Глава 4
– Я внимательно прочитал ваш доклад, и вынужден сказать следующее: такой безответственности, лейтенант, я от вас не ожидал, даже при всей вашей неоднозначной репутации.
– Но, господин генерал-лейтенант, вы же сами…
– А у меня был выбор? Скажите, лейтенант, если бы я прямо запретил вам возвращаться в пустыню и приказал вернуться, вы бы подчинились?
Нескольких мгновений данных генералом на размышление, Алексу оказалось недостаточно. Тогда Скоблин продолжил сам.
– Ладно, можете не отвечать. Я и так знаю, что этой телеграммы вы бы «не получили». А если бы вы погибли в этой пустыне? Вы даже не озаботились тем, чтобы написать рапорт и отправить его мне. Тогда хотя бы было известно, где искать ваши кости. Впрочем, я вижу вас уже не исправить. Поэтому сразу перейдем к результатам. Вы нашли старую водосборную систему какого-то древнего города. Сколько, по-вашему, воды она может дать?
– Пока система не расконсервирована…
– Это я уже прочитал в вашем рапорте. Мне не требуется знать дебет этой системы с точностью до одного ведра. Сколько солдат можно провести через пустыню, если задействовать эту водосборную систему?
Алекс задумался. Данных для определения дебета системы маловато, они ведь раскопали только небольшую ее часть. И ошибиться нельзя. А, была, не была, черт не выдаст, Скоблин не съест.
– Не более двух полков с артиллерией и обозом. Но для этого…
Внезапно Алексу пришла в голову настолько простая мысль, что даже споткнулся на полуслове.
– Продолжайте, лейтенант.
– Надо создать в Серве склад, весной завести туда имущество и боеприпасы исходя из действия двух пехотных полков в течение месяца. Тогда летом плечо их снабжения в Гохаре будет вдвое короче.
– Интересная мысль, – согласился Скоблин, – но все это имеет значение, только если найденная система сможет дать нужное количество воды для перехода двух полков. Саперный взвод вы получите. Отправляйтесь в свой Серв, копайте, и не забывайте регулярно присылать рапорты. Я думаю, вы догадываетесь, какое значение имеет возможность вторжения в Гохару с Севера?
– Так точно, господин генерал-лейтенант! Пока гохарцы и корандцы будут оборонять дверь дома, мы влезем в окно.
– Можно сказать и так. Когда вы будете готовы отправиться, лейтенант?
– Немедленно! Только есть один нюанс, господин генерал-лейтенант.
– Какой?
– Мне бы очень не хотелось, чтобы саперный взвод был из Зубурукского полка.
– Почему?
– Как мне кажется, – осторожно начал Алекс, – полковник Жимайло не очень заинтересован в том, чтобы его полк вообще трогался с насиженного места. Да и сам полк…
– А вам не кажется, господин лейтенант Магу, что вы забываетесь?! Оценка боеспособности полков руоссийской армии и компетентности их командиров не входит в ваши служебные обязанности!
Алекс вытянулся, натянул на лицо маску туповатого, исполнительного служаки и рявкнул.
– Так точно, господин генерал-лейтенант, не входит!
– Разбираться с полками и полковниками предоставьте мне, а ваша задача – найти воду в этой проклятой пустыне. Вам все ясно?
– Так точно, господин генерал-лейтенант!
– И перестаньте корчить рожи, лейтенант, мы не в театре. Ступайте, готовьтесь к новой экспедиции, через несколько дней я вас вызову.
– Слушаюсь, господин генерал-лейтенант!
Выкатившись из здания штаба, Алекс на секунду задумался, с чего бы начать подготовку, но потом ему в голову пришла хорошая мысль, что подготовка, пожалуй, может подождать да завтра, а остаток дня и вечер можно посвятить гораздо более интересным занятиям.
Следующая встреча с генералом Скоблиным произошла четыре дня спустя. Когда Алекс вошел в генеральскую приемную там, помимо адъютанта, уже ожидали полковник с грубыми, будто топором рублеными чертами лица, и штаб-капитан с академическим знаком на мундире.
– Ожидайте, вас вызовут, – сообщил лейтенанту адъютант.
Магу пристроился на стуле с краю. От нечего делать, Алекс занялся тем, что втихаря рассматривал своих соседей по приемной. Полковнику где-то от сорока до сорока пяти, а виски уже с сединой. А на мундире такой же, как и у него, Егорьевский крест, только ленточка от долгого ношения заметно выцвела. Крест наверняка за неудачную последнюю Южноморскую компанию, где он был в чине никак не выше капитана. Тут полковник сменил положение рук, и Алекс заметил, что на левой руке у него не хватает безымянного пальца и мизинца. И ранение, видимо, оттуда же. Но для того, чтобы после такого ранения не отправили в отставку, одних заслуг недостаточно, нужны еще и связи.
А вот штаб-капитан был открытой книгой. Из небогатых дворян, все поставил на военную карьеру и звание свое, не иначе, досрочно получил за успехи в обучении. Академию закончил только что, одним из первых, чем ужасно гордится. А в настоящем деле, судя по одинокой «аньке», еще не был. Брошенный на лейтенанта взгляд надменный, сейчас ему кажется, что весь мир у него под ногами. Если вовремя не одернуть этого воспарившего ввысь петушка, то «академик» вполне может наломать серьезных дров.
Разгадывание психологических этюдов было прервано адъютантом.
– Полковник Сареханов, капитан Бирюгин, лейтенант Магу, господин генерал-квартирмейстер сейчас примет вас.
Недоумение, зачем всех троих вызвали одновременно, быстро разрешил Скоблин. Усадив офицеров за длинный стол для совещаний, генерал-квартирмейстер начал свою речь.
– Полковник назначен командиром Аринбургского пехотного полка, и завтра отбывает к месту дальнейшего несения службы. Вместе с вами господа офицеры. Ему поручено обеспечение всем необходимым деятельности экспедиции, начальником которой назначается штаб-капитан Бирюгин.
При этих словах Скоблин бросил взгляд на Алекса. Тот постарался придать своей физиономии равнодушно-нейтральное выражение, но и сам понимал, что это у него получилось не очень хорошо. Не хотелось Алексу попасть под командование свеженького выпускника академии, когда сам уже привык к полной свободе действий. Сколько пришлось перенести и испытать, а тут приходит какой-то столичный хлыщ на все готовенькое. Тем временем, генерал продолжил.
