Глава третья
Болота
Облом смотрел на Ногу. Нога все еще дымился.
Он не успел обгореть до костей, вытащили тело раньше, чем Библиотека занялась всерьез, но зажариться успел. Одежда обуглилась, кожа пошла клочьями, сильно пострадали нижние конечности, над которыми огонь поработал больше всего – ботинки и плоть стали одним целым. Нога источал сильнейший запах жареного мяса, как будто его специально запекали на костре.
– Червяк сбежал? – спросил Облом сквозь зубы.
– Сбежал, – ответил Свин.
– Когда мы поймаем его, я зажарю его живьем.
– А ее ты отдашь мне… – ухмыльнулся Свин. – Я ее тоже зажарю!
Он засмеялся, похрюкивая. Именно за этот смех и за круглое лицо, на котором красовался нос с вывернутыми ноздрями, Свин и получил свое прозвище.
Из темноты вынырнул Бегун. Он был зол и сосредоточен, как охотник, преследующий добычу. Он и был охотником, преследующим добычу, только дичь на этот раз была человеком. Сухой, маленький, очень быстрый и очень жестокий – блестящие черные глаза, неожиданно большие для острого смуглого личика с застывшей на нем улыбочкой. Бегун всегда улыбался, но от одного взгляда на эту улыбку даже у Облома шел мороз по спине.
– Ушли, – сказал он негромко. – В сторону Болота ушли. Я всегда говорил, что у нее там нора.
– Как ты думаешь, они забрали то, за чем приходили? – Облом взмахнул рукой, подзывая челов-охотников.
Бегун кивнул.
– Значит, Книжник не врал.
– Точно, – оскалился Бегун. – Не надо было его выгонять, Облом.
Он замолчал, выжидая, пока челы оттащат в сторону тело Ноги, а потом продолжил:
– Надо было не ловить на живца сразу двух рыбок, а приласкать этого кретина, дать ему пару герл и пару бутылок старого дринка, он бы сам раскололся от лба до яиц! Сам бы отвел нас к месту, где есть лекарство от Беспощадного. Но ты решил поймать на него Белку… Какого хера, Облом? Зачем эта дохлая тварь тебе понадобилась? Тебе мало герл? Сходи в набег, чтоб ты сдох первым, найди себе неприятности на жопу! Но зачем ты трогал эту чокнутую? Мы же договорились держать ее подальше!
Облом насупился.
Он был вдвое крупнее Бегуна, он вообще был самым крупным в племени, если не считать Ногу, но Ногу можно было уже не считать. Даже Свин уступал покойнику в размерах, хотя был толще.
– Ты на меня не ори, Бегун, – процедил Облом. – Эта сука вчера утром разве только нас не обоссала. Она думает, что хозяйка. А она – ничто! Грязь! Говно!
– Кончай орать, – оборвал Облома Бегун. – Это грязь завалила Ногу! Слышь, как воняет наш с тобой друган? Пусть его примет Беспощадный! Она завалила Вождя, Облом, убила одного из нас. То, что она расправилась с двумя охотниками – не проблема, челы – они и есть челы, невелика потеря. Но убить Вождя и смыться… Ты думаешь, это добавит нам авторитета?
– Ты меня не учи, что мне и как делать, – в голосе Облома звучала неприкрытая угроза. – Я в своем праве, Бегун. Мы равные, ты мне не указ!
– Мы равные, – подтвердил Свин, вмешиваясь в разговор. – Такой Закон.
– Мы равные, – согласился Бегун. – Поэтому надо думать и советоваться, прежде чем делать. Книжник сбежал, Белка убила Ногу и двоих челов и ушла безнаказанной. На глазах у всего племени нас смешали с дерьмом, высушили и растерли в пыль. Что теперь делать будем, а, равные? Что скажут челы, которые видели, как нас унизили? А герлы будут покорны, как овцы, или возьмут пример с Белки? Вы думаете, что Вождь – это пожизненно, до встречи с Беспощадным? Нет, бро! Вождь – это до первой ошибки! До первого раза, как оступишься и дашь понять, что тебя можно трахнуть!
Облом молча понурил голову.
– Что будем делать? – спросил Свин с опаской.
Ему не улыбалось терять место Вождя, когда-то завоеванное кровью.
