5
Барта всегда удивляло, как резко человек может менять отношение к одним и тем же вещам в зависимости от того, насколько удовлетворены его самые простые потребности. К примеру, когда ты только что поел, можно запросто пройти мимо сочного ароматного куска окорока и даже не обернуться в его сторону. Немножко проголодаешься – и уже невольно поведешь носом. Пропустишь обед или ужин – будешь готов отдать за него двойную цену. А после пары дней голодовки, пожалуй, и прибить кого-нибудь можешь не то, что за окорок – за корку хлеба.
Да что там – иногда и переполненный мочевой пузырь может захватить все помыслы и превратить жизнь в кошмар. Было такое однажды, когда он отправился петь баллады Милене Торп, дочке торговца тканями, сдуру выдув перед этим две солидные кружки сидра – вроде как для храбрости. Еще и с собой прихватил. Милена в тот вечер была хороша, как фея, от сидра прелестно зарозовела, и к концу третьей баллады уже начала намекать, что отец уехал в порт следить за разгрузкой товара, и будет сегодня очень поздно, а кухарка попросилась уйти пораньше, ссылаясь на хворь одного из малолетних сыновей.
А Барт, тренькая по струнам и вымученно улыбаясь, все прикидывал, как бы так ненадолго отлучиться, чтобы и момент не упустить, и перед дамой не опростоволоситься. К счастью, такую возможность подкинула сама Милена – сидр кончился, и она отправилась на кухню за другой бутылкой. Вернулась, конечно, очень не вовремя, обнаружив юного Твинклдота справляющим нужду в огромную кадку с каким-то колючим кустом, якобы привезенным папаше Торпу аж с полуострова Аль-Бакши. Надо ли говорить, что аудиенция на этом была закончена.
Так что поневоле задумаешься: а что в действительности движет людьми – разум или такие вот низменные и неконтролируемые потребности? Может, и любовь, и ненависть, и жажда богатства, славы или власти – это тоже что-то вроде переполненного пузыря?
Барт в очередной раз обратился к этой философской теме, когда пилигрим растолкал его чуть свет, приказав собираться. Просыпаться так не хотелось, что он готов был треть жизни отдать за возможность проваляться в сене до полудня. Юноша долго ворчал, потом выбрался, наконец, из-под попоны и, зевая, потягиваясь и вытряхивая сенную труху из волос, поделился своими соображениями со спутником, чем немало его развеселил. Смех мага напоминал отрывистый кашель – видимо, беспокоила рана.
– Знаешь, Бартоломью, а ведь кое-кто пишет про это целые научные труды. Но – да простит меня Аранос-Хранитель – в твоем изложении эта теория мне нравится больше.
– Ну да? И вы с ней согласны?
– Во многом. Но ладно, хватит рассиживаться. Я собирался выдвинуться еще на рассвете.
– Куда мы так торопимся, господин Леонард? – поморщился Твинклдот. – Выглядите вы, между прочим, неважнецки. Вам бы еще отлежаться. Да и я бы еще дрых хоть до полудня.
Ночь действительно не пошла магу на пользу – он еще больше осунулся, под глазами легли тяжелые тени, а походка стала медлительной и неуверенной.
– Ничего, пока держусь, – отмахнулся он и глотнул отвара из мухоморов. – Если не будем мешкать, сегодня к полудню выедем на тракт, а там еще не очень много – и доберемся до перекрестка с Западной дорогой. Там скопление постоялых дворов – называется Распутье. Есть где затеряться. Вот и отдохнем основательней. Держи.
В сторону Барта полетел небольшой кошель.
– Пусть теперь будет у тебя – на всякие мелкие расходы.
Барт заглянул в кошель – там были в основном мелкие медные монеты и парочка серебряных в двадцать лир.
– А сейчас – дуй в таверну. Возьми еще бутылку этого их пойла и немного провизии – на день пути, не больше. И самое главное – узнай, не продаст ли он одну из лошадей. Мне бы не хотелось опять понапрасну нагружать Принцессу.
– Понял, – кивнул Барт.
– Давай. Только быстро и тихо.
– Да понял я, понял.
Барт спустился с сеновала и поплелся к выходу, шаркая по полу своими огромными башмаками.
Небо было мутное и бесцветное – ни облаков, ни солнца. Мрачная мгла, спускающаяся до самой земли и затаившаяся у горизонта клочками густого тумана. Серо, уныло, безрадостно. Замызганные и скособочившиеся дворовые постройки выглядели еще более убого, чем обычно, и казалось, даже лошадиный навоз, коего в избытке по всему двору, воняет как-то особенно неприятно. Барт, зевнув и растерев лицо ладонями, двинулся к таверне. Из приоткрытой двери доносились пьяные выкрики.
– Да они что, никогда не угомонятся? – проворчал Барт, невольно замедлив шаг.
Но возвращаться было глупо. Оставалось только надеяться, что, как и в прошлый раз, удастся поговорить с трактирщиком, не привлекая внимания остальных постояльцев.
– Ладно, – шумно выдохнул юноша. – Быстро и тихо. Прошмыгну, как мышь, никто и не заметит.
Оказавшись на пороге, Барт получил очередное подтверждение своей теории. Вчера для него, оголодавшего, как бродячая собачонка, эта харчевня показалась благоухающей самыми аппетитными ароматами. Сейчас иллюзии рассеялись, и Барт невольно сморщил нос от запаха прокисшего пива, вонючего лампового масла, объедков, пота, перегара и прочих ароматов, сопровождающих подобные третьесортные кабаки.
Бандиты все еще были в зале, почти в полном составе. Возможно, они и спали, но совсем недолго и прямо здесь, за столами. Здоровья и настроения такое времяпровождение им не добавило – это сразу было видно по опухшим озлобленным мордам.
Бланка ходила вокруг столов с помойным ведром и собирала обглоданные кости, черепки глиняной посуды, рыбьи хвосты и прочие ошметки. Встретившись взглядом с Бартом, она еще больше сгорбилась и сделала вид, что уборка – самое увлекательное в мире занятие.
Барт не без труда разглядел за стойкой коротышку-трактирщика и потихоньку направился к нему.
– Доброе утро, дон, – изобразив некое подобие гостеприимной улыбки, поприветствовал тот юного Твинклдота. – Чего изволите?
– Бутылку выпивки покрепче и дневной запас провизии на двоих.
– Вы и за вчерашнее еще не рассчитались, дон… – скривился трактирщик, почесывая грязную шею.