– В его задачу входит определение географических координат всех необходимых объектов и трассировка пути до Серва. После завершения этих работ он возвращается обратно, передав руководство экспедицией своему заместителю – лейтенанту Магу. Вашей основной задачей, лейтенант, будет расчистка и расконсервация водосборной системы Серва, а также определение ее дебета. Для этого, полковник Сареханов выделит в ваше распоряжение саперный взвод.
Полковник еле заметно кивнул, показывая, что понял указания начальства.
– Дальнейшие действия будут планироваться исходя из полученных вами, господа офицеры, результатов. Что-то хотите сказать, лейтенант?
Алекс поднялся со стула.
– Так точно, господин генерал-лейтенант! Сейчас для работы в пустыне у нас есть только один караванщик, потребуется, как минимум, еще один, а в дальнейшем еще больше.
– Штаб-капитан Бирюгин, как я сказал, сделает трассировку пути. Разве этого недостаточно?
– В средней полосе Руоссии вполне достаточно, господин генерал-лейтенант, но в пустыне однообразность рельефа и отсутствие значимых ориентиров может легко сбить с пути. К тому же песчаные бури очень часто меняют рельеф до полной неузнаваемости. А уж засыпать песком или унести трассировочные знаки им ничего не стоит.
– Можно идти по азимуту, – возразил Бирюгин, – или определить свои координаты с помощью секстана.
– Можно, – согласился лейтенант, – но за день пути можно вполне отклониться от нужного направления на две-три версты, а при определении координат с помощью секстана, ошибка в одну угловую минуту приводит к отклонению от истинного положения объекта почти в две версты. Если же учесть, что ошибка при определении собственного положения может достигать такого же значения, то вы можете долго искать колодец, находясь в четырех верстах от него. Я уже не говорю об ошибках, вызванных отклонениями хода хронометра и устаревшими таблицами.
– Откуда вы это знаете, лейтенант? – удивился Скоблин. – Насколько я помню, определение географических координат не входит в программу пехотного училища.
– Так точно, не входит! После возвращения из Тюра-Кум я немало времени провел в библиотеке.
– Похвально, лейтенант, но одно другому не мешает. Вы считаете, что можно найти проводника по пустыне и сохранить секретность?
– Так точно, еще одного-двух можно.
– А почему вы отпустили своего проводника?
– Привезти его сюда можно было только под дулом пистолета. Я предлагал ему поехать с нами, но он отказался, даже не взял денег больше, чем заранее было оговорено за его работу. Шохад, как и большинство людей его профессии, очень независим и горд своей профессией, при этом он прекрасно осознает свою необходимость для нас. Давить же на человека, решившегося посягнуть на гарем эмира, просто опасно. Кроме того у него есть личный весомый мотив помогать нам.
– Ваши доводы понятны, – согласился генерал, – но если кто-нибудь из охотников за эмирским золотом доберется до него, то вся операция окажется под угрозой срыва.
– Он умен и осторожен, если сумел продержаться в одиночку пять лет. Надеюсь, что за полтора месяца с ним ничего не произойдет, и он будет ждать нас в оговоренном месте.
Внезапно Скоблин сменил тему.
– Сколько выслуги вам осталось до следующего звания?
– Полтора года, господин генерал-лейтенант!
– Жаль. Если хотя бы был год, то такой приказ можно провести, а при полутора кадровики встанут на дыбы. Нужно совершить что-нибудь эдакое. Например, найти достаточное количество воды в пустыне Тюра-Кум. В этом случае я постараюсь преодолеть сопротивление кадрового управления.
– Будет исполнено, господин генерал-лейтенант!
Как и всякий молодой человек, выбравший военную карьеру, Алекс Магу не был лишен честолюбия, и возможность досрочно получить следующую звездочку на погоны, обставив весь свой выпуск и получив существенное старшинство в чине, немало грела его душу и тешила самолюбие. Вместе с тем, такое продвижение по службе практически не влияло на его материальный достаток и положение в обществе. Да и сам лейтенант всегда был склонен весьма критически оценивать действия начальства. Поэтому, столь откровенное подвешивание морковки перед кончиком его носа, имело скорее негативный эффект. Но вида Алекс предпочел не показывать.
Генерал же продолжил.
– Поскольку выполнение данного задания требует длительного отсутствия по прежнему месту службы, из Текульского полка вы отчислены и временно прикомандированы к управлению генерал-квартирмейстера генерального штаба. После окончания операции, я вам обещаю назначение на равноценную должность.
Немного обидно, конечно, но столь длительное отсутствие ротного командира на своем месте просто недопустимо.
– Я закончил, господа офицеры. У кого будут вопросы?
Убедившись, что у Сареханова и Бирюгина вопросов не имеется, лейтенант поднялся из-за стола.
– Господин генерал-лейтенант, мною был подан рапорт о компенсации личных расходов на экспедицию в Тюра-Кум. Хотелось бы как-то ускорить выплату.
– В вашем бюджете пробита большая дыра, лейтенант? – пошутил генерал.
– Нет, господин генерал-лейтенант, но надоело клянчить у отца деньги на казенные нужды, он и без того платит достаточно большие налоги и занимается благотворительностью.
– Хорошо, я постараюсь помочь в этом деле, но зная наших финансистов, могу вам сказать, что до взятия Гохары на выплату компенсации можете не рассчитывать.
На этой оптимистической ноте совещание было окончено. Офицеры разъехались по своим делам. Заранее запланированный отъезд, как всегда, подкрался неожиданно.
Тем же вечером, в подвале особняка семейства Магу завершалась упаковка личных вещей и экспедиционного имущества, приуроченная к завтрашнему отъезду. Фелонов кивнул в сторону двух зеленых ящиков, стоявших в углу.
– А его с собой берем?
Лейтенант отрицательно покачал головой.
– Патронов к нему нет. Забыл заказать, да и завтра не успею. Вернемся – займусь.
Через полгода Алекс Магу очень пожалеет о том, что вовремя не заказал патроны к «гартингу» и не взял его с собой в экспедицию.
– Войска гохарского эмирата не представляют для нас большой опасности, – рассуждал полковник Сареханов, помешивая серебряной ложечкой чай в хрустальном стакане с подстаканником.
Офицеры собрались в одном из купе вагона первого класса, который новейший паровоз руоссийской конструкции тащил к юго-восточной окраине огромной империи с невероятной скоростью, иногда доходившей до пятидесяти верст в час. Правда заканчивалась железная дорога задолго до Аринбурга и раньше, чем через десять дней до него им было не добраться. А пока что, господа офицеры под мерный перестук колесных пар баловались чайком с сушечками и разговоры вели о предстоящих событиях.
– Бывало, мы отрядом в пять сотен штыков и пару сотен сабель и десять тысяч кочевников разгоняли, – делился своим опытом полковник.
