Глава 3
Обида и отчаянье настигли Еву чуть позже. Под вопли куратора она выскочила из ресторана, пробежалась по бутафорской улочке, завернула за угол. Осталось перейти через площадь с фонтаном к арке, где располагался Выход. И тут глаза её затянула пелена слёз.
- Давай, давай, разревись ещё здесь! - недовольно проворчала она сама себе.
Подумаешь, какие-то там «Грёзы любви»! Да они вообще не стоили того, чтобы тратить на них время!
Но успокоиться не получалось. Как в тумане, она дошла до середины площади и плюхнулась на одну из скамеек возле фонтана. Спрятала лицо в ладонях и замерла так на добрые пару минут. Горячие солёные капли медленно стекали между пальцами.
Больше всего ей сейчас хотелось сбежать к Марку. Он не дал бы ей долго раскисать. Он обязательно нашел бы, что сказать, чтобы подбодрить, развеселить, снова придать уверенности в своих силах. Да что там - не нужно было бы слов. Ей бы хватило его улыбки, его взгляда, его губ...
Ева, наконец, взяла себя в руки. Оглянулась, и снова не смогла сдержать раздражения. Пошлый, картонный, фальшивый мирок! Фасады зданий - будто от пластмассовых кукольных домиков. Асфальт под ногами - ровный, как зеркало, однотонный, бездушный. А как бы здесь подошла старинная тротуарная плитка!
Или взять хоть эту скамейку. Винтажное кованое основание вполне ничего, но само сиденье смазывает всё впечатление. Деревянные планки - идеально ровные, гладкие, глянцево поблескивают свежей краской. Ну почему местный дизайнер не додумался состарить их, добавить более богатую текстуру...
Ева провела ладонью по гладкому дереву, и под её пальцами пробежала легкая рябь. Планки сиденья преобразились. Идеально ровные бруски стали фактурными - с сучками и неровностями, закрашенными несколькими слоями краски, с потертостями и мелкими царапинами. Да, да, что-то в этом духе! А еще - пара надписей, выцарапанных какими-нибудь мальчишками. И легкий налет патины на бронзовом основании...
- Стоп! Что я делаю?!
Она отдернула руку от скамьи, будто обожглась. Оглянулась по сторонам. Прохожие не обращали на неё никакого внимания - тупые мобы, бредущие по заданным маршрутам. Но вот если куратор ещё здесь, и заметит её...
Ева оглянулась на арку Выхода. Нужно сматываться! Снова провела ладонью по скамье, стирая свои изменения, и побежала прочь.
Возле Выхода, как всегда, воздух будто бы сгустился, и для каждого шага приходилось прилагать серьезные усилия. Окружающие предметы постепенно скрывались за дрожащей пеленой, и все внимание сконцентрировалось на самом Выходе. Для Евы это была простая деревянная дверь со вставкой из матового стекла и поворотной ручкой. Точно такая же, как была в её комнате в детстве.
Она повернула ручку и шагнула за порог.
На мгновение в глазах потемнело. Затем она увидела перед собой привычную обстановку. Небольшая квадратная комната с окном во всю дальнюю стену. Справа - полки с мягкими игрушками, фотографиями в старомодных рамках и прочей всячиной. Слева - её любимый темно-синий плюшевый диван с горой разнокалиберных подушек. Над диваном - еще фотографии. Много. И почти на всех - они с отцом.
- Вас приветствует единый оператор всемирной эйдетической сети Эйдос. Ваш сеанс подключения к серверу компании «Грёзы любви» завершён.
Безликий синтезированный голос с характерными интонациями. Один из немногих элементов интерфейса Эйдоса, который запрещено кастомизировать. Этот голос - своего рода якорь. Он всегда и везде одинаков.
- Продолжительность сеанса по субъективной временной шкале - три часа, семь минут, одиннадцать секунд. Стоимость сеанса - тридцать одна целая, семь сотых кредита. Пятьдесят процентов стоимости оплачено компанией «Грезы любви». Остальная часть суммы списана с вашего личного счета.
Угу. Пятнадцать кредитов - псу под хвост! Ева плюхнулась на диван и прижала к груди большую красную подушку в форме сердца.
- Вы находитесь в вашем индивидуальном шлюзе. Пребывание в шлюзе в перерывах между подключениями к серверам, а также в период подготовки к выходу из Эйдоса - бесплатно. Масштабирование субъективной временной шкалы - один к десяти. Текущее реальное время на момент входа в шлюз - девятнадцать часов, двадцать две минуты, ноль девять секунд, двадцать седьмое мая две тысячи семьдесят шестого года.
- Запустить процедуру выхода из Эйдоса, - чуть поразмыслив, скомандовала Ева.
- Процедура выхода из Эйдоса запущена. Стандартное время подготовки к выходу - двадцать пять минут по субъективной временной шкале. Вывести таймер?
- Нет, просто сообщите, когда можно будет выйти.
- Принято.
