Глава двадцать шестая
Вошел Фридрих Нордструм.
Низенький, худенький, моложе Зонтага — лет двадцати, в коричневой рубашке, коричневом галстуке и коричневых брюках — в форме «штурмовиков» Геринга.
Казалось, он был исполнен желания нам помочь. Но скоро выяснилось, что он на это не способен. Как Зонтаг и все остальные, с кем мы разговаривали по приезде в Германию, он верил или делал вид, будто верит, что покушение на Гитлера организовали коммунисты. Как и все остальные, он понятия не имел, откуда коммунистам стало известно, что восьмого числа Гитлер будет в Тиргартене.
Нордструм сообщил, что не разговаривал со своей сестрой Гретой со времени похорон их матери в 1921 году. А с Нэнси Грин он вообще никогда не встречался. Да, Гуннар Зонтаг действительно был в Мюнхене в прошлый понедельник. И он видел его лично.
Мы поблагодарили Нордструма и попросили позвать Эмиля Мориса. Когда он закрыл за собой дверь, я обратился к мисс Тернер.
— С чего вы взяли, что Зонтаг убил Грин?
— По-моему, он ее любил.
— И поэтому убил?
— Нет. Поэтому он переживает, что убил.
— Но зачем ему было ее убивать?
— Не знаю. Вдруг она узнала что-то такое, чего ей не следовало знать.
— Например?
— Понятия не имею. Но вы же говорили, он ей звонил, когда вернулся в Мюнхен. Может, он случайно проговорился. И снова позвонил ей в воскресенье, за день до ее убийства. Ведь госпожа Шрёдер говорила: он звонит только тогда, когда собирается ее навестить.
— Он же это отрицает.
— Зачем госпоже Шрёдер лгать?
— Все…
Открылась дверь — вошел Эмиль Морис.
Лет двадцати пяти, высокий и сухопарый, он больше походил на испанца, чем на немца. С таким смуглым, худым и красивым лицом и по-кошачьи легкими движениями он вполне мог сойти за дирижера кубинского оркестра. На нем был серый костюм в полоску, и он носил его с достоинством. Я сразу поверил Герингу, который назвал его ловеласом.
Морис поднял стул, изящно перевернул и сел на него верхом, положив руки на спинку. Посмотрел на нас поверх сложенных рук и, слегка склонив голову, по-дружески улыбнулся.
Однако, каким бы дружелюбным он ни казался, проку от него было не больше, чем от Нордструма. Коммунисты пытались убить Гитлера. Нет, доказательств у него нет. Нет, он не знает, откуда они могли узнать о предстоящей встрече Гитлера в Тиргартене. Да, точно, в понедельник Гуннар Зонтаг был в Мюнхене.
Я напомнил ему, что в Берлине он соврал сержанту Биберкопфу, когда тот спросил его, где тогда находился Зонтаг.
Морис улыбнулся.
— Верно. — Мисс Тернер переводила. — Но это было делом чести. Гуннар не хотел, чтобы в деле фигурировало имя мисс Грин.
— Откуда мне знать, что сейчас вы говорите правду?
Он поднял брови, состроив нарочито невинную мину.
— Зачем мне лгать? Спросите любого. В понедельник Гуннар был здесь.
— Хорошо, господин Морис. Благодарю. Попросите зайти господина Розенберга.
Когда он закрыл за собой дверь, мисс Тернер сказала:
— Они все лгут.
— Возможно. Но я все никак не пойму, почему вы думаете, будто убийца — Зонтаг?
Мисс Тернер нахмурилась.
— Вообще-то я не уверена. Если он звонил ей в воскресенье, значит, в понедельник собирался с ней встретиться. Потом, он говорит, что не любил ее, хотя на самом деле это, совершенно очевидно, не так. Зачем же говорить «нет»?
— А сами-то вы как думаете, почему он это отрицает?
— Так ему, наверно, легче смириться с тем, что он ее убил.
Открылась дверь, и вошел Альфред Розенберг.
Розенберг отличался от остальных. На нем был синий костюм, коричневый жилет, пурпурного цвета рубашка и красный галстук. Он олицетворял взрыв в отделе мужской одежды.
Чисто внешне Розенберг мог сойти за старшего брата Гуннара Зонтага, только был он пониже ростом и не столь привлекательным. Волосы такого же темно-русого цвета и так же гладко зализаны назад, вот только голова покрупнее и черты лица — нос, лоб, скулы — погрубее, как будто с годами они стали мясистее.
Кивнув мне, Розенберг улыбнулся мисс Тернер. Потом повернул стул обратно, поставил его сиденьем к нам и сел, сложив руки на груди, в точности как Зонтаг. Правую ногу он положил на левое колено, выставив напоказ коричневые туфли и белые носки.
Некоторое время он отвечал на мои вопросы почти так же, как и остальные опрашиваемые. Мисс Тернер переводила за нас обоих. Это сделали коммунисты. Грязные свиньи насажали кругом шпионов, не исключено, даже в партии. Да, конечно, Гуннар Зонтаг был в понедельник в Мюнхене. Они вместе обедали в «Тамбози» на Одеонсплац.
Другие свидетели, отвечая на вопросы, общались в основном со мной и почти не обращали внимания на мисс Тернер. Розенберг же меня практически не замечал и обращался только к мисс Тернер. Время от времени он лукаво ей улыбался, как будто знал о ней что-то такое, чего она сама не знала.
— Что вы ели? — спросил я.
— Макароны, — сообщил он мисс Тернер.
— А Зонтаг?
— Рыбу. Семгу.