– Но ведь войска эмира не только из иррегулярной конницы кочевников состоят, есть же у него и регулярные пехотные части, – возразил недавний выпускник академии.
– Про эмирскую пехоту слухов ходит много, – ответил полковник, – вот только в бою мы с ней ни разу еще не встречались.
– Это неудивительно, – продолжил проявлять эрудицию Бирюгин, – эмирская пехота комплектуется из южан-земледельцев. В пустыне ей делать нечего, а когда дело дойдет до оазисов нам придется с ней столкнуться. Я думаю, она будет более устойчивой в бою, чем кочевая конница, особенно при обороне своих домов. К тому же, они могут рассчитывать на помощь местного населения.
С двумя последними утверждениями штаб-капитана Алекс был не согласен, но влезать в спор ему не хотелось. Гохарские земледельцы настолько забиты и бесправны, что им все равно, кто сидит у них на шее – эмир гохарский или хан корандский. Платить налоги руоссийскому императору им куда, как выгоднее будет. Да и солдаты из них еще те. Из того, что лейтенант успел узнать от Шохада, он сделал вывод – пехота эмирская вооружена древними кремневыми ружьями и боевой подготовкой почти не занималась. Ее основной задачей было держать в повиновении местных крестьян. Их же солдаты заодно и грабили.
Между тем, Бирюгин продолжал выкладывать свежайшую информацию о Гохаре.
– Недавно эмир купил партию новейших бритунийских скорострельных винтовок, порядка тысячи штук, но такое количество на столь протяженном театре военных действий погоды не сделает.
«К тому же, ими еще надо уметь пользоваться», додумал Алекс.
– И все же, – продолжил штаб-капитан, – основной проблемой станет именно инженерное обеспечение боевых действий и организация снабжения войск. В тот момент, когда резервный корпус начнет наступление на Коранд, нам надо будет совершить переход через пустыню и внезапным ударом взять Гохару. Это потребует хорошей координации между двумя группировками находящимися на расстоянии сотен верст друг от друга.
– Переход, внезапный удар, – пробурчал полковник. – Это моему полку предстоит перейти через пустыню и штурмовать город. А вы хоть представляете, что такое один дневной переход по песку под палящим солнцем?
– Нет, но…
– Вот когда вернетесь из Серва, вот тогда и продолжим этот разговор.
Полковник отхлебнул из стакана давно остывший чай.
– А вы, лейтенант, почему все время молчите? Обычно молодости свойственно нетерпение в желании высказать свое мнение.
– А что тут скажешь, господин полковник? Вот раскопаем водосборную систему, тогда и можно будет что-нибудь сказать. Пока же все эти разговоры – гадание на кофейной гуще.
– Соглашусь с вами, лейтенант – склонил голову Сареханов. – Егория за что получили?
– За оборону Харешского перевала, господин полковник.
– Можно без чинов, – разрешил командир полка. – Как же, как же слыхал.
Лейтенант тут же воспользовался предоставленной возможностью.
– А у вас, могу предположить, за Южноморскую компанию?
– За нее. На Талаховском кургане ротой командовал. С утра сотня штыков в строю, а к вечеру двух десятков насчитать не получается. Они в нас из мортир садят, а нам и ответить нечем. Даст бог, лейтенант, не доведется тебе узнать, что такое взрыв пятипудовой бомбы в паре саженей от твоего блиндажа. Я с тех пор малость на ухо туговат стал. Достаньте-ка мой саквояж.
Бирюгин снял с багажной полки коричневой кожи саквояж и передал его Сареханову. Полковник достал из саквояжа плоскую серебряную фляжку, тряхнул, проверяя ее наполнение, и открутил крышку, одновременно служившую стопочкой. По купе разнесся запах недешевого коньяка.
– Давайте, господа офицеры, за тех, кто на кургане остался, и за тех, кто на перевале.
Офицеры по очереди молча выпили за погибших.
– Фамилия?
Задавая вопрос, Алекс был вынужден задрать голову, затем сверху до его ушей донесся ответ.
– Ефрейтор Синехрустов!
Ефрейтор был выше лейтенанта на целую голову. Алекс сделал шаг и остановился перед следующим в строю солдатом. Этот был пониже. На пару пальцев. Дальше, до конца строя, он останавливаться уже не стал. Стоявшему последним в строю рядовому Магу уже мог заглянуть в глаза. Если встать на цыпочки.
– И где вы только таких набрали?
Вопрос также пришлось адресовать снизу вверх, так как старший унтер-офицер Дерюгов ростом своим подчиненным не уступал. К тому же, он никак не мог понять, чем так недовольно его новоявленное низкорослое начальство.
– Так это…, господин полковник приказали. Сказали работа тяжелая будет, самых здоровых надо отобрать. Вот и отобрали.
Опять хотели, как лучше, а получилось…
– Значит, конкретную задачу вам не поставили?
– Никак нет, господин лейтенант.
– Скажем так, нам предстоит расчистить от песка один объект. Причем, и снаружи, и под землей. Работать придется в таких местах, куда ваш ефрейтор Сине… Как его?
– Синехрустов, господин лейтенант!
– Да, Синехрустов, просто не пролезет. Поэтому, где-то половина саперов должна быть среднего и ниже среднего роста. Теперь задача ясна?
– Так точно, господин лейтенант! Самых маленьких отберем.
– Только про здоровье не забывайте, господин унтер-офицер, – напомнил Алекс, – им предстоит под землей работать.
В целом подготовкой к экспедиции лейтенант был доволен. Полковник Сареханов оказывал подготовке к экспедиции полное содействие, но у него и других забот хватало со вступлением в новую должность. Поэтому Магу старался лишний раз со своими проблемами к нему не соваться. Штаб-капитан Бирюгин больше возился со своими приборами, взвалив всю черновую работу на своего заместителя и мелочной опекой не докучал, чем Алекс был вполне доволен.
Едва только лейтенант распустил саперный взвод, как его разыскал Ивасов.
– Господин лейтенант, Влад вернулся! Ничего не говорит, только мрачный он какой-то!
– Пошли быстрее, – подхватился Алекс. – Где он?
Фелонова он отправил с заданием отыскать Шохада, и от его миссии зависело очень многое. Потому и мрачный вид вернувшегося унтера крайне встревожил лейтенанта, а в голову полезли мысли одна хуже другой.
Старший унтер-офицер Фелонов чистил сапоги. Вид у него, действительно, был мрачный. Алекс сходу налетел на него, как коршун.
– Что с караванщиком? Где Шохад?
