер Норрелл
Том I
Мистер Норрелл
Он редко говорил о магии, а если и говорил, это больше напоминало урок истории, и никто не желал его слушать.
1
Библиотека Хартфью
Осень 1806 — январь 1807
Некоторое время назад в городе Йорке существовало общество волшебников. Каждую третью среду месяца его члены собирались и читали друг другу длинные скучные статьи по истории английской магии.
То были маги-джентльмены: своим колдовством они никому не принесли и малейшего вреда, как, впрочем, и малейшей пользы. Вообще-то, сказать по правде, ни один из них за целую жизнь не произнес ни одного заклинания; ни один листик не дрогнул под воздействием их чар, ни одна пылинка не сменила своего привычного курса, ни один волосок не упал с чьей-либо головы. Впрочем, несмотря на упомянутое мелкое обстоятельство, они пользовались репутацией наимудрейших джентльменов в Йоркшире.
Один великий волшебник сказал о своих коллегах, что те «мучительно силятся затвердить простейшее заклинание, а вот ссоры и свары даются им без всякого труда», и Йоркские маги на протяжении многих лет успешно доказывали справедливость его слов.
Осенью 1806 года к ним прибыло пополнение в лице некого Джона Сегундуса. На первом же собрании этот джентльмен обратился к коллегам с речью. Для начала он упомянул о славной истории общества и перечислил множество именитых колдунов и ученых, состоявших в разное время в его рядах, а также намекнул, что не без замирания сердца вступил под эти прославленные своды. Северные волшебники, напомнил он слушателям, всегда пользовались большим уважением, чем их южные собратья. Мистер Сегундус поведал, что изучает магию на протяжении многих лет и знает практически обо всех великих чародеях прошлого, читал все последние публикации, посвященные магии, и даже сам выступил с несколькими скромными статьями. Однако с недавних пор он серьезно задумался над тем, почему великие магические свершения предстают лишь на страницах книг, но не на улицах или в газетной хронике. Мистер Сегундус желал знать, почему современные маги уже не способны на то колдовство, о которой так красиво пишут. Неужто в Англии разучились колдовать?
Трудно вообразить более избитый вопрос. Каждый английский ребенок рано или поздно задает его гувернантке, учителю или кому-нибудь из родителей. Однако членам Йоркского общества вопрос этот не понравился, и вот почему: они, как и все остальные, не могли на него ответить.
Глава Йоркского общества доктор Фокскасл повернулся к Джону Сегундусу и объяснил, что неверна сама постановка вопроса.
— Считается, будто практиковать магию — — святая обязанность магов. Это нелепое заблуждение! Надеюсь, вы не думаете, что задача ботаников — изобретать новые цветы? Или что астрономы должны передвигать звезды на небе?.. Маги, мистер Сегундус, изучают магию прошлого. Чего еще можно требовать?
Пожилой джентльмен с блеклыми глазами и в блеклой одежде (не то Харт, не то Хант — мистеру Сегундусу никак не удавалось как следует расслышать его имя) блеклым голосом произнес, что не важно, кто чего требует. Джентльмену не подобает заниматься магией. Магия — это то, чем уличные шарлатаны выманивают у детишек мелкие деньги. Магия (в практическом смысле) себя скомпрометировала. Она вращается в дурном обществе, водит знакомство с бородачами, цыганами, карманниками, живет в обшарпанных комнатушках за грязными желтыми занавесками. Ну уж нет! Настоящий джентльмен никогда не будет таким заниматься! Джентльмену приличествует изучать историю магии (разве можно придумать занятие благороднее!), но дальше идти не следует.
Пожилой джентльмен посмотрел на мистера Сегундуса блеклым отеческим взором и выразил надежду, что тот никогда не пытался произносить заклинания.
Джон Сегундус залился краской.
Однако давно подмечено, что два мага — в нашем случае доктор Фокскасл и мистер Хант (он же Харт) — не могут прийти к единому мнению без того, чтобы два других не заняли тут же противоположную позицию. Некоторые маги совершенно неожиданно открыли для себя, что всецело согласны с мистером Сегундусом по вопросу о важности практический магии. Наиболее рьяно поддержал его некий Хонифут, приятный, дружелюбный господин лет сорока пяти, седой и краснолицый. По мере того, как спор накалялся и доктор Фокскасл метал в мистера Сегундуса все более и более острые стрелы сарказма, мистер Хонифут то и дело поворачивался к нему и ободряюще шептал: «Не слушайте их, сэр. Я полностью на вашей стороне», или «Вы правы, не дайте им себя поколебать», или «Вы попали в самую точку, сэр! Мы никуда не движемся, потому что не догадывались задать нужный вопрос. Зато теперь, с вашей помощью, нас ждут великие свершения».
