На берегу реки, текущей через Страну-под-Закатом, стоит прекрасный дворец, в котором живет один из великих людей.

Берег круто вырастает из стремительно текущей воды, а огромные деревья на склоне такие высокие, что их ветви качаются на одном уровне с башнями дворца. Это очень красивое место, где трава упругая, короткая, густая, как бархат, и зеленая, как изумруд. Маргаритки в ней сияют, как упавшие звезды, рассыпанные по газону.

Много детей жило, взрослело и становилось мужчинами и женщинами в старом дворце, и у них было много домашних любимцев. Среди их питомцев было много птиц, потому что птицы разных видов любили это место. В одном из углов парка находился участок, который называли Кладбищем Птиц. Трава там вырастала особенно зеленой, а среди памятников пестрело множество цветов. Здесь хоронили всех домашних любимцев, когда они умирали.

У одного из мальчиков, когда-то живших здесь, был любимый ворон. Мальчик нашел его с поврежденной лапкой, принес домой и ухаживал за ним, пока ворон не выздоровел, хотя бедняга на всю жизнь остался хромым.

Этого мальчика звали Острик, а птицу назвали Мистер Галка. Как вы можете себе представить, ворон любил мальчика и никогда не покидал его. В спальне Острика для него поставили клетку, и каждый вечер после захода солнца ворон удалялся туда и устраивался на ночлег. Надо вам сказать что птицы добровольно ложатся спать в одно и то же время и в этом не похожи на детей. Если вы хотите наказать птицу, вам достаточно просто разбудить ее в неурочный час. А представьте себе, что вы хотите наказать мальчика или девочку тем, что не позволите им лечь спать на закате или не дадите встать ранним утром? Ну, то-то же.

Итак, когда наступало утро, ворон просыпался, потягивался, моргал, хорошенько встряхивался всем телом и после этого чувствовал себя бодрым и готовым начать день. Птице гораздо легче встать утром, чем мальчику или девочке. Мыло не может попасть ей в глаз, гребень не запутается в волосах, а шнурки на ботинках никогда не затягиваются в узлы. Возможно, все это просто потому, что она не пользуется мылом, гребнем и шнурками; а если бы пользовалась, то, возможно, также не избежала бы мучений.

Когда Мистер Галка заканчивал приводить себя в порядок, он взлетал на кровать, чтобы разбудить своего хозяина и заставить его встать; признаюсь вам, что первая из этих двух задач была более легкой. Когда мальчик шел в школу, птица летела рядом с ним всю дорогу, сидела на дереве поодаль, пока не заканчивались уроки, а потом точно так же следовала за ним домой.

Острик очень любил Мистера Галку и иногда пытался заставить его залететь в классную комнату во время урока, но ворон был очень мудрый и не соглашался.

Однажды во время урока, вместо того чтобы решать примеры, – на этот раз ему было необходимо умножить число 117 649 на 7, – Острик вновь пытался заставить Мистера Галку влететь в класс. Мальчик и ворон смотрели друг на друга, и Острик жестами звал птицу к себе, однако Мистер Галка не шевелился; он сидел снаружи, в тенечке, так как день был очень жаркий, склонив голову набок и с пониманием глядя на хозяина.

– Лети сюда, Мистер Галка, – сказал Острик, – и помоги мне решить этот пример.

Мистер Галка в ответ только каркнул.

– Семью девять – семьдесят семь… или семьдесят девять… нет, девяносто семь… Ох, я не знаю! Как бы я хотел, чтобы цифра семь никогда не была изобретена! – пробормотал Острик.

– Кар! – произнес Мистер Галка.

День, как я уже сказал, был очень жарким, и Острику страх как хотелось спать. Он подумал, что, возможно, смог бы справиться с примером, если бы сперва немножко отдохнул – просто для того, чтобы подумать. Рассудив так, мальчик опустил голову на стол, что было не слишком удобно, так как его лоб лежал аккурат на цифре семь, написанной в тетради. По крайней мере, сам Острик думал именно так. Вот почему он отодвигался в сторону до тех пор, пока его голова не свесилась с края парты. А потом начало происходить нечто странное.