К мрачному виду унтера добавилось еще и удивление.
– Шохад послезавтра будет ждать нас в Окраинной. Так мы с ним уговаривались.
– Так ты его нашел?!
– Нашел, – подтвердил Фелонов. – И обо всем договорился. А что случилось-то?
– Ничего не случилось, рожу твою кислую увидели, подумали что-то с караванщиком произошло, – пояснил лейтенант.
– Да всем с ним в порядке, – махнул рукой унтер.
– А с тобой тогда что? Чего такой мрачный?
– Да-а…
Судя по всему, выкладывать причины своего недовольства на всеобщее обозрение Владу не хотелось, но совместному напору Алекса и Ивасова он противостоять не смог. Пришлось все рассказать.
– Шохада я в Габате нашел, он там же в караван-сарае обитал. Обо всем договорился, поехал обратно, да черт меня дернул в ту деревню заглянуть. Думал с Варкой по-быстрому повидаться…
– Знаем мы твое «повидаться», – фыркнул Ивасов.
Вообще-то такое отклонение от маршрута само по себе тянуло на серьезное нарушение приказа, но Алекс решил дождаться конца рассказа прежде, чем принимать решение.
– Ну захожу я к ним в дом, думал на постой попроситься, а там какой-то мужик сидит. Я его спрашиваю «Ты кто такой?». Оказалось – муж. Только сегодня с отхожего промысла вернулся, а тут я.
На этом месте унтер замолчал.
– Продолжай, – потребовал лейтенант.
– А чего продолжать? Слово за слово, он мне по морде, я ему в глаз. Бабы визжат, детишки орут. Я из дому выскочил, он следом. Оглоблю схватил и за мной, а я на коня вскочил, и ходу.
– Догнал?
– Не.
– А жаль. Врезал бы он тебе оглоблей по башке, глядишь, и мозги бы тогда заработали. Но, раз в этом не повезло, будем тебя по-другому вразумлять. Объявляю тебе десять суток ареста на полковой гауптвахте!
– Есть десять суток.
Фелонов помрачнел еще больше, потом рискнул поинтересоваться.
– А за что десять-то?
– Пять за нарушение приказа и необоснованное отклонение от маршрута, и еще пять за урон чести руоссийского военного и позорное бегство от какого-то штатского мужика, – пояснил Алекс.
– В следующий раз предупреждай, когда по бабам пойдешь, – поддакнул Ивасов.
– Все зло из-за баб, – проворчал унтер и тут же вскинулся. – Как десять? Мы же завтра выступаем! А как же я?
– Отсидишь, когда вернемся, – разрешил лейтенант.
– Есть, когда вернемся!
До возвращения из экспедиции времени было много, шансов отличиться будет еще немало, а там, глядишь, представится возможность отличиться в настоящем деле и начальство наказание спишет.
– Ну и как вам?
Штаб-капитан Бирюгин снял фуражку, промокнул лоб платком, на ткани остались серые разводы. Пользоваться им приходилось часто, ткань не успевала высохнуть и постоянно была влажной. Как оказалось, жару он переносил плохо.
– Просто ужас какой-то. Здесь всегда так?
– Да нет, что вы! Сейчас уже осень, жара спала, даже дожди бывают. Вот летом тут настоящее пекло. Может, тот холм?
«Академик» обреченно кивнул головой, Алекс указал Шохаду новое направление, и караван двинулся к глинистому холму с чахлыми колючками, пробившимися сквозь песок у его подножия. Холм был выбран для очередного места определения координат по окончанию суточного перехода.
В этот раз привилегию передвижения в седле получили только офицеры и караванщик. Остальные верблюды были загружены припасами, бурдюками с водой и шанцевым инструментом. Кроме того, с собой взяли две солдатские палатки. Остальные пятьдесят три члена экспедиции месили песок сапогами. Поэтому и средний суточный переход был существенно короче, чем в прошлый раз.
Вчера экспедиция пережила песчаную бурю. К счастью, Шохад вовремя предупредил о ее приближении, а сама буря оказалась очень непродолжительной. Но впечатлений у всех осталась масса.
– Сколько нам осталось идти до Серва?
– Думаю, послезавтра будем на месте. Сейчас узнаем точнее. Шохад! Сколько нам еще идти?
– Послезавтра, еще до захода солнца дня мы увидим Серв, офицер.
– Спасибо, Шохад.
Караванщик приложил правую руку к груди и тут же исчез.
– И откуда он это знает? Здесь настолько однообразная местность, что если бы я не отслеживал путь по компасу, то подумал будто нас водят по кругу.
– Опыт, господин штаб-капитан, он много лет водил караваны по этой пустыне и считался одним из лучших. Надеюсь, теперь-то вы убедились в необходимости найма проводников для наших караванов?
– Ну так я и раньше этого не отрицал.
– Некоторые из наших офицеров, – продолжил Алекс, – относятся к местным кочевникам, как к говорящим обезьянам. Но из-за того, что по руоссийски он говорит с акцентом, вовсе не следует, что он глупее нас с вами. Шохад, кстати, не из кочевников, а из южан. Думаю, до того, как стать караванщиком он получил вполне приличное образование.
– Это вы к чему? – не понял Бирюгин.
– К тому, господин штаб-капитан, что на обратном пути меня не будет, и вам с ним придется общаться напрямую, а вы не считаете его себе ровней. Очень не хотелось бы, чтобы важное дело провалилось по этой причине.
Генштабист вспылил.
– Так что же мне прикинуться его приятелем?
– Ни в коем случае. Он сразу почувствует фальшь. Просто постарайтесь сдерживаться и не демонстрировать свое превосходство на каждом шагу. Не забывайте, он без нас в пустыне вполне обойдется, а вот мы без него…
– Хорошо, господин лейтенант, я вас понял. Постараюсь лишний раз не обижать вашего караванщика.
Штаб-капитан занялся распаковкой своих приборов и подготовкой их к работе, это дело он не доверял никому. А Алекс отправился проследить за размещением солдат на ночевку, раздачей воды и продовольствия.
Утром Бирюгин показал Алексу карту, на которой отмечал пройденный путь.
– Взгляните, что у меня получилось.
Магу сунул нос в капитанскую карту. Ничего особенного, результат был вполне ожидаемым.
– Почти прямая линия.
– Вот именно! А у него даже компаса нет! Как такое может быть?
– Спросите у него сами. Но не думаю, что он сможет вам ответить, это у него в крови. Желаю вам, чтобы ваше возвращение было таким же прямым и ровным. Пора сворачивать лагерь, капитан, и продолжать путь.