Эти добрые слова не замедлили произвести приятное впечатление на Джона Сегундуса, глубоко потрясенного столь жарким отпором.
— Боюсь, я не угодил обществу, — прошептал он мистеру Хонифуту. — Однако, уверяю, это никак не входило в мои намерения.
Поначалу мистер Сегундус безропотно терпел, но некоторые особо язвительные выпады доктора Фокскасла вызвали его негодование.
— Наш достопочтенный гость, — начал Фокскасл, пригвождая мистера Сегундуса ледяным взглядом, — желает, похоже, чтобы мы разделили несчастную участь манчестерского общества волшебников!
Мистер Сегундус наклонился к мистеру Хонифуту и шепнул:
— Я никак не ожидал, что йоркширские маги окажутся такими твердолобыми. Если в Йоркшире не любят волшебство, то где же тогда его любят?
На этом доброта мистера Хонифута не закончилась. Он пригласил мистера Сегундуса в свой дом на Хайпитергейт — отобедать в компании миссис Хонифут и трех его очаровательных дочерей. Мистер Сегундус, будучи холост и небогат, с огромным удовольствием принял столь лестное приглашение. После обеда старшая мисс Хонифут играла на фортепьяно, а мисс Джейн пела по-итальянски. На следующий же день миссис Хонифут сказала мужу, что Джон Сегундус — истинный джентльмен, но едва ли добьется в жизни больших успехов, ибо доброта и скромность нынче не в моде.
Знакомство быстро переросло в прочную дружбу. Вскоре два или три вечера в неделю мистер Сегундус проводил в доме на Хайпитергейт. Когда собиралось много молодых людей, то устраивали танцы. Все было очень мило, но частенько мистер Хонифут и мистер Сегундус тихонько ускользали, дабы обсудить вопрос, который неизменно интересовал обоих, — почему в Англии больше не колдуют? Однако, сколько бы они ни говорили (а их беседы частенько длились до самого утра), они ни на йоту не приблизились к разгадке. Может, это и неудивительно, ведь множество магов, историков, ученых или просто любителей древностей спрашивали о том же вот уже двести с лишним лет.
Мистер Хонифут — высокий, бодрый, улыбчивый джентльмен с неисчерпаемым запасом энергии — любил что-нибудь делать или планировать, не особо размышляя зачем. Ломая голову над вопросом, который поставил мистер Сегундус, мистер Хонифут вспомнил тех средневековых магов, которые, столкнувшись с неразрешимой задачей, уезжали на год и один день лишь со слугой-эльфом и непременно находили ответ. Мистер Хонифут сказал мистеру Сегундусу, что, по его мнению, им следует взять пример с этих великихлюдей, уезжавших в наиболее отдаленные уголки Англии, Шотландии или Ирландии (где самый воздух пронизан магическими чарами), либо вообще покидавших наш мир, так что никто теперь не скажет наверняка, где они были и что там делали. Мистер Хонифут не предлагал заходить столь далеко и вообще сильно отдаляться от дома — стояла зима, и дороги совершенно развезло. Однако он был твердо убежден, что им нужно КУДА-НИБУДЬ пойти и с КЕМ-НИБУДЬ посоветоваться. Они топчутся на месте; необходима свежая струя. Впрочем, куда или к кому ехать, мистер Хонифут не знал и потому совершенно пал духом.
Несколько лет назад до Йоркского общества дошли слухи, что в Йоркшире обитает еще один волшебник. Этот джентльмен жил в самой отдаленной части графства, где (как рассказывали) проводил дни и ночи в собственной удивительной библиотеке, изучая редкие и древние магические тексты. Доктор Фокскасл выяснил, как зовут волшебника и где он живет, и отправил ему письмо с вежливым приглашением вступить в общество. В ответном письме тот благодарил за оказанную честь и выражал глубокое сожаление, что не сможет приехать: огромное расстояние между Йорком и аббатством Хартфью… дурное состояние дорог… невозможность оставить работу… и прочая, и прочая.