Надо вам сказать, что как раз в тот момент учитель собирался рассказать детям одну историю, и все они устроились поудобнее, чтобы слушать. Ворон же сидел на подоконнике открытого окна, склонив голову набок и закрыв один глаз – тот, что был ближе к классной комнате, – поэтому можно было подумать, будто он спит, но на самом деле Мистер Галка слушал внимательнее, чем любой из школьников.

Впрочем, все ученики были рады послушать историю – все, кроме троих: двух мальчиков и девочки. У одного из мальчиков затекла нога, а у девочки был полный карман лимонных тянучек, и ей хотелось их поскорее съесть, но она боялась, что ее заметят, а тянучки таяли. Что же до третьего мальчика, то он разрывался между желанием поспать и послушать историю Учителя, и поэтому он не мог сделать ни того, ни другого.

Меж тем учитель начал свой рассказ:

– Как-то раз алфавитный доктор…

– А кто такой «алфавитный доктор»? – тут же перебил его Острик.

– Алфавитным, – ответил тот, – называют доктора, который лечит больные буквы.

– А разве буквы болеют? – удивился Острик. – И чем же?

– О, у них много заболеваний. Разве ты никогда не пишешь кривое «о», или заглавную «А» с хромой ножкой, или «т», у которой кривая спина?

Весь класс хором отозвался:

– Он пишет такие буквы! Часто пишет!

А самый крупный и вредный мальчик в классе по имени Ёршик даже добавил:

– Очень часто. Собственно говоря, всегда.

– Ну вот, – улыбнулся учитель. – Должен же кто-то выправлять все эти буквы, верно?.. Итак, как-то раз алфавитный доктор сел пить чай. Он очень устал, потому что весь день был занят со своими пациентами.

– И что же он делал? – снова перебил его Острик.

– Я могу тебе сказать. Ему пришлось вставить пропущенную букву «и» и поправить сломанную руку буквы «Б», из-за чего она выглядела как «В».

Так вот, только он принялся за чай, как кто-то забарабанил в дверь, и в комнату влетел конюх. Задыхаясь от бега, он выпалил: «Ох, доктор, идемте скорее! У нас произошло нечто ужасное!»

«Где это – у нас?» – спросил доктор.

«О, ну вы знаете, в конюшне для чисел».

И опять Острик не смог удержаться от вопроса:

– Что такое «конюшня для чисел»?

– Как следует из самого ее названия, – объяснил учитель, – это такая конюшня, где живут разные числа.

– А почему они живут в конюшнях? – удивился Острик.

– Потому что они быстро бегают.

– И насколько быстро?

– Возьми заданный тебе пример, реши его – и сразу увидишь. Или хотя бы посмотри на свою таблицу умножения: она начинается с «дважды два», но не успеешь ты добраться до конца страницы, как, гляди-ка, уже «двенадцатью двенадцать». Разве это не быстрый бег? Поэтому-то числа и приходится держать в конюшне, иначе они разбегутся, и их больше никто не увидит. В конце дня они все возвращаются домой и переобуваются, а потом их привязывают, и они ужинают.

Так вот, конюх из конюшни для чисел был очень нетерпелив.

«Что же случилось?» – спросил его доктор.

«О, сэр, это все бедная Семерка».

«Что с ней?»

«Она смертельно больна. Мы уж и не надеемся, что она оправится от болезни».

«Какой болезни?» – спросил доктор.

«Идите и увидите сами», – ответил конюх, и доктор поспешил на конюшню, захватив с собой фонарь, так как ночь была темная.

Когда он подошел ближе, то услышал очень странный звук – будто кто-то хрипит и задыхается, охает и кашляет, смеется и издает дикие потусторонние вопли – и все это одновременно.

