Султаны пара и тумана вихрились по перрону, превращая мужчин и женщин в сероватые призраки, а неосторожным создавая ловушки в виде небрежно поставленных чемоданов и дорожных сундуков. Ночь становилась холоднее, и на крыше билетных касс уже можно было заметить тонкий блеск изморози. Сквозь запотевшие стекла зала ожидания слабо различались люди, жмущиеся к шумным радиаторам, воняющим маслом и прогорклой пылью. В буфете пили чай из дешевых чашек с паутинкой трещин; хлебали торопливо, с причмокиванием, словно опасаясь, что фаянс сейчас растворится и обдаст одежду тепленькой, как моча, жидкостью. На руках у измотанных родителей кричали утомленные дети. Какой-то отставной майор пытался завязать беседу с двумя солдатами, но они – свежеиспеченные рядовые, уже заранее боящиеся окопов, – для разговора были не в настроении.

Сумрак дерзкой трелью просверлил свисток начальника станции, высоко над его головой качнулась лампа, и поезд начал медленно отходить, оставляя на внезапно опустевшем перроне всего двоих человек. Если б здесь был еще кто-нибудь, да к тому же наблюдательный, он бы быстро уяснил, что эти вновь прибывшие не из Андербери. Чемоданы при них были большие и тяжелые, а одеты они были по-городскому. На одном, что покрупнее и постарше, были шляпа-котелок и теплое кашне, обернутое вокруг рта и подбородка. Бурое пальто было на рукавах слегка изношено, а ботинки созданы для комфорта и долговечности, без особых реверансов моде или эстетике.

Его компаньон ростом был почти вровень с ним, но худощав и лучше одет. Короткое черное пальто; шляпы не было, и густые пряди смоляных волос вольно рассыпались по плечам (длина, честно сказать, превосходила ту, что была принята в облюбованной им профессии); яркие васильковые глаза. Его, пожалуй, можно было бы назвать красивым, если б не брюзгливо поджатый с уголков рот, придающий ему оттенок вечного недовольства.

– Стало быть, сэр, никакой торжественной встречи, – сказал тот, что старше.

Его звали Артур Стокс, и был он весьма горд зваться детектив-сержантом – по его мнению, самой великой полицейской силы на свете.

– Местные всегда недовольны, когда им приходится получать помощь из Лондона, – сказал второй полицейский.

Этого звали Берк, и он носил звание инспектора Скотленд-Ярда, если слово «звание» здесь уместно. Судя по выражению его лица, слово «звание» сейчас вполне можно было заменить словом «бремя».

– То, что нас приехало двое, для них не подразумевает двойной благодарности.

Они прошли через вокзал и вышли к дороге, где возле пошарпанного авто топтался человек.

– Вы джентльмены из Лондона? – встретил он их вопросом.

– Они самые, – ответил Берк. – А вы кто будете?

– Я Крофт. Меня за вами прислал констебль. Он сам сейчас занят. Местные газетчики. Понаслали на нас, тоже из Лондона.

Берк посмотрел с хмурой озабоченностью.

– Ему было сказано до нашего приезда не делать никаких комментариев, – напомнил он.

Крофт потянулся за их чемоданами.

– Как он, интересно, сможет им сказать, что ему запрещено говорить, если ему запрещено говорить? – спросил он и, довольный своим каламбуром, подмигнул Берку.

Сержант Стокс еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь подмигивал инспектору полиции; идеальным кандидатом для такого подмигивания Крофт ему не показался.

– Мне кажется, верно подмечено, сэр, – пробурчал он и для проформы добавил: – Вам не кажется?

Берк поглядел на сержанта взглядом, подразумевающим много чего, но вряд ли чего-нибудь лестного для окружающей его компании.

– На чьей вы стороне, сержант?

– На стороне закона и порядка, сэр, – отчеканил Стокс. – Сугубо закона и порядка.

Лондонских полицейских чинов Крофт доставил в центр деревни Андербери, где они обосновались в паре небольших, но теплых комнат в тыльной части гостиницы с романтическим названием «Винтаж». Когда гости привели себя в порядок и подкрепились сандвичами, их отвезли к местному гробовщику. Там их ждал сельский врач Эллинсон, а также единственный представитель местной полиции констебль Уотерс. Эллинсон был молод, а в Андербери переехал недавно вместе с семьей, после смерти своего дяди, прежде имевшего дело с рождениями, болезнями и иными проявлениями бренной жизни в районе. При движении Эллинсон слегка прихрамывал (сказывался перенесенный в детстве полиомиелит, уберегший его от воинской повинности во Франции). Уотерс, по мнению Берка, был типичным деревенским блюстителем порядка: осторожный, но не педант, с врожденной сметкой, но не выросшей еще до уровня мудрости.

Сейчас все четверо стояли перед гробовщиком, состоящим, казалось, сплошь из складок и морщин. Он неторопливо снял простыню с лежащего на каменной скамье тела.

– Мы с ним пока ничего особо не делали, ждали, пока из Лондона приедете вы, – пояснил он. – Хорошо, что погода холодная, а иначе бы он подпортился сильнее, чем уже успел.

Открывшийся взору труп принадлежал мужчине чуть за сорок, с плотным сложением человека, днем усердствовавшего в поле, вечером за столом, а ночью в пабе. Его черты, точнее то, что от них осталось, посерели, а по запаху чувствовалось, что внутри уже набирает силу разложение. Лицо уродовали длинные вертикальные борозды ран, то же самое на груди и на животе. Раны были глубоки и пронизывали тело до самых внутренностей, которые были ясно видны. Из двух прорезов, словно личинки какого-нибудь гнусного паразита, торчали изорванные кишки.

– Его звали Малькольм Треворс, или просто Мэл, – сказал Уотерс. – Жил один, семьи и жены не было.

– Боже правый, – вздохнул Стокс. – Вид такой, будто его искромсал зверь.

Берк кивком отослал гробовщика, сказав, что в случае надобности его позовут. Тот, сутуля плечи, тихо вышел; если его и задевало такое выдворение, то благодаря своей недюжинной опытности он не показал виду.

Когда дверь в морг закрылась, Берк повернулся к доктору:

– Вы его осмотрели?

Эллинсон покачал головой:

– Только поверхностно. Не хотелось мешать следственным действиям. Но с ранами я ознакомился достаточно близко.

– И?

– Если это сделало животное, то я затрудняюсь сказать какое.

– Мы разослали запрос по циркам и зверинцам этой округи, – сказал констебль Уотерс. – Скоро выяснится, не сбежал ли у хозяев кто-нибудь из зверей.

Берк кивнул, однако было ясно, что слова Уотерса заинтересовали его мало. Его внимание оставалось на Эллинсоне.

– Чем вызваны ваши слова?

Доктор склонил над мертвецом голову и указал на некоторую взлохмаченность по краям основных ран.

– Вы видите это? В отсутствие каких-либо иных свидетельств я бы сказал, что эти борозды оставлены большими пальцами с длинными ногтями.

Он поднял руку, слегка скрючив пальцы, как будто держа в них мяч, после чего медленно провел ими по воздуху.

– Глубокие раны исходят от пальцев, – вслух предположил он. – А добавочные, угловые надрезы от большого пальца.

– Ну а не мог кто-нибудь применить к нему, скажем, фермерский инвентарь? – задал вопрос Стокс.

Сержант был лондонцем до мозга костей, и знание деревенского быта, вероятно, исчерпывалось у него мытьем овощей, перед тем как пустить их на готовку. Тем не менее у него было достаточно здравое подозрение, что если открыть любой амбар между этой местностью и Шотландией, то там внутри обнаружится острых предметов достаточно, чтобы настругать ломтями целый взвод таких, как Треворс.

– Не исключено, – сказал Эллинсон. – Хотя я не специалист по орудиям крестьянского труда. Надо бы осмотреть тело поподробней; глядишь, что-нибудь и обнаружится. С вашего позволения, инспектор, я бы хотел произвести вскрытие. Более детальное изучение ран должно многое разъяснить.

Вместо ответа Берк снова склонился над трупом, на этот раз глядя ему на руки.

– Вы можете дать мне лезвие потоньше? – спросил он.

Эллинсон вынул из своего саквояжа скальпель и подал его полисмену. Берк аккуратно просунул его мертвецу под ноготь правого указательного пальца и ковырнул.

