70

Четверо братьев и их отец отдыхали в тени на каменном уступе рядом с входом в гробницу. Они съели большую часть принесенной еды, и теперь Том пустил по кругу флягу с водой. Он так много хотел сказать отцу. И братья, разумеется, испытывали то же самое. Однако после первой вспышки разговоров все почему-то замолчали. Фляга описала круг — каждый шумно утолил жажду — и возвратилась к Тому. Он завинтил крышку и опустил ее в свой маленький рюкзак. Наконец заговорил старший Бродбент:

— Значит, Марк Хаузер охотится за моей коллекцией? — Он покачал головой. — Ну что за мир!

— Прости, — вновь извинился Филипп.

— Тебе не следует извиняться. Вина целиком на мне. Виноват только я один.

Это что-то новенькое, подумал Том. Максвелл Бродбент признает, что не прав. Он по-прежнему казался все тем же неприветливым и резким стариком, однако что-то в нем изменилось. Определенно изменилось.

— Теперь я желаю только одного: чтобы четверо моих сыновей выбрались отсюда живыми. Не желаю быть вам обузой. Оставьте меня здесь, я сам о себе позабочусь. Встречу этого Хаузера так, что он надолго запомнит.

— Что?! — воскликнул Филипп. — Это после всего, что мы испытали, чтобы тебя спасти? — Он в самом деле вышел из себя.

— Ничего особенного: через месяц-другой я так или иначе умру. Вы бегите, а я разберусь с Хаузером.

Том сердито поднялся:

— Мы не для того проделали весь этот путь, чтобы оставить тебя на милость Хаузеру.

— Из-за меня не стоит рисковать жизнью.

— Мы без тебя не ходить! — отрезал Бораби. — С востока поднимается ветер. Вечером будет гроза. Мы идти через мост, пока гроза.

Максвелл вздохнул и вытер лицо. Филипп смущенно кашлянул.

— Отец…

— Да, сын?

— Сознаю, что вопрос не совсем уместен, но что ты собираешься делать с тем, что находится в твоей гробнице?

Том немедленно вспомнил о фармакопее. Вот ее следовало спасти. И не только ради себя — ради Сэлли и всего мира. Старший Бродбент на мгновение потупился.

— Об этом я еще не думал. Коллекция потеряла для меня всякий смысл. Но я рад, Филипп, что ты об этом заговорил. Полагаю, нам следует взять Липпи и кое-что еще, что легко унести. По крайней мере вырвем хотя бы несколько вещей из лап этого отпетого негодяя. Меня убивает мысль, что он получит все остальное, но полагаю, с этим ничего не поделать.

— Выберемся и заявим в ФБР, Интерпол…

— Хаузера не прижать, ты это прекрасно знаешь. Но вот что я вспомнил: с ящиками в пещере творилось нечто странное; это меня удивляло. Очень не хочется туда возвращаться, но мне надо проверить.

Филипп вскочил на ноги.

— Отец, я тебе помогу.

— Нет, я должен войти один. Бораби, сооруди мне свет. Индеец зажег пучок тростника и подал отцу.

Старик скрылся в черном проеме. Том видел, как светлый ореол двигается между клетями и ящиками. Голос Максвелла Бродбента гулко отдавался под сводами пещеры:

— Не понимаю, почему это идиотское барахло было так близко моему сердцу.

Светлое пятно углубилось в темноту, а затем и вовсе растворилось в сумраке гробницы. Филипп поднялся и, чтобы немного размяться, сделал небольшой круг.

— Противно подумать, что Липпи может оказаться в руках Хаузера.

И в ту же секунду до них донесся холодный насмешливый голос:

— Кто тут поминает мое имя?