«Ох, скорее же!» – торопил конюх.

Когда доктор вошел в конюшню, то увидел, что бедной Семерке явно очень плохо. Изо рта ее текла пена, и вообще она явно была безумна. Медсестра из Грамматической деревни держала ее за руку, пыталась сделать кровопускание, пока подковщик, то есть человек, который прикрепляет ноги к буквам и цифрам, чтобы они могли стоять прямо и не уставать, – объяснил учитель, по выражению лица Острика понимая, что тот собирается задать очередной вопрос, – удерживал на полу обезумевшую страдалицу. Все прочие числа, бывшие в конюшне, заламывали руки, вытягивали шеи или помогали держать Семерку.

Стараясь ее утихомирить, медсестра произнесла:

«Тихо, тихо, дорогая, не надо так шуметь. Вот идет добрый алфавитный доктор, он вылечит твое безумие и сделает нормальной».

«А я не хочу делаться нормальной!» – громко возразила Семерка.

«Но, милостивая государыня, – сказал доктор, – так не может продолжаться. Ведь вы наверняка не настолько безумны, чтобы настаивать на том, чтобы остаться безумной?»

«Настолько!» – так же громко произнесла Семерка.

«Тогда, – заявил доктор добродушным тоном, – если вы настолько безумны, что настаиваете на этом, мы должны попытаться вылечить вас хотя бы наполовину. Тогда вы станете достаточно нормальной, чтобы хотеть стать нормальной, а уж дальше дело в шляпе».

– Что-то я уже ничего не понимаю, – заявил Острик.

– Тихо! – закричали остальные ученики, а учитель продолжал:

– Доктор вынул стетоскоп, телескоп, микроскоп и гороскоп и начал лечить при помощи всего этого бедную безумную Семерку.

Сначала он приложил стетоскоп к подошве ее ноги и начал говорить в него.

«Этот инструмент используют не так, – заметила медсестра. – Вам следует приложить его к грудной клетке и слушать».

«Вовсе нет, моя дорогая мадам, – мягко возразил доктор. – Так поступают с нормальными людьми, но когда больной безумен, то заболевание, конечно же, требует противоположного метода лечения».

Затем он взял телескоп и посмотрел в него, чтобы увидеть, как близко от него пациентка, потом с помощью микроскопа определил, насколько она мала; а после всего нарисовал ее гороскоп.

– Зачем он его нарисовал? – не утерпел Острик.

– Разве ты не понимаешь, мой дорогой мальчик? – ответил учитель. – Разумеется, обычно гороскоп составляют, но так как бедняжка была безумна, гороскоп надо было рисовать.

– А что такое гороскоп?

– Посмотри в словаре, – посоветовал учитель и продолжил рассказ: – После того, как доктор перепробовал все инструменты, он произнес:

«Я использовал их, чтобы определить серьезность этого заболевания. Сейчас же настала пора выяснить его причину. Первым делом расспросим пациентку. Дорогая мадам, почему вы настаиваете на своем безумии?

«Потому что я так хочу», – ответила Семерка.

«О, дорогая мадам, это невежливый ответ. А почему вы так хотите?»

«Я не могу вам сказать почему, – отвечала Семерка, – пока не произнесу речь».

«Так произнесите ее».

«Нет, я не стану говорить до тех пор, пока меня не освободят. Как можно произносить речь, когда все эти люди держат меня?»

«Мы боимся вас отпустить, – сказала медсестра, – вы убежите».

«Не убегу».

«Вы это обещаете?» – спросил доктор.

«Обещаю».

«Отпустите ее, – приказал доктор, и после его слов под пациентку подложили кусок ковра, а подковщик сел ей на голову, как обычно делают, когда лошадь падает на улице. Затем все отошли в сторону, после чего подковщик тоже встал и присоединился к остальным. И вот, после долгих усилий, Семерка встала на ноги.