Все Йоркские волшебники прочли письмо и сошлись во мнении, что человек с таким мелким почерком вряд ли может быть дельным магом. Потом — легонько вздохнув из-за того, что не увидят прославленной библиотеки — выбросили строптивого коллегу из головы. Однако мистер Хонифут сказал мистеру Сегундусу, что ввиду чрезвычайной важности вопроса «Почему в Англии больше не колдуют?» им не следует упускать ни единой возможности. Кто знает, быть может, тот маг скажет что-нибудь дельное. Поэтому мистер Хонифут написал письмо, где сообщал, что они с мистером Сегундусом хотели бы посетить его в третий вторник после Рождества в два часа пополудни.
Ответ пришел быстро, и мистер Хонифут со свойственной ему душевной щедростью сразу же послал за мистером Сегундусом, дабы и тот мог прочесть письмо. Мелким почерком маг писал, что рад будет свести знакомство.
Мистер Хонифут удовлетворенно улыбнулся и тут же пошел сказать Уэйтерсу, кучеру, в какой день тот будет им нужен.
Мистер Сегундус остался в комнате один на один с письмом. Он прочел: «Признаться, я в легкой растерянности, ибо затрудняюсь понять, чему обязан столь неожиданной честью. Трудно поверить, что Йоркские волшебники, коим выпало счастье жить в окружении множества высокоученых коллег, сочли нужным советоваться с таким одиноким отшельником, как я…»
В письме сквозил тонкий сарказм; казалось, автор в каждом слове смеется над мистером Хонифутом. Мистер Сегундус порадовался, что мистер Хонифут этого не заметил, иначе он не пошел бы в таком воодушевлении говорить с Уэйтерсом. Послание было выдержано в столь недружелюбной манере, что мистеру Сегундусу решительно расхотелось встречаться с его автором. Впрочем, подумал он, какая разница, я поеду, коли того желает мистер Хонифут. В конце концов, что мы теряем?
За день до визита погода выдалась дождливая, на бурых опустелых полях образовались глубокие лужи, черепичные крыши домов превратились в каменные зеркала; экипаж мистера Хонифута ехал через мир, в котором пасмурного неба было куда больше, а твердой земли куда меньше, нежели в обычные дни.
С первого вечера мистер Сегундус намеревался расспросить мистера Хонифута об Ученом обществе манчестерских волшебников, которое доктор Фокскасл упомянул в споре. Сейчас он наконец исполнил свое намерение.
— Общество было основано в самое недавнее время, — сказал Хонифут, — и состояло из бедных священников, владельцев небольших мануфактур, аптекарей, адвокатов, отошедших от дел негоциантов, вызубривших пару латинских слов, и тому подобных людей, которых обычно именуют полуджентльменами. Полагаю, доктор Фокскасл был рад, когда общество распалось: он считал, что у людей такого сорта не может быть ничего общего с магией. Впрочем, среди них попадались умные люди. Они, как и вы, начали с того, что решили возродить практическую магию. Люди деловые, они решили применить принципы разума и науки к чародейству, как применили к производству, и назвали свое направление «Рациональное волшебство». Когда ничего не получилось, они были сильно разочарованы. Понять их, конечно, можно, однако, поддавшись разочарованию, они пришли к самым нелепым выводам. Им начало казаться, что магии вообще нет и никогда не было. Они объявили, что маги-ауреаты обманывали себя либо других, а Король-ворон вообще выдуман северными англичанами для защиты от тирании южных. Каких только доводов они не насочиняли!.. Забыл, как они объясняли эльфов и фей. Общество самораспустилось, а один из членов, по фамилии Обри, если не ошибаюсь, решил все записать и опубликовать. Впрочем, когда дошло до дела, на него напала жуткая меланхолия, и он так и не смог приступить к работе.
— Бедняга, — вздохнул мистер Сегундус. — Может быть, сейчас просто не время для магии, сэр? Коммерция процветает, мореходство и политика тоже, да все что угодно, только не магия. Наше время ушло. — Он задумался. — Три года назад, в Лондоне, мне встретился уличный чародей, сомнительного вида фокусник со странным шрамом на шее. Этот человек убеждал меня расстаться со значительной суммой денег, обещая взамен раскрыть величайший секрет. Получив деньги, бродяга поведал мне, что когда-нибудь два волшебника возродят английскую магию. Не то чтобы я верил в пророчества, однако именно его слова заставили меня задуматься о причинах нашего нынешнего упадка, не странно ли?