– Дайте мне что-нибудь, куда поместить пробу.

Эллинсон подал склянку для хранения препаратов, и Берк соскреб осадок из-под ногтя туда. То же самое он поочередно проделал с каждым из ногтей правой руки, пока в склянке не оказалось несколько мелких кусочков материи.

– Что это? – спросил констебль Уотерс.

– Ткань, – ответил Эллинсон. – Кожа, не мех. Крови очень мало. В сущности, ее и нет.

– Он защищался, – заметил Берк. – Кто бы там на него ни нападал, на нем остались отметины.

– В таком случае он давно уже скрылся, – рассудил Уотерс. – Человек, исполосованный шрамами, не стал бы ошиваться поблизости, напрашиваясь на разоблачение.

– Пожалуй, нет, – не стал возражать Берк, – но все равно это уже зацепка. Вы можете отвести нас туда, где было обнаружено тело?

– Сейчас? – спросил Уотерс.

– Да нет, лучше утром. В таком тумане мы рискуем затоптать любую улику, если только она не запропастилась уже сейчас. Доктор, когда вы, по-вашему, сможете окончить осмотр?

Эллинсон снял пиджак и стал закатывать рукава.

– С вашего позволения, приступлю прямо сейчас. К утру рассчитываю знать больше.

Берк посмотрел на сержанта.

– Что ж, ладно, – сказал он. – Пока расходимся, а завтра предлагаю собраться в девять. Благодарю вас, джентльмены.

На этом они расстались.

Доктор Эллинсон до глубокой ночи корпел над изучением ран, оставленных на теле Мэла Треворса. Самая крупная из них, поведал он за завтраком в гостинице Берку и Стоксу, шла внутри от живота до самого сердца, аж в пяти местах пронзенного чем-то, напоминающим длинные когти. На этом месте разговора сержант Стокс временно утратил аппетит к своему бекону.

– Вы хотите сказать, что человеческая пятерня вот так прошила тело? – спросил Берк, сопроводив свой вопрос жестом.

– Получается так, – пожал плечами врач. – Я пристально изучил его в расчете, что смогу найти какой-нибудь обломок ногтя, но безуспешно. Что, с учетом данных обстоятельств, весьма удивительно. Прорвать таким образом человеческие внутренности не так-то легко, и ногти скорей всего бы не выдержали. Из чего невольно напрашивается вывод: или ногти на руке были необычайной крепости, или же они каким-то образом были искусственно усилены – скажем, насадкой съемных металлических когтей.

Сколь-либо пополнить совокупную сумму сведений доктор не мог и по велению своей жены ретировался спать. Жена, как выяснилась, прибыла, чтобы сделать кое-какие покупки и препроводить своего усталого супруга домой. Внешности она была необычайной – высокая блондинка с пронзительными и несколько странными зелеными глазами: свет отражался в них словно в изумрудах, инкрустированных хрусталинками слюды. Звали ее Эмили, и прежде чем она повела своего мужа к двери, Берк сумел обменяться с ней всего парой фраз.

– Спасибо вам за помощь, – поблагодарил он, в то время как врач застегивал возле крыльца гостиницы пальто, а его жена подзадержалась внутри обменяться любезностями с дочерью хозяина заведения.

– Прошу прощения, что не смог больше ничем пригодиться, – сказал Эллинсон. – Дело хотя и мрачное, но весьма интригующее, так что чуть погодя хотелось бы взглянуть на Треворса еще разок, пока он не перешел под нежную опеку гробовщика. Может статься, я от усталости все же упустил какие-нибудь детали, способные оказаться полезными.

Берк кивнул, отстраняясь, чтобы дать пройти миссис Эллинсон.

И тут произошло нечто крайне любопытное. Прямо напротив Берка находилось зеркало с рекламой какого-то сорта виски, с которым он не был знаком. В темно-серебристой глубине зеркала Берк четко различал себя, а также проходящую мимо Эмили Эллинсон, но из-за какого-то, видимо, дефекта поверхности ее отражение перемещалось несколько медленней, чем она сама, и Берк готов был поспорить, что отражение как будто повернулось к нему лицом, хотя сам оригинал шагал, четко глядя перед собой. Но и это не все. В ту самую секунду то, повернутое лицо принадлежало не Эмили Эллинсон – удлиненное и будто тронутое тленом, с черной дырой вместо рта и местами странно обугленное, со следами сажи в мерклых глазницах. Тут миссис Эллинсон вышла вместе с мужем за пределы зеркала, и видение кануло. Берк подшагнул к зеркалу и увидел, что оно мутное и потускнелое, чего, собственно, и следует ожидать от носителя дешевой рекламы. Поверхность зеркала была в щербинках и мутных пятнах, так что у Берка даже собственное лицо пузырилось и мерцало переливами света как в балаганном паноптикуме. Тем не менее внутрь просочился тревожный холодок, и даже вид спокойно сопровождающей мужа миссис Эллисон не успокаивал – прихрамывая на ходу, доктор чуть ли не облокачивался об нее для поддержки.

На улочках Андербери тем утром почти не попадалось мужчин возрастом младше пятидесяти, что едва ли можно назвать необычным. Большинство городков и деревень сильно убыли в плане молодого мужского населения, и нет сомнений, что даже с окончанием затянувшихся военных действий пройдет много, много лет, прежде чем в местах вроде Андербери количественное несоответствие полов как-то уравняется.

Берк возвратился к детектив-сержанту. К остывшим остаткам своего завтрака он больше уже не притрагивался.

– Что-нибудь не так, сэр? – подняв глаза, спросил сквозь еду Стокс, у которого с уходом врача аппетит быстро восстановился.

– Да ничего, просто усталость, – отмахнулся Берк.

Стокс кивнул и макнул в подливу кусочек тоста. Завтраком он остался доволен; может, не так хорош, как домашняя еда, которой его потчует миссис Стокс, но все равно достойно. Милая женушка нередко намекала ему, что инспектору Берку, пожалуй, не мешало бы малость поправиться, только вот Берк никак не принимал приглашений отужинать. Стокс вполне себе понимал, что под деликатным «поправиться» его женушка имела в виду, что инспектору надо бы жениться, чтобы он мог как следует обосноваться за столом, обильно уставленным готовкой своей жены; но у инспектора на женщин, похоже, времени особо не было. Он жил один со своими книгами и своей кошкой, и хотя в своих отношениях с дамами был неизменно куртуазен (даже с теми из них, кому подобает зваться «ночными бабочками»), все равно в компании с ними держал легкую, слегка натянутую дистанцию. Стоксу, который одинаково легко вписывался в компанию обоих полов, такое существование казалось немилосердно одиноким, однако работа в полиции научила его пониманию различий между людьми, вкупе со сложностями, лежащими даже за самым, казалось бы, беспечно-великосветским бытием. К инспектору Стокс испытывал доподлинное уважение и чуть ли не любовную приязнь. Полицейский из него просто замечательный. Стокс гордился служить бок о бок с ним, ну а его частная жизнь – дело сугубо его и никого больше.

Берк встал и потянулся за своим пальто, висящим на стенном крючке.

– Надо бы немного подышать, – сказал он. – Поглядеть, где окончил свою жизнь Мэл Треворс.

Берк со Стоксом стояли с одной стороны столба, констебль Уотерс с другой. На дереве еще виднелись следы крови жертвы, а на колючках проволоки, помечающей границу участка, где они стояли, вяло колыхались на ветру лоскутки пиджачного рукава. За проволокой шло голое поле, утыкаясь в отдалении на невысокую стену вокруг церкви и деревенского кладбища.

– Вот здесь, возле столба, его и нашли, – указал Уотерс. – Рукава вон на проволоке болтались. Так и пропал бедолага.

– Кто его нашел? – осведомился Стокс.

– Фред Пакстон. Он помнит, что Треворс вышел из паба в начале одиннадцатого, ну и он через часок пошел следом.

– Он прикасался к телу?

– Да зачем. Оно уже по одному виду было понятно, что человек отошел.

– С Пакстоном надо будет поговорить.

Уотерс гордо подтянулся.

– Я знал, что вы примерно так скажете. Они с женой живут меньше чем в полумиле вверх по дороге. Вот я и сказал им, чтобы они с утра ожидали нас.

Берк отходил бы Уотерса вместо ремня вот этой самой проволокой, не догадайся он так сделать, детектив-сержант решил того похвалить.