– Мы должны их поймать, – сказал Бегун. – Заставить Книжника привести к месту, где лежит лекарство, а эту рыжую суку прибить к воротам Парка. Живьем. И мы ее прибьем!
– А я ее трахну, – осклабился Свин, почесав себя в паху.
– Сколько угодно, бро, – усмешка Бегуна была ледяной. – Но она должна быть еще живой, когда мы прибьем ее к воротам. Это приказ всем челам, которые пойдут с нами. Брать обоих живыми. Они должны сдохнуть на глазах у племени, да так, чтобы об их смерти герлы еще двадцать поколений рассказывали бэбикам. И те жидко срали от страха…
* * *
Погоня отстала. Скорее всего, вождей испугал начинающийся пожар в Библиотеке. Лето в этом году выдалось жаркое, солнце основательно подсушило траву в Парке, стремительно желтеющая листва тоже жухла со дня на день все больше и больше, так что гореть действительно было чему.
Сухостоя в Парке, правда, не водилось лет десять как. Все мертвые деревья вычистили давным-давно, не из соображений безопасности, а из-за лени – зачем ходить далеко в поисках топлива, когда все есть под рукой? Но и без высохших стволов пожар мог получиться на славу: доберись огонь до травы – и загорится кустарник, который на дрова не годился, а разросся так, что в некоторых местах пробраться через плотные высокие заросли было проблематично.
Книжник с болью подумал о пылающих стеллажах, на которых обугливаются корешки книг, и понадеялся, что сгорит не все, хотя зарево, разгорающееся за его спиной, говорило о противоположном. Одно Тим понимал четко – обратно ему не вернуться никогда, а, значит, книги станут бесполезным мусором и пойдут на растопку в течение одной-двух зим. Но так, сгорая, они дают ему и Белке возможность скрыться.
Сейчас тропа была достаточно широкой – они вышли на нее буквально сразу за охраняемыми воротами и припустили на восток, оставив часовых любоваться заревом. Места все еще были знакомыми. Не то чтобы Тим хорошо ориентировался в темноте, просто ошибиться было трудно: тут, слева, лежала опутанная плющом с головы до ног огромная статуя Годзиллы, на которой он еще кидом играл со сверстниками. Кстати, среди них был Ковыляла, тогда еще не ковылявший, и Нога, тогда еще младшенький, но уже не безобидный – крупный и злобный.
Чуть дальше, там где плиты старой дороги торчали из земли остатками сгнивших зубов, находился постамент, из которого торчали ноги Принца и Принцессы – выцветшие, растрескавшиеся куски толстого пластика. Сами Принц с Принцессою валялись чуть осторонь, все так же, как и 85 лет назад, держась за руки. Но их Тим не разглядел, слишком уж густой оказалась тень платана, склонившегося над тропой. С платана с неприятным цоканьем на плечо Белке сиганул ее ручной грызун – Тим даже испугаться не успел, так быстро это произошло. Прыгнул, мелькнул тенью и исчез в капюшоне худи, как в гнезде – девушка даже не сбилась с шага.
До Болот отсюда было меньше мили – рукой подать. Ходить по этой тропе никто из Племени не любил, а многие просто боялись. Болота – это вовсе не то место, куда хотелось прогуляться. В год прихода Беспощадного именно туда свозили тысячи тел умерших, далеко не сразу сообразили, что трупы правильнее сжигать, а когда сообразили, Болота уже были набиты телами под самую завязку. И никто тогда не знал, что болотная вода заботливо хранит все, что в нее попало: одежду, ткани, обрывки бумаги, металлы и даже плоть. И, когда летом над проплешинами в плотном ковре ряски вставало солнце, мертвые лица смотрели в небо из глубин.
Тины иногда ходили к Болотам – это было доказательством смелости и готовности стать челом. Даже киды из тех, кто постарше, бегали на Болота, чтобы продемонстрировать отвагу. И те, и другие довольно часто не возвращались назад. Что с ними случилось, никто не знал наверняка. Шаман в сопровождении челов исполнял на берегу свой танец, просил Беспощадного о милосердии и с чувством выполненного долга уходил обратно. И так повторялось раз за разом. А Болото шло вонючими пузырями, вскипало коричневой плотной пеной по краям и продолжало неумолимо отбирать свои жертвы, плясал на берегу его шаман или не плясал. Странные звуки все так же доносились из затянутых ряской бочагов по ночам, наводя ужас на Парковое племя.