— Вы совершенно правы, все предсказания — чепуха, — рассмеялся мистер Хонифут. Внезапно он замер, пораженный своей мыслью. — Нас двое волшебников, Хонифут и Сегундус, — произнес он, словно представляя, как будут смотреться их фамилии в газетах и учебниках по истории. — Хонифут и Сегундус… звучит неплохо.
Мистер Сегундус покачал головой.
— Фокусник знал, что я волшебник. Ему естественно было бы мне польстить, сказав, что я — один из этих двоих. Однако под конец он ясно дал понять, что это не я, хотя в начале разговора, кажется, еще сомневался. Что-то во мне… Он попросил меня написать мое имя на бумажке и довольно долго на нее смотрел.
— Наверняка он просто решил, что больше денег из вас не вытянешь, — сказал мистер Хонифут.
Аббатство Хартфью лежало в четырнадцати милях от Йорка. В самом его названии ощущался аромат старины. Когда-то, очень давно, здесь действительно было аббатство; нынешний дом воздвигли в правление королевы Анны. Живописная и прочная усадьба стояла в красивом парке, полном призрачных деревьев (ибо начал спускаться туман). Речка, носящая название Харт, неторопливо пересекала парк, над нею красивой дугой изгибался классических очертаний мост.
Волшебник (фамилия его была Норрелл) ожидал гостей в холле. Он был мелкий, как и его почерк, а говорил так тихо, словно не привык выражать свои мысли вслух. Мистер Хонифут, чуть туговатый на ухо, не расслышал, когда хозяин сказал: «Я стар, сэр. Недостаток довольно распространенный, так что не обессудьте».
Мистер Норрелл провел гостей в уютную гостиную, где ярко пылал камин. Свечи были погашены; свет лился через два больших окна, впрочем, серый и безрадостный. Мистеру Сегундусу все время казалось, что в комнате горят свечи или второй камин, поэтому он часто оборачивался, ища их глазами, однако ничего такого не видел — разве что зеркало или старинные часы.
Мистер Норрелл сообщил, что ему доводилось читать отчет мистера Сегундуса о волшебных слугах Мартина Пейла:
— Добротное исследование, сэр, однако вы не упомянули о мастере Феллоусоте. Безусловно, малозначительный дух, чья полезность для великого доктора Пейла весьма сомнительна. Тем не менее без него ваша работа неполна.
— Эльф Феллоусот, сэр? — повторил мистер Сегундус после непродолжительного молчания. — Ммн-нн-н… Что-то не припомню такого — в этом мире или в ином.
Впервые с их встречи мистер Норрелл улыбнулся, однако как будто про себя.
— Ну конечно. Простите, запамятовал. Пикль и Холгарт рассказывают о нем в книге, которую вы вряд ли читали. И хорошо — отвратительная была парочка, скорее мошенники, нежели маги, чем меньше о них знать, тем лучше.
— О, да, сэр! — воскликнул мистер Хонифут, полагая, что волшебник рассказывает об одной из своих книг. — Мы наслышаны о вашей библиотеке. Все маги Йоркшира умирают от зависти, когда разговор заходит о вашем великолепном собрании!
— Неужто? — холодно бросил мистер, Норрелл. — Вот уж не думал, что мои дела столь широко обсуждаются… Наверное, это Торогуд. — Волшебник назвал человека, продававшего книги и разные диковинки в Йорке. — Чилдермас несколько раз предупреждал меня, что Торогуд — болтун.
Мистер Хонифут не понимал недовольства хозяина. Будь у него самого столько магических книг, он бы радовался, что их обсуждают и превозносят; ему трудно было поверить, что мистеру Норреллу это неприятно. Поэтому он вообразил, будто тот робок, и дабы его подбодрить, продолжил:
— Простите, сэр, не позволите ли вы нам взглянуть на вашу прославленную библиотеку?
Мистер Сегундус был уверен, что мистер Норрелл откажется, — но тот, еще раз внимательно оглядев гостей (глаза его, маленькие и голубые, смотрели словно из какого-то укрытия), согласился почти любезно. Мистер Хонифут рассыпался в благодарностях, убежденный, что угодил и хозяину, и самому себе.