– Молодец констебль, – приглушенно буркнул он, и Уотерс остался доволен.

– Участок осматривали? – спросил Берк.

– Точно так.

Берк молча ждал.

На момент нападения Треворс шел через поле. Ночь была холодной. Температура и сейчас особо не поднялась; даже, кажется, наоборот, опустилась. Берк поглядел на цепочку уходящих к дороге следов, своих и его спутников.

– Ну и?

– Следы были только от двоих, от Мэла Треворса и Фреда Пакстона. Людей я, когда увидел содеянное, старался удерживать от тела подальше. Чтобы не натоптали, сами понимаете.

– А не могло нападение произойти на дороге? – высказал предположение Стокс. – А он затем попытался убежать через поля. Ну а когда силы покинули, повис на этом заборе.

– Не думаю, – возразил Уотерс. – Между дорогой и забором крови не было. Я проверял.

Берк опустился на колено и изучил землю у основания столба. На блеклых травинках здесь все еще виднелась засохшая кровь, и ее было немало. Если прав Уотерс (сметке этого деревенского стража порядка, хочешь не хочешь, надо отдать должное), то нападение на Треворса произошло именно здесь; здесь же он и отошел.

– И все-таки мы чего-то недосчитываемся, – сказал он наконец. – Уж извините, констебль, но тот, кто убил Треворса, не взялся вот так из воздуха. Нам надо внимательно, дюйм за дюймом, обследовать землю по обе стороны забора. Должен обнаружиться какой ни на есть след.

Уотерс кивнул в знак согласия, и они втроем разошлись от столба: Берк в сторону кладбища, Стокс к дороге, а Уотерс в сторону отдаленного коттеджа, где, по его словам, обитают Пакстоны. Так они бродили с час, пока холод не начал сковывать руки и ноги, но так ничего и не отыскали. Впечатление складывалось такое, будто нападение на Мэла Треворса, в совершенно буквальном смысле, произошло из ниоткуда.

Берк закончил обход своего участка и сейчас сидел на низкой кладбищенской ограде, глядя, как его сотоварищи лунатиками бродят по полю – Стокс чуть согнувшись, руки в карманах; Уотерс не так напряженно, но вполне добросовестно. В глубине души Берк понимал, что усилия эти тщетны, хотя и необходимы. На проведение углубленных поисков нужно больше людей, а где их взять. А если б они и были, то результаты все равно сомнительны. И кстати: как такой хряк, как Треворс, поддался этому над собой зверству без видимых признаков борьбы? Берк вынул из кармана носовой платок и отер лицо. Он был в поту, лоб горел; неужто разболелся? Хотя, наверное, причина в самом этом месте: оно словно высасывает энергию. Взять хотя бы доктора Эллинсона, плетущегося по главной улице опершись на жену, или изначальную апатию констебля Уотерса, вроде как сошедшую с прибытием новой крови в виде двух полицейских из Лондона. Андербери – деревня, лишенная основного мужского населения, которое сейчас воюет и гибнет на полях сражений. Те, кто остался, должно быть, сознают свою телесную ущербность, непригодность для боев и принесения себя в жертву; этот дух витает над ними всеми как зловоние. Теперь его начинал ощущать и Берк. Задержись он здесь надолго, то, возможно, он в итоге уподобится Эллинсону, валящемуся с ног через несколько часов работы. Он, кажется, сказал, что лег спать во втором часу? Это примерно шесть часов полноценного сна. А за завтраком вид у него был такой, будто он не смыкал глаз несколько месяцев кряду.

Берк со вздохом соскользнул со своей опоры, чтобы направиться к коллегам. И тут его нога наткнулась на камень. Он отступил на шаг, опустился на колено и провел кончиками пальцев по земле. На ней лежала каменная плита, почти полностью скрытая длинной спутанной травой. Под рукой растительность оказалась неожиданно податливой – рвалась легко и с корнем, как будто специально насаженная лишь для того, чтобы скрыть камень. Надписи на плите не было, что уже кое-что значило. Погост был старым, а в старину, как известно, тела самоубийц, некрещеных детей и казненных предавали земле только за чертой кладбища. Причем такие могилы были, как правило, безымянны.

Сейчас, под таким низким углом, по соседству проглядывали еще две плиты, примерно такие же. При их изучении Берк обнаружил, что одна из них недавно проломлена. Кто-то с помощью молотка и резца расколол плиту на несколько кусков, оставив посередине дыру величиной с кулак. Подавшись вперед, Берк сунул в нее два пальца, рассчитывая, что они коснутся земли внизу. Но нет: там была пустота. Берк повторил эксперимент, на этот раз привязав карандаш к куску мерной бечевки (лежали в кармане), но и сейчас чувствовалось, что карандаш завис под камнем в воздухе.

Любопытно. Встав на ноги, он увидел, что Стокс с Уотерсом смотрят на него с дороги. Больше возле кладбищенской ограды вызнавать было нечего, и Берк присоединился к коллегам, без спора встретив предложение Уотерса зайти теперь на разговор к Пакстонам, а возможно, и разжиться у них чаем.

– Кстати, а что за человек был тот Треворс? – спросил Берк у констебля, когда они держали путь вдоль дороги.

Тот в ответ со вздохом кашлянул.

– Я к нему, честно сказать, симпатий не испытывал. Проще говоря, скверный был человек. Сидел на севере за избиение, а как выпустили, вернулся сюда и жил у старика отца, пока тот не помер. Когда отца не стало, стал жить один на той ферме.

– А мать?

– Мать умерла, когда Мэл был еще мальчишкой. Муж ее иной раз поколачивал, но та помалкивала. Констебль Стюарт, мой предшественник, пробовал разговаривать и с ней, и с ее муженьком, да все без толку. Видно, и Мэл перенял отцовы дурные привычки. Сел-то он за избиение, уж вы меня простите, продажной девки в Манчестере. Чуть ее не убил, как мне рассказывали. А как вернулся сюда, то стал бить клинья к одной женщине, Элси Уорден, но та скоро дала ему от ворот поворот, все за те же прегрешения. Взялся, видно, за старое.

С неделю назад был случай: явился он ночью к ее дому и потребовал, чтобы она вышла на разговор. Но вместо нее вышел ее отец с младшими братьями и отправил его восвояси. До этого они уже разок давали ему отведать его же лекарства, так что больше он его не хотел.

Берк со Стоксом переглянулись.

– А не могли это проделать Уордены?

– Они с уходом Треворса все сидели в пабе, даже когда Фред Пакстон прибежал назад с вестями, что произошло. Так и не выходили. Элси, и та была с ними. Так что они в этом деле чистые.

Порывшись в кармане, Уотерс вытащил оттуда сложенный листок бумаги и протянул Берку:

– Вот. Я тут подумал, вам может понадобиться. Это список всех, кто был той ночью в пабе. Звездочками помечены те, кто там был в промежутке между тем, как ушел Треворс и возвратился Пакстон.

Берк взял листок и прочел. Одно из имен привлекло его внимание.

– Миссис Эллинсон тоже была там?

– Ну да, с мужем. Субботний вечер в деревне заметное событие. В паб при гостинице рано или поздно стекаются считай что все.

Имя Эмили Эллинсон было помечено звездочкой.

– Она тоже никуда не выходила, – сказал констебль так тихо, что его никто не расслышал.

Пакстоны, молодая бездетная пара, в деревне жили сравнительно недавно. Фред родился милях в двадцати западнее Андербери, и после периода городской жизни решил, что пришла пора возвратиться с женой к сельской жизни. Земля в Андербери обошлась им сравнительно недорого, а теперь они выращивали скот и надеялись на добрый урожай овощей, который можно будет продать в будущем году. Гостей-детективов они угостили сандвичами с сыром и выставили на стол чайник такой, что хватит на целую артель работников.

– Стало быть, иду я, иду, мыслями уже дома, и тут случайно глянул направо, – рассказывал Фред Пакстон.

Белок левого глаза у него был желтоват, с красноватой сеточкой прожилок. Берку отчего-то вспомнилась картина из детства: поездка к дяде на ферму в предместье, где отец пил парное молоко из-под коровы, а он, тогда еще мальчик, различил в бежеватой жидкости кровь.