Барт тряхнул кошельком, давая понять, что на этот раз при деньгах.
– Другое дело, – заметно подобрел хозяин и принялся рыться на полках.
Тут раздался грохот опрокинутой скамьи, сопровождающийся пьяным гоготом и отборнейшей бранью. Трактирщик дернулся и затравленно посмотрел на гостей.
– Ах ты, паскуда! – орал валяющийся на спине рыжий громила, яростно колотя воздух конечностями, как перевернутый жук. Подняться ему было нелегко – мало того, что пьян, так еще и по-прежнему запакован в толстую куртку из жесткой кожи, укрепленную спереди несколькими железными пластинами размером с ладонь. – Удавлю курву! Я тя щас…
– Эй, куда?! – рыкнул другой, хватая волосатой лапой попытавшуюся улизнуть под шумок девчонку.
Барт вздрогнул, будто это его за шкирку поймали, как котенка.
Рыжему, наконец, помогли подняться. Пошатываясь, он вернулся к столу, где ему, хохоча, протянули очередную кружку пойла. Он отмахнулся и вдруг крепко саданул кулаком по столешнице, опрокинув на пол тарелку с остатками вчерашних ребрышек.
– Да заткнитесь вы все!! Чего ржете?!
Дружки поутихли, с интересом уставившись на рыжего. Тот обвел зал мутным взглядом и, зычно икнув, двинулся к девчонке. Ухватил ее пятерней за подбородок, потянул кверху, едва не приподнимая над полом.
– Чего ж ты творишь-то, сука мелкая? А?! Я тя, можно сказать, облед… облагед… благодетельствовать решил, приласкать. А ты меня – толкать?! А?!
– Да брось ты, Лино! – хохотнул один из охранников – тот, что помоложе остальных, с едва пробившимися усами и бородкой. – Ты ж сам уже сидеть не можешь. Я те еще давеча говорил – айда спать!
– Она меня толкнула! – набычился рыжий. – Я ее за задницу – а она меня…
– Да ты не дотянулся даже! – захохотал молодой.
– Ага, вот и брякнулся! – поддакнул кто-то с дальнего конца стола, и молодчики снова разразились дружным гоготом.
– Любови тебе захотелось, Лино? Ну ты нашел себе кралю!
– Ага! Ты бы лучше кобылу вон во дворе приласкал!
– Ага, ага!
– Да пошли вы все! – рявкнул Лино. – Мы уже с этим обозом сраным неделю тащимся! Я бабу хочу!
– Дык я тоже!
– И я!
– Все хотят! Да где ж взять-то?
– А это вам чего? – рыжий схватил жалобно пискнувшую девчонку и повалил ее спиной на стол, свободной рукой задирая подол. Бланка судорожно засучила худыми и бледными, как поганки, ногами.
Молодчики оживились, загалдели:
– Да ну… Сопля какая-то.
– Не, я не буду!
– Ну, и чего? Какая разница?
– А я бы вдул!
– Да я вообще уже месяц…
– Э, да вы держите ее крепче! Давай, ты за руки, ты голову держи…
– О, смотри, не такая уж сопля – уже есть чего-то.
– Ну-ка, ну-ка, погодь, пропусти…
– Да куда прешь! По очереди давай!
Мордовороты, хохоча и толкаясь, окружили девчонку, так что она исчезла из виду. Барт остолбенел, сжимая кулаки и чувствуя, как изнутри, расползаясь, как выкипающая из котелка переваренная каша, поднимается волна страха. Страшно было не потому, что ему что-то грозило – страшно было что-то предпринять. Захотелось просто выбежать, не видеть всего этого, не слышать, не знать. Ведь это тебя не касается, и ничего ты тут поделать не можешь…
От этих мыслей заскребло, засвербело в душе от отвращения. К самому себе.
– С-скоты… – затрясся юноша от бессильной злости и дернулся было к обозным, но трактирщик цепко схватил его за локоть.
– Куда вы, дон?
– А ты-то чего стоишь, пень старый?! – рявкнул на него Барт. – Что, так и будешь смотреть?!
– Да чего я… На ножи ведь поставят, – жалобно отозвался коротышка.
Барт и сам все прекрасно понимал, и от осознания собственной беспомощности его еще больше заколотило. Кулаки сжимались и разжимались сами собой, глаза предательски защипало.
– Сделай что-нибудь! – заорал он на трактирщика и, вырвавшись, бросился к галдящим охранникам.
– Эй, отпустите ее! – ухватив одного из громил за пояс, Барт вытянул его из общей кучи.
– Ты чего, сопляк? – искренне удивился тот. – А ну, пшел отседова!
Барт едва увернулся от увесистой оплеухи и дернул за рукав второго бандита. Тот, не глядя, отпихнул его в сторону. Трактирщик, подскочив, снова потянул Твинклдота назад.
– Не надо, не надо, дон! Пожалста! Не злите их!
– А как же Бланка твоя?
– Да не прирежут, поди. Она смирная. Ну, побалуются немного, да отпустят. Чего с нее, убудет, что ли?
Барт выпучил глаза на трактирщика. Все происходящее казалось ему каким-то нелепым кошмаром. Он ошарашенно вертел головой, прикидывая, что можно сделать. Но помощи ждать неоткуда. Это не Валемир, где в таких случаях можно выскочить на улицу и верещать, зовя стражу. Нет здесь никого.
Взгляд упал на валяющийся под лавкой кистень. Неподалеку, прислоненная к стенке, стояла увесистая деревянная дубина с вбитыми в толстую часть треугольными шипами. Оружия было полно, разбросанного по всему залу.
– Эй, ну-ка, ну-ка, чегой тут творится? А?! – вдруг раздался откуда-то сверху хриплый голос.
Молодчики не сразу, но угомонились, притихли, оглядываясь на ведущую со второго этажа деревянную лестницу.
Оттуда, грохоча сапогами, спускался бородач в короткой кольчуге и с уродливым шрамом на лбу – Барт его еще вчера заприметил. Судя по всему, главарь шайки.
Трактирщик бросился к бородачу.
– Да вот, господин, озорничают люди ваши, – кланяясь едва ли не в пол, залебезил он. – Вы бы их приструнили, что ль. А то чего за дело – соплячку сильничать вздумали.
Бородач слушал, мрачно сопя и водя по залу недобрым взглядом. У Барта забрезжила слабая надежда.
– И верно, господин, – поддакнул он. – Негоже ведь людям уважаемого Ворона так мараться, правда ведь?