Ничто не страшит так, как неизвестное, невидимое, непонятное, и Болото пугало всех, живущих неподалеку него, заставляя благоразумных десятой дорогой обходить растущие по его краям заросли осоки, а безрассудных делать вид, что они не боятся.
Тим не был ни безрассудным, ни отчаянным, но теперь вслед за Белкой шел именно туда, куда ходить не следовало. И с ужасом втягивал в ноздри крепчающую вонь несвежей болотной воды смешанную с гарью далекого пожарища и острым запахом лесных трав.
– Белка, – позвал он, задыхаясь от усталости. – Белка!
– Что? – бросила она через плечо.
– Куда мы идем?
– Ко мне…
– Это же тропа на Болота!
Она резко остановилась, обернулась, и Тим едва не налетел на нее.
– Там мой дом.
– Но Болота…
– Тебе не Болот надо бояться…
Она ткнула стволом автомата в зарево над деревьями.
– Вот чего тебе надо бояться…
– Ты там жила все это время?
Она фыркнула.
– Да. Где мне было жить, чтобы Вожди меня не нашли? Там, куда они и заходить бояться! Иди за мной, Книжник, и не дрожи – тебя не съедят. Главное – дотяни до рассвета. Утром нас тут уже не будет.
Тим кивнул.
Лицо девушки было наполовину скрыто в тени, зато вторая половина ярко освещена лунным светом. Книжник увидел только часть улыбки. Как ему показалось, ободряющей.
* * *
Белка разбудила его на рассвете.
Лес был сер и между стволов бродили клочья влажного тумана. Утро оказалось совершенно по-осеннему зябким, хотя температура после полуночи не опускалась ниже сорока пяти. Сырость и близость Болота вытягивала из костей тепло и, от этого казалось, что кровь стынет в жилах, превращаясь в ледяную шугу.
Последние часы этой безумной ночи они провели в гнезде Белки – просторном домике, расположенном на ветвях старой раскидистой ветлы, стоящей у самого края Болота. Тим плохо помнил, как они забирались вверх по скользким веткам. Он был вне себя от страха и усталости и вырубился, как только оказался в безопасности, едва переступив порог.
Но сон оказался недолгим, хотя и глубоким, словно смерть. Книжник проснулся оттого, что Белка трясла его за плечо.
– Пора… Вставай, Книжник. Выходим.
Тим привстал и снова сел – ноги плохо слушались, болело избитое тело. И голова гудела после вчерашнего удара Ноги просто невозможно.
– Не могу… – выдавил из себя Тим. – Дай отдохнуть… Если они тебя не нашли за столько лет…
– Раньше я им не слишком мешала. Сейчас будут искать по-другому. Я тебе потом объясню, – Белка покачала головой. – Надо уходить. Вставай.
Книжник, кряхтя, принял условно вертикальное положение. Он был чудовищно грязен после вчерашних ползаний по дымоходу, оборван и вонял канализационной жижей так, что сам был готов закашляться. Белка же была вымытой и свежей, в чистой одежде, и о вчерашней схватке напоминали лишь несколько ссадин на бледном от недосыпа лице.
– Помыться бы… – робко попросил Тим.
Белка покачала головой.
– В дороге помоешься. Помогай.
Она исчезла с дверном проеме, представлявшем собой широкий люк в полу, возле которого лежало несколько мешков, приготовленных для спуска. Мешки оказались тяжелыми, в одном из них что-то бряцало, но Книжник опустил их вниз, к подножию дерева на веревках, постанывая от напряжения.
Не успел он перевести дух, как Белка снова появилась в домике, даже не запыхавшись.
– Рюкзак не забудь, – приказала она. – И пистолет. Это теперь твой пистолет.
Тим хотел было сказать, что стрелок из него никакой, но передумал.
Белка остановилась посреди своего убежища, обвела его взглядом. Лицо ее оставалось спокойным, но во взгляде появилась грустинка, Книжник умел уловить такой момент.