– И вот гляжу, какой-то силуэт раскинут по забору, – продолжал Пакстон. – Как будто бы чучело, но здесь-то оно откуда? Я перелез через воротца и подошел глянуть поближе. Столько крови я еще не видел. Под ногами аж хлюпало. Мне кажется, Мэл умер буквально за пару минут до того, как я его нашел.

– Почему вы так думаете? – спросил Стокс.

– У него от внутренностей шел пар, – бесхитростно ответил Пакстон.

– И каковы были ваши дальнейшие действия? – задал вопрос Берк.

– Я бегом обратно в деревню. Забежал в паб и сказал Кену, бармену, чтобы послал туда констебля. Народ как заслышал, так тоже засуетился, чтобы поглядеть на тело своими глазами, но и констебль тоже вместе со всеми пошел.

– А вы, я понимаю, вернулись со всеми вторично? – спросил Стокс.

– Ну да. Когда там все закончилось, я вернулся домой к жене и рассказал ей, что произошло.

Берк перевел внимание на сидящую слева от него молодую женщину. Со времени их прибытия миссис Пакстон не произнесла и пяти слов. Стройная, темноволосая, с большими голубыми глазами. Пожалуй, ее можно было назвать красивой.

– Миссис Пакстон, есть ли что-нибудь такое, что вы могли бы приобщить к рассказу вашего мужа? – спросил он ее. – Может, вы видели или слышали в ту ночь нечто, могущее оказаться нам полезным?

Голос женщины был так тих, что, для того чтобы ее слышать, приходилось подаваться вперед.

– Когда Фред пришел, я уже лежала в постели, – ответила она. – И когда он рассказал о Мэле Треворсе, у меня внутри что-то перевернулось. Это так ужасно.

Извинившись, она поднялась из-за стола. Берк провожал ее взглядом, и лишь спохватившись, вернулся вниманием к окружающим.

– Вы помните, как люди в пабе отреагировали на известие, которое вы им принесли? – спросил он Пакстона.

– Оно их, наверно, потрясло, – сказал он.

– А Элси Уорден тоже была потрясена?

– Ну да. Позже, когда она о том узнала, – сказал Пакстон.

– Что значит «позже»?

– Доктор Эллинсон сказал, что незадолго до моего возврата Элси сделалось плохо. И его жена обихаживала ее на кухне старика Кена.

Берк попросился в туалет, чтобы в сравнительно приватной обстановке поразмыслить над тем, что удалось узнать. Фред Пакстон сказал, что удобства находятся во дворе, и вызвался проводить, но Берк заверил, что найдет дорогу сам. Пройдя через кухню, на заднем дворе он отыскал нужник и, облегчаясь в нем, предался раздумью. На обратном пути в окне кухни он увидел миссис Пакстон. Она была обнажена до пояса и обтиралась из рукомойника тряпицей. При виде гостя она замерла, а затем неспешно опустила правую руку, открывая взору свои груди. Тело ее было сахарно-белым. Берк все стоял, ошеломленно озирая ее; спустя секунду-другую она медленно отвернулась, туманя своей белизной оконное стекло, и плавно исчезла из виду. Берк обогнул дом сбоку и в гостиную возвратился через переднюю дверь. Уотерс и Стокс уже успели выйти на крыльцо, и теперь мужчины все вчетвером направились к выходу со двора. Пакстон беседовал с констеблем о каких-то местных делах; Стокс, опережая остальных, брал курс на дорогу вдохнуть воздуха. Неожиданно возле себя Берк увидел миссис Пакстон.

– Прошу прощения, – сказал он, – я не хотел вас смутить.

Ее щеки тронул румянец, а Берк ощутил, что единственно, кто испытывает здесь смущение, так это он сам.

– То была не ваша вина, – сказала она.

– У меня к вам еще всего один вопрос, – сказал ей Берк.

Она выжидательно молчала.

– Вам нравился Мэл Треворс как человек?

Ответ последовал не сразу.

– Нет, сэр, – ответила она в конце концов. – Я его недолюбливала.

– Могу я спросить почему?

– Он был мужлан и грубиян; к тому же я видела, как он поглядывает на меня. Наши участки граничат меж собой, и я никогда не рисковала находиться в поле одна, если он был где-то невдалеке.

– Вы делились этим со своим мужем?

– Нет, но он вполне догадывался о моих чувствах.

Внезапно она осеклась, поняв, что может каким-то образом поставить под подозрение своего Фреда. Берк ее ободрил:

– Все в порядке, миссис Пакстон. Ни вы, ни ваш муж в этом деле не подозреваетесь.

Тем не менее чувствовалось, что ледок подозрения в ней не растаял.

– Вы лукавите.

– Послушайте. Тот, кто убил Мэла Треворса, после содеянного должен был быть весь в крови. Сказать это про вашего мужа в ту ночь было довольно сложно, вы не находите?

– Мало ли что, – ответила она уклончиво.

– Я понимаю ваши мысли. И не считаю, что Фред способен на убийство кого бы то ни было, пусть даже Мэла Треворса. Он добросердечный человек. – Берк помолчал, а потом добавил: – Однако вас смерть Треворса задела, как бы вы к нему ни относились.

Снова пауза. Краем глаза Берк подмечал, как Фред Пакстон, отделавшись наконец от Уотерса, набирая ход, близится на выручку своей жене. Время поджимало.

– Я… желала ему смерти, – тихо произнесла миссис Пакстон. – За день до того как его не стало, он терся об меня, когда мы вместе с ним оказались в лавке мистера Литтла. Он делал это намеренно, и я чувствовала эту его… штуковину, буквально у себя меж бедер. Как он в меня тыкался, этот хряк. Я уже устала бояться ходить по своим собственным полям. И на мгновение я пожелала ему смерти. А буквально назавтра его не стало. Мне даже невольно подумалось…

– …не могло ли ваше пожелание стать причиной его гибели?

– Да.

Их нагнал Фред Пакстон.

– Все ли в порядке, любовь моя? – осведомился он, покровительственно обнимая жену за плечи.

– Теперь да, – улыбнулась она мужу, глазами выражая не благодарность, а скорее внутреннюю силу.

Брак у них был действительно крепкий, и недюжинная сила крылась в этой симпатичной, хрупкой с виду женщине.

Берка вновь пробрал змеистый холодок.

День быстро шел на убыль, уже сгущались сумерки. Стокс ворчливо заметил, что зима нынче держится крепко как никогда, хотя давно уже прошло зимнее солнцестояние; то ли тут в Андербери солнце выдают по особому указанию? Посещать семейство Уорденов с наступлением сумерек констебль Уотерс не рекомендовал («Народ они взбалмошный, старик в такой час к гостям без ружья и не выходит»), поэтому полисмены возвратились в гостиницу, где Стокс с Берком неприметно устроились в уголке паба и принялись за жаркое. Берк объявил о своем намерении наведаться к доктору Эллинсону, от компании детектив-сержанта вежливо отказавшись. Ему хотелось некоторое время побыть одному; Стокс хотя в целом и умел хранить в присутствии инспектора молчание, но Берк в желании сосредоточиться стороннюю компанию все равно отвергал. У хозяина гостиницы он разжился фонарем и, четко уяснив маршрут движения, пустился в дорогу к дому Эллинсонов, что примерно в миле к северу от деревни. Ночь выдалась беззвездная, и затянутое мглой небо действовало гнетуще. Когда он дошел до дома, все окна в нем были погашены – светилось только то, что под самой крышей. Громко постучав, Берк стал ждать, когда привратник откроет дверь. По истечении нескольких минут послышались легкие шаги, и он удивился, когда ему открыла сама хозяйка дома.

На миссис Эллинсон было неожиданно строгого вида синее платье – длинное, с небольшим жабо под подбородком; пожалуй, не совсем уже модное, но при росте этой женщины и ее тонких чертах сидящее с непередаваемым изяществом. Стоит ли говорить, что шарма добавляли и пронзительно-зеленые глаза миссис Эллинсон, взирающие на гостя с учтивой и слегка насмешливой вопросительностью.

– Инспектор Берк? – спросила она чуть удивленно. – Право, не ожидала. Муж и не говорил мне, что вы придете.

– Извините за вторжение, – с легким наклоном головы сказал Берк. – Я так понимаю, вашего супруга нет дома?

Миссис Эллинсон отошла на пару шагов, приглашая таким образом входить. После едва уловимой паузы Берк принял приглашение и вслед за хозяйкой дома, зажигающей по дороге светильники, прошел в гостиную.