– А это что за щенок? – скривился бородач. – Ты не тявкай тут! Чего гоже, чего негоже… Выпить где? Выпить дайте мне!
Ему поднесли полную кружку самогона. Он сделал пару глотков, закашлялся, швырнул посудину в стену.
– Вот я те еще вчерась говорил, – ухватив трактирщика за костлявое плечо, назидательно молвил бородач, – что выпивка у тебя – дерьмо. И пожрать у тебя нечего толком. Ты бы тогда хоть пару курв завел, хоть самых завалящих. А то ведь правда приличным людям и развлечься нечем. Так ведь?
– Ага, ага, – с готовностью загалдели головорезы.
– Так я и говорю, Марко, – осклабился рыжий, уже успевший стянуть до колен портки, явив напоказ волосатую, как у обезьяны, задницу.
– Господин… – снова жалобно запричитал трактирщик, но бородач от него отмахнулся:
– Не гунди. Пусть ребята потешатся немного. К полудню все равно снимаемся уже.
– Но, господин…
– Да заплачу я тебе! Сколько за девку эту просишь?
– Ну… Ну, сорок лир.
– Чего?! – возмутился рыжий. – За эту мелюзгу – сорок? Да если она бы хоть немножко на бабу была похожа! А то – тьфу, срам один!
– Ну, двадцать… пять, – заискивающе заулыбался трактирщик, мелко кланяясь.
– Пятнадцать даю, и отвали! Ладно, не шумите только. Башка трещит, как… Эй, щенок! Ты это чего удумал, а?
Барт, широко расставив ноги и чуть откинувшись назад, целился в копошащуюся возле стола кучу из самострела с тяжелым болтом на тетиве. Граненый наконечник болта был в палец длиной – им явно можно было не то, что куртку – сплошной доспех пробить насквозь.
– А ну, вы, куски дерьма!! Отпустите девчонку! – заорал он, сорвавшись в конце на хрип – помятое горло снова дало о себе знать.
Обозные один за другим перестали галдеть, ошарашенно воззрившись на Барта. Особого страха в их глазах не наблюдалось – скорее искреннее изумление. Но угрозу, впрочем, восприняли всерьез. Стало тихо, лишь слышно было, как жужжат злые осенние мухи, долбясь в мутное стекло.
– Чего это? – с глупейшим видом поинтересовался рыжий. – Откуда у щенка самострел?
– Это мой, – неохотно отозвался самый молодой.
– Башку откручу, – без особой злости пообещал главарь. – Сколько раз вам, болванам, повторять – все железо при себе держать! А ты, парень, кончай дурить. Если прямо щас оружию сложишь да свалишь отседова – даже не трону, обещаю.
– Ага, разбежался! – огрызнулся Барт, покрепче перехватывая приклад взмокшими ладонями и устраивая палец на латунном крючке.
– Ну и дура, – спокойно продолжил бородач. – Ну, успеешь ты разок шваркнуть. Может, даже попадешь. Дальше-то что?
– Ага! Я тя сразу-то и не пришибу. Поманеньку, ломтями нарезать буду, – прорычал рыжий, повернулся спиной и наклонился, чтобы подтянуть упавшие портки. – Я те, падла, сначала… А-а-а-а!!!!
Барт вовсе не собирался стрелять. Все из-за трактирщика. Коротышка набросился сзади, повис всем телом у Барта на шее, заваливая на спину. Тетива гулко щелкнула, отправив болт прямиком в неприкрытые ягодицы рыжего, справа, ближе к внешней стороне бедра. Тяжелый наконечник, войдя под углом, пробил ногу насквозь и показался с другой стороны, на ладонь пониже паха. Рыжий свалился на пол, как топором подрубленный. Заверещал, уставившись на торчащий из развороченного бедра наконечник и занеся над ним ладони с растопыренными пальцами, будто не решаясь прикоснуться.
Барт под весом трактирщика подался назад, с размаху впечатал его прямо в дверь. От удара та распахнулась, и Барт вместе с коротышкой вывалились на крыльцо.
– Гад! – остервенело вырываясь из рук трактирщика, прохрипел Твинклдот и от души врезал ему по морде. С размаху швырнул арбалет в бегущих за ним следом головорезов. Получилось удачно – концом одного из железных арбалетных плеч угодил бородачу со шрамом прямо в лоб. Тот коротко хрюкнул, заваливаясь назад, сбивая тех, что бежал позади, в кучу.
– Господин Леонард!! – завопил Барт, насколько позволяла боль в горле. Кубарем скатился с крыльца, понесся к сараю.
Маг с торбой за плечами только что вышел из сарая. Увидев Барта, Серый застыл.
Головорезов не пришлось долго ждать. Они хлынули во двор, толкая друг друга плечами в тесном дверном проеме и едва не растоптав валяющегося на крыльце трактирщика. Бородач со шрамом – благодаря Барту обновленным и расширенным – ринулся вперед, обгоняя остальную компанию на несколько шагов.
– Господи-ин! – Барт с разгону едва не врезался в Серого. Затравленно оглядываясь, спрятался за мага, вцепился в его балахон.
Серый вскинул руку, и в главаря шайки полетел большой, с голову, светящийся шар. Бородач шарахнулся в сторону, споткнулся, едва не завалившись мордой в землю. Остановился, тяжело дыша. Светящийся шар завис прямо напротив его лица, подплывая все ближе и увеличиваясь.
– Ты это брось, старик! Я всякие такие штуки терпеть не могу! – злобно посмотрел он на Серого, пятясь от надвигающегося шара. Подоспевшие подельники держались позади главаря.
– Что ты там натворил, Бартоломью? – не оборачиваясь и продолжая держать руку вытянутой вперед, процедил пилигрим. – Я же сказал – быстро и тихо!
– Да я… Господин Леонард, я…
– Говори быстрее! Может, еще все можно уладить!
– Ну, я всадил одному из них стрелу в задницу.
Пилигрим, на мгновение забыв об угрожающей позе, развернулся к Барту:
– Что?!
– Ну… Ну так получилось, господин Леонард… – виновато понурился Барт.
– Эй, ты! – бородач, обходя зависший в воздухе шар, двинулся к ним. – Как тебя там…
Серый щелкнул пальцами, и шар хлопнул, взорвавшись мелкими искрами. Головорезы от неожиданности отпрянули, но быстро пришли в себя и вслед за главарем двинулись вперед, охватывая мага и Барта полукольцом.