Ева вздохнула, разглядывая потолок. Многих раздражает эта процедура подготовки к выходу из Эйдоса. Но она никогда не воспринимала её как пустую потерю времени. Наоборот - радовалась возможности побыть в покое и одиночестве. Шлюз был её маленьким укромным уголком, куда она сбегала от всех проблем.
Эта комната полностью копировала её детскую. По крайней мере, Ева надеялась на это. По крупицам восстанавливала обстановку, роясь в воспоминаниях, выискивая детали на старых фотографиях и видео. Из квартиры в Паддингтоне они переехали, когда Еве было одиннадцать. Вскоре родители развелись. Процесс был тяжелым. Отец был довольно богат, у него была компания по производству энергоблоков. Мать долго пыталась отсудить её у него. Наняла целую свору адвокатов, давила на отца, запрещала ему видеться с дочерью. В итоге он уступил и перевел на неё половину акций.
Впрочем, спустя три года отца не стало, и с тех пор «Андерсон Чардж Системс» полностью под управлением матери. И, судя по последним новостям, ничем хорошим для компании это не обернулось.
Ева прикрыла глаза. Голова слегка кружилась, как всегда во время выхода из Эйдоса. Издержки технологии. Во время сеанса человек погружается в эйдетический транс - особый форсированный режим работы мозга, сходный с состоянием гипноза или с так называемыми «фазами быстрого сна». Время в этом состоянии будто бы сжимается. Стандартный период нахождения в Эйдосе, согласно медицинским рекомендациям - не более полутора часов реального времени. Но субъективно они растягиваются на десять-двенадцать часов.
Ныряльщик, поднимающийся с большой глубины, вынужден всплывать постепенно, в специальной камере, чтобы избежать кессонной болезни. Примерно это же приходится делать и тем, кто выходит из Эйдоса. На то, чтобы ввести мозг в ЭТ-фазу или вывести из неё, требуется некоторое время. Буквально несколько минут в реале, но в виртуальной реальности они тянутся около получаса.
Впрочем, выбирать не приходится. Мгновенные выбросы из Эйдоса - например, из-за неполадок оборудования - редко обходятся без последствий. В лучшем случае бессонница и жуткие головные боли на несколько дней. Вероятность инсультов и мелких повреждений височных долей мозга - около двадцати процентов. Риск летального исхода - от трех до пяти процентов.
И всё это - не считая психологических проблем, связанных с резким переходом между реальностями. Мозг так легко обмануть. Для него нет разницы между сигналами, поступающими в реале от органов чувств, и теми, что транслируются через интерфейс Эйдоса. Поэтому каждый вирт обязательно имеет четко обозначенный Выход, а у каждого пользователя есть индивидуальный шлюз - перевалочный пункт между реальным миром и множеством виртуальных. И, конечно, единый оператор - программа, помогающая не забыть, где ты находишься и как вернуться к реальности.
Возвращаться в реал не хотелось. Однако Ева знала, что если пробудет в шлюзе хотя бы еще немного - то обязательно даст слабину и попытается связаться с Марком. Последние два дня он забрасывал её сообщениями по всем доступным каналам, но она стойко держалась. Она уже не злилась на него как в тот, первый вечер. Но пока не знала, как поступить. Ей нужно было время.
- У вас пять не просмотренных сообщений, - напомнил оператор.
- От кого?
Оператор спроецировал список прямо на потолок. Четыре сообщения от Марка. И одно, самое свежее - от матери.
- Открыть сообщение от Камиллы Андерсон.
Ева подобралась, обняла колени и развернулась к середине комнаты - туда, где появилась объемная проекция Камиллы. Чтобы обозначить, что это лишь проекция, оператор сделал её полупрозрачной.
Ева не видела мать вживую больше двух лет - с тех пор, как поступила в академию вирт-дизайна в Блумсбери. Но вряд ли она сильно отличалась от своего аватара. Она столько денег и времени тратит на косметически процедуры, что наверняка сейчас выглядит не старше дочери. Гладкое, как у куклы, лицо, пышные волосы, плоский живот. Обтягивающая блузка с полупрозрачными вставками, приоткрывающими нижние контуры груди. Сама грудь уменьшилась на два размера - видимо, мода на большие буфера снова прошла. Ева в этом совершенно не разбиралась.
- Ева, милая, здравствуй! - улыбнулась Андерсон-старшая - одними губами, чтобы не было морщинок у глаз. - Ты так и не ответила на два моих последних сообщения. Детка, нам нужно очень серьёзно поговорить! Уже две недели прошло со дня твоего совершеннолетия, а мы так и не встретились, чтобы ознакомиться с последним пунктом завещания Патрика. Без тебя нотариус отказывается его открывать...
Проекция чуть дернулась - признак того, что сообщение редактировали.
- Это очень важно для нашего будущего. И для моего, и для твоего. Ты ведь знаешь, что компания...
Снова небольшой сдвиг.