Мистер Норрелл повел их по коридору (самому обычному, подумал мистер Сегундус), обшитому дубом и с дубовым же, пахнущим воском полом, затем по лестнице в три или четыре ступени и по другому коридору, где воздух был холоднее, а пол вымощен добрым Йоркским камнем. Все выглядело совершенно непримечательным. (Только вот был второй коридор до лестницы или позже? И была ли вообще лестница?) Мистер Сегундус обладал счастливой способностью всегда знать, где север, а где юг. Он ничуть не гордился своим талантом — это было столь же естественно, как знать, что голова по-прежнему находится у него на плечах, — однако в доме мистера Норрелла мистер Сегундус полностью утратил свой дар. Он не мог восстановить в памяти последовательность комнат и коридоров, не мог даже сказать, сколько времени они шли. И еще он не чувствовал направления, как будто мистер Норрелл открыл новую, пятую сторону света: ни запад, ни восток, ни север, ни юг, а какую-то другую, и в эту сторону как раз их и вел. Впрочем, по мистеру Хонифуту нельзя было сказать, что он заметил какую-нибудь странность.
Библиотека казалась чуть меньше гостиной. Здесь тоже жарко пылал камин, и все дышало спокойствием и уютом. Однако освещение комнаты опять не соответствовало трем высоким решетчатым окнам, и у мистера Сегундуса вновь появилось неуютное чувство, что должен быть второй камин, еще окна, свечи или что-нибудь в таком роде. За теми окнами, которые он видел, лил серый английский дождик, и мистер Сегундус не мог определить, в какой части дома они находятся.
При их появлении из-за стола поднялся человек, которого мистер Норрелл представил как Чилдермаса — своего управляющего.
Мистеру Хонифуту и мистеру Сегундусу можно было не говорить, что библиотека аббатства Хартфью дороже ее обладателю всех остальных сокровищ; они ничуть не удивились, что мистер Норрелл соорудил для любимого детища изысканный ларец. Шкафы английского дерева напоминали резные готические арки. Резьба изображала листья (сухие и скрученные, словно художник хотел передать осень), переплетенные ветви и корни, ягоды и плющ — все изумительной работы. Однако куда удивительнее шкафов были сами книги.
Первое, что узнает человек, приступая к изучению колдовского искусства, это то, что есть книги О магии, а есть — ПО магии. Следом он узнает и другое: что первые можно приобрести за пару-тройку гиней в хорошей книжной лавке, а вторые ценятся превыше рубинов. Библиотека Йоркского общества считалась очень хорошей, почти исключительной; ее собрание включало целых пять опусов, которые были написаны между 1550 и 1700 годами и могли, следовательно, без большого преувеличения именоваться книгами по магии (хотя одна и состояла лишь из двух затертых страниц). Книги по магии почитались большой редкостью: ни Сегундусу, ни Хонифуту не доводилось видеть в частном собрании более чем одну-две. В Хартфью все стены были заставлены шкафами, а все шкафы — наполнены фолиантами. И все, или почти все они были старыми — книги по магии! Да, среди переплетов попадались и новые — те тома, которые мистер Норрелл отдал переплести (очевидно, он предпочитал бурую кожу с серебряным тиснением). Однако были и совсем старые, с ветхими корешками и затертыми углами.
Мистер Сегундус взглянул на ближайшую полку; первым ему попалось на глаза название: «Как вопросить тьму и ответы ея уразуметь».
— Пустая книжонка, — сказал мистер Норрелл.
Мистер Сегундус вздрогнул — он не думал, что хозяин стоит так близко.
Мистер Норрелл продолжил:
— Не советую забивать ею голову.
Мистер Сегундус взглянул на следующую книгу: «Наставления» Белазиса.
— Вы знаете Белазиса? — спросил мистер Норрелл.
— Только понаслышке, сэр, — ответил мистер Сегундус. — Говорят, будто он владел ключами от многих тайн. Сведущие люди в один голос уверяют, что все экземпляры «Наставлений» давным-давно уничтожены. Однако вы владеете одним из них! Это поразительно, сэр! Какое счастье!