Пилигрим поднял левую руку, на выскользнувшей из широкого рукава ладони вспыхнуло пламя. Бородач снова остановился, умиротворяюще выставляя руки вперед.
– Тихо, тихо, старик. Давай без энтих фокусов. Сопляка нам отдай – и можешь ковылять себе дальше подобру-поздорову.
– Господин Леонард, только… – жалобно зашептал Барт.
– Заткнись, Бартоломью! – осек его маг.
– Я те еще раз говорю, бродяга – уйди с дороги! – стряхивая кровь со лба, прорычал бородач. – Иначе вместе с сопляком раздавлю!
– Да чего мы с ним возимся, Марко? – подал голос один из головорезов. – Кого испужались-то?
– Ага! Бродягу какого-то полудохлого?
– А где самострелы?
– Точно! Болт ему в пузо загнать – посмотрим, чего он там повыделывает!
Серый взметнул пылающую руку в сторону бандитов. Огонь, сорвавшись с ладони, устремился вперед длинным расползающимся в стороны языком. Маг поводил рукой из стороны в сторону, описывая широкую дымящуюся дугу.
Бандиты попятились.
– В сарай! – неожиданно выдохнул Серый, втолкнул Барта в дверь и сам шагнул следом.
Захлопнул дверь, привалился к ней спиной.
– Печать! – рявкнул он.
В дверь кто-то с размаху врезался с той стороны, она дрогнула, едва не свалив мага с ног.
– Печать!! – снова заорал тот, выпучив глаза на Барта.
Тот, наконец, опомнился и судорожно зашарил по карманам, доставая одну из серебряных блях. Сунув ее Серому, прижался рядом с ним спиной к двери, упираясь ногами в землю.
Следующий удар был таким, что они чудом удержались на ногах. Снаружи, видимо, навалившись кучей, начали давить на дверь, и та поползла внутрь.
Серый, что-то пробормотав, шлепнул ладонью по двери, прилепляя к ней бляху. Камень на печати зардел, как раскаленный уголек, во все стороны от нее по двери побежала светящаяся красноватая рябь, быстро охватившая всю переднюю стену сарая. В ряби четко вырисовывался узор решетки с крупными шестиугольными ячейками, в некоторых светились угловатые письмена. Продержалось свечение всего несколько мгновений, потом решетка будто бы впиталась в дверь и стену, намертво связывая их в единое целое. Даже яростные выкрики снаружи стали заметно глуше, будто доносились из подземелья.
Маг хрипло дыша, мрачно взглянул на юношу:
– Я тебя убью, Бартоломью!
– Простите меня, господин Леонард, – едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, прошептал Барт. – Я не хотел, правда… Я думал…
Снаружи донеслись глухие удары – похоже, в дверь колотили чем-то тяжелым.
– Другой выход ищите! С другой стороны!
– Не провороньте их, олухи! Окружайте все! Никого не выпускать!
– А-аа, курр-ва! Сразу не убивать! На кол натянем обоих!
Серый зажег магический шар и, скривившись, слушал доносящиеся снаружи крики. Барт старался не встречаться с ним взглядом и потихоньку пятился в глубь сарая.
– Давай, давай, рассказывай! – с диковатой усмешкой поторопил его маг.
– Эти скоты схватили Бланку, и хотели ее… Ну, в общем, вы понимаете… Не мог же я просто стоять и смотреть на все это!
– Какую еще Бланку?!
– Ну, девчонка там, прислуга… Страшненькая такая, нам вчера еду приносила… Но она вообще хорошая, добрая такая. Мне вчера помогла из леса выбраться. И вы бы слышали, как… она поет…
Барт смущенно замолчал. Серый смотрел на него, как на умалишенного.
– Ты хочешь сказать, – медленно процедил он, – что нас сейчас прирежут, как свиней, из-за какой-то там…
– Нужно что-то придумать!
– Что придумать?! Эти ребята еще немного подолбятся в дверь, а потом возьмутся за топоры, и стены начнут крушить.
– А если их каким-нибудь заклинанием?
Пилигрим так зыркнул на юношу, что тот втянул голову в плечи, отодвигаясь еще дальше.
– Я, по-твоему, кто – архангел Тираэль? Один против десятка вооруженных головорезов?
– Тогда бежать надо! Попробуем найти другой выход! – Барт заметался по сараю, опрокидывая бочки и отодвигая ящики.
Оказалось, что от стоящей рядом конюшни их отделяет лишь тонкая перегородка, кое-как сколоченная из обрезков старых, изрядно подпорченных жуками досок. Барту достаточно было пары хороших пинков, чтобы выбить одну из них.
– Тише ты! – схватил его за плечо маг. – Услышит кто-нибудь – и нам конец!
Он осторожно просунул голову в образовавшуюся пробоину. В конюшне царил полумрак, обеспокоенно фыркали лошади, грузно переступая копытами по утрамбованной земле. Дощатые ворота, ведущие во двор, были закрыты, но сквозь многочисленные щели в них можно было разглядеть снующих мимо бандитов.
– Пробьем лаз, схватим пару лошадей… – нетерпеливо егозил рядом Барт, тоже пытаясь заглянуть в дыру.
Серый раздраженно отмахнулся:
– Выезжать придется через двор, прямо мимо этих морд. А у них, как я понял, и арбалеты имеются.
– Ну, если пуститься сразу в галоп, то, может, проскочим, – неуверенно предложил юноша.
Маг покачал головой:
– Придется рискнуть. Правда, даже если проскочим – погоня будет. А долгой скачки я не выдержу.
– Значит, с остальными лошадьми надо что-то такое сделать! А пешими они за нами не больно-то побегают…
– Хм… – маг задумался.
В дверь ухнуло что-то очень увесистое. Потом еще раз, еще – размеренно, как удары колокола.
– Бревном долбят, что ли? – предположил Барт. – Как тараном?
– Похоже на то.
После десятка ударов вдруг раздался чей-то истошный вопль:
– А-аа-а! Кур-рва, чего ж ты на ногу-то прям бросаешь?!
– Давайте поднимем, еще разок!
– Да бесполезно! Тащите огонь! Подпалить эту халупу – всего и делов-то!
– Ага, выкурим гадов!
– Не губите!! – заорал трактирщик, перекрывая оживленную перекличку бандитов. – Люди добрые, не губите! Тут же все тогда погорит дотла! Смилуйтесь!!
У Барта разом взмокли ладони и неприятно заурчало в животе.
– Надо что-то делать, господин! Надо что-то делать!