– Я уж думала, что умру здесь, на этой лежанке…
Тим попытался посмотреть на окружающее ее глазами: лежанка, застеленная шкурами, в углу – столешница из досок на железной ноге, оружейные ящики вдоль стены, гвозди, на которых осталась висеть одежда… Все было очень просто, но, несмотря на это, Тим чувствовал, что во многое в этом доме была вложена любовь… Это был Дом. Как его угол в Библиотеке, который Книжник не променял бы на Покои Вождей.
Зеркало в углу. Гребень для волос. Какие-то склянки. Пучки сухих трав.
Тим остановил взгляд. Фото. Старое фото, поблекшее под мутноватым поцарапанным стеклом.
Мужчина, женщина, двое детей на них похожие – мальчик и девочка. Почти погодки, сразу видно, что брат и сестра. На заднем фоне выцветший до теней океан.
– Кто это? – спросил он.
– Никто. Я нашла это в развалинах.
– Зачем хранишь?
– Когда мне было плохо, я воображала, что это мои мама и папа…
– Помогало?
Она пожала плечами.
– Не очень. Но было легче.
Белка вынула фото из рамки и сунула в карман куртки-разгрузки.
– На удачу, – пояснила она. – Не хочу оставлять их одних. Спускайся. Мне надо кое-что сделать…
Тим посмотрел на Белку, а потом на оружейные ящики и кивнул.
– Жди внизу, – приказала девушка. – Никуда не отходи.
Когда Книжник скрылся, Белка замерла на секунду, закрыв глаза. Когда она их открыла, грустинка из взгляда исчезла. Зверек, мирно дремавший в капюшоне ее худи, почувствовал настроение хозяйки и выглянул из своего убежища, касаясь рыжей мордочкой ее щеки.
– Вот и все… – сказала девушка, то ли бельчонку, то ли самой себе. – Пора.
Она шагнула вперед, к зеленым оружейным ящикам.
Еще через минуту она уже закрывала за собой люк. Опустившись, крышка натянула несколько стальных нитей, раскинувшихся от угла к углу, словно взвела боевую пружину.
Тим ждал ее у подножия – щуплый, скукоженный от усталости и холода, растерянный.
– А где мешки? – спросил он.
– Уже погружены.
– Куда?
– Сейчас увидишь…
Лодка была металлическая, Книжник даже вспомнил правильное слово – дюралевая, и поэтому неплохо сохранилась. Она стояла, уткнувшись носом в берег, а за ее кормой простиралось на многие мили зеленое, укрытое густым одеялом из тумана и ряски Болото.
– Прыгай!
– Ты собираешься…
– Не зли меня, Книжник. Выполняй, что я тебе говорю, останешься жив.
– Это же Болото Мертвых! – просипел Тим сдавленным голосом.
– Точно. Это значит, они направятся в обход и мы выиграем как минимум сутки. А то и двое. Садись. Некогда. Они уже идут за нами.
Тим шагнул в лодку, и Белка тотчас же оттолкнула «дюральку» от берега длинным шестом. Туман заклубился, пожирая деревья, оставшиеся на земле, зашуршала ряска, обтекающая низкие облезшие борта суденышка. Пронзительно закричала невидимая ночная птица и Книжник едва не опростался от этого тоскливого крика, но сдержался и уселся на жесткой скамейке на носу. Он извлек из рюкзака атлас, нашел нужную страницу и, покрутив головой, прикинул стороны света.
– Хорошо, что нам нужно на восток, – сказал он негромко, обращаясь к Белке. – Мы плывем в нужном направлении. Знаешь, тут на карте есть… В общем… Когда-то тут были озера. Несколько. Когда одно соединено с другим – это называется каскад. Ходили большие лодки – пароходы. Много небольших городков по берегам…
– Я видела развалины.
– Куда нам нужно попасть? Я посмотрю по атласу.
– Это неважно. Пока что, нам нужно выжить, – ответила она. – А выжить – это убраться отсюда, до того, как нас найдут.
Туман был настолько густой, что Тим не мог разглядеть ее лица – только силуэт на корме, ловко работающий шестом.
– А с остальным мы разберемся потом…
* * *
Солнце уже встало над горизонтом, когда из леса вышли разведчики. Они двигались осторожно, с большой опаской, но по мере того, как становилось светлее, смелость возвращалась к челам.
Книжник оставил после себя не след, а целую просеку, любой охотник мог пройти по ней с завязанными глазами – примятая трава, куски грязи, хранящие в себе вонь экскрементов, отпечатки подошв на сырой земле.