К концу пятого дня пути Бирюгин поинтересовался у Алекса.
– Ну и где же ваш Серв? Солнце скоро опустится за горизонт, а город все еще не виден. Похоже, ваш непогрешимый караванщик ошибся.
– Нет, – отрицательно покачал головой Алекс, – он не ошибся. В первый раз я тоже не заметил его, пока мы буквально лбом не уперлись в его стену.
– И где же он?
– Мы движемся прямо к нему, и нам осталось пройти меньше версты.
Штаб-капитан достал из футляра биноль.
– Это тот глиняный холм?
– Совершенно верно. Он существенно больше всех остальных, а когда мы подъедем ближе, вы сможете убедиться в его искусственном происхождении.
– Невероятно!
От лагеря прежней экспедиции за два месяца не осталось и следа. Ветер и песок сделали свое дело, вернули пустыню в ее исконное состояние. Но маленькие упорные человечки вернулись, чтобы начать все сначала и, несмотря ни на что, добиться нужного им результата.
Алекс отмерил нужное количество шагов от ложбины в песке, где когда-то были ворота караван сарая. Воткнув в песок лопату и приказал.
– Копайте здесь!
Но только солдаты собрались приступить к работе, как Шохад выдернул лопату отошел на четыре шага дальше и там погрузил ее обратно в песок. Назначенный старшим пескокопом ефрейтор Синехрустов уточнил.
– Так, где копать-то, господин лейтенант?
– Ты что, лопату не видишь? Вот там и копай.
С одной стороны, такое такие действия караванщика были публичным умалением командирского авторитета. С другой стороны, это он не со зла. Увидел, что офицер ошибся, и поправил его. Лейтенант решил, что если бы вход в цистерну не нашли в указанном им месте, то урон авторитету был намного больше. А поэтому, и возмущаться не стоит. Осталось только докопаться до подтверждения глазомера караванщика.
С этой задачей саперы справились через два часа. Лопата одного из солдат ткнулась во что-то мягкое, а осыпавшийся песок обнажил войлок, закрывавший единственный известный спуск в древнюю водосборную систему Серва. Солдаты хотели тут же сдернуть войлок и заглянуть внутрь, но лейтенант заставил их расчистить весь песок в радиусе сажени, и только после этого разрешил убрать кошму.
Открылся черную круглую дыру, ведущую под землю. Саперы, Аринбургского полка поочередно заглядывали в провал, в который им предстояло спуститься.
– Чего рты раззявили? – накинулся на них унтер-офицер Дерюгов. – Тащите ведра, веревки, лопаты!
Все-таки правильный набор инструментов и хорошая подготовка исполнителей – большое дело. На этот раз под землю спустилось сразу двое, хотя, и этого было много – обеспечить подъем большей массы песка с такой глубины с помощью веревок и ведер не представлялось возможным. Зато, на этот раз у них были керосиновые лампы, позволяющие работать в цистерне не в полной темноте. Остальных саперов отправили на расчистку песка вокруг колодца и помещений караван-сарая, которые предполагалось использовать под склады для снабжения идущих в Гохару войск.
Вечером к колодцу пришел штаб-капитан Бирюгин, посмотрел на медленно растущую кучу сырого песка, быстро сохнущего под лучами солнца, поинтересовался ходом работы.
– Медленнее, чем хотелось бы, – ответил Магу, – за день углубились всего на полсажени. Обнаружили выход в цистерну еще одного кяриза, тоже заложенного. Кладку разбирать пока не стали, хотим сначала полностью расчистить цистерну.
Капитан одобрительно кивнул, и Алекс продолжил доклад.
– Караван-сарай начали раскапывать с южной стороны, она лучше защищена от песчаных бурь.
– Тоже Шохад посоветовал?
– Он. Верхний этаж сильно разрушен, нижний – цел, думаю, удастся использовать его по назначению, но там еще копать и копать.
Бирюгин проследил, как очередное, извлеченное из колодца ведро с песком совершило путешествие через двор караван-сарая, и было опорожнено.
– Надеюсь, что когда мы вернемся сюда, вы будете доставать оттуда ведра с водой.
Завтра утром штаб-капитан с Шохадом, всеми верблюдами и в сопровождении десятка солдат отправлялся в Аринбург. Они должны были выполнить трассировку будущей дороги и на обратном пути доставить в Серв воду для экспедиции.
– Я тоже на это очень надеюсь, – поддержал капитана Алекс.
– Возьмите на всякий случай.
Бирюгин протянул лейтенанту толстую тетрадь в кожаном переплете.
– Здесь я продублировал все свои записи, сделанные на пути сюда. Если с нами что-то случиться, они помогут вам выбраться отсюда.
Магу взял тетрадь, бегло просмотрел первые страницы.
– Откуда такие мрачные мысли, господин капитан? С таким караванщиком я за вас полностью спокоен. Будем ждать вас обратно через десять дней.
– Скорее, через двенадцать, – поправил его штаб-капитан, а затем неожиданно спросил. – Скажите, лейтенант, а вы не боитесь?
– Чего не боюсь? – не понял Алекс.
– Пустыни, – пояснил Бирюгин.
Магу только плечами пожал.
– Неприятное, конечно, место, но выжить можно. Надо только не терять голову и соблюдать определенные правила.
– А мне вот как-то не по себе, – поделился своими душевными терзаниями «академик», – и чем больше я узнаю пустыню, тем более дурные мысли лезут мне в голову. Одна только мысль, что на сотни верст вокруг нет ни одного живого человека, угнетает меня.
Лейтенант постарался успокоить начальство.
– Все будет в порядке, господин штаб-капитан, только не пренебрегайте советами Шохада. И тем радостнее будет возвращение домой.
– Хотелось бы верить, – согласился Бирюгин.
На этом капитан попрощался и отправился готовиться к обратному пути.
Ранним утром следующего дня караван в Аринбург тронулся в путь. Проводить их вышел весь остающийся состав экспедиции. Алекс проследил, как цепочка людей и верблюдов скрылась за барханами. Невольно припомнилось высказывание Бирюгина об отсутствии людей в округе. Живых поблизости, действительно, не было, а вот несколько древних скелетов при расчистке караван-сарая уже попалось. Об этом Алекс докладывать капитану не стал, посчитав чем-то незначительным, а сейчас был даже рад, что не сделал этого. Старые кости тут же закопали обратно в песок.
Плохое настроение офицера немедленно отразилось на солдатах.
– Чего замерли? Быстро разобрали лопаты и за работу! К их возвращению у нас должна быть своя вода.