– Надо, – согласился маг, подергав за соседние с дырой доски. – Но соваться в конюшню глупо. Кто-нибудь туда обязательно заглянет, и прихлопнут нас тогда, как лис в курятнике. И на возню с лошадьми времени нет.
Барт лихорадочно соображал, вертя головой по сторонам. Поднял голову, увидел прореху в крыше.
– Разделимся! – встрепенулся он. – Я – на крышу, отвлеку эту шайку на себя. А вы пока потихоньку проберетесь на конюшню.
– Хорошо! – после секундного раздумья кивнул маг.
По растрескавшемуся опорному столбу Барт вскарабкался наверх, принялся ворошить пласты прелой соломы, покрывающей крышу. Под его напором прореха быстро увеличилась настолько, что не то, что Барт – лошадь бы пролезла.
Юноша выбрался из сарая.
Сверху постоялый двор напоминал засохшую коровью лепеху – все постройки, кроме самой таверны, крыты почерневшей от сырости соломой, сплошь поросшей мхом и клочками жухлой травы. На самом коньке крыши конюшни и вовсе колосятся уже довольно разросшиеся побеги клена. Постройки располагаются внутри огороженного покосившимся плетнем пространства косой буквой «Т», разделяя его на три двора. Самый большой – задний – плотно заставлен фургонами и телегами обоза. Внутренний двор, где сейчас вьются роем рассерженных ос обозные охранники, плотно опоясан постройками, остаются только два прохода: один мимо крыльца таверны наружу, во внешний двор, выходящий прямиком на дорогу и второй – узкий проем между курятником и какой-то приземистой глинобитной халупой с плотно запертыми тяжелыми воротами. Здесь проезжал вчера Барт, когда отправился за мухоморами. Проход выводит на тропу к лесу, который виднеется к северу от двора. Насколько Барт разглядел, тропа, проходя мимо леса, заворачивает вправо и, видно, сливается в конце концов с трактом. На дороге в обе стороны от постоялого двора пусто.
Юноша осторожно распрямился. Волглая замшелая солома неприятно подается под ногами, как болотная зыбь, но худо-бедно держит. Потихоньку двинулся вперед, к тому краю, что выходит во внутренний двор.
– Отвлечь их на себя, отвлечь на себя… – бормотал юноша, вытирая взмокшие ладони о штанины. – И ведь, главное – никто ж за язык не тянул! Сам вызвался! Вот болван…
Было страшно. До дрожи, до слабости в коленях, до тупого оцепенения страшно. Но отступать было поздно. Да и некуда.
– И-эх!
– Разом все, разом! Поднажмем!
– Пошла, пошла, пошла!
– И р-раз!
В дверь сарая опять ухнуло что-то тяжелое, на этот раз так, что Барту показалось – все строение качнулось у него под ногами.
– Еще, еще!
– И р-раз!
– И р-раз!
– Уф! Да все без толку! Да чегой там такое-то?! На вид же – еле держится, плевком разбить можно!
– Да наколдовал там старик чегой-то! Не прошибешь – только зря кишки рвем!
– Да жечь эту халабуду! Жечь!
– А может – ну его? Пошли выпьем лучше.
– Энто кто тут?!
– А-а-ай!!.. Марко, ты чего, сдурел?! Я ж просто так сказал…
– Я тут все с землей сровняю, но этих паскуд вытащу, понятно?! И чего все здесь столпились опять? Я ж сказал – вкруг всем, чтоб с той стороны не выскочили! И тащи огня кто-нибудь! Выкуривать будем!
Барт добрался до края крыши и, наконец, увидел копошащихся внизу бандитов.
– Не надо огня! – снова заверещал, бухаясь на колени, трактирщик. – Пощадите, господин! Все же ж сгорит!
– Да по мне – так и гори оно здесь все! – сморщился бородач, отпихивая коротышку ногой.
Тот, не поднимаясь с колен, снова бросился к нему, обхватывая за ноги и припадая щекой к замызганным сапогам.
– Заклинаю, заклинаю вас, господин! – выл он уже в полный голос. – Не губите!
Бородач схватил его за шкирку и, с ревом развернувшись, швырнул о стену. Трактирщик, глухо хрюкнув, затих.
– Да и правда жечь нельзя, – осторожно сказал один из бандитов – кто-то, стоящий возле стены сарая, так что Барту не разглядеть. – Обоз же тоже спалим.
– Да знаю! – отмахнулся главарь, вытирая обслюнявленные сапоги пучком соломы. – Как там Лино?
– Болт вытащили, ногу перевязали… Повезло – жилы не задеты, просто мягкое наскрозь пробито. Может, даже выживет, если рана не загниет. Буянит там щас, крушит все. О, а вот и он!
Сгорбившись и припадая на левую ногу, на крыльцо вывалился рыжий. За собой он тащил из последних сил упирающуюся Бланку. Подол ее платья был разодран в нескольких местах и болтался живописными лохмотьями, обнажая костлявые коленки и бледные ноги с отчетливыми пятнами синяков. На щеке багровел свежий кровоподтек.
– Ты все не уймешься, рыжий? – захохотал бородач.
– Сбежать хотела, падла! Я теперь ее от себя не спущу! Эй, а энто там хто, а?
Рыжий, хоть и был, похоже, пьянее всех, первым заприметил сгорбившегося на крыше Барта.
– Вон он! Сопляк на крыше!
– Ах ты, щенок! Ну-ка, спускайся!
– Сам ты щенок! – сплюнул вниз Барт, шаря глазами по двору – нет ли кого с самострелом. Схлопотать стрелу в бок ему совсем не хотелось. – Вы тут угомонитесь или нет? Убирались бы лучше, пока целы!
– Чего? Чего ты там тявкаешь, сосунок?
– Лестницу, лестницу мне!
– Где лестницы? Хозяин где?
– Да вон он, валяется, не очухался еще!
– Эх, курва!
Бородач, запрокинув голову, пятился к центру двора, стараясь получше разглядеть Барта. Его примеру последовали остальные бандиты и вскоре вся шайка толпилась перед дверью сарая, швыряя в юного Твинклдота ругательства, камни и засохшие лошадиные яблоки. Большая часть снарядов – за исключением ругательств, конечно, – едва долетала до кромки крыши.
Барт расхохотался.