– Смотри-ка, – сказал Облом с уважением, разглядывая следы. – Червяк топает напролом, а после нее – ничего. Как по воздуху летит…
– Книжник никогда не умел ходить по лесу, – кивнул Бегун. – Смотри… Забьем, ее нора на вот той старой иве!
– С чего ты взял? – удивился Свин. – Зачем строить дом на дереве?
– Лучшее место, – согласился Облом, не обращая внимания на удивленную физиономию Свина. – Обзор хороший. Веток много, ствол широкий.
Один из разведчиков вынырнул из кустов возле ветлы, которую они втроем рассматривали, и призывно замахал руками.
– Точно там, – Бегун поправил автомат на плече и зашагал к дереву, уже не прячась. – Не бздите, бро… Их там давно нет.
Свин с Обломом переглянулись и двинулись вслед за Бегуном.
Снизу дом Белки тоже было не разглядеть. Для того, чтобы увидеть люк, надо было подняться до середины ствола.
– А если они там? – спросил Свин опасливо.
– Ща проверим, – Облом поправил автомат за спиной и приготовился лезть выше.
– Остынь, – Бегун придержал его за плечо. – Куда прешь, бро? Жить надоело?
– Ты же сам сказал, что их там нет, – обиделся Облом. – Чё хватаешь?
– Хочешь сдохнуть первым? – спросил Бегун равнодушно. – Валяй! Лезь наверх, долбон! Ну!
– Я чё?.. – сдулся Облом. – Я ничё…
– Давай-ка вниз, бро… Потолкуем… – Бегун повернулся к Вождям спиной и начал спускаться.
Он спрыгнул с огромного ивового ствола, и они отошли в сторону, подальше от стоявших группой челов.
– Слушай, чувак, – сказал Свин негромко, обращаясь к Бегуну, – если у вас проблемы, давай я сгоняю. Поднимусь наверх, брошу внутрь подарочек, – он продемонстрировал лежащее на широкой ладони зеленое яйцо гранаты, – и все!
Бегун вздохнул устало.
– Я же сказал – они нужны нам живыми. Чем ты слушаешь, Свин? Жопой? Мы оставили племя на Шамана… Как ты думаешь, он будет рад занять твое место?
– А какого хрена я отдам Гребню свое место? – взвился Свин.
– Потому что покойнику никак не быть Вождем, – объяснил Бегун. – Ты меня достал, Свин. Ты сильный чел, Вождь и все такое, я так рад, что ты мой бро… Но нельзя, бл…ь, быть таким тупым. Ты убьешь их всех потом…
– Я уже понял… – отозвался Свин мрачно. – Ладно, командуй. Но так, чтобы они, – Свин едва заметно повел массивным подбородком в сторону челов-охотников, – не видели.
– Годится, бро… Ты – самый могучий! – развел руками Бегун.
Глаза его чуть сощурились, что должно было означать благожелательность и улыбку.
Облом просто ухмыльнулся.
– Шустрый, – вполголоса позвал Бегун.
От группы челов отделился тот, кого называли Шустрым – сухой, долговязый парень с густыми черными волосами, забранными в хвост.
– Живите вечно, Вожди!
– И ты живи вечно, бро…
– Что думаешь?
Бегун кивнул в сторону ивы.
– Двое поднимались, потом сошли. Есть следы веревок на коре.
– Что-то опускали вниз?
– Да.
– Куда ушли?
– Пока не знаю, Бегун. Я отправил Кислого и Пулю искать следы.
– Они могут все еще быть наверху?
Чел хмыкнул.
– Ты бы стал дожидаться нашего прихода, Бегун?
– Я бы не стал. Но нужно проверить дом, Шустрый.
– Хорошо, вождь.
Шустрый повернулся, чтобы уйти, но Бегун придержал его за плечо.
– Послушай, бро, не ходи туда сам. Не надо. Пошли туда самого медленного…
– Хорошо, Вождь…
Но Бегун не снял руку с плеча Шустрого.
– Или самого глупого…
– Хорошо, вождь.
– Или самого непослушного, – сказал Бегун, не ослабляя хватки. – Того, кто тебе не нужен. Вчера погиб Нога, бро…
– Я знаю.