«Мы вас слушаем», – сказал доктор.

«Я не могу начать, – возразила Семерка, – пока на стол не поставят стакан воды. Вы когда-нибудь слышали, чтобы речь произносили без стакана воды?»

Требуемое принесли.

«Леди и джентльмены», – начала Семерка и замолчала.

«Чего вы ждете?» – спросил доктор.

«Аплодисментов, конечно, – ответила Семерка. – Вы когда-нибудь слышали о речи без аплодисментов?»

Все присутствующие зааплодировали.

«Я – сумасшедшая, – произнесла Семерка, – потому что предпочитаю быть сумасшедшей; и я никогда не смогу, не захочу, не решу, не стану и не буду никем, кроме сумасшедшей. В конце концов, того, как со мной обращаются, достаточно, чтобы сделать безумным кого угодно».

«Помилуйте! – воскликнул доктор. – Как же с вами обращаются?»

«Утром, в полдень и вечером со мной обращаются хуже, чем с рабом. Во всем курсе обучения нет никого, кому пришлось бы выносить столько же, сколько выношу я. Я все время работаю на износ и никогда не ворчу. Я часто бываю кратным, часто – множимым. Я готова терпеть свою роль в качестве результата, но не то, как со мной обращаются. Меня неверно складывают, неверно делят, неверно вычитают и неверно умножают. С другими числами не обращаются так, как со мной, и, кроме того, они не сироты, как я».

«Сироты? – переспросил доктор. – Что вы хотите этим сказать?»

«Я хочу сказать, что у других чисел много родственников, и лишь у меня нет никого, кроме старика Единицы, который, во-первых, не считается, а во-вторых, я всего лишь его пра-пра-пра-пра-правнучка».

«Что вы имеете в виду?» – спросил доктор.

«О, этот старик все время тут. Вокруг него все его дети, а я – всего лишь шестое поколение».

«Гм!» – произнес доктор.

«Вот, скажем, число Два, – продолжала Семерка, – никогда не попадает в неприятные истории, а Четыре, Шесть и Восемь – его кузены. Число Четыре близко к Шести и Девяти. Число Пять – наполовину десятичное, у него никогда не бывает неприятностей. А я? Я – несчастная, со мной плохо обращаются, и я так одинока!» Тут бедная Семерка низко склонила голову и залилась слезами.

Когда учитель добрался до этого места, его прервали, так как маленький Острик тоже заплакал.

– А ты-то чего ревешь? – спросил его грубиян Ёршик.

– Я не реву, – возразил Острик и заплакал еще сильнее, а учитель продолжал свой рассказ:

– Алфавитный доктор попытался развеселить бедную Семерку.

«Послушайте, послушайте!» – сказал он.

Семерка перестала плакать и посмотрел на доктора.

«Нет, – произнесла она, – вы должны сказать “говорите, говорите”, а “послушайте, послушайте” – я».

«Несомненно, – ответил доктор, – вы бы так и сказали, если бы были в здравом уме; но вы, видите ли, не в здравом уме, а когда ты безумен, ты всегда говоришь не то, что должен».

«Это неверно», – возразила Семерка.

«Я понимаю, – сказал доктор, – но не спорьте. Если бы вы были в здравом уме, вы бы сказали “это верно”, но вы говорите “это неверно”, имея в виду, что вы со мной согласны».

Казалось, Семерка была довольна, что ее так поняли.

«Нет, – сказала она, – что значит да».

«Значит, – продолжал доктор, – если вы скажете “говорите, говорите”, когда здравомыслящий человек сказал бы “послушайте, послушайте”, то, конечно, я должен сказать “послушайте, послушайте”, если я хочу сказать “говорите, говорите”, потому что я разговариваю с безумной.

«Нет, нет», – ответила Семерка, что означало «да, да».

«Что ж, тогда продолжайте свою речь», – велел доктор.