– Мужа, к сожалению, неожиданно вызвали. Что поделать, таковы обязанности сельского врача. Думаю, он не очень надолго. Чаю?

Берк вежливо отказался.

– Я, признаться, ожидал, что мне откроет привратник или кто-нибудь из слуг, – сказал он, в то время как миссис Эллинсон, присев на диван, указала ему жестом на кресло.

– Я ее сегодня на ночь отпустила, – сказала она. – Девушка из местных, звать Элси Уорден. Вы с ней еще не встречались, инспектор?

Берк ответил, что такого удовольствия пока не имел.

– Она вам понравится, – улыбнулась миссис Эллинсон. – Многих из мужчин Элси как будто очаровывает.

И вновь Берк ощутил слегка глумливую веселость, сродни непонятному подтруниванию в свой адрес.

– Я так понимаю, в ночь кончины Мэла Треворса вы находились с ней?

Миссис Эллинсон медленно приподняла левую бровь, сочетая это с призрачной улыбкой левым краем рта, как будто от глаза к челюсти у нее тянулась ниточка, связывая эти движения.

– Я была с моим мужем, инспектор, – уточнила она.

– Проводить субботние вечера в пабе при гостинице для вас обычное дело?

– В вашем голосе читается чуть ли не осуждение, инспектор. А вы полагаете, дамы не должны выходить на публику со своими мужьями? Разве ваша супруга не составляет вам компанию в те или иные вечера?

– Я не женат.

– Ну и зря, – высказала мнение миссис Эллинсон. – Я считаю, что жены чудеснейшим образом воздействуют на своих мужей; укрощают их, если хотите. Хорошая женщина, подобно алхимикам былых времен, способна превращать свинец, коим являются большинство мужчин, в золото.

– Только алхимики в своих усилиях не преуспели, – напомнил Берк. – Свинец у них так и остался свинцом. А как по-вашему, покойного Мэла Треворса можно назвать человеком из свинца?

– Мэл Треворс был куском ржавого железа, – ответила миссис Эллинсон пренебрежительно. – На мой взгляд, теперь, когда он ляжет в землю, ей от него будет больше пользы, чем когда он по ней ходил. Теперь он, по крайней мере, будет служить пищей червям и питать собою растения. Какая-никакая, а подпитка.

На такое проявление чувств Берк предпочел не реагировать.

– У меня впечатление, что мало кто из людей поминает покойного мистера Треворса добрым словом, – сказал он. – Думаю, панегирики о нем на похоронах будут коротки.

– Лаконичность украшает per se, а панегирики ему не по заслугам. У вас есть какие-нибудь гипотезы насчет того, как он мог умереть? В деревне поговаривают о каком-то диком животном, хотя мой муж такую версию поднимает на смех.

– Этот предмет у нас пока еще обсуждается, – уклонился от ответа Берк. – Однако мы отвлеклись от разговора о мисс Элси Уорден. Как я понял, в ночь, когда умер Мэл Треворс, ей стало плохо?

– Скоротечный упадок сил, – не стала отрицать миссис Эллинсон. – Я заботилась о ней как могла.

– Могу я спросить насчет причины?

– Спросите лучше Элси Уорден. Разглашать такие деликатности мне не с руки.

– Я думал, клятвой Гиппократа бывают связаны только доктора.

– У женщин тоже бывают свои обеты, инспектор. Причем я сомневаюсь, что даже Гиппократ мог бы соперничать с ними в стойкости, если б они избрали хранить молчание. Хотя мне, признаться, любопытно, кто вам рассказал про недомогание Элси Уорден.

– К сожалению, сказать этого не могу, – отозвался Берк. – У полицейских, знаете ли, тоже есть свои секреты.

– Ничего, ничего, – успокоила миссис Эллинсон. – Думаю, достаточно скоро я это выясню.

– А я вижу, Элси Уорден относится к вам с большим доверием, при вашем-то скромном стаже проживания в деревне.

Миссис Эллинсон чуть наклонила голову и посмотрела на Берка с обновленным интересом кошки, вдруг обнаружившей, что мышь, с которой она тешится, вдруг делает неожиданный, хотя и обреченный рывок на волю: хвостик надежно прижат кошачьей лапой.

– Элси сильная молодая женщина, – произнесла миссис Эллинсон с толикой осторожности, которой до этого не было. – При том что эта деревня известна своей нетерпимостью к сильным женщинам.

– Боюсь, я не вполне вас понимаю, – сказал Берк.

– Когда-то, много лет назад, здесь вешали ведьм, – сказала миссис Эллинсон. – Три женщины приняли смерть как раз в сердце этой деревни; еще несколько оказались в темнице и зачахли там. Те трое, которых повесили, до сих пор в разговорах зовутся «андерберийскими», а тела их лежат за кладбищенской оградой.

– Три камня, – вспомнил Берк.

– А, так вы их видели?

– Я не знал про них, хотя и заподозрил, что это какие-то надгробья, – сказал Берк. – Даже подивился, что за оградой еще и памятные знаки.

– Те плиты на самом деле не в память об убиенных, – со знающим видом сказала миссис Эллинсон. – На нижней стороне каждой выбит крест; крестами они лежат на земле. Суеверие, ставшее причиной казни тех женщин, преследует их и в земле.

– А откуда вам известно про кресты?

– Местные хроники. В таком уединенном месте каждый вынужден развлекаться на свой лад.

– Однако времена нынче, можно сказать, просвещенные, да и деревня уже не та, что была когда-то.

– Инспектор, вы бы назвали Мэла Треворса просвещенным?

– Я его при жизни не встречал, лишь раз поглядел на его останки. Все, что мне остается, это принимать на веру свидетельства других.

– Извините, инспектор: а почему вы все-таки не женаты? – внезапно спросила миссис Эллинсон. – Почему в вашей жизни нет женщины?

Теперь с осторожностью отвечал уже Берк.

– Видите ли, все мое основное время занимает работа, – начал он, толком даже не зная, зачем он объясняется перед этой особой (может, потому, что так можно подробнее разузнать о ней самой). – Судя по всему, я так и не встретил той женщины, которая бы мне подходила.

Миссис Эллинсон чуть подалась вперед:

– А вот я подозреваю, инспектор, что подходящей женщины для вас просто нет. Я вообще не уверена, что женщины вам нравятся. Нет-нет, не в физическом плане, – быстро добавила она, – здесь аппетиты у вас мало чем отличаются от остальных мужчин. Я о том, что вам скорее всего не нравится их умственный склад. Похоже, вы им не доверяете, а может, и презираете. Они вам непонятны, и это вызывает у вас перед ними страх. Их запросы, их эмоции, работа их тела и ума – все это вам чуждо, и по этой причине вы их боитесь, точно так же как мужчины Андербери страшились женщин, которых они заклеймили «ведьмами» и повесили унылым зимним днем.

– Миссис Эллинсон, женщин я не боюсь, – воскликнул Берк несколько более запальчиво, чем намеревался.

Прежде чем заговорить снова, она улыбнулась, и Берку вспомнилась улыбка на лице миссис Пакстон, когда она сегодня ободряла своего мужа. К дому близились шаги – судя по неровности поступи, возвращался доктор Эллинсон, – но Берк сейчас смотрел только на миссис Эллинсон, погруженный в сквозную глубину ее зеленых глаз.

– В самом деле, инспектор. Не знаю, правда ли это, – сказала она, не обращая внимания на его уязвленность. – Мне вот так не кажется. Совсем не кажется.

В гостиную вошел доктор Эллинсон, и после подобающего промежутка времени его супруга объявила, что уходит к себе.

– С вами, инспектор, мы, скорее всего, увидимся снова, – сказала она перед уходом. – Лично мне бы этого хотелось.

С Эллинсоном Берк провел еще с час; нового для себя он открыл немного, однако приятно было порассуждать с человеком, доподлинно сведущим в вопросах физиологии. Эллинсон предложил подвезти его до деревни, но Берк учтиво отказался, согласившись лишь на стаканчик бренди, чтобы было теплее в дороге.