– Мы все скорбим, Шустрый, но Закон есть Закон. И он говорит – Вождей должно быть четверо. Ты понимаешь, о чем я?
– Да, Бегун.
– Хорошо. Иди.
Шустрый бегом вернулся к челам – их было пятнадцать, вызвавшихся идти добровольно. Взять с собой больше Вожди не решились, чтобы не оставить племя беззащитным. Вскоре от отряда охотников отделился невысокий коренастый чел и начал взбираться на ветлу.
– Он выбрал Грустного, – сказал Бегун, обращаясь к Вождям. – Неплохой выбор. Он не дурак, этот Шустрый…
Грустный быстро взлетел по стволу до того места, где от него расходились толстые ветви кроны, и исчез из виду.
Еще через минуту он со всеми предосторожностями приподнял крышку люка, ведущего в дом Белки, стволом автомата и в образовавшуюся неширокую щель оглядел внутренности «гнезда». Он не мог видеть зеленый гнутый брусок «клеймора», прикрепленного прямо над проемом к потолку, а вокруг люка все было чисто. И тогда Грустный открыл крышку…
Резкий и громкий хлопок разорвал утреннюю тишину. Охотники мгновенно рухнули в траву, Вожди метнулись за полусгнивший ствол поваленного дерева, лежавший рядом. Но взрывов больше не было. Просто что-то тяжелое, хлюпнув, ударилось о ветки и рухнуло наземь возле ивы.
«Клеймор» – мина направленного действия, и Белка расположила ее так, что поток поражающих элементов ударил точно в проем, сметая все на пути. То, что упало на землю, уже мало напоминало Грустного.
– Ну вот, – сказал Бегун, отряхивая колени. – Одним претендентом на место в нашей теплой компании стало меньше…
В этот момент крона ивы вспыхнула белым огнем и взрывная волна разметала все вокруг.
Дом Белки рванул целиком.
* * *
Белка услышала взрыв – над водой даже слабый звук разносится на многие мили, а этот грохот был очень силен – и ухмыльнулась. Над берегом, до которого уже было больше мили, встал дымно-огненный столб.
Книжник спал, положив голову на один из вещмешков, и от этого грохота только заворочался, глаза его под веками заходили туда-сюда, но он вздохнул и снова затих. Обшарпанный и мятый нос «дюральки» рассекал зеленый ковер водорослей.
Когда лодка выскочила с «зеленки» на участок чистой воды, шуршание вдоль бортов сменилось журчанием. Тут глубина явно выросла, шест перестал доставать дна и остаток пути до нового покрывала из ряски лодка двигалась по инерции. Впереди высился островок, поросший камышом и каким-то приземистым кустарником, судя по всему, колючим. На одной из веток, зацепившись за шипы, болтался кусок выцветшей ткани. Белка нашла его глазами и едва заметно кивнула, направляя «дюральку» в проход, обозначенный обрывком. Лодка с трудом протиснулась в тесный проливчик, но дальше он стал шире. Мерно погружался в воду шест, Белка изредка пригибала голову, уворачиваясь от веток. Воздух наполнился холодным запахом вечной тени, сероводородной вонью и гудением – вокруг беглецов закружились комары.
От жужжания и укусов насекомых проснулся Книжник. Он привстал на локте, вглядываясь в темную воду за бортом. Она была прозрачна, и снизу, от невидимого дна к поверхности, поднимались красивые круглые пузыри.
– Не вздумай опускать руку за борт, – предупредила Белка негромко. – И не смотри, не надо…
– Куда?
– В воду не смотри, – повторила она.
Книжник не успел отвести взгляд, как перед ним, под самой поверхностью проскользнула человеческая рука. Кисть с тонкими пальцами, хрупкое запястье, предплечье, обернутое тканью…
Тим отшатнулся, привстал, глядя за корму, снова посмотрел в воду возле борта…
Из-под темной воды на него смотрело человеческое лицо. Лицо старой женщины. Практически нетронутое, только часть верхней губы и крылья носа были обгрызены, что придавало в целом правильному овалу странную асимметричность. И в открытых глазах старухи не было ни белков, ни радужки – плескалась в глазницах глянцевая тьма, словно туда налили чернил.
Книжник не застонал – захрипел и инстинктивно попытался забиться в нос лодки, суча ногами и царапая ногтями металл.
