77
Кромер, 2012 г.
Слегка покачиваясь и спотыкаясь, Кирстен проходит в ванную. Сегодня вечером она много выпила, мы все много выпили. Э. проболтала с ней на кухне добрых два часа – наверное, жаловалась, что мужчины не умеют раскрываться и рассказывать о своих чувствах и эмоциях.
Я уже убедился, что камеры в гостевой комнате работают, но удержаться от того, чтобы не подсмотреть, не могу. Выпитое ранее шампанское заглушило во мне остатки вины. Сейчас час ночи, и я надеюсь, что мое терпение будет вознаграждено. Кирстен так энергично чистит зубы над раковиной, что ее ягодицы дразняще подрагивают от усилий. Я сказал ей до этого, что горячей воды предостаточно и она может принять ванну. Увы, похоже, у Кирстен другие намерения. Она поворачивается и осматривает ванную комнату, обводя взглядом стены и потолок, а потом переводит взгляд на центральный светильник. Неужели она заметила камеру? Кирстен смотрит мне прямо в глаза. Я выдерживаю ее прекрасный взгляд; но любви в нем нет – только негодование и подозрение.
Кирстен снова отворачивается к раковине; теперь она пристально смотрит на зеркало и даже проводит руками по его раме, пытаясь заглянуть за него. Что у нее на уме? Вот она выходит из ванной в комнату и там продолжает делать то же самое: осматривает стены, снимает картину и, убедившись, что за ней ничего нет, вешает на место, а потом аккуратно снимает книги с маленькой книжной полки над туалетным столиком.
Во рту у меня пересохло. Кирстен стоит посередине комнаты, озираясь по сторонам. И опять поднимает глаза вверх – на светильник и на меня. О Господи, что-то привлекло ее внимание!
Кирстен подходит к изножью кровати, подхватывает деревянный стул и, переставив под светильник, встает на него. От ее пьяной неустойчивости не осталось и следа. Она внимательно изучает светильник и даже то место, где провода подходят к потолку. Ее ягодицы сейчас так близко к камере, что я бы мог до нее дотянуться и хлопнуть по ней рукой. Мне даже кажется, что я улавливаю сладкий аромат ее тела (цитрусовый?).
Что мне сказать ей? Объяснить, что мне нужна охрана? Наплести что-нибудь о том, что записи на пленках с камер видеонаблюдения стираются через двадцать четыре часа? Как, черт возьми, она догадалась? Неужели Э. все знает и предупредила ее? А может быть, она уже и здесь, в сарае, побывала?
Камеры совсем маленькие, замаскированы под крошечные шурупчики. И Кирстен должна была знать, что искать. Если у нее нет шуруповерта или отвертки, я в безопасности.
Проницательная гостья спускается со стула и ставит его обратно к изножью кровати. И садится на кровать. Ну же, давай, Кирстен! Перестань валять дурочку! Тебе давно уже пора раздеться.
Но она этого не делает. Ей все известно. Но откуда, черт подери? Кирстен отворачивает одеяло и ложится в постель в одежде. И выключает подсветку…
А теперь Кирстен плавает передо мной в воде, делает все новые и новые круги, стараясь удержаться у поверхности и, то и дело, бросая на меня отчаянные взгляды. Я приглушил свет в сарае – он стал кроваво-красным, как в подводной лодке.
Ноги Кирстен сводит от усталости, ее тело уходит под воду. Четыре минуты тридцать секунд. Чем дольше она пробудет в воде, тем более дезориентированной станет. Пока не наступит конец. Паника изматывает.
Но вдруг – без всякого предупреждения – Кирстен собирается с последними силами, царапает стенки лабораторного стакана и цепляется своими коготками за его ободок. А в следующую секунду она уже выбирается наружу и садится на столе, торжествующе глядя на меня. Слишком много воды было в стакане. Я хватаю Кирстен и бросаю ее в темноту.