– Недоумки! – выкрикнул он, скрывая дрожь в голосе. – Валите отсюда! Вон, хлебайте свое пойло, или идите с лошадьми своими сношайтесь, а нас оставьте в покое! Господин добрый, но если вы его все-таки разозлите – он вас всех…
Арбалетный болт гукнул на расстоянии вытянутой руки от Барта, пробив солому и трухлявые доски навеса, взметнул фонтанчик мелкой трухи. Барт даже дернуться не успел. По телу пробежала горячая волна запоздалого испуга. Если бы стреляли с дальнего края двора, и болт летел бы по более пологой траектории…
– …он вас всех в червяков превратит! – закончил Барт, предусмотрительно отодвигаясь от края крыши. – Вы какими предпочитаете оказаться – земляными, навозными? Или маленькими такими, которые яблоки портят?
– Слезай! – донесся до него голос бородача. – Деваться вам все равно некуда. И просто так мы вас не выпустим! Верно?
– Дайте мне этого щенка – я ему кишки на вертел намотаю! – заорал рыжий, перекрикивая нестройный хор бандитов, поддакивающих главарю.
Над головой Барта просвистело сразу два болта и он распластался на пузе, вжался в солому. Сердце трепыхало, как пойманная в паутину муха, а чтобы челюсти не выстукивали друг о друга мелкую дробь, пришлось до боли стиснуть зубы.
– О, вон лестница! Давай, давай, тащи!
– Аранос… Аранос, спаси и помоги! – тихонько подвывал Барт, ужом извиваясь по крыше. Отполз подальше от края, привстал.
Край хлипкой, сколоченной из ошкуренных жердей лестницы ударился в край навеса и тут же заходил ходуном – кто-то забирался наверх. Барт присел, будто готовился к прыжку. Взгляд ошалело метался по крыше. Ну хоть бы дрын какой под руку попался! Ведь отбиваться совсем нечем! Ну что же он такой болван – нужно было у Серого кинжал забрать!
Мелькнула мысль подскочить и сбросить лестницу вниз. Стоит непрочно. Достаточно пары толчков – и она поползет вбок. Но заставить себя приблизиться к краю Барт так и не смог – ноги будто вросли в мягкий, прогибающийся под его весом настил. К тому же стоит показаться во весь рост – схлопочешь арбалетный болт в пузо.
– Ага! – над краем крыши показалась лохматая башка одного из бандитов – чернявого, смуглого, с широкой щербиной между передними зубами.
Барт швырнул в него ошметком слежавшейся соломы, но не очень удачно – снаряд пролетел гораздо левее и выше.
– Ну чего, – ухмыльнулся чернявый, осторожно взбираясь по последним шатким ступенькам. – Сам прыгнешь, или скинуть?
– Да пошел ты! – выпалил Барт, перебегая по скату подальше. Примерился к соседней крыше. Строения стоят недалеко друг от друга – даже особого разбега не надо. Правда, все крыши нависают над землей, как грибные шляпки, а сверху не видно, где еще относительно надежные стропила, а где уже просто слой еле держащейся на краю соломы.
Чернявый вытащил из-за пояса очень паскудного вида нож – кривой, с пилообразными зазубринами на противоположной от лезвия стороне клинка. Барт судорожно сглотнул, оглянулся. До края крыши – несколько шагов. Если бежать – то только вправо, и сигать-таки на соседнюю. Барт развернулся, напружинился, то и дело оглядываясь на бандита.
Следом за чернявым на крышу выбрался еще один головорез – молодой, тот самый, у которого Барт позаимствовал арбалет. Судя по пошатыванию лестницы, кто-то лез за ним следом.
Молодой, сразу смекнув, куда целит Барт, двинулся по скату к соседней крыше.
– Ай, проклятие! – Чернявый, шагнувший было в сторону Твинклдота, замер. Солома под его ногами опасно прогибалась.
– Куда прешься-то? – зло бросил он третьему бандиту, голова которого показалась над краем. – Тут прогнило все – ступить некуда!
Третий – в толстом гамбезоне и вислоухом кожаном шлеме, укрепленном железными полосками – все-таки выбрался наверх и замер на краю, неуклюже переминаясь с ноги на ногу.
Молодой вытащил из-за голенища длинный узкий кинжал, взвесил его на ладони, примеряясь для броска. У Барта при виде кинжала явственно заныло между лопатками. Он снова бросил взгляд на соседнюю крышу.
– Хватайте его – сиганет же сейчас! – заорал, замахиваясь, молодой.
Двое бандитов ринулись к Барту. Тот, издав нечленораздельный хриплый вопль, рванул вперед по идущему под уклон скату. Не добегая пары шагов до края, прыгнул. Узкий проход между строениями мелькнул внизу. Было не очень высоко, но внутренности от страха сжались, подкатываясь тугим комком к самому горлу.
На соседнюю крышу он свалился плашмя, проломив ногами хлипкий край. Чувствуя, что сползает, вцепился обеими руками в солому, отчаянно забил оставшимися без опоры ногами.
Пара мгновений неуклюжего барахтанья на самом краю, потерянный левый башмак и едва не намоченные от страха портки – и Барт, наконец, выбрался на твердую поверхность. Кинжал, который молодой таки успел метнуть ему вслед, торчал выше него по скату, в нескольких шагах.
Оставшиеся на крыше сарая бандиты орали как резаные. Чернявый, бросившийся следом за Бартом, провалился левой ногой сквозь гнилой настил. Подоспевший ему на подмогу бандит в шлеме лишь все испортил – под их весом солома продавилась широкой воронкой, расползаясь в стороны. Чернявый провалился уже по пояс, второй бандит тоже завяз. Молодому хватило мозгов не приближаться – он, тряся лестницу, орал собравшимся внизу дружкам, чтобы ему бросили веревку или жердь подлиннее. Кто-то уже карабкался по лестнице – теперь обзор у Барта был получше, и он видел и лестницу, и брошенное у дверей сарая толстенное бревно, которое бандиты использовали как таран.
– Вон он! – завидев распрямившегося во весь рост юношу, заорал рыжий. – Стреляй!
Болт запоздало прогудел над бросившимся навзничь Твинклдотом. Барт выругался, выплевывая горькую соломенную труху. Ну где же там Серый? Долго ему еще по крышам скакать? Подстрелят ведь в конце концов или сбросят. Вон, еще одну лестницу тащат!
У него внутри все тряслось от напряжения, хотелось спрятаться куда-нибудь, закрыться тяжелыми засовами и не слышать всего этого – хриплых криков распаленных головорезов, топота сапожищ по двору, завываний пришедшего в себя трактирщика, истеричного кудахтанья носящихся по двору перепуганных кур. Медленно и неотвратимо, как прилив, подступал приступ паники.