Стараниями саперов удавалось поддерживать суточное углубление цистерны до полсажени. И чем больше углублялись в песок руоссийские лопаты, тем холоднее было внизу, и тяжелее становились поднимаемые на поверхность ведра. На восьмой день, когда двое саперов спустились под землю, на дне цистерны их встретила хлюпающая жидкая грязь.
– Похоже, это не просто цистерна, – высказал предположение Дерюгов, – видимо, она доходит до слоя глины и завтра здесь будет уже по колено.
– Тогда сегодня поднимаем со дна столько песка, сколько сможем, а завтра начнем разбирать кладку и чистить кяризы, – принял решение Алекс.
Однако все планы нарушила песчаная буря, едва не похоронившая под песком все результаты десятидневной работы экспедиции. Правда сам колодец успели закрыть, и внутрь цистерны песок не попал, это было бы слишком обидно. Зато, когда на десятый день саперы, наконец, смогли спуститься вниз, их встретила плещущаяся внизу вода.
Несколько ведер подняли на поверхность. Вода была малость мутноватой, но после нескольких минут отстоя мелкий песок осел на дне и она стала вполне прозрачной. Какое же это удовольствие смочить губы не теплой, затхлой водой из бурдюка, а холодной, только что поднятой с самого дна древней водосборной цистерны, которой дали вторую жизнь. Солдатские кружки быстро вычерпали ведра до дна. Ивасов добравшийся до воды одним из последних, сплюнул хрустнувший на зубах песок.
– Главное – не соленая, пить можно. А песок отстоиться.
Алекс достал блокнот и вооружился карандашом. Итак, диаметр цистерны – три с половиной сажени, высота от дна до самого нижнего выхода из кяриза – меньше четырех, следовательно… Путем нехитрых вычислений, лейтенант пришел к полному объему цистерны в тридцать восемь с половиной кубических саженей, что соответствовало более, чем тридцати тысячам ведер. Иными словами, девяносто тысяч суточных рационов воды! Но это при условии полного наполнения цистерны. Оставалось только расчистить кяризы и установить их суточный дебет.
В самом нижнем их поджидала неудача – он был сухим. Причем, уже не одну последнюю сотню лет. Попытка пройти по кяризу и выяснить причину пересыхания завершилась очень быстро. Постепенно поднимаясь, кяриз вел саперов в юго-восточном направлении, но через три сотни саженей он завершился завалом. Все триста с лишним саженей солдатам пришлось пятиться задом обратно в цистерну. Лейтенант приказал восстановить кладку и заняться следующим.
Второй кяриз наоборот порадовал. Едва только саперы начали ковырять скрепляющий камни раствор, как сквозь образовавшиеся трещины начала сочиться вода, а первый же вынутый из кладки булыжник вызвал целый водопад. Поток воды радовал руоссийцев где-то около часа, после чего понемногу начал уменьшаться, пока не превратился в тоненькую струйку. Применение подручных средств измерения объема жидкости позволило определить дебет этого кяриза – пятнадцать ведер в час или триста шестьдесят в сутки. Неплохо, конечно, но для двух полков как-то маловато. На следующий день пришлось перейти к третьему.
Третий оказался таким же сухим, как и первый. Разница была только в том, что в этот раз завал располагался на расстоянии более версты от Серва, а на пути к нему были обнаружены несколько боковых ответвлений. Боковые проходы оказались тупиками, такими же сухими, как и основной кяриз. Разочарованный тем, что целый день был потрачен впустую, лейтенант распорядился замуровать и этот выход.
В итоге, остался последний кяриз, который все считали наиболее перспективным. Это его обнаружил Ивасов во время самого первого спуска в колодец, именно из-под его кладки в цистерну постоянно сочилась вода. Большую трудность для саперов создавало еще и то, что уровень воды превысил полсажени, и продолжал хоть и медленно, но неуклонно подниматься. Солдаты поднимали ведра с водой на поверхность, оставляли на несколько часов на солнце, а потом обливались уже теплой водой.
Несколько минут из зева колодца доносились глухие удары по камню, потом что-то плюхнулось в воду, а затем снизу донесся хорошо слышимый шум падающей воды. Не успели люди наверху обрадоваться, как снизу отчаянно резко задергали веревку.
– Поднимай!
Снизу подняли до последней нитки мокрого сапера.
– Там настоящий водопад!
Видимо, именно этот кяриз вскрывал водоносный горизонт. До вечера уровень воды в цистерне поднялся вдвое. Поток из кяриза хоть и стал менее бурным, продолжал оставаться достаточно мощным. Стало понятно, что экспедиция завершилась полным успехом и операция по захвату Гохары с северного направления вполне возможна.
– Тут не два полка, а целую дивизию с обозом и артиллерией обеспечить можно, – констатировал Алекс после вечернего замера уровня воды в цистерне.
За всеми этими заботами и переживаниями лейтенант Магу упустил одно обстоятельство, о котором ему напомнил Фелонов.
– Двенадцатый день, как наши ушли, пора бы им уже и вернуться.
– Ну мало ли задержались, – отмахнулся Алекс.
Сказав это, лейтенант и сам озадачился вопросом, почему караван с водой и припасами не вернулся вовремя? Пять, в самом крайнем случае шесть, дней туда и столько же обратно. Караванщик у них опытный, ошибиться и пройти мимо не мог. Песчаных бурь за последнее время не было, что же их могло задержать? Если только, вошедшая в поговорки нерасторопность руоссийских интендантов. Но все равно такая задержка настораживала.
На следующий день лейтенант распорядился выставить наблюдателя, обязав его держать под контролем весь горизонт, а не только сектор наиболее вероятного появления каравана, который так и не появился. На следующий день Алекс разослал по округе патрули, с задачей отыскать следы, возможно, прошедшего мимо каравана. К вечеру один из патрулей не вернулся, пришлось отправлять солдат на поиски самих патрульных, ухитрившихся заблудиться в трех барханах, буквально в версте от караван-сарая. Магу забеспокоился всерьез.
На пятнадцатый день после ухода каравана, Алексу пришлось принимать решение, что делать дальше. Ситуация еще не была критической, продовольствия должно было хватить еще дней на десять, а в режиме урезания пайков и на две недели. С водой проблем совсем не было, воды было много, ее уровень в цистерне продолжал повышаться. Но предстояло решить, уйти сейчас с небольшой группой солдат и быстро организовать отправку каравана с продовольствием в Серв или подождать на месте еще неделю. Первый вариант был более рискованным, в случае чего, солдаты останутся без продовольствия и им придется пересекать пустыню на пустой желудок. Во втором придется полностью сворачивать лагерь экспедиции, и по возвращению почти все начинать сначала.