— Вы возлагаете на Белазиса большие надежды, — заметил Норрелл.. — Когда-то я думал в точности, как вы. Помню, в течение нескольких месяцев я каждый день посвящал его книгам по восемь часов — честь, которой не удостаивал ни одного автора ни до, ни после. В конечном счете он меня разочаровал. Он туманен там, где следует быть рациональным, и рационален там, где следует прибегнуть к иносказаниям. Есть вещи, не предназначенные для всех. Теперь я уже не такого высокого мнения об этом человеке.
— Здесь есть книга, о которой я никогда не слышал, — произнес мистер Сегундус, — «Преимущества иудео-христианской магии». Что вы о ней скажете?
— Ха! — вскричал Норрелл. — Данный труд датируется семнадцатым веком, но я бы не стал его превозносить. Его автор — пьяница, мошенник, прелюбодей и лгун. Я рад, что его безвозвратно забыли.
По-видимому, мистер Норрелл презирал не только ныне живущих магов. Он взвесил всех волшебников прошлого на весах и нашел их очень легкими.
Хонифуттем временем, воздев руки, словно методистский священник, возносящий хвалу Господу, быстро переходил от шкафа к шкафу; не успевал он прочитать одно название, как взгляд его привлекала другая книга в противоположном конце комнаты.
— О, мистер Норрелл! Сколько книг! Здесь-то мы точно найдем ответы на все наши вопросы!
— Сомневаюсь, сэр, — сухо отвечал мистер Норрелл. Управляющий коротко хохотнул; смех явно относился на счет мистера Хонифута, однако мистер Норрелл не выразил упрека ни взглядом, ни словом. Сегундус подумал, какого рода делами мистер Норрелл поручает ему управлять. С длинными волосами, спутанными, как дождь, и черными, как буря, он естественнее смотрелся бы на вересковой пустоши, или в темной подворотне, или, возможно, в романе госпожи Радклифф.
Сегундус снял «Наставления» Жака Белазиса и, несмотря на скептическое отношение к ним хозяина, сразу же прочел два удивительных отрывка, затем, понимая, что время идет, и чувствуя на себе недружелюбные взгляды управляющего, открыл другой том — «Преимущества иудео-христианской магии». Это была не напечатанная книга, как он ожидал, а торопливые рукописные заметки на оборотной стороне всевозможных клочков бумаги, главным образом — на счетах питейных заведений. На них мистер Сегундус прочитал о невероятных приключениях. Живший в семнадцатом веке маг с помощью скудных колдовских средств силился противостоять великим и могущественным неприятелям в борьбе, на которую магу-человеку дерзать не следовало. Пока он записывал историю своих побед и поражений, вокруг сжималось кольцо врагов. Автор знал, что время на исходе, и лучшее, на что он может надеяться, — это смерть.
Темнело, и старинный шрифт все труднее было разбирать. Вошли слуги и под взглядами странного управляющего зажгли свечи, задернули шторы и подбросили в камин угля. Мистер Сегундус решил напомнить мистеру Хонифуту, что они еще не сказали мистеру Норреллу о цели своего визита.
Покидая библиотеку, мистер Сегундус обратил внимание на одну странность: возле камина стояло кресло, рядом на столике лежали дощечки, кожаный переплет очень древней книги, ножницы и большой нож (садовники обычно используют такие для подрезки веток), но самих страниц было не видать. Может, их отправили в мастерскую, чтобы переплести заново? Однако старый переплет выглядел еще довольно прочным, да и зачем мистеру Норреллу понадобилось вынимать их самому с риском испортить? Это работа для опытного переплетчика.
Когда они вновь уселись в гостиной, мистер Хонифут обратился к хозяину:
— Сэр, увиденное сегодня убеждает меня, что именно вы сумеете нам помочь. Мы с мистером Сегундусом считаем, что современные маги идут по ложному пути; они тратят силы на пустяки. Вы согласны?
— О, несомненно! — отвечал мистер Норрелл.
— Так вот наш вопрос, сэр, — продолжил мистер Хонифут. — Отчего великое искусство захирело? Почему в Англии больше не колдуют?
Маленькие глаза мистера Норрелла стали жестче и ярче; он сжал губы, словно перебарывая тайную радость. Казалось, он долгие годы ждал этого вопроса и давно приготовил ответ.
— Простите, сэр, я вряд ли смогу вам помочь, ибо не понимаю вопрос. Он неверен. Магия в Англии не умерла. Я, к примеру, вполне сносный практикующий чародей.