– Держи меня! Бруно, держи меня! – орал на соседней крыше чернявый, провалившийся уже по самые плечи. Распластав руки в стороны, он бороздил пальцами сырую солому, пытаясь дотянуться до застрявшего рядом подельника. Тот проломил под собой изрядный кусок настила и висел теперь на оголившемся стропиле, неумолимо прогибающемся под его весом. Оглядываясь через плечо, отрывисто отбрехивался от чернявого:
– Отвали! Отвали, сказал!
Молодой и еще один забравшийся на сарай бандит, осторожно подходя к краю прорехи, пытались дотянуться до дружков длинными жердями.
В край крыши, на которой сидел Барт, мягко уткнулся верх второй лестницы. Юноша пополз к коньку. По пути прихватил торчащий из соломы кинжал молодого. Оружие, правда, вовсе не прибавило ему уверенности – наоборот, стало сложнее карабкаться.
Добравшись до верха, он перевалился на противоположный скат и осторожно выглянул из-за конька. По лестнице забрался очередной головорез. Этот не собирался повторять ошибок своих дружков и ступал по настилу осторожно, время от времени тыча перед собой палкой.
– Самострел сюда давайте! Щас я его…
Барт, ругнувшись вполголоса, подался назад.
– Все, конец тебе, Бартоломью, – хладнокровно констатировал он.
До ближайшей крыши чуть дальше, чем до сарая, и сама она повыше, так что можно даже не пытаться туда запрыгнуть. Сигать обратно на сарай было бы самоубийством – там собралось уже четверо громил, и они разворотили всю кровлю. Вместе они точно обрушат все.
Дорога только одна – на землю. А там – еще с полдюжины злющих, как цепные псы, бандитов, жаждущих крови. Его, Барта, крови.
До него донесся влажный треск и поток проклятий. Вылезший на крышу бандит тоже угодил ногой в прореху между стропилами и провалился.
– Не держит ни хрена! – обернувшись к дружкам, заорал бандит.
– Спускайся! – крикнул молодой, бросая жердь, которой он безуспешно пытался вытянуть чернявого. – Лучше мне самострел давайте! Вон он, щенок, я его отсюда вижу!
Вся ватага, даже висящие на трухлявых стропилах бандиты, возбужденно заголосили. Лино, таща за собой полумертвую от страха девчонку, заковылял туда-сюда по двору, пытаясь высмотреть укрывшегося за коньком Барта. С насквозь пропитанной кровью штанины у него обильно капало. Морда рыжего от потери крови приобрела землистый оттенок и была мокрой, будто его только что окатили из ведра. Но жажда мести держала его на ногах и, похоже, успокоится он только тогда, когда доберется до Барта. Или когда свалится без сознания.
Барт оглянулся. Скат крыши, на котором он лежал, выходил на задний двор, где плотными рядами стояли фургоны торгового обоза. Прыгать было не очень высоко, но неизвестно, на что напорешься внизу. Он снова выглянул во внутренний двор. Распластался на соломе, стараясь, чтобы конек скрывал его от глаз бандитов, и затаился.
Молодчик на крыше сарая, нетерпеливо поглядывая на Барта, поторапливал неуклюже карабкающегося по лестнице подельника с самострелом. Внизу, во дворе, осталось всего трое – рыжий Лино, главарь Марко и пожилой тип в драном гамбезоне, который сейчас обматывал разбитый лоб Марко куском чистой тряпицы. Лино, задрав голову, неотрывно следил за крышами.
– Ну, давайте, давайте! Достаньте мне его!
– Да пошел ты, свинья рыжая! – не выдержав, высунулся Барт. – Вот сам залезь и достань!
– Ты потявкай мне еще! Недолго тявкать осталось!
– Да и ты долго не протянешь! Кровища вон хлещет как! Еще немного, и свалишься!
– Ничаво, я потерплю, пока тебя сюды спустят. Башку твою на кол насажу – от тогда отдыхать отправлюсь. Альф, ты его только не насмерть стрельни, мне оставь.
– Ага, помечтай! – издевательски выкрикнул Барт, до ломоты в пальцах стискивая рукоять кинжала. – Раньше загнешься! Ну, ничего, гордись – тебе выпала честь храбро погибнуть, подстреленным в задницу несравненным Бартоломью Твинклдотом!
Кто-то из бандитов хохотнул, его поддержали, и вскоре вся банда разразилась пьяным гоготом. Одному Барту было не до смеха, хотя он был рад каждому мгновению возникшей заминки.
Аранос-Хранитель, да где же пилигрим? Чего он там копается?
– Чего ржете, скоты?! Доставайте его! – шатаясь, завопил рыжий. Едва удержался на ногах, навалился всем весом на девчонку. Та под ним подломилась, как хворостинка, и они вместе рухнули на загаженную курами землю. Рыжий дико заорал, хватаясь за перевязанное бедро. Бланка, даже не пытаясь подняться на ноги, на четвереньках попыталась отползти подальше, но бандит схватил ее за лодыжку, рывком подтянул к себе. – Куда, стерва?! Да что ж ты за падла такая! На тебе! На! На!
Голова с туго заплетенными жиденькими косичками мотнулась от крепкого удара, потом еще раз, еще. Уже от первого удара девчонка свалилась на землю, уткнувшись лицом в грязь. Даже пискнуть не успела. Дальше тщедушное тело лишь елозило туда-сюда от тяжелых тычков.
Барт, зажмурившись, снова скрылся за коньком. До боли закусил губу, вздрагивая от каждого удара.
– Все же из-за суки этой мелкой! – рыжий, задыхаясь, продолжал мутузить уже бесчувственную девчонку. – Все из-за тебя!
Барт лежал, съежившись и дрожа, будто это его сейчас пинали со всех сторон тяжелыми сапожищами. Глаза застилала едкая горячая пелена.
Где Серый?! Почему он ничего не сделает?!
– Эй, щенок! Ты меня слышишь, а? – донесся снизу голос рыжего. – Ты еще тама, а? Он тама?
– Да куда он денется!
– Ты выглянь, выглянь, сопляк! Я те щас подарочек приготовлю, а? Вот я те щас… Хэк!
– Мать твою, Лино, ты совсем с ума сдурел?! Все сапоги мне забрызгал!
– Хэк! Я те щас… Хэк! – рыжий зашелся хриплым бесноватым смехом.
– Вот паскудство!