И снова — без всяких колебаний. От этой рыбы уже тянуло душком.
А может, все не так. Но даже если Зонтаг и Розенберг встретились и заранее сговорились, они все равно говорили неправду.
Разговор стал более увлекательным, когда я спросил у Розенберга адрес Сары Коэн. Он первый раз взглянул прямо на меня. Своими водянисто-серыми глазами.
— Откуда вы знаете про Коэн? — спросил он.
— Какое это имеет значение? Так как насчет адреса, господин Розенберг?
— Зачем вам?
— Чтобы с ней побеседовать.
— Она ничего не знает.
— И тем не менее я должен с ней поговорить. Гесс вас предупредил — Гитлер хочет, чтобы вы оказывали мне всяческое содействие?
Розенберг слегка усмехнулся, словно признавая мою победу, и продиктовал адрес. Я его записал.
— У нее есть телефон? — спросил я.
Он назвал мне и номер телефона.
— Скажите вот еще что, господин Розенберг, — сказал я. — Вы, кажется, не любите евреев.
Он снова одарил мисс Тернер своей лукавой улыбкой.
— Иногда мне нравится, как эти… твари занимаются любовью.
Я спросил у мисс Тернер:
— Он именно так и сказал?
— Нет, — сухо ответила она. — Он сказал «трахаются». — Она не сводила глаз с Розенберга.
Розенберг тоже смотрел ей прямо в лицо. Снова улыбнулся.
— Они как норки, горячие, страстные. И мне нравится их тело. Густые черные волосы. Толстые груди. И соски. Знаете, у них очень толстые соски. — Он поднял правую руку, сжав все пальцы, кроме указательного. Затем прижал к нему большой палец в районе первой и второй фаланг. — Как кончик моего пальца.
— Этот человек отвратителен.
— Ладно, — сказал я мисс Тернер. — Господин Розенберг, накануне встречи Гитлера вы опубликовали статью, в которой подвергли нападкам генерала фон Зеекта и его жену.
Он перестал улыбаться мисс Тернер и повернулся ко мне.
— У него жена еврейка.
— Но зачем было публиковать статью перед самой встречей Гитлера с ее мужем?
— Это очерк, не статья, и написан он был за неделю до того.
— И у вас не было времени его снять?
— Я же не думал, что он попадется на глаза фон Зеекту. Потом, это не вашего ума дело.
Я кивнул.
— Ладно, господин Розенберг. Благодарю вас.
Он медленно встал. Поправил галстук. Одернул коричневый жилет. Снова улыбнулся, подошел к столу. И на вполне сносном английском обратился к мисс Тернер:
— Воплощение порока, говорите? Знаете, фрейлейн, далеко не все англичанки такого мнения о немецких мужчинах.
Мисс Тернер густо покраснела, но взгляда от него не отвела. Не знаю, отчего она покраснела — от злости, смущения или оттого, что ее обманули.
— Вполне возможно, — сказала она напряженным голосом, — но присутствующая здесь англичанка думает именно так.
Розенберг кивнул. И обратился ко мне:
— Я говорил господину Гитлеру, не надо было привлекать вас к этому делу.
— Что ж, — заметил я, — можете сказать еще раз.
— Я так и сделаю.
— Прекрасно. А пока можете идти.
Розенберг снова повернулся к мисс Тернер. Я встал. Я был на добрых десять сантиметров выше и весил на десять-двенадцать килограммов больше. Я сказал:
— До свидания, господин Розенберг.
Он улыбнулся, смерил меня взглядом с ног до головы, как бы желая показать, что тоже, мол, не лыком шит, хотя сам был меньше ростом и уже собирался ретироваться. Он кивнул мне, затем — мисс Тернер.
— До свидания, фрейлейн.
Повернулся, дошел до двери, вышел и захлопнул ее за собой. Мисс Тернер обратилась ко мне:
— Простите, — сказала она. — Я вела себя совершенно непрофессионально.
— Когда? — поинтересовался я. — Когда обозвали его живым воплощением порока или когда потом сказали, что и в самом деле так думаете?
Она грустно улыбнулась.
— Вообще-то, и тогда, и потом. Ужасно жалко.
— Не берите в голову. Он и в самом деле порочен. Идемте.
До гостиницы мы добрались около половины пятого. И когда вошли в вестибюль, консьерж помахал нам рукой. Мы с мисс Тернер подошли.
Господин Браун был высокий дородный мужчина лет пятидесяти, в сером костюме. С сильным акцентом он сказал по-английски:
— Господин Бомон. Вы меня предупреждать, если кто-то вас просить. Или мисс Тернер. Дежурный говорить… а, фот он есть, этот господин.
Я оглянулся.
В черной тройке из тонкой шерсти Эрик фон Динезен выглядел высоким и элегантным. Он протянул мне руку и сказал:
— Господин Бомон, очень рад снова вас видеть. Не менее счастлив встретиться и с вами, Джейн.
* * *
Гостиница «Байеришер Хоф»
Суббота, вечер
19 мая
Дорогая Евангелина!
Эрика даже не арестовали! Он здесь, в Мюнхене! И не только в Мюнхене, а прямо в нашей гостинице, внизу. Он ждет меня в баре. Мы с ним собираемся где-нибудь поужинать.
Подробности сообщу позже — расскажу обо всем.
А еще я должна признаться, что совершила серьезную промашку. Когда мы гостили у Вагнеров, я кое-что узнала, но тогда мне это показалось пустяком. Может, это и в самом деле пустяк, но я все же обязана все рассказать господину Бомону.
Подробности потом.
С любовью,
Джейн