Фелонов предложил свой выход из создавшегося положения.
– А может, я завтра в Аринбург пойду?
– Нет, – отверг идею унтера Алекс, – ты чином не вышел, ничего не решишь в Аринбурге. С тобой никто даже разговаривать не станет, там нужен именно офицер. Поэтому ты остаешься здесь за начальника. Мы выступаем завтра на рассвете. Если через десять дней не вернемся – тебе вести людей через пустыню. За ночь я сделаю выписку из тетради Бирюгова, оставлю тебе второй компас. Не подведи.
На следующий день вышли вчетвером. С собой Алекс взял Ивасова и двоих солдат из саперного взвода. Чтобы не тащить через пустыню лишнюю тяжесть, все личные вещи лейтенант приказал оставить в лагере, даже винтовки решили с собой не брать. С собой взяли только два ранца с продовольствием и два бурдюка со свежей водой. Один из ранцев Магу нес сам. У каравана Бирюгина были верблюды, опытный караванщик и офицер генерального штаба с инструментами, позволяющими определить координаты. У них были только собственные ноги, пехотный лейтенант, компас и кроки, снятые на пути в Серв.
Ветер и песок скрыли все следы ушедшего каравана, но первый день им удавалось держаться на правильном пути, передвигаясь по компасу и, время от времени, находя ориентиры, описанные штаб-капитаном. На второй день резко упала температура, подул резкий, холодный ветер, несущий крупицы песка. Алекс приказал укрыться в ожидании песчаной бури, но вместо этого, небо заволокло черными тучами, полностью закрывшими солнце. А потом пошел дождь. Мелкий, холодный, мерзкий. Первый дождь, под который они попали в пустыне Тюра-Кум.
Увы, он не принес облегчения. Одежда постепенно намокла и потяжелела. Не дождавшись бури, Алекс приказал продолжить движение. Идти по сырому песку оказалось еще труднее, чем по сухому. Гораздо хуже было то, что до наступления темноты не удалось обнаружить ни одного ориентира, обозначенного в тетради Бирюгова. С наступлением темноты прекратился дождь, и стало окончательно понятно, что они отклонились от маршрута.
Ивасов негромко, так чтобы не услышали солдаты, предложил.
– Может, завтра вернемся назад, поищем ориентиры?
– Нет, – отказался Алекс, – у нас времени и так немного, не будем его терять. Пойдем вперед по компасу. Магнитных аномалий здесь не отмечено, мимо степи не проскочим. В самом крайнем случае потратим на один день больше.
Ночью дождь закончился, но теплее не стало. С утра все продрогли, руки и ноги онемели и плохо сгибались. Небо продолжало оставаться затянутым тучами, сквозь которые изредка пробивалось неяркое дневное светило. Пропитанные водой шинели оставались тяжелыми – шинельное сукно воду отдавало неохотно. Ноги по-прежнему вязли в сыром песке. За день прошли не больше двадцати пяти верст, уже к четырем часам пополудни люди буквально валились с ног, и лейтенант принял решение остановиться на ночевку.
– Не, летом легче было, – высказал свое мнение Ивасов, – хоть и жара, а идти все же легче было.
Алекс, хоть и промолчал, но в душе был полностью согласен с унтером, он уже и сам начал тосковать по солнцу и раскаленному песку. Только теперь он начал понимать, каково пришлось солдатам из полков Каурбарса, а ведь им, кроме всех прочих трудностей осеннего перехода через пустыню, приходилось испытывать ее и муки жажды.
– Ничего, – лейтенант попытался подбодрить солдат, – немного просохнем, и завтра легче будет. А дня через три-четыре и до людей доберемся.
Он ошибся. И с тем, что станет легче, и со сроками. Не успела ночная мгла смениться мутным пустынным рассветом, как отдаленный гул возвестил о приближении новых, весьма серьезных проблем.
– Прячьтесь, идет песчаная буря!
Едва только успели укрыться у подножия глиняного холма и спрятаться под шинелями, как наверху засвистело, завыло, на зубах заскрипел вездесущий песок, неведомо как проникший сквозь шинельное сукно.
Когда порывы ветра стихли, Алекс хлебнул воды из фляги и, стряхнув налетевший сверху песок, выбрался наружу. Сволочной ветер подкараулил момент и швырнул в лицо горсть песчинок. Протерев глаза и проморгавшись, лейтенант начал откапывать своих спутников. Оба солдата отыскались быстро, они могли бы выбраться самостоятельно, просто ждали, пока буря утихнет окончательно. Ивасова найти не удавалось, хотя последние порывы ветра утихли с четверть часа назад.
– Где?! Где он?
Солдаты ничего толком сказать не могли, когда прятались от бури никто не обратил внимания, где и кто укрылся, не до того было. Алекс начал впадать в отчаяние. Тут один из саперов вспомнил.
– Вроде, он справа от меня был.
Ивасова отыскали буквально в пяти шагах. И засыпало его неглубоко, всего-то чуть больше фута, но унтер потерял сознание. Свежий воздух, несколько пощечин и вода из фляги привели его в чувство. Бывший сапер вдруг открыл глаза и тут же закашлялся, выплевывая изо рта и носа забившийся туда песок.
Не успела утихнуть радость от того, что старый товарищ оказался жив, как навалилась новая проблема – все запасы воды и продовольствия остались под толщей песка. Четыре часа поисков не дали результатов, солдаты начали впадать в отчаяние. Плюнув на разгребание песка руками, Алекс выбрался из только что выкопанной им ямы.
– Становись! Чего вылупились? В строй! Бегом!
Унтер и два солдата поспешно изобразили строй.
– У кого, сколько осталось воды?
– У меня – пусто, – признался один из солдат.
– У меня на дне, – ответил второй.
– Ивасов?
– Где-то половина фляги.
– И у меня, можно сказать, на дне. Может, чуть больше.
Чтобы заполнить паузу, лейтенант сделал два шага вдоль строя, лихорадочно соображая, что же делать дальше. К концу второго шага решение было принято.
– Значит, так. Всю воду слить ко мне во флягу, будем экономить. Пока есть силы, надо идти. А пройти нам предстоит где-то сто сорок верст. Компас у нас есть, и если не сдохнем, то мимо не пройдем. Жары сейчас нет, должны дойти. Все, сливайте воду.
Все пристально следили, как осторожно, стараясь ни капли не пролить мимо, драгоценная влага сливалась в горлышко лейтенантской фляги. Повесив на ремень потяжелевшую флягу, офицер определил по компасу нужное направление и приказал.