Семерка достала носовой платок и заплакала.

«Леди и джентльмены, – продолжала она, – я снова должна защищать дело бедного числа, подвергающегося дурному обращению. Меня, безродной сироты…»

Тут Острик перебил учителя.

– Что значит «беспородной»?

– Не «беспородной», а «безродной», – ответил тот.

– А в чем разница?

– Послушай, мальчик, если ты и дальше будешь перебивать меня, то почувствуешь разницу между «спором» и «поркой»! – рассердился тот, и Острик умолк, а учитель снова заговорил:

– Итак, бедная Семерка продолжила свою речь:

«Я умоляю вас проявить жалость к несчастному числу. О, вы, мальчики и девочки, подумайте о бедном, покинутом числе, у которого нет ни дома, ни друзей, ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры, ни дяди, ни тети, ни племянника, ни племянницы, ни сына, ни дочери, разочарованном и одиноком».

Тут Остряк издал ужасный вопль.

– Почему ты кричишь? – спросил учитель.

– Я так хочу, чтобы бедная Семерка стала счастливой. Я даже готов отдать ей часть своего обеда и уложить спать в свою кровать.

Учитель повернулся к старосте.

– Острик – добрый мальчик, – сказал он. – Зададим-ка ему на следующую неделю выучить умножение семи на ноль. Быть может, это его утешит.

Мистер Галка, сидящий на окне, подмигнул сам себе и запрыгал со сдержанным веселым карканьем, тряся крыльями; казалось, он обнимает сам себя и смеется. Потом ворон тихонько впорхнул в класс и спрятался на книжном шкафу, а учитель продолжал свой рассказ:

– Итак, через какое-то время Семерке стало лучше, и она пообещала, что избавится от безумия. До того как доктор ушел домой, каждый из Алфавита и Чисел подошел и пожал руку бедной Семерке, пообещав, что отныне будет добрее к ней.

Ну, дети, что вы думаете об этой истории?

Все ученики наперебой закричали, что это было прекрасно, история им понравилась и что они тоже постараются быть добрее к бедной Семерке в будущем. И только грубиян Ёршик заявил самым последним:

– Что-то я во все это не очень верю. А если это правда, тогда я бы хотел, чтобы Семерка умерла; нам всем было бы без нее лучше.

– Неужели? – спросил учитель. – Почему?

– Потому что она бы нас не беспокоила, – ответил Ёршик.

Когда он это произнес, ворон издал какой-то странный крик, но никто не обратил на него внимания, кроме Острика, который сказал:

– Мистер Галка, хоть мы с тобой любим бедную Семерку.

Ворон терпеть не мог Ёршика, потому что тот бросал в него камни и пытался выдергивать перья из хвоста, и, когда Ёршик говорил, казалось, карканье ворона означает: «Вот погоди!» Пока никто не смотрел на него, Мистер Галка украдкой взлетел и спрятался в стропилах крыши.

Вскоре уроки закончились, и Острик собрался идти домой, но он не смог найти Мистера Галку. Мальчик подумал, что ворон потерялся, и очень огорчился; тем вечером он отправился в постель со слезами на глазах.

А что же Мистер Галка? Когда школа опустела и ее заперли до утра, ворон тихонько спустился со стропил, подскакал к двери и прислушался, опустив голову. Потом взлетел, сел на ручку двери и посмотрел в замочную скважину, но снаружи было темно и тихо. Тогда Мистер Галка взлетел на письменный стол учителя, захлопал крыльями и закукарекал по-петушиному, только очень тихо, чтобы никто не услышал. После этого он облетел весь класс, ненадолго останавливаясь у больших таблиц умножения, переворачивая страницы книг когтями и что-то доставая из них своим острым клювом.

В это невозможно поверить, но ворон воровал все цифры «семь», находящиеся в классе; он даже убрал семерку с циферблата часов, стер ее с грифельных досок учеников и смахнул крыльями с классной доски.

