8
Кембридж, летний триместр 2012 г. (продолжение)
Когда мы подошли к общежитию Джара, было уже совсем поздно. Мы прогуляли по улицам Кембриджа больше часа и даже сделали остановку на Олл-Сейнтс-пасседж, чтобы угоститься кебабом. Мы его поделили, и оба пожалели об этом. А потом Джар наконец-то спросил, что я хочу дальше.
После купания в Каме я все еще ежилась от холода, но мне не хотелось, чтобы наш вечер заканчивался. Джар умеет слушать или, возможно, ему просто не удавалось ввернуть словечко. В его поведении было что-то такое, отчего меня вдруг потянуло выговориться, отвести душу, рассказать ему больше, чем я кому-либо рассказывала с тех пор, как приехала в Кембридж. О, если бы только я могла поделиться с ним той проблемой, что преследует меня в этой жизни. Проблемой, которая принимает все более угрожающие размеры, то ли сгущая, то ли наоборот проясняя мои перспективы – я уже и не знаю.
– Не покажешь мне свои офорты? – спросила я, в первый раз взяв его под руку. Джар посмотрел на меня, а затем улыбнулся и, не обращая никакого внимания на подвыпивших студентов, обходивших нас на узкой Кингс-Парейд, ответил мне вопросом на вопрос:
– А разве не мне следовало предложить тебе это?
– Что ж, давай.
– Ты не хочешь подняться ко мне, чтобы… – Еще один студент пихнул моего спутника в плечо, пытаясь оттолкнуть его широкий корпус в сторону, но Джар и на это не отреагировал.
– Чтобы что? – усмехнулась я.
– Чтобы выпить кофе, – договорил Джар. – Лучше кофе, чем виски.
Его комната оказалась просторней моей и намного чище. Ее большие окна выходили на Кингс-Парейд, а спальня была размером с гостиную – в общем, именно тот «брайдсхедский вариант проживания», который представляют себе люди, думая о Кембридже. Я обошла все, проведя рукой по потертой бордовой кожаной софе и креслу. У Джара в комнате имелся даже камин.
Вдоль стены высились стопки книг – томики Йейтса, Синга, Хини. В углу на письменном столе понуро покоился закрытый лэптоп Джара, а над ним стыдливо склоняла плафон регулируемая настольная лампа. На подоконнике громоздилась армада бутылок ирландского виски, одну из которых подпирал CD-диск «Вилладжерс».
Я все еще не понимала, к чему клонится наш вечер, но в обществе Джара я чувствовала себя уютно и раскрепощенно – достаточно раскрепощенно для того, чтобы попросить у него какую-нибудь одежду на смену своим промокшим вещам.
– Я бы тебе приготовил ванну, но до нее топать несколько миль по коридору, – сказал Джар, протянув мне свой домашний халат из-за двери. – Нам ведь не нужны сплетни соседей. Ты можешь переодеться там. – Джар кивнул на спальню.
– Я могу и здесь, – сказала я. Мы стояли в комнате, возле софы. – Ты и так уже все видел у реки.
– Я не смотрел. Будешь виски?
– Что, совсем не подглядывал?
Вместо ответа Джар принес с подоконника бутылку и бокал и щедро налил в него виски.
– Вот, выпей, это тебя согреет. – Он подал мне бокал. – Двадцатилетний «Редбрест» – ирландский виски. Его готовят путем перегонки смеси солода и непророщенного ячменя в традиционных медных кубах. И выдерживается сначала в бочках из-под бурбона, а потом в бочках из-под хереса. Чудесный букет с ароматами пряностей, фруктов и дерева.
– И как я смогу устоять? – прошептала я. Теперь мы стояли совсем рядом, лицом друг к другу.
– Так говорит мой отец. Он вручает мне бутылку этого напитка на каждый Новый год, пространно распинаясь о его вкусе и послевкусии.
– А где твой бокал? – спросила я.
– О, я уже выпил норму всей своей жизни.
– Так нечестно.
– Грех жаловаться.
– Мне что ли?
– К тому же, на трезвую голову мне лучше пишется.
– Вот уж не думала, что ты собираешься что-то писать сегодня ночью.
Мы стояли так близко, что наши лица почти соприкасались.
– Похоже, мы можем пикироваться бесконечно. Дай лучше я тебе помогу, – произнес Джар, расстегивая мою рубашку.
Его пальцы с чистыми, аккуратно подстриженными ногтями, действовали уверенно и настырно, без страха и трепета. «Интересно удивился ли он, обнаружив, что я не ношу нижнего белья? – подумалось мне. – Может, он уже составил обо мне мнение как о феминистке без лифчика?»