– За мной, шагом марш!
И первым двинулся на северо-запад. Буря разогнала тучи, низко над горизонтом висело солнце. Под его лучами шинели окончательно просохли, но жарко не было. Если бы еще и не песок под ногами, то можно было идти со скоростью четыре-пять верст в час, а так получалось всего около трех. К тому же постоянно приходилось то карабкаться вверх по бархану, то спускаться вниз. Непрерывные спуски и подъемы изматывали, отбирая последние силы.
Часа через четыре, солнце село за горизонт, в черноте неба зажглись яркие ночные звезды, а чуть позже взошла крупная луна, осветив дорогу бредущим по пустыне путникам.
Лейтенант налил каждому воды в крышку от фляги. Сам выпил последним. Вода смочила рот, жажда на несколько минут отступила. Прополоскав рот, Алекс маленькими глоточками протолкнул ее дальше.
– Ну что, готовы?
Получив подтверждение, о готовности продолжать путь, лейтенант еще раз проверил направление по компасу.
– Пошли.
До утра, сделав один часовой привал, успели пройти верст сорок. После очередного раздела воды, во фляге осталось чуть больше четверти, а жажда, после короткой паузы, накинулась с новой силой. Выбрав укрытую от прямых солнечных лучей ложбину, Алекс привел солдат к ней.
– Привал.
Солдаты легли там же, где стояли.
– Дальше пойдем после полудня. Всего сто верст осталось.
Лейтенанту никто не ответил, настолько обессилели, что лишнее слово трудно было произнести.
Проснулся Алекс от того, что чертово солнце обошло ложбину и вторглось в нее. С трудом подавив желание отпить из фляги, офицер посмотрел на часы и начал поднимать солдат.
– Встать! Ивасов, подъем! Встать, я приказываю!
В последний раз, разделив воду, Алекс предупредил.
– Считайте, что воды больше нет, остался только неприкосновенный запас. За мной!
За два часа до заката, когда идущие позади солдаты начали пошатываться, а сам Алекс стиснул зубы и шел вперед на одном упрямстве, он принял решение сделать привал. С трудом ворочая распухшим языком в пересохшем рту, лейтенант сообщил.
– Мы прошли почти половину, осталось всего семьдесят верст.
На самом деле, никто точно не знал, сколько еще осталось идти, поэтому, с определенным допущением, уже пройденное расстояние можно было назвать и половиной пути.
На закате солдат удалось поднять с большим трудом.
– Вставайте, за ночь нам нужно пройти не меньше тридцати верст, иначе мы отсюда не выберемся. Встать! Встать, я приказываю! Вернемся, под трибунал отдам! Подъем, вашу мать! Ивасов, помоги ему. А теперь вперед. Вперед, я сказал!
На этот раз лейтенант шел замыкающим. Они шли час, два, три… На четвертом часу Алекс начал понемногу отставать. Попытка увеличить скорость отняла последние силы, а в голове билась одна только мысль «дойти, дойти, надо дойти…». На пятом часу он уже полностью потерял ориентацию, упустил из виду шедших впереди и уже плохо соображал, куда и зачем они идут. Он механически переставлял увязающие в песке ноги. Левой, правой, левой, правой, левой…
Очнулся он от попавшей в рот воды. Увы, влаги было до обидного мало – всего пара глотков, но этого хватило, чтобы прийти в себя. Взгляд сфокусировался на Ивасове, державшем в руке флягу, снятую с ремня лейтенанта.
– Дай сюда!
Алекс забрал у унтера свою флягу и повесил ее обратно на ремень.
– Пять суток ареста за то, что воду взял без разрешения!
– Есть пять суток, – ответил Ивасов.
Лейтенант щелкнул крышкой часов, три часа пополуночи. Сколько времени потеряли!
– Поднимите меня! А теперь вперед, марш! Не туда, дура! Левее бери!
И опять звездное небо над головой, и хруст песка под сапогами. Левой, правой, левой, правой, левой… Они продержались на ногах почти до самого рассвета. Сколько прошли – неизвестно, оставалось надеяться, что хоть шли в нужном направлении. Едва найдя подходящее укрытие от лучей восходящего солнца, все четверо упали, как подрубленные.
До полудня Алекс пребывал в полуобморочном состоянии, временами полностью выпадая из реальности. Добравшееся до зенита солнце, заглянуло в ложбину и напомнило лейтенанту о необходимости продолжить путь. С трудом оторвавшись от земли, он поднялся на ноги, добрел до ближайшего солдата и толкнул его ногой.
– Встать!
Никакой реакции. Алекс приложил его сильнее.
– Встать!
Солдат поднял голову, разлепил глаза.
– Встать!
Алекс наклонился, вцепился в солдатскую шинель, потянул вверх. Сам чуть не упал, но совместными усилиями солдат оказался на ногах. Ивасов поднялся сам, второй солдат остался неподвижен и безучастен к происходящему. Лейтенант добрался до него и перевернул на спину. С губ сапера слетел стон. Алекс стянул с ремня флягу, убедился что еще не совсем пустая и, свернув крышку, поднес горлышко к иссохшим, потрескавшимся губам сапера.
– Пей.
Губы разомкнулись, пропуская в рот драгоценную влагу. Алекс подождал, пока последние капли упадут с края горлышка, потом не удержался и сам лизнул его сухим, опухшим языком.
– Вставай. Помогите ему.
Но, похоже, солдат утратил не только силы, но и последние остатки воли.
– Оставьте меня, дайте хоть умереть спокойно.
– Встать!
Убедившись, что слова на него не действуют, лейтенант потянул из кобуры «гранд».
– Встать!
Щелкнул курок, барабан револьвера повернулся, подставляя под боек капсюль одного из патронов.
– Встать!
Бах! Пуля выбила песок возле солдатского уха, место действия заволокло пороховым дымом. Дрогнувший солдат оторвал от песка голову.
– Встать!
Совместными усилиями второго солдата удалось поставить на ноги. Двинулись. Медленно, пошатываясь и едва переставляя ноги. Приблизительно через полчаса, идущий первым Ивасов, оглянулся и замер.
– Караван!
Алекс решил, что унтеру померещилось. Откуда здесь каравану взяться. Тем не менее, он оглянулся, чтобы убедиться в ошибке Ивасова. А караван-то, действительно, был. Более того, их заметили, и караван целенаправленно шел прямо к ним. Подробностей лейтенант разглядеть не успел, сознание его помутилось, и он медленно осел на успевший прогреться песок пустыни Тюра-Кум, едва не ставшей его могилой.