Лодка плыла над телами мертвых, и шест Белки беспокоил их вечный сон, заставлял ворочаться на своем илистом ложе. То там, то здесь из-под воды показывались то кисть, то колено, то спина, то голова утопленника – показывались и снова скрывались в бурлящей сероводородными пузырями глубине.
– Здесь только мертвые, Книжник…
В голосе Белки практически не было эмоций – ни боли, ни страха, ни сочувствия. Она констатировала факт.
– Мертвых нечего бояться. Бояться надо живых.
Она замолчала, а лодка вышла из пролива между островками на открытое пространство и сверху на беглецов обрушилось набравшее силу осеннее солнце.
– Не смотри, – повторила она, налегая на шест. – Нам уже недалеко.
Там, где лодка покинула заросли, на поверхности появилось тело.
Труп медленно перевернулся, словно ворочался спящий, замер, показывая небу коричневое лицо мумии, и начал тонуть. Он погружался совершенно беззвучно, Книжник слышал только свое хриплое дыхание с присвистом и как падают в воду капли, стекающие с шеста Белки.
По мере того, как «дюралька» удалялась, тело скрывалось из поля зрения Тима, и наконец-то он смог отвести взгляд от омерзительного и завораживающего одновременно вида болотной мумии.
Но это было еще не все. Водоросли в нескольких метрах от лодки закачались, словно под густой зеленой пеной несколько раз вздохнул кто-то огромный, а потом на воде возник бурун – водяной горб на поверхности болота. Горб двигался стремительно, вычерчивая на черной глянцевой поверхности промоины траекторию. Вода в месте исчезновения трупа вскипела пеной, в которой трудно было что-то разглядеть, водоворотом – мощным, быстрым – и в этом водовороте на какие-то доли секунды Книжник, привставший от ужаса, разглядел пятнистый глянцевый бок, переливающийся красками от серо-стального до бордового.
Над поверхностью раздался совершенно непередаваемый клекот, переходящий в низкое, почти на грани слышимого шипение, такое омерзительное, что Тим непроизвольно закрыл уши руками и свернулся калачиком на дне лодки.
Белка продолжала монотонно толкать лодку. Она не обернулась на звук, только повела плечами, как будто ей на мгновение стало холодно.
– Ты… ты… Ты видела? – выдавил Книжник, показывая ей за спину дрожащей рукой.
– Это снейк, небольшой, – сказала она спокойно. – Их тут много. Попался бы большой, пришлось бы отбиваться гранатами. Большой может лодку сожрать.
Книжник попробовал проглотить сгустившуюся слюну и не смог. Ему было трудно представить снейка, способного сожрать «дюральку».
– Почему они никогда не нападают на Парк? Они же рядом?
– В болоте для них еды на много лет, а без воды они сдохнут за пару часов.
– И как ты жила рядом с этим?
– А как ты жил рядом с этими? – она махнула рукой туда, где над деревьями все еще клубился дым. – Быть животным здорово, да, Книжник? Рожать ублюдков от вождей – это клево, Книжник? Да мне рядом с мертвыми и снейками было лучше, чем с вами!
Черты лица ее заострились, стали еще более резкими, волосы в лучах восходящего солнца горели ярким рыжим огнем, глаза гневно сверкали.
– Выжить можно только вместе, – промямлил Книжник, заученные с детства фразы Закона. – Так решил Беспощадный…
Белка смотрела на него так, что ему захотелось провалиться сквозь дно лодки.
Внезапно лицо ее смягчилось.
– Беспощадный, – передразнила она Тима. – Я четыре года живу одна, Книжник. Посмотри на меня! Я жива! Я не раздвигаю ноги перед похотливым Свином! Я не вынашиваю щенков для того, чтобы они служили вождям! Могло быть совсем по-другому, Книжник! Могло быть совсем по-другому! Жить вместе – это не значит быть животным у сильных! Ты же читаешь книги! Ты же знаешь, что люди не всегда жили так!
– Раньше не было Беспощадного!
– У каждого времени свой Беспощадный! – отрезала она. – И у каждого времени есть те, кто согласен так жить! Поэтому я и пришла за тобой, Книжник… Если что-то и может изменить Закон, то это уход Беспощадного. И я готова сдохнуть, если сдохнет он…