Мистер Галка знал, что если убрать из классной комнаты все семерки, то больше никто не сможет использовать эту цифру без его разрешения. Надо сказать, ему не удалось уничтожить все семерки за один раз. Птица трудилась всю ночь до самого утра, и, когда работа наконец была закончена, до начала уроков осталось совсем немного времени. К тому же, уничтожая семерки, ворон все больше раздувался и в итоге увеличился по сравнению с естественным размером ровно в семь раз. С трудом втиснувшись в свой потайной уголок среди стропил, Мистер Галка принялся ждать.

Пришло время начинать занятия, но школа была по-прежнему пуста. Лишь по прошествии целого часа появились сперва учитель и его помощники, а потом и все мальчики и девочки.

Когда все расселись по местам, учитель сказал:

– Сегодня вы все сильно опоздали.

– Простите, сэр, мы ничего не могли поделать, – хором ответили дети.

– Почему же не могли?

И вновь хор ответил:

– Меня не разбудили.

– В котором часу вас будят каждое утро?

Казалось, ученики хотели ответить, но промолчали.

– Что же вы молчите? – спросил учитель.

Дети шевелили губами, но никто не проронил ни звука. Ворон в своем углу тихо каркнул, смеясь про себя.

– Почему вы не отвечаете? – снова спросил учитель. – Учтите, если я сейчас же не получу ответа, то запру вас всех в классе.

– Простите, сэр, мы не можем сказать, – робко произнес один ученик.

– Почему?

– Потому что…

Тут его перебил Острик:

– А почему вы сами пришли так поздно, сэр?

– Что ж, мой мальчик, хоть мне очень жаль признаться в этом, я действительно опоздал. Все дело в том, что слуга не постучал в мою дверь в обычный час.

– В какой час, сэр? – уточнил Острик.

Казалось, учитель собирается что-то ответить, но он молчал и после долгой паузы произнес:

– Очень странно…

Тогда Ёршик заметил довольно развязным тоном:

– Значит, мы вовсе не опоздали. Вы здесь, и мы здесь – вот и всё.

– Нет, не всё, – возразил учитель. – Начало занятий в десять, а сейчас одиннадцать. Мы потеряли целый час.

– Как же мы его потеряли? – спросил один из учеников.

– Это-то меня и озадачивает. Что ж, подождем немного – и увидим.

И тогда Острик вдруг предположил:

– Может, его кто-то украл?

– Что украл? – хором спросили ученики.

– Я… не знаю, – сказал Острик, и дети рассмеялись.

– Ничего смешного. Кое-что действительно украли: посмотрите на мой урок! – сказал Острик и поднял вверх учебник. И вот что в нем значилось:

Все ученики столпились вокруг Острика и уставились в его учебник. Все, кроме Ёршика, потому что он смотрел на школьные часы.

– С часов что-то пропало, – сказал он, и действительно, часы выглядели не так, как обычно.

Учитель, который до этого тихо постанывал, уронив голову на свой стол, поднял взгляд.

– Что случилось с часами? – спросил он.

– Что-то пропало.

– Действительно, на них только одиннадцать цифр. Одной не хватает, – сказал учитель.

– Нет, нет! – воскликнули ученики.

– Перечисли их, Ёршик, – приказал учитель.

– Один, два, три, четыре, пять, шесть, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать.

– Совершенно верно, – сказал учитель, – вы видите, что их двенадцать. Нет, не двенадцать… да, двенадцать… нет… да… что здесь происходит?! – и он оглядел всех в классе, а потом снова опустил голову на стол и застонал.