О выпитом на дорожку он уже вскоре пожалел – да, бренди несомненно согревал, но вместе с тем он туманил голову, а холода для протрезвления было явно недостаточно. Раз или два, до того как выйти на дрогу, Берк запнулся и чуть не упал, так что теперь придерживался середины дороги, опасаясь канав на обочинах. Он шел всего лишь несколько минут, когда в кустах где-то справа обозначилось присутствие. Берк остановился и вслушался, но остановилось, чутко замерев в поросли, и оно. Как и Стокс, Берк был человеком городским до мозга костей и полагал, что в таких местах водится довольно много ночных животных, однако это по ту сторону кустов было весьма крупным. Возможно, барсук или лиса. Держа фонарь над собой, он продолжил движение, и тут что-то вкрадчиво скользнуло ему по пальто. Обернувшись рывком, Берк успел заметить, как что-то черное мелькнуло и скрылось в кустах слева. Дорогу оно пересекло за его спиной, так близко, что на ходу задело и его.

Берк завел руку за спину и провел по пальто. Пальцы оказались вымазаны чем-то темным и слоистым, как куски сожженной бумаги. Он поднес их ближе и изучил в свете фонаря, после чего поднес к носу и осторожно понюхал.

Пальцы действительно пахли горелым, но это была не бумага. Берку вспомнилось происшествие многолетней давности, когда он оказался в доме, охваченном огнем, и пытался извлечь оттуда уцелевших, пока крыша строения не рухнула. Он отыскал там одну только женщину, которая на момент обнаружения сильно обгорела. Снаружи возле дороги она испустила дух, а Берку помнилось, как к его рукам пристали лоскутки ее кожи, и память о том запахе с той поры никогда его не покидала. По этой причине он теперь редко ел свинину: запах жарящейся свиньи очень уж близок к смраду паленой человеческой плоти. И вот сейчас именно этим пахли его пальцы.

Берк как мог стряхнул этот налет с пальто и продолжил путь к деревне, теперь уже быстрее, а там, стуча подошвами, и вовсе перешел на бег, при этом неизбывно сознавая, что его по подлеску что-то преследует. Существо перестало за ним гнаться лишь тогда, когда он достиг пределов деревни. Озирая черноту кустов, Берк тяжело переводил дух. На мгновение ему показалось, что там внутри он сгустком тьмы различает некую фигуру, но едва он ее заметил, как она тут же исчезла. Тем не менее этот силуэт с ним оставался, а ночью он как будто видел его во сне: форму его бедер, всхолмие грудей.

Это была фигура женщины.

Наутро Стокс и Берк в сопровождении Уотерса отправились через деревню к дому, где жила семья Элси Уорден. Берк в дороге молчал. О том, что с ним произошло на обратном пути в деревню, он никому не сказал; при этом спал он плохо, а к подушке пристала вонь паленого мяса. Один раз он проснулся от тихого стука в окно, но, когда приблизился и поглядел наружу, там было безлюдно и тихо; при этом ему показалось, что запах горелых жиров возле подоконника усилился. Ему снилось, что на него смотрит миссис Пакстон с обнаженным бюстом, но во сне вместо ее лица на него смотрело лицо миссис Эллинсон, зелень глаз которой сменилась черной бархатистостью сажи.

Братья Элси Уорден, оба допризывного возраста, находились в поле, а отец уехал по каким-то делам в соседний городок, так что в доме была только Элси с матерью. Приход полисменов застал их на кухне. Полицейским был предложен чай, но те от него отказались.

Сказать по правде, Берк толком и не знал, зачем они сюда явились, кроме того что между Уорденами и покойным Треворсом налицо был факт вражды. Миссис Уорден оказалась хмурой и неразговорчивой, на вопросы отвечала неохотно, а сама то и дело поглядывала в окно на семейные поля, в расчете углядеть, что сыновья после трудов возвращаются домой. Элси Уорден была более общительна, и Берка слегка удивлял уровень самоуверенности, нет-нет, да и проглядывающий в молодой женщине, выросшей, кстати сказать, преимущественно в мужском окружении. Взгляд ее теплился за прищуренными ресницами вкрадчивым огоньком.

– В тот вечер мы все были в пабе, – сказала она Берку. – Я, мама с отцом, братья. Все мы. Тут так заведено. Субботние вечера на особом счету.

– Вы водили знакомство с Мэлом Треворсом?

– Он пытался за мной ухаживать, – ответила она.

Глазами она проверяла Берка на въедливость. Хотя пытать ее с пристрастием тот не собирался. У Элси Уорден были роскошные темные волосы, правильные черты и фигура, от которой сержант Стокс изо всех сил предпочитал отводить глаза.

– И как вы отвечали на его ухаживания?

Элси Уорден чуть жеманно надула губы.

– А вы что имеете в виду? – спросила она.

Берк почувствовал, что краснеет. На Стокса вдруг нашел кашель.

– Я имею в виду… – начал Берк, думая, что же он в самом деле имел, но тут на выручку подоспел Стокс:

– Инспектор, мисс, имеет в виду, нравился ли вам Мэл Треворс или он, так сказать, лез не на тот забор?

– А-а-а, – протянула Элси, как будто суть вопроса стала ей ясна только сейчас. – Ну, поначалу был вроде ничего.

– За ней вечно увиваются всякие негодяи, – впервые за все время высказала мысль ее мать. При этом она смотрела себе под ноги, а не на дочь. Впечатление было такое, что пожилая женщина ее побаивается. Элси Уорден словно лучилась жизнью и энергией; у этой молодой женщины явно была способность вызывать сильные чувства у мужчин – некое очарование, особенно очевидное на контрасте рядом с изношенной жизнью матерью на угрюмой кухне.

– Мэл Треворс в самом деле был, так сказать, негодяем? – спросил Берк.

Элси попыталась вновь напустить на себя жеманный вид, но на этот раз не столь удачно.

– Я думаю, вам самим известно, кем был Мэл Треворс, – ответила она.

– Он вам досаждал?

– Пытался.

– И что из этого вышло?

– Я его ударила и убежала.

– А затем?

– А затем он ко мне заявился.

– И ему же намяли бока, – сказал Берк.

– Я об этом не знаю, – с дерзкой ноткой ответила она.

Берк кивнул. Из кармана он вынул блокнот и полистал его страницы, хотя для упорядочения мыслей в том не было никакой нужды. Интересное наблюдение: иногда одной сверки с записями бывает достаточно, чтобы человек на дознании вел себя с полицией покладистей. Краем глаза Берк отрадно подметил, что Элси слегка вытянула шею, словно в усилии разобрать, что там написано.

– Мне говорили, что в ночь убийства Мэла Треворса вам сделалось плохо, – сказал он.

Элси Уорден чуть заметно напряглась – реакция неявная, но достаточная. Он ждал ответа, чувствуя, как она напряженно перебирает возможные варианты, которые можно дать. В ней что-то шевельнулось, и обаяние будто ушло вниз, в щели меж половиц, сменившись холодно сдерживаемой яростью.

– Да, это так, – сдавленно произнесла она.

– До или после того, как вы услышали насчет Мэла Треворса?

– До.

– Могу я спросить, что стало причиной вашего недомогания?

– Можете, – ответила она. – Если не боитесь оконфузиться.

– Конфузиться мне не с руки, – сказал Берк.

– Ко мне наведались мои ежемесячные гости. Ну что, теперь довольны?

Берк ничем не выдал своей реакции. Андербери давала ему хорошую возможность проверить, сколько смущения он может вынести, не показав его.

– А миссис Эллинсон вам, получается, помогала?

– Представьте себе. А потом отвезла меня домой и за мной ухаживала.

– Видимо, дело было нешуточное, если вам потребовался ее уход.

Чувствовалось, как у Стокса пресеклось дыхание, и даже Уотерс счел нужным вмешаться.

– Гм… Сэр, вы не находите, что это немного чересчур? – подал он голос.

Берк вместо ответа валко встал.

– Пока…

Внезапно его качнуло, как от приступа слабости. Он сделал шаг, задев Элси Уорден, и успел ухватиться за угол каминной полки.

– Что с вами, сэр? – вскинулся Стокс.

Берк вяло отмахнулся.

– Да все в порядке, – откликнулся он. – Просто в голову вступило.

Элси Уорден сейчас стояла к нему спиной.

– Прошу прощения, мисс, – сказал он. – Надеюсь, я вас не больно задел?

Та тряхнула головой и повернулась к нему лицом. Берку показалось, что она стала несколько бледнее; руки у нее сейчас были сложены на груди.

– Нет, – ответила она, – не задели.

С минуту Берк стоял, восстанавливая дыхание, после чего поблагодарил женщин и направился к выходу. Миссис Уорден проводила их до двери.