- В общем, мои консультанты говорят, что, если мы срочно не найдем инвестиции, банкротства не избежать. Возможно, Патрик оставил резерв, благодаря которому мы сможем хотя бы рассчитаться с долгами. И тебе ведь тоже нужны какие-то средства к существованию. Счет, который Патрик выделял для выплаты твоих алиментов, наверняка. В общем, возьми себя в руки, и давай встретимся! Давай прямо у нотариуса? Завтра в двенадцать. Адрес я тебе давала еще в первом письме. Целую, дорогая!
Сообщение кончилось, но проекция Камиллы с застывшим взглядом и легкой улыбкой на идеальных губах осталась висеть в воздухе. Ева запустила в неё подушкой.
По завещанию отца его доля компании доставалась Еве. Но, поскольку та была еще ребёнком на момент смерти, Камилла, как опекун, получила право распоряжаться всем единолично. Её на какое-то время увлекла роль бизнес-леди, пока совещания и финансовые отчеты ей не наскучили.
Потом бразды правления фирмой перешли к Луису, новому мужу Камиллы, и приглашенным консультантам, которые, как позже выяснилось, были сплошь мошенниками и ворами. Это если верить Камилле. Хотя, как подозревала Ева, всё-таки дело было не столько в управленцах, сколько в непомерных финансовых аппетитах самой мамаши. Дивидендов по акциям ей быстро стало не хватать, и она вовсю сосала деньги из оборотных средств компании.
Ева мало что могла сделать. Их бесконечные ссоры с матерью начались сразу после развода. А уж когда та начала жить с Луисом - стало и вовсе невыносимо. В шестнадцать Ева практически сбежала из дома, поступив в академию. Через суд выбила право получить алименты напрямую, а не через мать. Суммы были вполне приличными. С лихвой хватало на обучение, на оплату места в кампусе и на повседневные расходы, даже учитывая практически ежедневные выходы в Эйдос. Все-таки папа был очень предусмотрительным, выделив для алиментов отдельный целевой фонд.
Но теперь - Еве уже восемнадцать, и алименты кончились. Однако в завещании отца остался еще один пункт, скрытый до момента её совершеннолетия. Может быть, он подстраховался и оставил ей еще один именной счет, на который Камилла не сможет позариться? Ева очень надеялась на это. У неё ещё оставались деньги с прошлых выплат. Но ведь придется съезжать из студенческого общежития и снимать квартиру в городе, а это потребует затрат. Сбережений хватит на три-четыре месяца, не больше. До переэкзаменовки протянуть можно, но потом надо будет срочно искать работу.
Надежды на то, что с нынешними баллами ей удастся начать карьеру вирт-дизайнера, неумолимо таяли. Собеседование в «Грезах любви» было третьим её провалом за последние два дня.
- Запись голосового сообщения. Камилла Андерсон.
- Говорите после сигнала...
- Хорошо, я приеду!
- Конец сообщения? - уточнил оператор после затянувшей паузы.
- Да. Отправить. Можно уже выйти?
- Желтая зона. Безопасный выход - через шесть минут пятнадцать секунд.
Ева вздохнула и прошлась по комнате. Ткнула в мягкое брюшко большого плюшевого медведя. Тот запел песенку про пчёл и мёд. Когда-то она любила ему подпевать.
Она взяла с полки одну из рамок. Ту, на которой было фото с их поездки к морю. Загорелая рыжеволосая девчонка в полосатых трусиках восседала на шее красавца-мужчины лет сорока. Впрочем, насчет красавца Ева, наверное, была необъективна. Папа была полноват, курнос и вовсе не брутален. Но у него были самые добрые в мире глаза и самая обаятельная улыбка.
Ева провела кончиками пальцев по прохладному пластику фотографии и зажмурилась. Глаза снова предательски защипало. Ах, как же ей хотелось, чтобы папа был рядом...
Она смахнула слезы и, поставив фото обратно на полку, развернулась к дивану...
Крик застрял в горле, превратившись в короткий стон. Она отшатнулась, как от удара, больно ударилась лопатками о полку. Несколько фотографий свалились на пол, глухо ударившись о ковёр.
Патрик Андерсон стоял возле дивана и улыбался - мягко, слегка растерянно. Той самой улыбкой, что всегда появлялась на его лице, стоило маленькой рыжеволосой проказнице попасться ему на глаза.
- Папа... - потрясённо прошептала Ева. Сердце то гулко колотилось в ребра, то замирало, будто она выписывала виражи на американских горках.
- Обнаружен сбой в работе интерфейса шлюза! - проговорил оператор. - Требуется перезагрузка!
Отец озадаченно огляделся, будто только сейчас сообразил, где находится. Стены комнаты подернулись крупной рябью, стали полупрозрачным. Пол качнулся, и Ева едва удержалась на ногах.
- Критическая ошибка! Инициируется досрочный выход из Эйдоса! Пять. Четыре. Три...
- Папа! - сквозь слёзы закричала Ева.
Отец обернулся, встретился с ней взглядом.
- Два. Один!
Яркая вспышка. Боль. Тьма.