Тем временем ворон тихонько прокрался вдоль стропил и оказался над письменным столом учителя. Остановившись, Мистер Галка достал очень тяжелую цифру семь и бросил ее прямо на учительскую голову. Отскочив от лысины на макушке Учителя, цифра упала на стол перед ним. Как только учитель увидел ее, он тут же понял, чего ему все это время недоставало. Он быстро накрыл семерку промокашкой, а потом обратился к Ёршику:

– Ёршик, ты сказал, что в часах чего-то не хватает. Ты по-прежнему в этом уверен?

– Да, конечно, – ответил тот.

– Очень хорошо. А помнишь, как вчера ты сказал, что хотел бы, чтобы одна цифра умерла в сумасшедшем доме?

– Да, помню, и я все еще хочу этого.

– Что ж, именно эту цифру ночью кто-то украл.

– Ура! – крикнул Ёршик и подбросил свой учебник к потолку. Он попала в бедного Мистера Галку, который держал в клюве наготове еще одну семерку, готовый сбросить ее. Книга выбила семерку из клюва, и та упала прямиком в кепку Острика, которую он держал в руке. Мальчик достал ее оттуда, наклонился и погладил.

– Бедная Семерка, – сказал он.

– Дай мне эту цифру! – потребовал Ёршик.

– Не дам. Она моя.

– Тогда я отберу ее силой, – сказал Ёршик и схватил Острика, не стесняясь учителя.

– Отпусти меня. Я не отдам тебе бедную Семерку! – с плачем закричал мальчик.

– Ёршик, выйди вперед, – приказал учитель.

Ёршик повиновался.

– Сколько будет семью семь?

Ёршик не ответил. Да и как он мог ответить, раз у него не было семерки.

– А я знаю, – вызвался Острик.

– Конечно, он знает, – презрительно усмехнулся Ёршик. – У него же есть цифра.

– Семью семь будет сорок девять, – продолжал Острик.

– Правильно, – подтвердил учитель. – Налицо явный прогресс.

С тех пор Острик перешел в число лучших учеников класса, а Ёршик оказался среди худших.

– Ну, а если сорок девять умножить еще на семь? – спросил учитель, но все молчали. – Ну же, отвечайте, – не отставал от детей наставник, и тогда Острик предложил:

– А вы сами скажите, сколько это будет, сэр?

– Что ж, мой мальчик, мне очень жаль, но я тоже не могу ответить. Господи, до чего же странно и нелепо! – с этими словами учитель снова опустил голову на письменный стол и застонал громче прежнего.

В это мгновение Мистер Галка взял следующую семерку и уронил ее на пол перед Остриком.

– Триста сорок три, – быстро произнес мальчик; теперь он мог сосчитать, ведь у него была еще одна цифра.

Учитель посмотрел на него и громко рассмеялся, а потом воскликнул:

– Ура-ура!

Когда же сверху упала третья семерка, ворон, сидевший на стропилах, вдруг начал раздуваться. Он уже стал всемеро крупнее, чем был, и начал приподнимать листы шифера на крыше школы. Все ученики посмотрели вверх, а Ёршик даже рот раскрыл от удивленья. И именно в этот рот Мистер Галка, стремящийся поскорее избавиться от семерок, уронил еще одну цифру.

– Две тысячи триста один! – выплюнул Ёршик.

Мистер Галка бросил ему в рот еще одну семерку, и Ёршик, еще сильнее брызгая слюной, произнес:

– Шестнадцать тысяч восемьсот семь!

Тогда ворон принялся швырять в него семерки так быстро, как только мог; и каждый раз, когда он бросал цифру, Мистер Галка становился все меньше и меньше, пока не достиг своих естественных размеров. А Ёршик продолжал из последних сил выкрикивать числа, брызжа слюной и задыхаясь, пока лицо его не почернело, и он не упал в обморок, добравшись до «семьдесят девять тысяч семьсот девяносто два миллиарда двести шестьдесят шесть тысяч двести девяносто семь миллионов шестьсот двенадцать тысяч один».

И лишь тогда Острик открыл глаза и обнаружил, что все это время он спал, свесив голову с края парты.