– Грубый вы человек, – сказала она Берку. – Ох, если мой муж прознает…

– Насчет этого я не сомневаюсь, – ответил он. – Я бы на вашем месте присмотрел за вашей дочерью. Мне кажется, ей нехорошо.

На обратном пути в деревню он ничего не сказал ни Стоксу, ни раздосадованному Уотерсу. Он в это время размышлял об Элси Уорден. О том, как в момент их соприкосновения в ее глазах мелькнула тень страдания.

И о темных крапинках крови у нее на кофте – хорошо, но не вполне сокрытых сложенными на груди руками.

Мэла Треворса хоронили назавтра, в церковном дворе. Похороны, несмотря на неважнецкое отношение к Треворсу при жизни, собрали достаточно много народа. Для таких деревень, как Андербери, погребение имеет бо́льшую общественную значимость, чем просто предание земле, – для селян это дополнительный повод сойтись, обменяться сведениями, а заодно и посудачить. Оглядывая круг собравшихся, Берк различал знакомые лица тех, с кем уже успел повстречаться за свое недолгое пребывание в деревне. Здесь были Уордены, свою неприязнь к Берку выражающие лишь потаенно сумрачными взглядами, но не откровенными действиями. Были здесь и Эллинсоны, и Пакстоны. По завершении церемонии Берк заметил, как Эмили Эллинсон отошла от своего супруга, который в это время направился к Берку со Стоксом. Миссис Эллинсон приблизилась к ограде кладбища и с легким прищуром поглядела через поле в сторону того места, где расстался с жизнью Мэл Треворс. Проходя, она обменялась несколькими фразами с Элси Уорден, и они обе мимолетно поглядели в сторону Берка, после чего о чем-то рассмеялись и разошлись. Миссис Пакстон, судя по всему, держала с ними дистанцию, однако Эмили Эллинсон перехватила ее в сторонке и положила ладонь ей на руку жестом одновременно интимным и несколько угрожающим: эффектный прием, посредством которого высокая, элегантная миссис Эллинсон пригвоздила свою визави к месту и, надвинувшись, что-то пошептала ей сверху вниз.

Это не укрылось от Стокса.

– Это что у них там такое, сэр? – спросил он вполголоса.

– Видимо, небольшое дружеское приветствие?

– Лично мне оно дружеским что-то не кажется.

– Честно признаться, мне тоже. Возможно, с миссис Пакстон нам придется еще поговорить.

Тем временем Эллинсон был уже на подходе к ним.

– Ну, как там у нас ход следствия? – поинтересовался он.

– Медленно, но верно, – ответил Берк, отчего-то чувствуя в себе укол вины за то, что в сновидении видел образ жены доктора.

– Я слышал, вы разворошили гнездо Уорденов.

– Они рассказывали о нашем визите?

– Их мать только о том и злопыхает. Ей отчего-то втемяшилось, что вы грубиян. И не просто грубиян, а тот, которому надо преподать урок.

– На роль учителей уже есть претенденты?

– Да в них, собственно, нехватки и нет. Семья у Уорденов большая, с большим числом родственников, да еще и состоящая в основном из мужчин. На вашем месте, инспектор, я бы присматривал за своей спиной.

– На это у меня есть сержант Стокс, – усмехнулся Берк. – Это высвобождает меня для того, чтобы смотреть за другими людьми.

Усмехнулся и Эллинсон.

– Вот и славно. Я лишь надеюсь, что вам не придется вызывать меня для выполнения моих, так сказать, профессиональных обязанностей.

– Я тоже на это надеюсь, – сказал Берк. – А скажите мне, доктор, ваша супруга сведуща в медицине?

– Вообще это можно сказать о многих женах врачей. Миссис Эллинсон училась на акушерку, а сейчас ее познания в медицине гораздо шире. Практикующим врачом ее, понятно, не назовешь, но что делать в случае припадков, она вполне знает.

– Получается, женщинам Андербери повезло, что у них есть она, – сказал Берк. – Очень повезло.

Остаток дня мало что добавил к сумме сведений, собранных двумя полицейскими. При содействии констебля Уотерса они завершили опрос всех тех, кто находился в гостинице в ночь гибели Мэла Треворса, и провели разговоры со многими, кто там не присутствовал. Хорошего о покойном говорилось мало, однако в привязке к той ночи ни одного из опрошенных заподозрить не удалось, так что к наступлению вечера естественная молчаливость Берка сменилась замкнутостью. Сухо пожелав Уотерсу доброй ночи, он на какое-то время задержался обменяться парой-тройкой слов с детектив-сержантом, после чего поднялся к себе в комнату, где весь вечер хмуро просидел на кровати, поднявшись лишь затем, чтобы забрать принесенный к двери ужин.

Спустя какое-то время его, должно быть, сморил сон: когда он открыл глаза, в комнате было заметно темнее, чем раньше, а гостиница затихла. Берк даже не понял, что заставило его проснуться, пока откуда-то из-под окна до его слуха не донеслись приглушенные голоса. Берк встал с кровати и приблизился к окну, по возможности скрываясь в полосах тени. Внизу во дворе стояли две женщины, и в мутноватом свете, исходящем от гостиницы, он постепенно различил лица Эмили Эллинсон и миссис Пакстон. Судя по всему, они спорили: миссис Эллинсон назидательно воздевала палец в воздух, а миссис Пакстон – ниже ростом и темноволосая – ей внимала; слов было не разобрать. Неожиданно миссис Эллинсон развернулась и пошагала прочь. Через несколько секунд за ней тронулась миссис Пакстон, но Берк в этот момент уже спускался на нижний этаж.

Он вышел из гостиницы, бесшумно скользнул через двор и оказался на некотором расстоянии позади двух женщин, скорым шагом идущих по дороге из деревни. Они направлялись к дому Пакстонов, но как только миссис Пакстон поравнялась с миссис Эллинсон, они сошли с дороги и двинулись через молчаливый простор полей. Похоже, женщины направлялись к месту, где погиб Мэл Треворс; вот на глазах у Берка они дошли до укромной калитки в изгороди, открыли ее и пошли к стене церковного двора. Берк старался держаться как можно незаметней, и это у него получалось, учитывая, что луну застили облака. Он был уже у калитки, когда женщины остановились и обернулись к нему.

– Добро пожаловать, инспектор, – сказала миссис Эллинсон.

В ее голосе не было ни толики удивления. Более того, он звучал довольно, в нем слышалось удовлетворение от того, что Берк прочно попал в расставленную ловушку. Миссис Пакстон не сказала ничего; голова ее была опущена, она избегала даже глядеть в его сторону.

Где-то сзади послышались мягкие шаги. Берк вполоборота обернулся – оттуда неторопливо, касаясь на ходу кончиков высокой травы, подступала Элси Уорден. Футах в двадцати от Берка она остановилась. Миссис Пакстон, в свою очередь, отодвинулась от миссис Эллинсон, так что инспектор оказался по центру своеобразного треугольника из женщин.

– Значит, так вы расправились с Мэлом Треворсом? – поинтересовался он.

– Мэла Треворса мы пальцем не трогали, – ответила миссис Эллинсон.

– Не пришлось, знаете ли, – добавила Элси.

Берк стоял так, чтобы удерживать в поле зрения хотя бы двоих женщин в расчете, что, если третья вздумает напасть, он успеет как-то отреагировать.

– Мисс Уорден, мне верно показалось, что у вас на груди были раны? – спросил Берк.

– Они у меня еще и на макушке, – ответила та. – Он ведь отбивался. Всегда был скор на руку, этот Мэл.

– То есть вы на него напали?

– В некотором роде, – произнес голос миссис Эллинсон.

– Боюсь, я не понял.

– Ничего, – утешила миссис Эллинсон. – Скоро поймете.

Берк почувствовал, как земля у него под ногами чуть колыхнулась. Он машинально отпрыгнул в страхе, что провалится куда-нибудь в тартарары. Над кладбищенской оградой на целый фут рванули осколки камня, оставив на своем месте зияющие дыры. Что-то призрачно взвыло, словно мчащийся по туннелю ветер, и тут по лицу Берка словно хватила когтистая лапа, отчего по щеке протянулись параллельные царапины. Он шатнулся назад, вскинув для защиты руки, и в эту секунду увидел, как какие-то незримые когти продрали ему спереди пальто. В ноздри шибанул гнилостный дух, и в воздухе возникло какое-то движение – примерно так летом от прогретой земли восходит зной. Только сейчас была зима, а не лето. Медленно, туманно перед глазами вырисовывался силуэт – явно женский, с бюстом и широкими бедрами.