Хлебнув виски, я почувствовала, как расхваленный Джаром ирландский напиток опалил мне рот. А он уже стягивал мою рубашку, рассматривая меня, мои губы. Закрыв глаза, я наклонилась поцеловать его – дико, безумно счастливая впервые с тех пор, как приехала в Кембридж! И поднесла к его рту свой бокал. Джар подставил рот и сделал глоток.
– Не больно ты сопротивляешься, – прошептала я.
Джар нежно притянул меня к себе и поцеловал в шею, а потом снова в губы. Прервав поцелуй, я стала неторопливо снимать с него куртку и рубашку. Но когда мы поцеловались снова и я ощутила прикосновение его обнаженной кожи к своей, я стремительно просунув руку в джинсы Джара, крепко сжала его конец, а пальцы Джара в это время скользнули в мои трусики. Мы протопали по комнате, хихикая над своим неуклюжим, но все более ускоряющимся танцем, и рухнули на кровать. На какое-то мгновение Джар замер надо мной, и мне захотелось ему рассказать все-все. Но я понимала, что это было бы неправильно: бремя избранного мною пути должна нести я, только я одна.
Потом, после близости, когда мы выпили еще виски в постели, я извинилась перед Джаром за то, что из-за меня он снова принял на грудь. Джар не производил на меня впечатления алкоголика или человека, излечившегося от алкоголизма. Мне захотелось узнать побольше о его жизни в Дублине и невоздержании в спиртном, так не вяжущемся с его сдержанностью и невозмутимостью.
– Ничего странного, – пояснил он, словно читая мои мысли. – Мой отец владеет баром в Голуэе, так что я пил с малых лет. А затем я поступил в университет в Дублине, где пил еще больше, обычно в «Паве», спорт-баре студгородка, но иногда и за его пределами, «У Джона Кехо», где подают лучший «Гиннес» во всем Дублине.
– А сейчас?
Джар посмотрел на виски в своем бокале:
– Это первая капля за все время, пока я здесь.
Слегка пихнув его локтем, я кивнула на строй бутылок на подоконнике.
– Чисто в лечебных целях. Моя жизнь теперь более упорядочена и размеренна.
– Была до сегодняшнего вечера.
– Сегодня другое дело. Я не один.
Джар обнял меня, а я закинула на него ногу и мы замолчали, удовлетворенные и умиротворенные. И так лежали под простынями, пока он не повернулся и не вперил в меня свой взгляд.
– Ты кое-что не сказала мне, – проговорил он, без тени обвинения в голосе. Но я почувствовала, как напрягся мой живот.
– Я рассказала тебе больше, чем кому-либо за уже долгое время.
– Ты счастлива?
– Сегодняшней ночью – да.
Я была счастливей, чем он мог себе вообразить, но его слова развеяли окутывавший нас волшебный морок.
– А ты всегда спишь с парнем сразу же после знакомства? – с улыбкой продолжил расспросы Джар.
Но я уже не слушала. Что я сотворила?
– Роза?
– Никогда, – ответила я, но он понял, что что-то изменилось. Все таинство нашей интимной ночи рассеялось.
– Я тоже.
Мы лежали в тишине.
– Можно я немного попишу? – сказал Джар, как будто попросил выключить свет. – Я всегда думаю, что потом вспомню, что хотел написать, но этого не происходит.
– Сколько сейчас времени?
– Поздно. Останься у меня сегодня. Пожалуйста.
Я смотрела, как Джар встал с постели, надел на себя халат, который был до нашей близости на мне, подошел к письменному столу, открыл свой лэптоп и сразу же начал печатать. Наблюдать за тем, как его пальцы бегают по клавиатуре, было не слишком занимательно, и я откинулась на подушку, гадая, что именно он мог писать.
– Уже заканчиваю, – обронил мне через плечо Джар.
Быть может, я лишь льщу себе надеждой, но я не могла отделаться от мысли, что Джар писал о нас, о страстном накале нашей первой близости. На мои глаза навернулись слезы, и я крепко, до боли, сжала губы. Я знала, что это было нечестно по отношению к нему. Я ведь обещала себе не сближаться ни с кем, тем более с таким человеком, как Джар.
Я вылезла из постели и, пройдя по комнате, обняла его за плечи и поцеловала в макушку.
– Мне нужно идти, – только и сумела выдавить я, а глаза больно щипали слезы.