– Фу, Лино, зачем? Меня стошнит щас!
– Эй, сопляк! Чего затих там? Лови-ка!
Над крышей, описав высокую дугу, пролетело нечто. Шлепнулось в паре шагов от Барта, темные жирные брызги лишь чуть-чуть не долетели до юноши. Не удержавшись на пологом скате, прокатилось чуть вниз, зацепилось за топорщащийся клок соломы чем-то длинным.
Жиденькой туго заплетенной косичкой.
Барт, сам того не замечая, закричал. Сначала тихо, потом во весь голос, пока глотку не рвануло острой болью и крик не перешел в страшный хрип. Отчаянно отталкиваясь от расползающейся под ступнями и ладонями гнилой соломы, он пополз на спине вверх, не в силах оторвать взгляда от страшного «подарка».
В глазах потемнело. Перевалившись через конек, он покатился вниз по скату, чудом остановившись на полпути. Перевернулся на живот. Приподнялся на дрожащих, предательски слабеющих в локтях руках.
Его вырвало. Стало немного легче. Совсем немного.
– Гады… – прохрипел он. – Гады…
Поднял глаза и встретился взглядом с молодым бандитом, стоящим на крыше сарая. Тот, широко расставив ноги, плавным отточенным движением взвел тетиву арбалета.
– Ну все, паря. Допрыгался, – пожав плечами, будто даже с толикой вины, сказал молодой.
Болт с длинным граненым наконечником занял свое место в отполированной до маслянистого блеска канавке.
– Ты не бойся, паря. Я тя ему не отдам, – продолжил молодой – негромко, так что расслышать мог только Барт и торчащие на крыше сарая подельники. – Замри. Ежели в глаз – даже прочухать ничего не успеешь…
Барту показалось, что все затихли и смотрят сейчас только на него. А он тупо смотрел на наконечник стрелы и не мог отвязаться от мысли, как же все глупо. Все эти дни один глупый поступок тянул за собой другой, третий, пока не привел его к этой вот вонючей, проваливающейся под ногами крыше, луже собственной рвоты перед собой и направленному в лицо арбалету. А ведь он никогда не воспринимал всерьез слова Индюка Твинклдота о том, что стоит разок оступиться – и жизнь может покатиться, как повозка с крутого откоса.
Снизу донеслось истошное лошадиное ржание. Ворота конюшни распахнулись от мощного удара изнутри, и во двор, сшибая с ног немногочисленных оставшихся внизу бандитов, тесным гуртом вывалились дюжины две неоседланных лошадей. Вместе с ними из ворот валил густой красноватый дым.
Обезумевшие от страха лошади, снося все на своем пути, ломанулись в немногочисленные проходы между строениями. Барт не сразу заприметил на спине одной из них распластанную фигуру пилигрима.
– Господин Леонард! – прохрипел он, вскакивая на ноги. Хотя вряд ли Серый мог расслышать его в поднявшемся гаме.
Бандиты на крыше сарая растерянно суетились. Молодой целился из арбалета куда-то вниз, но в кого стрелять, было непонятно. Густым плотным дымом вскоре заволокло весь двор, он поднимался, перетекая на крыши. В этой красноватой мгле метались лошади, перепуганные бандиты, что-то гремело и хлопало, кто-то непрерывно орал, перекрывая даже лошадиное ржание.
Барт подобрался к краю – туда, где, перепрыгивая с сарая, он обвалил часть нависающей над землей крыши. Внизу промелькнула темная тень, вторая, третья.
– Господин Леонард! – снова закричал он. – Господин Леонард!
Он заметался по крыше, то и дело заглядывая вниз и прислушиваясь. От красноватого дыма жутко щипало в глазах и в носу, и Барт, шмыгая и утирая непрерывно катящиеся по щекам слезы, срывая голос, хрипел, зовя Серого.
Ответ услышал совершенно случайно, когда уже отчаялся его получить. Даже не услышал – скорее почувствовал, что с заднего двора его кто-то окликнул:
– Бартоломью! Я здесь!
Юноша, мало что видя перед собой, осторожно пополз по скату к краю. Дым уже начинал рассеиваться, но и той части, что он успел нахвататься, хватило для того, чтобы глаза, ноздри и глотка горели огнем, а в легких при каждом вдохе ощутимо покалывало.
– Прыгай скорее! Здесь сено! Левее держись! Еще левее! – командовал снизу маг. Барт, наконец, разглядел его смутный силуэт. – Вот так! Прыгай!
Сердце во время прыжка подскочило к самому горлу, но полет оказался недолгим, да и приземлился Барт на редкость удачно. Правда, не в сено, а в навозную кучу. Но тоже мягко.
Скатившись на землю, Барт кое-как поднялся на ноги, стряхивая с себя комки раздавленных лошадиных яблок. Серый бросил ему поводья запряженной лошади. Сам он был на своей Принцессе. Морды обеих лошадей были обмотаны какими-то мокрыми тряпицами.
– Скорее, скорее, Бартоломью, не стой столбом! – заорал Серый.
Барт вскарабкался на лошадь и маг, не дожидаясь, пока он толком усядется в седле, стеганул обоих скакунов своей серебристой плетью. Едва не обдирая бока о поставленные впритык друг к другу фургоны, лошади понесли с места в галоп. Через невысокий покосившийся забор кобыла Серого перемахнула легко, как газель. Лошадь Барта, более грузная, просто врубилась в растрескавшиеся от сырости жерди со всего ходу, проломив изрядную брешь. Юноша еле удержался в седле, вцепившись обеими руками в расчехранную черную гриву.
Вслед за Серым он поскакал на север. Вскоре они выбрались на тракт, копыта лошадей глухо застучали по хорошо утрамбованной земле.
Обернулся всего лишь раз. Постоялый двор к тому моменту был уже далеко, и смотрелся бесформенной темной грудой, вокруг которой расползались клочки красноватого тумана. Вокруг метались силуэты перепуганных лошадей, многие уже умчались далеко прочь.
Стиснув зубы, Барт отвернулся. Пальцы мертвой хваткой вцепились в поводья, пятки сами собой заколотили по лошадиным бокам, подгоняя и без того мчащегося во весь опор скакуна. Погони не было видно, но юноше все равно хотелось бежать отсюда подальше, скакать, пока лошадь не падет под ним замертво, а потом нестись на своих двоих. Бежать, бежать прочь!
– Я не виноват… Я не хотел… – шептал он, глотая слова, захлебываясь встречным холодным ветром. – Я не хотел…