Берк не задумываясь нанес по этой фигуре резкий удар, отчего беспрепятственно пронзил ее кулаком насквозь; при этом он успел заметить, как дернулась назад голова Эмили Эллинсон. Из носа у нее брызнула кровь. Он хотел ударить снова, но в этот момент на него накинулись сзади. Что-то дерануло по скальпу, и шею обдало мокрым теплом. Попытка встать закончилась тем, что правую руку ему отогнуло от корпуса и дернуло в воздух. Три пальца пронзило резкой болью, как будто в костяшки пальцев впились чьи-то зубья. Берк заметил, как у ограды ощерила зубы Элси Уорден.

Она свирепо тряхнула головой, отчего боль несносно усилилась, и пальцы отделились у Берка от ладони. Веки смыкались сами собой. Он приготовился умереть. И тут откуда-то из темноты знакомый голос произнес:

– Хватит уже.

Кровь текла из ран, веки были невыносимо тяжелы, но Берк все же заставил себя их разлепить. У кладбищенской ограды стоял сержант Стокс с дробовиком в руках. Гляди-ка, явился не запылился.

В воздухе возникли очертания, быстро направляясь в сторону Стокса. И опять они напоминали женские формы – тело без изъянов, длинные волосы влачатся следом, а само оно ползло по земле, собираясь наброситься на Стокса. Берк хотел предостеречь своего верного сержанта, но слова наружу не вышли. Вместо этого его самого схватили за волосы, и у себя на шее он ощутил зубы.

Стокс разглядел очертания за секунду до того, как они совершили бросок. Он инстинктивно крутанулся на месте и выстрелил.

Какое-то мгновение ничего не происходило, но тут рот у Эмили Эллинсон раскрылся, и из него фонтаном брызнуло красное. Женщина качнулась на ногах, и перед ее зеленого платья потемнел от крови. Послышался вопль, исходящий будто из-под земли, и ему душераздирающим эхом вторила Элси Уорден. Волосы Берку отпустило, а самого вдавило в грязь: его как опору для толчка использовала незримая сущность. Вытянув левую руку, он нащупал на земле камень и из последних сил, поднявшись, метнул его туда, где различалось мутноватое мерцание, формой напоминающее голову. Камень попал в цель, и мерцание прекратилось.

Одновременно с этим у Элси Уорден треснул затылок. Закатив побелевшие глаза, она рухнула замертво.

Стокс сейчас спешил на выручку, на ходу перезаряжая дробовик. При этом он смотрел на миссис Пакстон, которая пятилась от полицейских с лицом, напоминающим маску ужаса и отвращения. Повернувшись, она бегом устремилась через поле к домику, в котором жила со своим мужем. Стокс вслед ей орал команды, веля остановиться, а иначе, мол, будет выстрел.

– Пускай уходит, – безжизненно промолвил Берк. – Мы знаем, где ее искать.

И упал без сознания.

Настало лето, и городские улицы окрасились ярким оперением женщин.

В пабе невдалеке от Паддингтонского вокзала встретились двое мужчин. Здесь было тихо: обеденная публика уже схлынула, а вечерняя еще на скопилась. Один из мужчин был худее и, вероятно, несколько моложе второго; на правой руке у него, несмотря на летнюю теплынь, была перчатка. Его товарищ поставил на стол две кружки пива и сел на место возле стены.

– Как рука, сэр? – спросил Стокс.

– Побаливает, но уже не так, – ответил Берк и, помолчав, сказал: – Вот что интересно. Я чувствую кончики своих пальцев, хотя их там больше нет. Странно, тебе не кажется?

Стокс пожал плечами:

– Сказать по правде, сэр, я уж и не знаю, что в этом мире странно, а что нет.

Он поднял кружку и сделал долгий, степенный глоток.

– Кстати, не называй меня больше «сэром», – попросил Берк.

– Называть вас как-то иначе, сэр, мне кажется неестественным, – с грубоватой ласковостью сказал Стокс. – А вот мне недостает, когда меня не называют «сержант». Иногда я просто-таки требую, чтобы меня так называла моя женушка, но попробуй ее уговори. А ведь порой так хочется, чтобы как в прежние времена.

Помолчали.

– Как там банк? – поинтересовался Стокс.

– Ничего, все гладко. Честно говоря, мне нет до него особого дела, но он как-то занимает мое время. Да и деньги лишними не бывают.

– Оно конечно.

После очередной паузы Стокс с сомнением спросил:

– Вы думаете, мы поступили правильно, что никому не рассказали об увиденном?

Они не виделись уже много месяцев, но разговаривать о волнующей обоих теме не стеснялись.

– Да, – кивнул Берк. – Даже если б мы это сделали, нам бы все равно никто не поверил. У миссис Эллинсон под ногтями были моя кожа и кровь, а укусы на моей руке совпали с дентальным рисунком Элси Уорден. Они совершили на меня нападение. Об этом свидетельствуют улики; а кто мы такие, чтобы не считаться с неоспоримыми свидетельствами?

– Надо же, убить женщин, – с горестным ожесточением вздохнул Стокс. – Видимо, у них не оставалось выбора, кроме как направить нас по этому пути.

– Выбора у них действительно не было. – Берк поглядел на своего бывшего сержанта и ободряюще положил ему свою здоровую руку на предплечье. – Только не забывай: женщин ты не убивал. Ты никогда в них не стрелял, а я не занимался рукоприкладством. И пусть твоя совесть будет на этот счет чиста.

Стокс, помедлив, кивнул.

– Я слышал, ту даму, Пакстон, отпустили, – сказал Берк. – Она поддержала нашу версию. Без ее показаний нам бы пришлось туго.

– Все равно как-то… худо получается.

– Она желала человеку смерти. Хотя, возможно, и не хотела, чтобы это желание вот так напрямую воплотилось. К тому же я не верю, чтобы она захотела сыграть роль, навязанную ей ее сообщницами. Она проявила слабость, но вместе с тем не сделала ничего дурного. Во всяком случае такого, что мы могли бы доказать.

Стокс сделал еще один крупный глоток.

– А тот бедолага Эллинсон.

– Да, – солидарно кивнул Берк, – бедняга Эллинсон.

Через пару недель после того происшествия в Андербери доктор наложил на себя руки. При этом он не высказал ни слова обвинения в адрес Стокса или Берка за ту участь, что постигла его жену.

Берк днями напролет размышлял о событиях той ночи, и так и эдак тасуя домыслы и факты, но так и не мог сложить их в одну стройную связную теорию, которая удовлетворяла бы его самого. Деревня, лишенная мужчин; прибытие извне сильной женщины в лице миссис Эллинсон; угроза, висевшая над Элси Уорден и, вероятно, над миссис Пакстон со стороны Мэла Треворса; реакция на эту угрозу, приведшая к смерти Треворса и последовавшему нападению на Берка со Стоксом. Присвоить этому отклику какое-либо наименование Берк никак не мог или не хотел. Теперь он знал больше и об Андерберийских ведьмах, и об их предводительнице Эллен Друри, заживо сгоревшей перед своим повешением. Одержимость дьяволом, как все это по следам событий назвал Стокс, была лишь одним из вариантов, причем, по мнению Берка, не вполне уместным. Для него это было чем-то бо́льшим. Почему-то ему жадно верилось, что все это исходило как бы из самих женщин, а не было порождено какой-то абстрактной внешней силой, – но, опять-таки, он не был столь уж глубоким специалистом в понимании прекрасного пола.

Они допили пиво, а потом расстались на улице с невнятным обещанием свидеться снова, хотя оба понимали, что этого не произойдет. Берк пошел в направлении Гайд-парка, а Стокс остановился у цветочной лавки купить своей жене букетик гвоздик. Ни один из них не заметил миниатюрной темноволосой женщины, стоящей в тени проулка и пристально за ними наблюдающей. Воздух вокруг нее волнисто переливался, словно искаженный летним зноем, а прохожие, если б проходили мимо, уловили бы слабый запах горелой плоти.

Миссис Пакстон определилась с выбором и медленно тронулась за Берком в сторону парка.